"Sims Mystery Story" Festival Autumn 2006

[Ekseithne]

Содержание:

Участник №1
Участник №2
Участник №3
Участник №4
Участник №5
Участник №6
Участник №7
Участник №8
Участник №9

Рассказы, не участвующие в голосовании (отзывы вы можете оставить):

Рассказ №1
Рассказ №2

 

[Ekseithne]

Участник №3.
"Дом портретов"

Читать дальше...

Огромные старые деревья медленно расступились, пропуская незваных гостей к их мрачной цели. Впереди, величественно возвышаясь, стоял старинный, обветшавший от времени особняк. Его окна были черны, у порога, как стражи, стояли зловещие статуи. Дом никого не ждал, и ночной визит, нарушивший его покой, был воспринят враждебно. Окна, словно пустые глазницы, взирали на троих людей, приостановившихся у высокого порога. «Уходи… уходи…» - будто бы пел промозглый ночной ветер. Фигуры не двинулись с места, лишь одна, женская, поежилась и ближе придвинулась к спутникам.
- Зачем ты нас сюда притащил, Филипп? – с опаской глядя на заброшенный дом, спросила обладательница женского голоса.
- Неужели тебе уже страшно? – ухмыльнулся в ответ ее спутник и решительно направился к поросшему мхом порогу.
- Мне?! Да ни капельки!
- И мне тоже! Я уже большая и меня не запугаешь всякими там глупостями про привидений!

Все трое рассмеялись и, остановившись у массивной двери дома, сняли скрывающие лица капюшоны. Таинственными гостями безмолвного дома были трое подростков, от скуки решившие отпраздновать день всех святых по лучшим традициям. Старший из них, Филипп, гордо достал из кармана ключ и, со скрипом открыв тяжелую дверь, с вальяжным поклоном пропустил вперед себя подружку Рину и ее сестренку Алису.
- Прошу в мою скромную обитель, милейшие дамы! – самодовольно заявил он.
- О, когда же эта «скромная обитель» стала твоей? – усмехнулась Рина, одновременно рассматривая пыльное убранство дома.
- Всего лишь пару веков назад… в ту пору, когда здесь жили великие предки рода Рифшнайдер, когда вместо этих лохмотьев на стенах висели прекрасные гобелены, а вместо мрака горели сотни свечей… - пафосно продолжал мальчишка, расположившись в пыльном кресле. Обе сестры закатили глаза.
- Ну и что мы будем тут делать? – скучающе спросила Алиса, разглядывая потемневший от времени потрет.
- Я расскажу вам историю о моих благородных предках, мои прекрасные дамы! Устраивайтесь поудобнее и приготовьтесь бояться. – уловив взгляд Алисы, покровительственным тоном продолжал Филипп.
- Очередная выдумка про привидений? Ты ужасно неоригинален! – скучающе фыркнула Рина, но тем не менее, стерев пыль со стола, уселась напротив друга.
- Эту историю рассказала мне мать... давным-давно, когда моя прапрабабушка была маленькой девочкой, ее родители приезжали в этот дом на рождественские праздники, погостить у своих дальних родственников... что-то вроде традиции... – Филипп сделал выразительную паузу и, чиркнув зажигалкой, зажег старую свечу.

– В то самое Рождество хозяйка дома непререкаемым тоном отправила детей спать, пригрозив отправить ночевать в подвалы, если те ослушаются. То была ледяная вьюжная ночь, ветер завывал так, что в жилах стыла кровь, ветки деревьев, словно лапы диких зверей, царапали стекла... девочка спала в комнате одна. Она долго боялась тушить последнюю свечу, но от порыва ветра, ударившего в стекло с особой яростью, свет потух сам, оставив лишь серые язычки дыма в воздухе.
Девочка почти заснула, как вдруг чей-то голос, холодный властный и незнакомый позвал ее. "Кто здесь?!" - тихо спросила она, не решаясь откинуть одеяло и открыть глаза. "Иди сюда, принцесса, встань, посмотри..." звал голос. Маленькая девочка была не в силах противиться приказу и, как по наваждению, подошла к окну. Вьюга свирепствовала, забираясь в малейшие щели… прямо перед окном пролетела огромная черная птица, издав истошный крик.

