• Уважаемый посетитель!!!
    Если Вы уже являетесь зарегистрированным участником проекта "миХей.ру - дискусcионный клуб",
    пожалуйста, восстановите свой пароль самостоятельно, либо свяжитесь с администратором через Телеграм.

Пара стихотворений

Опрос Опрос Заценка

  • Хорошо

    Голосов: 0 0.0%
  • Очень хорошо

    Голосов: 0 0.0%
  • Плохо

    Голосов: 0 0.0%
  • Ужасно

    Голосов: 0 0.0%

  • Всего проголосовало
    0
  • Опрос закрыт .
Матери.

Ты становишься будто другая
в эти несколько месяцев, мама.
Вещи плачут, что стала худая
и теперь их самих килограммы

в ожиревшем шкафу. Я впервые
представляю тебя молодою -
как шептали тебе твое имя,
как тебя провожали до дома...

Этот блеск твоих глаз! Даже страшно
за хозяйство, за младшего брата.
Ты моложе, а я будто старше
и один, будто так мне и надо.

Это было недавно с тобою,
неудачница первого брака,
от похмелья отцовских запоев
переставшая следовать знакам

этой жизни: случайным знакомствам,
новым запахам, скидкам сезона...
Грустно нежила нас, как потомство
нежит грустная самка бизона.

А теперь у тебя есть мужчина.
Твоя новая светлая тайна,
твоих тихих улыбок причина
и того, что стоит Стас Михайлов

на звонке твоего телефона.
Ты другая теперь, это точно.
И порой не застать тебя дома
мне приятно. Особенно ночью.

И о чем же грустить в этом мире,
когда мать влюблена и красива?
И мы с братом ночуем в квартире,
как забытые контрацептивы.
 
Уволили.

Это больше не город сегодня.
Это глупое столпотворение
в магазинах всего, что угодно
твоему кошельку или зрению.

И вокруг тебя больше не люди.
Лишь сплошная гудящая занятость.
Испарись - от нее не убудет.
Только сыто причмокнет: "Понравилось"

от стихов или прочих успехов.
Как зубцы шестерни - За-ра-ба-ты-вать!
Умирая от дикого смеха,
от забавы все это наматывать,

Бог прочел, отдышавшись, поэту
свое лучшее стихотворение.
Он сказал: "Вся действительность - это
космос твоего увольнения".
 
Сиеста по-русски.

Сегодня двадцать первое июля.
Ни дуновения. Обмякший календарь
не шевелит работающий кулер.
Щека подставлена под солнечный удар

в бессильном равнодушии к погоде,
к тому, что ты небрит и полугол.
И сердце, словно камень в огороде,
который ты с утра не прополол.

Летняя ночь.

Неспокойная ночь, беспокойная.
Не разгонит никак по домам
работяг, перепившихся вхлам.
Подворотни рожают их двойнями.

Круглосуточный потный роддом.
То ли скорая, то ли полиция,
то ли где-то в аду репетиция.
Скоро, скоро ли Армагггедон?

Ночь туга, словно чем-то накачана.
Остывающим воздухом дня?
В небе звезд рядовых толкотня,
непонятно зачем обозначенных.

Слышен каждый, хоть крохотный, звук.
Ах, зачем мне на ухо рассказывать
о себе? Будто некому связывать
для любовной игры твоих рук,

пировавшая с древними греками.
Будто не с кем костра на лугу
разводить... Или я тебе лгу,
темнота под закрытыми веками?
 
Детская коляска.

Я часто их встречаю днем -
мамаш с колясками. Гуляя,
за ними долго наблюдаю
и размышляю об одном:

как появление младенца
меняет женщину. Она
идет, как-будто влюблена
и озабочена всем сердцем

своей любовью. Тихий свет
в ее глазах, как свет в окошке,
в котором кто-то гладит кошку
и кошка жмурится в ответ.

Она садится на скамейку,
рукой укачивает сон,
а там, внутри, весь мир спасен.
он чудом влез в малосемейку,

он спит в коляске с малышом.
Там города океаны,
там все пришло со словом "мама",
там Бог родился нагишом.

