На следующее утро торжествующий Драго помчался на велосипеде в город, где и нарушил второй строжайший семейный запрет – купил в магазине книги и яблоки.
Тут Мара уже поняла, что настало время контролировать ситуацию.
- Сегодня в магазин сходил, а завтра будешь в мусорке копаться, да? – старательно вспоминая интонации Эффи, заверещала она.
- Подумаешь, одним запретом больше, одним меньше, - отмахнулся Драго. – Ты что, серьезно думаешь, что мы приедем во Францию, украдем там эту огромную железную дуру – и что дальше, когда будем таможню проходить, куда ты ее засунешь, в задний карман? Очень смешно. Нет, биби Мара, забудь о том, что было в прошлой жизни, когда во Франции не продавались самогонные аппараты. Мы купим ее по-честному, это тебе профессиональный преступник говорит!
Солнце еще не успело опуститься за горизонт, а Злата уже вовсю занималась огородом.
Что и говорить, с такими каблуками было дьявольски неудобно рыхлить землю, но шустрый Драго приберег напоследок плохую новость – теперь, по-видимому, в качестве компенсации за открытие границ, перепуганное вусмерть правительство установило запрет на покупку новой одежды. Точнее, новую одежду разрешалось покупать только по большим праздникам, в качестве подарка на день рождения. Смотреться в зеркало и менять прически тоже запрещалось отныне и вполне возможно, навсегда.
- Это вообще неизвестно еще, когда они решат там в правительстве, какие у нас должны быть паспорта, - объяснила Драго хорошенькая брюнетка в городском сквере. – Радуйтесь еще, что успели нацепить маечку, до всех этих тупых реформ, кстати, вы не в спортзале себе такие мускулы накачали, нет? Я там по вечерам часто бываю, особенно по вторникам...
- И ничего смешного, - продолжала она, кокетливо улыбаясь, - вот мне сказали в нашей воинской части, что летом будут в моде сапоги и сарафаны, я поверила, так теперь и буду до старости ходить, хотя все говорят, мою фигурку никакими сапогами не испортишь...
Тут даже Драго сообразил, что настал тот самый момент, когда можно было бы проявить инициативу. Но как назло, даже самые хрестоматийные поэтические строчки вылетели из головы – вот когда он пожалел, что по литературе у него тоже была в школе двойка, но было поздно.
Но телефон у хорошенькой воительницы он все же догадался спросить. И страшно довольный собой, бегом припустил в библиотеку – времени оставалось совсем мало, а он так хотел выучить еще несколько самых жалостливых гитарных мелодий, за которые Злате больше всего платили. Он верил, конечно, во все эти россказни про бриллианты, топазы и рубины, ему ведь и самому случалось в детстве находить всякие дорогие камни на окрестных холмах – что уж говорить о Франции, где этого добра, наверное, как грязи, успевай только нагибаться и подбирать. Но мало ли, как пойдут дела... Поэтому Драго решительно заколошматил по струнам, делая вид, что в упор не узнает жену дядьки Юджина, старушку Фон, которая даже не поморщилась, героически выдерживая в течение всего вечера его немузыкальное бряцание.
- Погодите, вот только картину дорисую, - отбивалась Мара от назойливых «ну когда же», которыми с утра до ночи осаждали ее дети и племянники. – Осталось совсем ничего, и тем более, у Гили завтра день рождения, потерпите еще чуть-чуть, пусть девочка поедет во Францию в приличном платье!
Солнце садилось над морем, вился из камина дымок и длинные вечерние тени тянулись по лугу. Наверное, все это было и на той картине, которую рисовала Мара, но даже блуждая по дому в ожидании отъезда, все они невольно старались запомнить каждую мелочь, словно зная, что вскоре жизнь их изменится и никогда уже не будет такой, как прежде.