Но не это было главным, нет... прямо под окном, на дорожке, ведущей к дому, стоял человек. Необычайно высокий, облаченный в длинную черную мантию с капюшоном, скрывающим лицо. Что-то было в этой фигуре настолько зловещее, что девочка почувствовала, как похолодело все внутри, ей хотелось убежать, но не было сил сдвинуться с места, закричать, но что-то острым комом встало в горле. Человек приближался к дому, медленно, но неустанно с каждым шагом... все ближе, ближе... Он поднял глаза и тогда... девочка почувствовала, будто невидимая ледяная рука сжала ее горло, не позволяя дышать. Она не могла отвести взгляд от двух светящихся красных глаз... единственно отличающихся от черной фигуры. "Зло! Зло! Я не хочу смотреть! Я не буду! Нет! Нет!" - хотелось закричать ей, но в пронзительной ночной тишине все ее существо сковал пугающий злой смех, она ничего не видела и не слышала, но чувствовала, как он смеялся, чувствовала всем телом. Наконец ей удалось оторвать взгляд от таинственной фигуры, словно плывущей в этой белой вьюге. Она с тихим вскриком отвернулась от окна и увидела трех огромных пауков размером вот с этот стол позади тебя, Рина... с огромными мохнатыми лапами, светящимися восемью глазами и шевелящимися жвалами... дикий ужас сковал ее, она вцепилась в подоконник и зажмурилась... ни одной мысли не осталось в ее голове, только холодный дикий ужас... "Он здесь, здесь... в этом доме"...

Снова смех... девочка открыла глаза, но комната была пуста, как и прежде... Она выбежала за дверь, тяжело дыша, с ощущением, что едва вырвалась из лап смерти. В доме стояла удивительная тишина. Никого и ничего... ни звука... Чужой огромный дом с множеством комнат и коридоров... она не знала, куда идти, и где найти мать, где найти хоть кого-то... ее тело с неохотой подчинялось ей... за каждым углом ей виделись красные глаза, огромные мохнаты пауки и смех, его звон все еще стоял в ушах. На мгновение ее взгляд застыл на портрете молодой женщины, которая буквально на ее глазах превратилась в ужасное чудовище. Это был тот портрет, что вон на той стенке, Алиса...
Девочка спустилась по лестнице, ее дрожь становилась все сильнее, словно дурное предчувствие... ей казалось, люди на портретах смеялись над ней... они шептали "не ходи, не ходи туда, он не любит любопытных маленьких девочек, ты не вернешься оттуда, малышка, иди спать и пауки не тронут тебя". Она побежала, закрывая уши от их зловещих, словно шелестевших голосов.

Двери гостиной были чуть приоткрыты и единственная полоска тусклого света исходила оттуда... эта гостиная, в которой мы сейчас сидим... Она подошла ближе и уже взялась за ручку двери, как вдруг... дикий крик, словно в камере пыток донесся оттуда. Она хотела отвернуться, убежать, но было уже поздно... словно невидимые нити удерживали ее у двери и она смотрела... люди в богатых одеждах, из атласа и шелка... в руках бокалы с красным вином... но вино ли это было? Среди этих людей она узнала мать с отцом, сидящих, будто каменные изваяния с кубками в руках и тонкие струйки того странного вина текли по их рукам. А в центре образованного ими круга стоял человек, мужчина, в длинной черной мантии. Он стоял спиной, но девочку тут же пробрал страх. Высокий, необычайно высокий... "Это он... он"...

Он держал в руках ребенка, слишком спокойного... не единого звука... малышка старалась не дышать, ничем не выдать себя, но тут он чуть повернулся и она увидела, как безжизненно болталась голова младенца, а по рукам и ногам его текла кровь... девочка с трудом сдержала крик ужаса. Впрочем, его бы затмил то ли крик, то ли вой женщины, лежавшей у ног зловещего мужчины. Жалкое зрелище... вероятно, это была мать убитого ребенка, и она была чуть жива от горя... но от горя ли? Мужчина что-то прошептал и она забилась в страшных судорогах у него в ногах, словно ее пытали, как в средние века. "Ты чудовище! Чудовище! Найдется тот, кто тебя свергнет!" - закричала она и тут же комнату озарил яркий луч света. Что-то с глухим стуком покатилось по полу... Присмотревшись, девочка увидела голову... голову той самой женщины, что секунду назад кричала. Кровь залила пол, холодный смех окружающих... она не смогла сдержать рвущегося из груди крика и тут же на нее уставились десятки глаз... все те, кто были в этой комнате, смотрели на нее. И он, ужасный убийца... Красные злые глаза, нечеловеческие, как и лицо с искаженными чертами, змеиные ноздри, зеленоватого оттенка кожа, резко выпирающие скулы, нет, это был не человек... Она смотрела в эти глаза, на безобразное лицо и кричала, кричала, пока не лишилась чувств...