И сколько мудрости во взгляде!
В коляске - тайна бытия,
она - разгадка, ну а я,
я наблюдаю это рядом.

Какое слабое добро.
Как беззащитна эта завязь,
чтоб ковырять, откуда взялось
в Адаме лишнее ребро...

Она идет с коляской в горку.
Все напряжение - в плечах.
В ее недоспанных ночах -
метеоритные воронки

на фантастической Луне.
Неспешно-долгий путь планеты
в полуденном затишье лета.
Следы бретелек на спине,

волос не первая окраска...
И сколько времени уже?
И мысль была об этаже,
чтоб ей помочь поднять коляску.

Бывшая.

Как изменилась... Сильно похудела.
Лет семь прошло.
"Ну как ты, как дела?"
Судьба не сводит так.
Так сталкивает дело -
в отделе кадров, например.
"Еще не родила?"

Не родила. Такие же веснушки,
такой же взгляд,
все тот же цвет волос...
Светлана.
Память вырвала у надписи на кружке
все то, что было между нами
не всерьез.

Имя.

Иду по проспекту убитого Сталиным Кирова
и размышляю о том, что сегодня под именем Сталина
камня в стране не найти.
Видимо, нашей истории с нами же не по пути
и не по нраву.

Как беспричинно огромен здесь памятник Ленину!
Царской семье присудили, как премию, канонизацию.
Черт бы побрал Мавзолей
с вечно живым палачом, доказавшим, что те, кто в земле,
были неправы.

Что ни возьми - словно тысячу раз перекрашено.
Что тут такого - милицию сделать полицией?
Великолепный Колчак
в кителе - белом, как ханжески чистый стульчак,
годен для фильма.

Что может быть веселее российской истории?
Только ее настоящее, наша действительность.
Наша ли это вина
в том, что не отзывается в шуме суждений страна
на свое имя?

Посвящается Е.С.

Вспоминаю вас, бабушка с грустью,
свою комнату в вашей квартире.
Без меня там, надеюсь, не пусто,
как не пусто без нас в этом мире.

Вспоминаю ваш ветхий затылок
поверх кресла, цветной телевизор,
ваш, похожий на зуб, холодильник
и похожий на лик Моны Лизы

коридор, уплывавший на кухню,
в окружении желтых обоев.
Между рам прошлогодние мухи.
Мягкий свет, словно тонкие брови

на неглупом лице. Ваши книги
так приятно торчали из полок.
Как бросались в глаза эти сдвиги!
Королевство ручных кофемолок,

коих не было... Были две кошки,
что следили за вашим пасьянсом
под столом, словно чуя дележку
на столе неизвестного мяса.

Были окна для долгих рассветов
и лишь дверь в направленьи заката.
Солнце здесь заклейменным поэтом
каждый день уезжало на Запад...

Одинокая, грустная старость
в старом кресле, спиной к квартирантам.
Вы безумно красиво остались
жить здесь чьим-то погибшим талантом.

Все уплыло с Серебряным веком,
наследив тут бесплатной больницей
кое-где и еще человеком,
не сумевшим вот так испариться.

Лишняя откровенность.

Кому сейчас нужна поэзия?
Болезнь прекрасную души
жалеют, словно эпилепсию.
Никто не просит: "Напиши

о небе, городе, о жителях,
о состояниях воды,
о вечерах и вытрезвителях,
о том, как можно словом "Ты"

дохнуть, приблизившись, на зеркало
и в нем увидеть Млечный Путь,
как тяжело следить за стрелками,
ловя движение минут.

Как смотрят кошки сверхъестественно
из темноты на яркий свет,
как все на свете несущественно
для тех, кого на свете нет..."

Все это, видно, слишком искренне.
И оттого все тяжелей,
что эта жизнь как миг единственный,
не помещается в людей.
 
Норвегия

...А где-то за границей есть страна,
где все иначе - люди и природа,
где нет меня, где были времена
явлений, в основном, мужского рода.

