Аглая и водоворот событий
Rany Randolff на здоровье. В Барнакле всё сложно: и рыба-смерть ловится не по-людски, и семена эти можно найти с трудом.
Zerva не,не,не. Вильям пончиком не будет. Я слишком люблю Монтрозов, чтобы над ними издеваться. Пусть хоть здесь почувствуют себя нормальными симами, а не теми страдальцами, коими они были на протяжении пяти поколений. Глашка пока сбавит обороты, ибо в семье произошло слишком много самых разнообразных событий, и она слегка озадачена всем происходящим.
Вот, собственно, и продолжение похождений семейства Пламп.
Аглая и водоворот событий
Дети валялись в своих колыбельках, спали, пускали пузыри и иногда требовали поесть и поменять и пелёнки. Леденцов я им не давала, поэтому спереть у них было нечего. Не скажу, что я испытывала к ним какую-то особую нежность. Ну, младенцы. Ну, мои младенцы. Ну, тёпленькие пузики, ну розовые пяточки – и что? Теперь сходить с ума и сюсюкать, как ненормальная? Нет, это не ко мне.
Вот что я чувствовала по отношению к ним, так это ответственность и прикидывала, как половчее совместить навёрстывание карьеры и их воспитание. Доверить такое дело деду, а уж тем более, бабке я не могла. Вон, как хорошо они воспитали трясогуза. Если бы я вовремя не вмешалась, так бы и прогуливал уроки и не имел цели в жизни.
В общем, этот период их личиночной жизни не произвёл на меня никакого впечатления. Меня только злило, когда не успеешь приклонить голову к подушке, как из детской доносится дружный рёв, а мне хоть разорвись, потому что любящие себя дед с бабкой купили беруши, Аурелия носится на свидания с Бернардом, трясогузу я запретила на пушечный выстрел приближаться к детям, а Билли надо отсыпаться перед работой, поэтому я сама каждый вечер затыкаю ему уши.
Мама вновь взялась за писательство, хочет побить все рекорды, а то что-то издатели о ней позабыли. Своё возвращение в большую литературу мама начала с романа обо мне. Когда я его прочла, то мне стало плохо. Мне. Стало. Плохо. Не знаю, как мама осталась жива, но она теперь сидит в своей комнате и ваяет исторические романы, боясь попадаться мне на глаза. Вот и пусть врёт про покойников.
Мне пришлось снова и снова учиться готовить, ведь скоро близнецы начнут просить взрослую еду, и им её потребуется много.
Вопрос, с кем оставить детей, решался непросто. Мы все, кроме папы, работаем с утра, Аурелия заканчивает работу раньше всех и как раз успевает вернуться домой к тому времени, когда папа отправляется на стадион, а потом уже подтягиваются остальные. Как ни боялась я оставлять детей с папой, но нянька в этом случае была бы ещё хуже. На том и порешили.
День рождения детей совпал с днём рождения их тётки Рели, а накануне постарела мамина сестра Свити. Как сказала мама, Свити прожила бездарную жизнь, нигде не работала, жила на те гонорары, которые успела заработать ещё учась в школе, ни с кем не дружила, даже единственного человека, который её полюбил, выгнала и с тех пор живёт одна. В общем, пользы от неё, как от козла молока. Ну, наконец-то мама заговорила, как человек, а не как ходячий свод правил поведения.
Детишки выросли чудесные. Рита до того похожа на меня в детстве, что, будь я в её возрасте, смотрелась бы, как в зеркало. Рич, за исключением цвета глаз, который он тоже взял у Плампов – копия отца.
Аурелия исполнила свою мечту, к которой шла с самого детства и уже вот-вот достигнет вершины карьеры. Тогда она помашет нам ручкой и переедет к своему Бернарду, который уже не верит, что когда-нибудь Аурелия будет с ним и родит ему детей.
А пока Рели тетёшкается с племянниками, и я вижу по её глазам, что она отчаянно мне завидует.
На работе я быстро показала всем, что со мной шутки плохи. Ишь, собрались делить без меня добычу. Не на ту напали. Взяла, и сама всё поделила. Они же ни считать, ни писать не умеют, урки безграмотные, а потом потребовала у шефа, который по совместительству мой кузен Ванс, чтобы живо продвигал меня по служебной лестнице, а не то я ему глазья-то повыкалываю.
Мама, этот хвалёный педагог, была застигнута при попытке всучить моим детям леденцы. Это ещё что за новости?
- У тебя, доченька, двойные стандарты, - заявила мне доморощенная педагогиня. – Неужто забыла, как сама братику несмышлёному леденцы совала, а потом отнимала? Что же ты со своими детками так не обращаешься? А? Чем же это они лучше моего Джэ-э-э-эмисона? Вот, попробуй, отними у них леденчики-то. Пусть узнают, какая у них мамаша.
Стоп. Я сосчитала до десяти, сделала глубокий вдох и медленно, медленно выдохнула – это приёму меня научил Вильям, чтобы я от избытка эмоций не промахнулась, когда соберусь бить в торец.
А моя мамаша ничего не хочет узнать? Например, как называется то, что она делает. Подстрекательство это. И за такое, между прочим, срок дают. Я уже юридически грамотная, любого под статью подвести могу. Сдаётся мне, давненько маманя со Смертью не встречалась. Так я могу устроить ей персональное свидание с последующим переездом на два метра под землю. Я за детей пасть порву и моргалы выколю, и не посмотрю, кто это – мать, брат или ещё какой-то дебилоид.
Даже марафонец Николас. 
А то