- Да, Филипп… очень «убедительно». – хмыкнула Рина, разглядывая висящий на стене портрет.
- Ты что же, не веришь? – приподнявшись с кресла, разочарованно спросил мальчишка.

- Представь себе. И вообще я думаю, что… - ее слова оборвал пронзительный детский крик, раздавшийся из соседней комнаты. Друзья недоуменно переглянулись.
- Алиса! – воскликнула Рина, бросившись на крик.
Филипп побежал вслед за подругой и, спустя мгновение, они оба застыли в дверях комнаты. Она была пуста и лишь портрет маленькой девочки с пустыми глазницами смотрел на них слепым взглядом.

Дом был доволен. В ночь всех святых он получил еще три души и пополнил свою галерею безымянных портретов новой кровью…

 

[Ekseithne]

Участник №6.
"Никто не виноват"

Читать дальше...

Приветливо горели на зеленых газонах фонарики, весело перемигивались гирлянды на домах и деревьях… Похоже, некоторые хозяева решили одним махом отделаться от приготовлений к двум праздникам сразу: просто не снимать украшений до Рождества.
Несмотря на то, что вечер только-только наступил – улицы были безлюдны. Жители этого района не выявили особого желания гулять октябрьским вечером, оно и понятно: воздух все еще теплый, но порывы по-зимнему холодного ветра заставляли задуматься даже самых молодых и отчаянных… Тем не менее, по тротуару шли двое, и ясно было, что они вышли не на прогулку...

- Неужели обязательно было брать такси! – возмущалась пожилая женщина, ежась от очередного порыва ветра и злобно поглядывая на своего спутника, - Я же не так часто у вас бываю, а ты, скупердяй такой, даже не потрудился забрать меня на своей машине!
- Моя машина в ремонте. - терпеливо объяснял мужчина, - А вам, мама, совсем необязательно было грубить таксисту, может, именно потому, он не стал ехать вглубь района.
- То, что ты муж моей дочери, еще не дает права назвать меня матерью! И вообще, знаю я почему она в ремонте, ты её разбил по пьяни, уезжая от очередной своей подружки! Куда только Сьюзи смотрит, говорила же ей: не доверяй этому прохиндею, у него любовниц больше, чем листьев на дереве, каждую неделю – новая, а она “Люблю его, люблю”… - мужчина привычно пропускал мимо ушей все возмущения своей тещи. Ненависть со стороны этой женщины появилась с их первой встречи, когда сияющая Сьюзи произнесла роковую фразу: “Мама, познакомься, этой мой жених Кевин!”. По всей видимости, Пенелопа Лортон составила некий портрет мужа дочери и, вполне возможно, уже подыскала подходящего юношу, а парень учащийся на врача и подрабатывающий в магазине на эту роль явно не годился. В знак протеста, будущая теща, даже не пришла на свадьбу…
- Надеюсь, Сьюзи испекла пирог к моему приезду. – в окончание своего монолога пробурчала Пенелопа.
- Вашей дочери не до пирогов, у нее есть работа и ребенок, у которого, между прочим, завтра день рождения! – в свою очередь возмутился Кевин.

- Ребенок! – вспылила женщина, - Я же просила эту дурочку сделать аборт, а потом просто умоляла о кесаревом в семь месяцев! Но вы не послушались и девочка родилась в День Всех Святых…
Мужчина мысленно досчитал до пятидесяти, прежде чем ответить Пенелопе. Помимо него, ненавистного зятя, чувства к которому можно было легко объяснить, была еще внучка, ставшая врагом еще до рождения.
- Больше не слова о Кларе, она наша дочь.
- Ребенок, рожденный в такой день не принадлежит людям. – фыркнула миссис Лортон, Кевин предпочел промолчать.