Там все живет красиво, не спеша.
Там море запустило свои пальцы
в густую шерсть лесистой суши. Как свежа,
должно быть, кровь рассветного багрянца

на этих скалах. Край холодных звезд,
язычников и сумасшедшей хвои.
Европа, вставшая отважно в полный рост,
и здесь грозительно нахмурившая брови.

Неяркий край немногословных рыбаков,
нефтедобытчиков и северных оленей,
красивых от жестокости богов
и древних викингов, хмельных от преступлений.

Воображение. Стихи о той стране,
где не бывал. И как же это тупо,
когда из волн фантазии моей
уже три дня вылавливают трупы.
 
Играет ночь в Евгения Онегина,
Велик и страшен риск мой быть непонятой.
А я люблю тебя за строки о Норвегии,
Как только можно полюбить инкогнито.
Твои слова ясны, как будто с неба
Кристальной чистотой сочатся нити
Серебрянного ливня. Я наверное...
Пойду... Сам знаешь, тяжело любить мне.
 
SweeT InfinitY, я вначале ничего не поняла, тема то чужая. Причем тут ваши стихи. Потом дошло. ))
 
Спасение эпилептика.

Упал внезапно. Судорогой резкой
свело все тело разом. Пальцы рук
вдруг дико скрючились - до вывиха, до треска
костей фаланг. Толпа людей вокруг,

оцепеневшая от зрелища конвульсий.
И если бы не трое смельчаков,
больной наверняка бы задохнулся
в немом испуге многочисленных зрачков.

Столовой ложкой разжимали ему зубы.
Во рту кровавился прокушенный язык.
Лицо чернеющее сжав руками грубо,
"Всем разойтись!" - вдруг заорал мужик.

В толпе шумело: "Воздуха!". Я видел,
как человек проваливался в смерть.
И в серый рот, насильственно открытый,
я зачарованно пытался не смотреть

все эти несколько решающих мгновений,
когда так ясно различалась та черта,
что отделяет мир живых от привидений.
В стоячем воздухе плыл запах изо рта

каким-то жутким, омерзительным бессмертьем.
На миг подумалось - а вдруг это душа?
Такой душой в аду побрезгуют и черти.
Бессмертья не было, когда, едва дыша,

светлело тело эпилептика и жадно
существованье передернуло кадык.
И Жизнь была глупа и неприятна,
когда показывала Смерти свой язык.


День ВДВ.

Обычный день, еще один день лета
запрыгнул лихо на космический турник
и, подтянувшись раз двенадцать, как привык,
ушел в историю задолго до рассвета.


Прогулка.

Пойти гулять в предгрозовую темень
во глубь аллей, где начинается Цветник.
После недельной засухи зонты еще не в теме
и вся Природа, как стоячий воротник -

самоуверенна, надушена озоном.
Довольно людно по дороге на Провал.
Смешно совпала с туристическим сезоном
моя сегодняшняя грусть. Я здесь бывал

так много раз в любое время года,
что стал почти как бронзовый Остап,
встречающий туристов возле входа
в тоннель Провала. Если жизнь могла б

менять людей и статуи местами,
мы были бы такими же точь-в-точь.
Гроза, курорт и бегство с пьедесталов
людей, нарочно попадающих по дождь.


Утро свадьбы.

Во дворе наряжали машину.
Любопытство соседских детей,
как бывает всегда, окружило
суету разодетых людей.

Умерщвленные лаком прически
шустрых женщин; друзья жениха
лили мускус армейского лоска
во всю ширь и простор буквы Х.

Наливался над крышами полдень;
но срывающий тени рубеж
был пока еще солнцем не пройден
и наш двор, как прохладная брешь

в душной емкости августа, прятал
этих трезвых и свежих людей
от жары, самогона, утраты
волшебства для соседских детей.


Домофон.

Подъезд бежит от нежелательных гостей
в панельный склеп добропорядочных соседей -
навеки замерший, как мир без новостей.
Здесь вместо надписей рождаются лишь дети

разумным следствием работы и жилья,
в негромких семьях. Где тут быть разбитым
сердцам людей? Какая здесь семья,
печаль, поделится с тобой дверным магнитом?

