ScreaminSnaiL, спасибо =) Добро пожаловать (в дурдом)
В то утро Джек почти не говорил с Урией, он молча прощался. Даже на обычное «Увидимся завтра?», он ответил «Не знаю». Он мог сказать «нет» и даже объяснить почему, но был настолько эмоционально истощен, что на эту ссору его не хватило бы.
Урия был снисходителен к нему и ушел молча.
Джек же первый раз попытался приготовить завтрак, раньше это всегда делала Джеки.
Он, напряженно сопя, готовил ингредиенты, казалось, волна отчаянья нарастала в нем и взорвалась вместе с заполыхавшей плитой.
Он кричал, пинал плиту, а, потушив ее, заплакал. Все равно, даже отец сидит безвылазно в их с мамой комнате, никто не услышит.
А ночью, когда стемнело, Джек вышел во двор и продолжил обучение - никогда его гитара не звучала так грустно. Музыка тронула Кокоса, и, спрятавшись за стеной дома, он слушал грустные песни Джека, иногда невольно подвывая.
Джек осознал, как одинок его отец и как велик риск потерять его. Он решил во что бы то ни стало найти себе невесту и попытаться забыть Урию, порадовать отца внуками, в общем, сделать все, чтобы тот больше не страдал. На следующее же утро он поговорил с отцом и попросил прощения.
- Эх,- только и вздохнул Кокос, - мать была бы рада.
Однако, несмотря на скудную реакцию, решение сына воодушевило отца, и Кокос вернулся с повышением.
Джек же, твердо решив не проводить свою жизнь в офисе, осваивал гитару в преддверии выхода на парковую сцену. Где-то там вдалеке собирались рождаться и умирать некие Эндрюсы.
В перерывах между тренировками Джек ухаживал за заброшенным огородиком в надеждах встретить там дух матери (именно там она была похоронена). Но ее не было, а городское радио омерзительно сплетничало что-то про Урию и про некую пожилую даму. Значит, он тоже одумался – что ж, так даже легче.
На следующее утро Джек выплескивал свои эмоции в парке, это даже не походило на эмо-завывания под окошком, и он заработал сколько-то денег.
В приподнятом состоянии духа он возвратился домой. Даже малый заработок превратил Джека в делового многообещающего мужчину, и на волне настроения он хлопнул горничного по заднице.
- Что? – взревел детина, до этого с упоением вычищающий унитаз.
- Пылинка, - не растерялся Джек, - несколько. Стряхнул.
Джеку стало стыдно за себя, в конце концов, какая разница - Урия или этот, как там его, с симпатичной задницей? Выдохнув, он гордо прошествовал в гостиную к телефону, надо бы договориться, чтобы к ним ходила убираться девушка. Внезапно телефон подал голос первым.
Джек не в силах был отказать, и потому придумал себе отличное оправдание – расставить все точки над i.
Урия ждал его у себя дома, как и эта пожилая женщина, которая работала с ним в научном институте старшего Ландграаба. Джек неловко скреб макушку, слушая, как вскоре изменится жизнь в городе, о будущем, в котором каждый будет волен выбирать себе партнера, вне зависимости от гендерных предпочтений и даже иметь детей.
- Грани будут сломлены, комплексы разрушены, - сказал Урия таким же тоном, каким учителя надиктовывают детям «Мама мыла раму», - есть вещества…
- И я их принимать не хочу, - наконец-то вставил Джек.
- Тебе и не нужно, - мягко возразил Урия, - просто останься здесь.
- О чем ты говоришь? Я даже не хочу понимать, о чем ты говоришь. Довольно экспериментов, мне есть, что терять.
- Ты так думаешь? – сощурился Урия. – В таком случае, нам не по пути. И мне не жаль тебя ни сейчас, ни в будущем.
Урия выразительно посмотрел на дверь, а Джеку этого и надо было.
Он вышел из особняка Ландграабов и вдохнул полной грудью свежий воздух. Прощай же, древний особняк! Надо было сделать это раньше, много раньше, однако юношеская горячность не давала. Джек вышел на дорогу к своему дому и почувствовал облегчение, надо же, он действительно расставил все точки над i. Он шел не оглядываясь, и ему казалось, что вслед ему улыбается Джеки, опираясь о свою служебную машину. Он не оглядывался, желая продлить эту иллюзию.
.
А уж чтоб с голубизной-то! Это что-то новенькое 