Годовалая Клара неуверенно поднялась на ноги: несколько минутами ранее она выбралась из своей кроватки, достигнув того, к чему стремилась уже не первую ночь. Полностью увлеченная достижением цели, девочка, не знала, что теперь делать. Она переводила взгляд с одной игрушки на другую, силясь понять, чего же, все-таки, ей хочется. “Мама?” – очень тихо произнесла Клара и попробовала пойти к двери. Ноги не слушались, все-таки, ходить она научилась совсем недавно, и, на полпути, девочка упала. Клара не видела смысла ползти к двери, ведь мама и папа всегда ходили, значит выйти в дверь можно только стоя. Девочка, снова поднялась и пошла к двери, когда цель была достигнута, Клара, попыталась пройти так, как это делают взрослые, но больно стукнулась лбом о деревянную поверхность. Малышка села на пол, глядя на ненавистную преграду, отделявшую от мамы, и расплакалась от безвыходности.

- Тише милая, не плачь. – Клара быстро повернулась на голос и увидела некое существо, покрытое шерстью. Девочка не испугалась: однажды, когда мама брала ее с собой в гости, она видела кошку. И то, что эти существа могут быть большими, говорить и ходить на задних лапах, для детского разума, было вполне закономерным, что могут люди – могут и кошки.
- Привет. – ответила Клара.
- Иди сюда, маленькая. – кошка наклонилась, протягивая к девочке передние лапы, хотя вернее будет сказать: руки, так как, в принципе – это были самые настоящие человеческие руки.

Малышка радостно побежала ей навстречу…
Через пару секунд странное существо, держащее Клару на руках, с легким хлопком, исчезло из дома, ставшего теперь жилищем только Сьюзен и Кевина…

- Вы побудьте тут, а посмотрю, как там Клара. – тихо, ведь Сьюзи, скорее всего, уже легла, попросил тещу Кевин.

Пенелопа только фыркнула и, с независимым видом, оперлась на стенку, проигнорировав стоящее рядом кресло.
Поднявшись на второй этаж, мужчина, на цыпочках прокрался в комнату дочери и, с улыбкой заглянул в кроватку…
“Наверное, вылезла” – мелькнула быстрая мысль и, включив свет, Кевин начал осматривать комнату в поисках Клары, но девочки нигде не было. “Видимо, выползла за дверь” – пришла еще одна рациональная мысль, хотя сердцем мужчина понимал, что в доме его дочери больше нет…
- Ага! Я же говорила, что Прогневавший Мрачного Жнеца заберет эту девочку перед Днем Всех Святых, а вы не верили! – громко заявила, поднявшаяся вслед за Кевином, Пенелопа.
- Да заткнитесь вы! – не выдержал мужчина.
- Что за шум? – позевывая, спросила Сьюзи, разбуженная крикам.
- Наша дочь пропала, а твоя мать несет ахинею, вместо того, чтоб звонить в полицию. – озлобленно, разъяснил ситуацию Кевин.
- К-как пропала? – вздрогнула Сьюзи.
- Я не знаю… Дверь была закрытой… А кроватка пустая…
Сьюзен медленно опустилась на пол, рыдая и, не обращая внимания на мужа, пытавшегося ее успокоить:

- Может она где-то в доме… А если нет – позвоним в полицию.
Женщина, как никто другой, понимала, что нигде в доме Клары нет и полиция тут не поможет…

Кошка шла по лесу, поминутно вздрагивая, и крепко прижимала Клару к себе, а та радостно рассматривала все вокруг не испытывая и толики того ужаса, который просто захлестывал ее похитительницу.
- Ты таки пришла! – раздался впереди холодный, словно дуновение зимнего ветра над могилами, голос. Перед кошкой и Кларой появился тот, кого люди называют Мрачным Жнецом.