В такой подъезд не проникает звездный свет.
Здесь безопаснее, чем сердцу в слове "С Богом".
И непонятно - нас ли или Смерти нет,
когда действительность не пачкает порога.


Грязные волосы.

Всю ночь ворочался.
Ни калачом, ни на спине,
ни телом всем придвинувшись к стене,
не мог закончиться
с прошедшим днем.
Лежал в постели, размышляя об одном -
об одиночестве.

Как неприкаянна
вся эта молодость во мне!
И жить, как дырку проковыривать в ремне,
отцу подаренном,
уже привык.
Во рту шевелится единственный язык,
который знаю я.

В окно уставилась
излишне полная Луна.
Ах, если б так же, как отчаянно она
себе понравилась,
висеть и мне
в петле на дырке, проковырянной в ремне,
Луна б убавилась.

Не засыпается.
В подушке яма от лица.
Во тьме на ощупь теплый лоб от яйца
не отличается.
Старуха Смерть
с рассветом, шаркая, заглянет посмотреть,
снесла ли яйца

в ее курятнике
моя бескрылая душа.
Сон тихо вяжет мои мысли, не спеша.
Но вместо бантика
плетет петлю.
Во сне я, может быть, кого-то полюблю
слезой романтика.

Кругом мерещится,
что вещи в комнате не спят,
а просто так себе стоят или сидят,
о чем-то шепчутся.
В горшке цветок,
поймав сквозняк на оттопыренный листок,
как-будто крестится.

Представил голую,
с которой мне не довелось.
Все в этой жизни как-то глупо не срослось,
но было здорово.
И смысл жить,
пожалуй, в том, чтобы спросонья покурить
и вымыть голову.
 
Ю. Шалимову

Тебе не кажется, что мы не так живем,
что наша жизнь проходит как-то странно?
Что жизнь - река, но мы по ней плывем
с тобою так, как будто это ванна.

И разве осень не прохладная эмаль
под головой? И кафель с небесами
так дико спутывать нам, видимо, не жаль.
Мы жизнь свою выдумываем сами.

Воображая, будто знаем ей предел,
мы будем искренне всегда друг другу рады,
как те, кто так некстати разглядел
над ровной гладью дымку водопада

в обычный час еще одного дня
и так спешит его увековечить,
опередив инфляцию рубля,
чужой успех и собственную печень...

И мы живем по жизни невпопад
с того, что думаем, как уберечь от влаги:
тебе - твой новый фотоаппарат,
а мне, пожалуй, ручку и бумагу.


Без моря.

Уходит лето. Теплая вода
упруго бьет из телефонной трубки душа.
Звонки бегут по мокрым проводам
волос нестриженых, застать надеясь душу

на линии намыленного рта,
но там - молчание. От едкого шампуня
не слышно и не видно ничерта.
В закрытом рту скрипят накопленные слюни.

Потом, ополоснувшись не спеша
и обернувшись полосатым полотенцем,
я выхожу. Прихожая свежа,
открыты форточки и хочется согреться.

Накинув по привычке свой халат,
сверяю с зеркалом распаренное тело,
похожее на белый шоколад
глубоким блеском. Все осталось белым

и лето не оставило следов.
Оно ушло, но мне совсем его не жалко.
Я сам похож на памятный улов -
экстрактом моря крепко пахнущая галька.


Продуло.

Ветер, воздух, вода -
это будет всегда.
Ровно дышат леса.
Говорят: "Чудеса".
Говорят: "Хорошо.
Хорошо, что свежо.
Хорошо, что тепло
и уже не темно".
Попадают под дождь.
Вишен мокрая гроздь.
Пахнет мокрой травой
и своей головой
после душа. Закат
все стянул в концентрат -
страусиный желток.
Наползает восток
галактической тьмой.
Властно шепчет: "Ты мой"
ночь за сорок юнцу -
моему ли лицу?
Моему ли труду
вызывать под дуду
своих слов новый день
и следить, чтобы тень
означала предмет?
Смерти, в общем-то, нет.
Есть такая вот ночь
и в руках ее скотч.
Ночью надо молчать.
Ночью хочется спать.
Завтра будет рассвет
и число твоих лет
запретят умереть,
пока можешь болеть.
 
