1. Четверо по лавкам.
Покажите мне того умника, который сказал, что дети – радость жизни. Я бы с удовольствием его прибила. А еще лучше, посадила бы на недельку безвылазно с четырьмя детьми ползуночного возраста.
Скажу честно, я не была счастлива. И даже, по-моему, ни разу не смеялась с тех пор, как родились девочки. У меня было ощущение, будто на отдельно взятом участке открылся филиал ада. И почему для этого выбрали мою землю – понятия не имею.
Мэтт приехал с работы, сообщил о повышении, но я только головой кивнула и побежала в очередной раз менять пеленки. Что толку с его повышений, все равно копейки получаем.
Ни днем ни ночью не было мне покоя. Если начинал плакать один ребенок, тут же подхватывали остальные. Я слышала раньше про матерей, ненавидящих своих детей, и ужасалась – как же так. Но в какой-то момент я дошла до ручки. Помню, как-то полусонный Мэтт поймал меня на том, что я укачиваю ребенка и напеваю: «Заткнись-заткнись-заткнись». Он возмущался и говорил, что это недопустимо.
Это была десятая ночь, когда я спала по часу за сутки, а потому я не выдержала. Положила Лизу в кровать, стукнула по стене-перегородке кулаком и популярно объяснила мужу все, что я думаю по поводу его замечаний. Я кричала так, что проснулись все дети разом – и это было мне уроком. Больше ни разу я не повышала голос при младенцах.
На самом деле я сама не понимала, что говорю. Мир превратился в последовательность действий. Поспать, пока есть возможность, встать - покормить - поиграть - поменять пеленки. И так по кругу. Иногда я все же успевала приготовить мужу ужин. Но когда он приходил с работы и радостно голосом Санта-Клауса говорил: «Хо-хо-хо, а где же наша еда?» - мне хотелось одеть ему кастрюлю на голову.
Думаю, Мэтт действительно понимал, как мне тяжело. Он старался помочь по мере сил, но и сам уставал. Обиднее всего было, что он говорил: «Когда я дома, спи спокойно, я прослежу за детьми», - но во мне жила какая-то телепатическая связь с детьми. Я вскакивала с постели за полсекунды до того, как они заплачут. И всегда знала, кому плохо и что нужно делать. Так мы и бегали с Мэттом между кроватками.
Как повзрослел Фил – я и не заметила. Просто машинально отметила, что одной проблемой стало больше. Старших нужно было учить ходить, говорить, ходить на горшок. Одно время мне казалось, что мальчики будут играть друг с другом, но оказалось наоборот. Каждый требовал внимания к себе и только к себе. Ты прыгаешь возле кроватки, а за ноги тебя дергают два оболтуса покрупнее и скулят не переставая: «Ма-ма, ма-ма, ма-ма!»
С ума сойти можно…
День, когда Эдвард пошел в школу, был лучшим днем моей жизни. Без преувеличений. Теперь можно было его отправить поиграться на компьютере, убрать столы – и никакого плача. Мэтт – умница - учил мальчика, что тот старший, а значит - помощник и опора. Эдвард приходил со школы, делал уроки, убирался и мыл посуду, и с этих пор мне действительно стало легче.
Филипп даром что всегда находил себе занятие, все равно был какой-то неугомонный.
— Ты почему не спишь? – шепотом ругалась я, когда он в очередной раз выбирался из кроватки и прятался в коробке с игрушками.
— Мам, па пичу! – тут же начинал голосить ребенок, что означало: «Мама, расскажи стишок про птичку!»
— Сижу за решеткой в темнице сырой, - тихо бормотала я, яростно качая кроватки девочек и поглядывая за Филом.
В кои-то веки моя любовь к книгам пригодилась. Я убаюкивала Бет и Кати под Шекспира, рассказывала Филиппу стихи «про птичку», и казалось, они так быстрее успокаиваются.
А в целом очень понравилась история и основательница. И повествование, читаешь, прям захватывает. Радусь за Эми и за её дочек, интересно, в кого они мастью пошли? Есть ли что от мамы?
Второй вопрос - как Эми с Мэттом будут управляться со всем этим колхозом 
четверо детей в их положении - это жесть. Ну ниче, мальчишки скоро подрастут, будут помогать 
Отчеты!