- Ты пришла. – повторил он, - Но готова ли ты, ради того, чтоб вновь обрести человеческое тело, пожертвовать не принадлежащим тебе?
- Да! – твердо ответила кошка.
- Хорошо, но постарайся не повторять ошибок. Если снова попытаешься изобрести Эликсир Молодости, то в следующей жизни рискуешь родиться тараканом…

- Она мне сегодня опять снилась. – тихо произнесла Сьюзен, сидящий рядом Кевин кивнул, он понимал о чем говорит его жена.
- Вот все думаю, как бы она выглядела. Сегодня нашей Кларе исполнилось бы пятнадцать лет. – продолжала женщина, мужчина опять кивнул, сдерживая воспоминания: за девятнадцать лет боль не ушла и даже не утихла – было также, как в первый день. Иногда Кевину казалось, что их дочь живет где-то недалеко…

- Иногда, в дуновениях ветра, мне слышится ее смех… - тихо, ни к кому не обращаясь, продолжала Сьюзен, - А в толпе видится ее лицо… Но стоит мне прислушаться или присмотреться – и чувство уходит… - женщина снова погрузилась в свои печальные мысли. Она уже давно не плакала. С того самого вечера, когда исчезла Клара…
- Скоро из школы вернется Артур, давай не будем портить ему праздник. – хриплым голосом произнес Кевин, его жена молча поднялась и стала накрывать на стол.

- Почему ты не пришла на представление? – спросил Артур у своей подруги, когда они вместе шли из школы.
- Мне не хотелось тебя смущать. – с улыбкой, ответила та.

- Меня, смущать? – театрально схватился за голову парень. – Я этого не переживу! Яду мне, яду!
Его подруга рассмеялась.
- А вообще, Клара, я тебя люблю, но братскою любовью. – уже нормальным голосом продолжил Артур, - Значительно больше меня привлекают твои сестры Тара и Эллис.
- Обе? – удивилась его подруга.
- Они же близняшки. – привел неоспоримый довод парень, в ответ на это, возмущенная старшая сестра упомянутых особ пихнула Артура в бок.
- Пошли ко мне, а? Познакомишься с моими родителями… - начал парень и осекся.
- Извини, дружочек, но не могу, - Клара горестно вздохнула, - мама с отчимом организовали грандиозную вечеринку в честь моего пятнадцатилетия, не хочется их расстраивать. Может ты к нам?
- Тоже не могу, родители все еще считают, что я маленький и обязательно захочу походить по улицам в костюме кролика. – скривился Артур.
- Тогда – пока, мне надо сворачивать.

- Пока Клара!

Каждый из подростков шел к себе домой, размышляя о том, как лучше сбежать с праздника, устроенного родными. Они не знали легенды о Дне Всех Святых, ребенке, рожденном в этот день, Мрачном Жнеце и Прогневавшем его… Да и откуда им было ее знать? С бабушкой Артур не общался – родители боялись, что она может рассказать ему старшей сестре, что плохо повлияет на детскую психику… А Клару воспитывала приемная мать, которой, тем более, не хотелось вспоминать ни об одной из своих прошлых жизней…

 

[Ekseithne]

Участник №7.
"Легенда о Мэри-Лу"

Читать дальше...

В стародавние времена жила в Луизиане красотка Мэри-Лу. Ее белокурые локоны и фиалковые глаза разбили не одно мужское сердце, начиная с шерифа и заканчивая озорником-школьником.

Больше всего на свете прелестница любила танцевать. Одетая по последней моде, сверкая, словно алмаз в короне английских королей, она как райская птичка порхала на балах в городской ратуше, которые давал ее отец – мэр Леопольд Бурже. Совершая изящные па, грациозно взлетая в вальсе, Мэри-Лу ощущала себя королевой среди подданных, богиней среди смертных. Целая армия поклонников выстраивалась в очередь под окнами дома, где она жила, чтобы просить ее руки и сердца. Но жестокосердная гордячка считала, что никто из представителей сильной половины города не достоин ее драгоценного внимания: ни красавец Баз Норрингтон, ни богач Дик Браунинг, ни светский обольститель Дерек Фальк.

Перебирая кандидатуры женихов, словно бусины в ожерелье своей матушки Дениз, белокурый ангелочек никак не могла остановить свой выбор на том самом единственном, похожем на принца из ее снов. Несмотря на прочие достоинства, никто из ухажеров не умел красиво танцевать, а значит, по мнению Мэри-Лу, все они были неотесанными мужланами.

Не в силах терпеть капризы дочери, Леопольд Бурже поставил перед ней жесткое условие: замужество или монастырь. Уступая воле отца, красотка объявила, что назовет имя жениха на балу в честь праздника урожая в канун Дня всех святых.

В эту осеннюю ночь, когда воздух наполнен магией, она ждала от судьбы чуда.
Новость, разнесенная прислугой, обошла каждый дом Нового Орлеана, вызывая страстное томление в мужских сердцах.