"Ночью хочется спать" - Обычным людям - безусловно. Но разве стих о них, а не о Поэтах? Тем как раз днём спать хочется, но никак не ночью. Никто не в курсе - где можно глянуть результаты последнего конкурса стихов? Хотелось бы узнать - голосовал ли кто за мой стишок.

----------

"Ночью хочется спать" - Обычным людям - безусловно. Но разве стих о них, а не о Поэтах? Тем как раз днём спать хочется, но никак не ночью. Никто не в курсе - где можно глянуть результаты последнего конкурса стихов? Хотелось бы узнать - голосовал ли кто за мой стишок.
 
Очень стереотипное мнение. Я, как раз, только днем пишу. А образ Поэта в Ночи - это еще из эпохи бакенбард и свечек))

----------

Сумасшедшее отцовство.

Ты кажешься счастливой с ним, с другим.
Догадка эта неприятно обусловлена
таким чужим теперь, другому дорогим -
твоим лицом в Сети под статусом "помолвлена".

Тебе, наверное, подарено кольцо.
Не прогадал ли он с размером безымянного?
И было ли встревожено лицо
твое в тот миг, как и со мною, только заново?

Вы, может быть, придумали уже,
смотря глаза в глаза, как назовете первенца?
Такая выдумка, созрев в моей душе,
не зная выхода, навряд ли куда денется

во всю мою оставшуюся жизнь.
Другой ли девушке воспитывать приемыша?
Кто прошипит озлобленно: "Не снись!"
твоему образу, кто истребит в зародыше

все наше общее, что знали ты и я?
Делить тебя со мной - кому это понравится?
Но в некой степени ты все-таки моя
со всем тем прожитым, что из тебя появится.


Современнику.

Мы вряд ли встретимся с тобой когда-нибудь.
Пересечения таких различных судеб
не может быть, хотя, мой друг, не в этом суть,
когда так холодно вокруг выходят в люди.

Нам не узнать друг друга в будничной толпе
в лицо, когда дышать другому в спину
привычнее. Кому здесь - мне или тебе
скорей отыщется вторая половина?

Кому из нас, мой друг, скорее повезет?
Кто больше сделает для собственного счастья?
Жизнь относительно Вселенной - эпизод,
но расщепление столь малого на части

цивилизации, конечно, не впервой.
Мир много хуже замкнутого круга.
В нем все вокруг основано на мысли той,
что мы с тобой переживем друг друга.
 
Я, как раз, только днем пишу.
Похоже, у тебя много свободного времени. Вот если бы тебе надо было целый день пахать в поле, вот тогда ты бы только ночью писал стихи)

Радует разнообразие тем в твоих стихах, не радует когда темы грустные.
 
Знаешь ли, выходные в нашей стране вроде бы у всех бывают)) Пахать в поле - это интересно и чертовски поэтично) Что касается грусти в стихах, так это всего лишь обратная сторона радости. Игнорирование грусти сродни кастрации сердца, я думаю)

----------

Осенний дождь.

Сегодня небо опустилось низко-низко.
Густая серость. Дождь идет с утра.
Все лето выброшено яблочным огрызком
на дно устеленного серостью ведра.

И между шелестом помойного пакета
и тихим шорохом холодного дождя
есть нечто общее с таким же желтым летом,
как желтый лоб перележалого вождя.


Утро.

Проснуться в девять. Посмотреть,
как за окном взлетает небо
в необозримо синий цвет
той высоты, где так нелепо

застряла белая Луна
кусочком плавленного сыра.
Здесь теневая сторона
и во дворе от ночи сыро.

И так прохладно шелестят
неосвещенные деревья,
что телу холодно вставать.
Но солнца свет - такой же древний,

как первый выдуманный бог,
взметнул пылинки в коридоре.
И новый день до пальцев ног
пришелся мне сегодня впору.
 
