2.
Ричард очень переживал, что мы не горим желанием общаться с бабушкой. Странно, но с ним создание, именовавшее себя Эми, вело себя вполне прилично. А я ну никак не могла объяснить, что после шоу на нашей с Азой свадьбе не могу воспринимать призрака как свою мать. Это не Эмми Салливан, как бы оно себя не звало.
Впрочем эмоциональность Дика проявлялась не только в этом. Он фанатично увлекся шахматами и очень злился, если проигрывал или не мог просчитать ход в партии. Иногда я слышала от него такие словечки, которых никто в доме не употреблял. Очень хотелось перевести его в другую школу или хотя бы в другой класс, где он бы не мог нахвататься таких познаний. Но увы, Сансет – слишком маленький город, чтобы позволить себе два учебных заведения.
Азе тоже не понравились манеры Дика, и он решил взяться за воспитание детей вплотную. Тем более что близился день рождения Анны, а мой декретный отпуск подходил к концу.
В итоге как-то вечером муж сказал, что здоровье уже не позволяет ему летать в космос, и как бы ни была красива планета с такой высоты, придется расстаться с работой и уйти на пенсию.
У меня голова была занята другим. Кэт позвонила и сообщила по секрету, что беременна.
У сестры были серьезные проблемы с зачатием, она даже, отчаявшись, удочерила ребенка, а своих все не было. И тут такое!
Поэтому я просто кивнула в знак согласия, потрепала по голове Дика, мучавшегося над очередным сочинением (писательским даром мальчик был обделен напрочь, в отличие от меня и бабушки) и ушла к себе в кабинет.
Анна выросла в очаровательного ребенка. Она становилась все больше похожа на отца. Правда, совершенно непонятно, в кого у нее такие фиалковые глаза. Видимо, гены предков аукнулись.
Аза вплотную занялся воспитанием дочки, а я начала мучить очередной роман. Первая часть – «Гордость и возбуждение» была успешной, но не настолько, как хотелось бы издательству, и он придумал новый ход – продолжение. Если в первой части Главный Герой приревновал Любовь Всей Своей Жизни (о да, именно с таким количеством пафоса на страницу), и ах, рассвирепел и назло ей переспал со всей округой, то во второй части он по большому счету страдает от этого и умирает, выдирая лобковые волосы от раскаяния.
Я, конечно, утрирую, но меня так бесят такие истории и их почитатели! А потом эти же читатели страдают, что нет нормальных книг. Люди, если вы это покупаете, то значит, я и буду продолжать писать такие слезливые вещи!
Впрочем, я никогда не отрицала, что в первую очередь, взявшись за перо, превратилась в коммерческого писателя. А работа в журналистике всегда помогала мне держать нос по ветру.
Лишь изредка я отвлекалась на детей – все какая-то отдушина. Джон становился с каждым днем все бойче. И уже куда сложнее становилось контролировать его – в моем кабинете отсиживаться он не желал.
Поэтому пока Аза тетешкал Анну – все-таки кровинушка, единственный родной ребенок (меня всегда умиляло, насколько он ее обожал), я следила за младшим сыном. Дик, слава Богу, был не проказник, а вот за Джоном нужен был глаз да глаз.
С самого утра он просыпался и начинал верещать в кроватке, требуя внимания.
— Мама! Ди! – кричал он, что означало, конечно же «Мама, иди сюда!»
И я шла, выпускала его из люльки, надеясь, что он хотя бы полчаса просидит в своей комнате.
Джон был крайне любопытным, егозливым – и после себя оставлял погром, сравнимый разве что с пришествием Годзиллы. Сначала на пол из коробок летели все игрушки, которых он уже обмусолил, обгрыз как мог, а гуттаперчевой обезьянке, между прочим, выгрыз все лицо.
Затем ребенок начинал скучать, скандалить и проситься вниз, где уничтожал старые журналы и книжки – я шутила, что такими темпами нам даже шредер не нужен.
Затем, не приведи Св. Патрик, ребенок ускользал на кухню - это означало, что вскоре все ящики будут открыты, банки с крупами разбросаны по полу, а их содержимое смешано в одну кучу.
Аза в таких случаях говорил:
— Не трогай ребенка, он играет!
В общем-то неудивительно, что с такой гиперактивностью Джон вырос недосоней. Когда ж ему спать, когда вокруг столько всего интересного?