В положенный час гости собрались в ратуше, украшенной в соответствии с праздником. Атмосфера кружила голову и заставляла замирать от восторга. Искусно вырезанные, светящиеся изнутри тыквы, разноцветные фонарики, яблоки в кадках, снэпдрагон, мучной кулич, веселая музыка – устроители бала постарались на славу.
На правах хозяина города мэр Бурже торжественной речью поздравил своих горожан и пожелал им хорошо провести время. Следом вышла красотка Мэри Лу, прекрасная, как никогда, и, скромно потупив глазки, объявила:
- Я хочу сегодня, в канун Дня всех святых, назвать имя моего суженого.

Музыка умолкла, и в повисшей тишине было слышно, как тикают часы на старом камине.
- Я стану невестой того, кто протанцует со мной всю ночь напролет. Только с тем, кто выдержит это испытание и останется бодр и свеж, я буду танцевать потом всю свою жизнь. До самой смерти.
Волна возмущения и разочарования прокатилась по рядам присутствующих.
- Как она глупа! – шептались женщины.
- Как она своенравна! – гневно восклицали мужчины.
После минуты молчания, повисшей в зале, перед гордячкой предстал Баз Норрингтон и с досадой сказал:
- Мэри-Лу! Пусть сам Дьявол-Старый Ник тешит твои капризы! А с нас довольно. Доколе ты будешь морочить нам голову?!

- Ну и не надо! – обиженно воскликнула ангелочек. – Обойдусь без вас! Ведь сегодня волшебный праздник. Я верю, что сейчас откроется дверь и на пороге предстанет мой прекрасный принц. Красивый, умный и грациозный! Тот самый, который протанцует со мной всю ночь, и которому я отдам свое сердце!

Не успели последние слова сорваться с губ Мэри-Лу, как дверь ратуши распахнулась, и в залу вошел ОН: загадочный незнакомец - красивый, как Люцифер; молодой, как Адам; уверенный, как король.

Элегантно проходя через расступившуюся толпу, он приблизился к очарованной красотке, нежно взял ее за руку и, заглядывая в фиалковые глаза черным, как ночь, взглядом, спросил:
- Готова ли ты танцевать со мной, пока смерть не разлучит нас?
- Кто ты, таинственный незнакомец? – прошептал дрожащий от волнения голосок Мэри-Лу.
- Зови меня Николас Олд, - улыбка пришельца обнажила его ровные, как жемчуг белые зубы.
- Я твоя, мой прекрасный принц…
Сладкая нега волной накатила на зардевшуюся красавицу, когда он положил ладонь ей на талию и закружил в ритме вальса.

Краем глаза замечая завистливые лица женщин и нахмуренные физиономии мужчин, Мэри-Лу в объятиях “принца” летала в небесах. Все ее желания сбывались в одночасье в эту странную ночь в канун Дня всех святых: она кружилась с мужчиной своей мечты, и волшебному танцу не было конца.

Вальс сменялся полькой, полька - мазуркой, мазурка - новым вальсом … Быстрее, еще быстрее! Зал с танцующими парами превратился для счастливицы в одно большое пестрое кольцо, которое вертелось вокруг нее, как веселый ярмарочный аттракцион. Но что это? Мелькающая перед глазами “карусель” вдруг превратилась в мощное торнадо, рискуя раздавить ее своей мощью. Счастливая улыбка сползла с лица Мэри-Лу и застыла болезненной маской. Голову словно сдавило железным обручем, дыхание остановилось, и мир уходил из-под ее ног.

- Хватит! - хотела крикнуть бедная гордячка, но язык ее не слушался, а из горла вырвался шипящий звук.
- Хватит! – мысленно закричала она незнакомцу, но вдруг увидела, что его облик сильно изменился: глаза плотоядно запылали красными угольками, кожа обвисла и сморщилась, нос отвис, а узкие губы растянулись в гадкой усмешке.

- Кто ты?! - крикнула несчастная за пределами слуха.
- Я – Николас Олд. Старина Ник. Зови меня своим суженым. Сегодня, в эту волшебную ночь, все желания исполняются. Мы будем танцевать с тобой до самой смерти…
И он сжал перепуганную красавицу своими костлявыми руками, увлекая ее в Преисподнюю.