Текстура палого листа (венок сонетов)

1.
Уходит в прошлое еще один сентябрь.
Пытаясь вспомнить свои чувства год назад,
читаю старое - ведь творчество хотя бы
способно дни твои поставить в один ряд

перед мгновением, Сегодня, настоящим,
без сожаления о прожитых годах.
Стихи заранее избавлены от фальши,
как жизнь и смерть в провинциальных городах.

Стихосложение - попытка догадаться,
нащупать Истину, начало всех начал
в границах своей жизни. Метко, вкратце
заметить то, чего другой не замечал.

И чтоб тебе твоим бессмертием казаться,
осенний воздух каменеет по ночам.


2.
Осенний воздух каменеет по ночам.
Мужская сдержанность холодного асфальта
напоминает хладнокровного врача,
увы, не выведшего август из инфаркта.

Да, эта зелень очень скоро вся умрет.
Пойдут дожди потом - все высохнет, сопреет.
Все к Смерти катится, но катится вперед.
А там, как знать... Там воскресают батареи

и дети с радостью встречают первый снег;
смеясь, снежинки ловят варежками, дабы
Жизнь не закончилась и снежный человек
поналепил снежков себе от снежной бабы.

И оттого ли, чуя времени разбег,
дневное солнышко так женственно и слабо?


3.
Дневное солнышко так женственно и слабо,
что мне особенно приятно провожать
его с гуляния на розоватый Запад;
молчать, курить себе и за руку держать.

Я не влюблен в него; мне нравится с ним просто
гулять, смеяться и о чем-то рассуждать;
смотреть, как вслед ему поблескивают звезды;
как все живое научилось его ждать

в недвижном холоде фонарного безглазья.
Любая лампочка, костер или свеча -
всего лишь навсего простое средство связи
с его теплом, с углом падения луча.

Я не влюблен в него, но как легко, не разом,
свет рыжей прядью тихо падает с плеча...


4.
Свет рыжей прядью тихо падает с плеча
уже не жаркого сентябрьского солнца
на город цвета баскетбольного мяча.
Под вечер в парке пахнет близостью колодца.

Представить вдруг себе замшелый старый сруб
на месте тира и снесенных каруселей...
Остатки прошлого, похожие на труп,
который люди почему-то не доели

в те непростые для народа времена -
во времена чеченских войн и пистолетов,
большой любви и непонятного вина...
Всего не выложишь в компьютерные сети.

И прошлый век, как равнодушная спина
тридцатилетнего разлюбленного лета.


5.
Тридцатилетнего разлюбленного лета
совсем не жалко. В этом возрасте любовь
куда охотнее другим дает советы,
чем вспоминает, как обходятся без слов:

ревнуют, плачут или ждут нетерпеливо,
теряют голову, не чувствуя себя
кем-то особенным, другим, неповторимым,
как не почувствуешь, кого-нибудь любя.

И так, гуляя, вдруг случается подумать -
кому под ноги столько листьев полегло?
Смотри, как солнце не взаимно, глупо любит
твоих очков солнцезащитное стекло!

И лишь поэты здесь догадываться будут,
кому все это безответное тепло.


6.
Кому все это безответное тепло?
Народ несет домой последние арбузы.
Евроокно двадцатиградусным углом
приоткрывает, как глубокий вырез блузы -

секреты женские, мой как бы кабинет;
вечерний воздух холодит босые ноги.
Я вплел в венок еще один сонет;
все происходит в этой жизни понемногу

и каждый день таит свой маленький сюрприз
в игре изменчивого солнечного света,
чей взгляд по вырезу окна сползает вниз,
влеком подробностями как бы кабинета.

И вся моя необязательная жизнь -
это прогулка безответного поэта.


7.
Это прогулка безответного поэта;
послеобеденные сумерки людей;
их нет почти. Очередная сигарета,
горя, выстраивает сутолоку дней

в ровнейший ряд - от вспышки пламени до фильтра.
И жизнь понятнее, и смерть в твоих руках
отчасти. Выпить бы. Природа пахнет спиртом;
точнее, главной составляющей в духах

созревшей осени. Жизнь явно в мою пользу;
я вверх смотрю, на электронное табло
пустых небес - выигрывает поза
с разгромным счетом у всего, что не могло

случиться с кем-нибудь другим. Это не слезы.
Это все то, чего так много утекло.


8.
Это все то, чего так много утекло
с водой дождей, с водою из-под крана,
уплыло в зеркало, уставилось в окно,
убило время в синеве телеэкрана.

Это проходит моя собственная жизнь.
И так ли плохо, что проходит незаметно?
Ведь все равно второго выхода на бис
не уготовано ни богачам, ни бедным,

ни замечательным, ни тем, кто оценил
их замечательность - все движется к распаду.
Стихи приводят к окончанию чернил,
но даже точка в них - лишь точка невозврата.

И я у жизни ничего не попросил
за двадцать семь великолепных листопадов.


9.
За двадцать семь великолепных листопадов
я научился ощущать круговорот
вещей вокруг себя. Так, в запахе помады
сплелись в единое и свадьба, и развод;

так, в неожиданных известиях о смерти
чуть слышен вздох освобождаемых квартир.
А размножение при выключенном свете -
это проверенный до слез ориентир

весне, кончающей с закрытыми глазами.
Все так естественно и словно все не то.
Дышать, влюбляться, расставаться с волосами,
дожить до запуска здесь первого метро

и влиться вечными, несбывшимися снами
в глаза прохожих и ливневок решето.


10.
В глаза прохожих и ливневок решето
четверостишия уходят безвозвратно
пустопорожним и бессмысленным трудом,
вознагражденным пустотой десятикратно,

вознагражденным одиночеством сполна,
ненужным счастьем не случившихся разрывов,
пыльцой часов послеобеденного сна
и вдохновением во время перерыва

в работе мелких магазинов и ларьков.
И в этом, в сущности, есть вся моя награда
за понимание нездешних языков,
за шепот звезд, за удивительное рядом.

И ты здесь автор своих собственных стихов.
И вся Природа лишь за это тебе рада.


11.
И вся Природа лишь за это тебе рада -
твое присутствие сегодня на земле,
за ощущение еще одного взгляда,
живого взгляда человека на себе.

И разве жизнь твоя тебе не отвечает
своей взаимностью, куда б ты ни смотрел?
Любовь действительности нам не докучает;
и в этом суть ее, непонятый предел,

так часто путаемый с молодостью, славой,
любовью женщины и собственным углом.
Реальность - это драгоценность без оправы,
что кем-то вложена в закрытый перелом

существованья, молодый ты или старый.
И лишь от этого в душе твоей светло.


12.
И лишь от этого в душе твоей светло:
приятно пахнет непрочитанная книга,
из шкафа высунулось робко барахло
и кошка жмурится от солнечного блика;

в электрочайнике мурлычет кипяток,
в колонке бесится гитара Джимми Пэйджа,
незримый спутник в небе делает виток
вокруг планеты в форме эллипса, как прежде.

Как удивительно мне все это связать
одним мгновением, обнять одним охватом,
чтоб эти строки перечитывать назад,
чтоб разобрать саму Реальность на цитаты!

И может к лучшему, что некому сказать,
как страшно чувствовать, что ничего не надо.


13.
Как страшно чувствовать, что ничего не надо!
В году вращается один и тот же день
бульварной книжкой, распечатанной в декады,
недели, даты, дни рождения людей.

Один лишь день, пронзенный копьями закладок.
Шуршащий бег пронумерованных страниц
напоминает тот незыблемый порядок,
в котором гнезда покидают стаи птиц.

В границах дня все замирает. Вся Природа
ежесекундно умножается на сто
и Время тихо покидает время года,
как птичка певчая - затихшее гнездо.

Один лишь день в году и ты его погода,
стихи подписывая именем Никто.


14.
Стихи подписывая именем Никто,
ты останавливаешь время на бумаге
и постепенно превращаешься в пальто,
в листа рисунок, схожий с улочками Праги.

Выходишь в полдень на прогулку сам с собой,
не замечая ни людей, ни расстояний.
Здесь ничего уже не связано с тобой,
все обошлось без бесконечных расставаний,

как все обходится у месяцев в году.
Так между актами сменяются наряды
и так же, сбросив наземь эту красоту,
вздохнет морозно перед выходом ноябрь.

И так, застав на моем месте пустоту,
уходит в прошлое еще один сентябрь.


15.
Уходит в прошлое еще один сентябрь.
Осенний воздух каменеет по ночам.
Дневное солнышко так женственно и слабо -
свет рыжей прядью тихо падает с плеча

тридцатилетнего разлюбленного лета.
Кому все это безответное тепло?
Это прогулка безответного поэта,
это все то, чего так много утекло

за двадцать семь великолепных листопадов
в глаза прохожих и ливневок решето.
И вся Природа лишь за это тебе рада.
И лишь от этого в душе твоей светло.

Как страшно чувствовать, что ничего не надо,
стихи подписывая именем Никто.
 
Спасение эпилептика.

Это ты случаем не о Яне написал?

----------

Ю. Шалимову .[/QUOTE написал(а):
Спасибо за посвящение, про зеркало - ну а как его не прятать - я с помощью него показываю людям свой мир.)
 
Ху из Яна?) Нет, это реальный, очень будничный случай с неизвестным) За посвящение пожалуйста)

----------

Без консервантов.

Ничего, что все так,
что все стало одним магазином.
Что-то списано в брак
за решетку товарной корзины.
Завершается год
распродажами свадебных платьев.
Здесь читают штрих-код
на пластмассовой банке салата.
Ничего, что все так.
Калорийность земли или неба -
это символ и знак
ежедневного свежего хлеба.
Мы не можем уже
повернуть все назад одним разом,
потому что в душе
точно так же все движется к кассе,
как снаружи. Смотреть,
что здесь каждый из нас выбирает -
молоко или смерть,
кто во что здесь живет и играет.
Вся поэзия тут.
Жизнь, в которой уже все готово.
Но бесплатно дают
лишь одно - натуральное слово.


Живое сердце.

... Называешь меня мертвецом.
Держишь за руку влажно, несмело.
Называешь красивым лицо,
словно это лицо
напрямую не связано с телом.

Говоришь о возможной любви
между нами, как сон с того света.
Обращаясь к друг другу на вы,
наши губы то сок через трубочку пьют,
то жуют сигарету.

Рассуждаешь о зле и добре,
как о жребии павшей монеты.
Говоришь, что "стоять на ребре -
это то же, что мне до сих пор не родить,
а тебе оставаться поэтом".

Говоришь, что пора уезжать,
улетать, нужно жить по-другому.
А я то ли тебя удержать,
то ли плюнуть хочу и послать
все, что связано с именем Рома

в глубине твоей темной души.
Этот старый, злопамятный город
под горой, в предзакатной тиши,
если дальше смотреть на него,
как сейчас, нас такими запомнит

на полвека вперед; доведет
нас обоих до общей могилы.
Этим мертвое сердце живет,
молча внемлет тебе и боится
почувствовать то, что оно полюбило.
 
Первая снежинка.

Наблюдай, пока живешь,
за людьми, за каждым цветом,
за всем тем, что достаешь
каждый вечер из пакета.
Будь внимателен, следи,
как меняется погода,
как рождаются дожди,
как удерживают воду
грозовые облака.
Будь, как первая снежинка -
со звезды, издалека.
Будь второю половинкой
для всего, что на земле
дышит, чувствует и любит,
ибо нового в зиме
ничего уже не будет.
 
Будет новым белый снег
И морозы будут новы,
Вновь любимый, человек,
Уберёт тоски оковы! :)))


С уважением!!!)))
 
ибо нового в зиме
ничего уже не будет.
Все вроде понятно, но что ты точно имел ввиду, не очень понятно… :)
Сонеты не осилил. Возможно я просто ленивый или сонеты это простыня текста с дико скачащей рифмой.

Живое сердце понравилось, но концовка невнятная… Наверное такая у была задумка, но по мне можно было ее немного доработать. Такое ощущение, что тебе просто надоело что-то уже придумывать и ты одним махом закончил стих.
 
Назад
Сверху