Перед глазами изумленных гостей кружащаяся в диком танце, как хоровод осенних листьев на ветру, пара вдруг завертелась в воздухе, словно детский волчок, и пропала с глаз долой, овеяв всех присутствующих могильным холодом.

Лишь на каменном полу остался сиротливо лежать увядший цветок из прически красавицы Мэри-Лу…

 

[Ekseithne]

Участник №8.
"Тьма жизни"

Читать дальше...

Голова болит просто ужасно. Мне кажется, что сейчас она просто развалится на две половинки, а ее содержимое вытечет на коврик. Хотя мозгов в моей голове не слишком много. Иначе бы не стала вчера так напиваться. Я тупо смотрю на календарь - непонятным образом из моей жизни выпало два дня. Сегодня, оказывается, уже тридцать первое октября. Совсем забыла - в этот день будут ходить детишки по домам, и собирать конфеты. Как же я любила в детстве этот праздник - с братом мы ходили по домам, выпрашивали конфеты, а потом объедались ими до боли в желудке. Вспомнив брата, я загрустила - уже месяц, как он не пишет и не звонит мне. Я встряхиваю головой и приказываю себе не думать об этом.
Как много детей в нашем городе - просто какой-то демографический взрыв. А на улицах вижу их крайне редко, прячутся они от меня что ли?
Так, вроде бы больше детей нет. Это хорошо, потому что все конфеты закончились. Значит, с чистой совестью могу сесть на диван и возможно, подумать о смысле жизни. Но с такой головной болью не особо думается и единственное, что хочется - спать.

Около трех часов ночи меня будит звонок в дверь. Мое сердце сжимается от внезапного приступа паники, но я, как послушная овца, иду открывать дверь. Бог и все его Архангелы! Гавриил и преисподняя! На пороге стоит+ смерть.

Причем я с разу понимаю, что это не ребенок, который нарядился в такой дурацкий костюм, а самая настоящая смерть. Я пячусь назад, не отводя взгляда от фигуры в балахоне, и пулей несусь на второй этаж.

Наверное, это глупая идея там спрятаться, но других в тот момент у меня не возникло. Я залетаю к себе в спальню и прячусь за кроватью.

Я всегда так делала в детстве, когда ссорилась с братом и пряталась от него. Напротив моей кровати стоит зеркало - я смотрю в него и вижу, что мои волосы, минуту назад бывшие рыжими, поседели.

Из горла вырывается то ли хрип, то ли стон. Дверь со скрипом открывается и входит смерть. Он нашел меня! Господи, помоги мне, твоему неразумному ребенку. Фигура медленно продолжает приближаться, а значит, Господь решил не помогать мне, отъявленной грешнице. Я зажмуриваю глаза и твержу про себя: "Это сон, это просто сон, сейчас ты проснешься, и все будет по-прежнему".
Я чувствую, как меня поднимают сильные руки и понимаю, что не у меня нет желания вырываться.

К моему лицу приближается серый капюшон, я чувствую на своих губах поцелуй и падаю в обморок. Спасительная темнота+ Но в темноте я пробыла недолго. Очнулась почти сразу же.
Высокой фигуры в капюшоне не было. Меня на руках держал молодой человек.

У него была весьма необычная внешность - бледное, лишенное каких-либо красок лицо, длинные черные волосы и глубокие синие глаза.
- Кто вы? - я задала, наверное, самый банальный вопрос на свете. Он повелительно взмахнул рукой, призывая меня замолчать, и наклонился к моим губам. Поцелуй был настолько глубоким, что у меня подкосились ноги.

Я словно растворялась в нем, чувствуя, как в меня входит какая-то новая сила. И мне это+ нравилось?
Я открыла глаза и поняла, что уже не та, кем была еще несколько минут назад. Я вспомнила все, свою прошлую жизнь, свою истинную сущность. Я - вечная невеста смерти, богиня хаоса и предводительница тьмы. Двести лет назад мое прежнее бренное тело сожгли на костре крестьяне и развеяли прах по ветру. Но они не смогли сжечь мою темную душу. Все это время она бродила неприкаянная по земле и выискивала новое тело. И нашла+ в канун дня всех святых я родилась, в этот же день я и умерла двести лет тому назад.
Я смотрю на себя в зеркало - я изменилась.

Мои волосы стали черными, кожа приобрела бледный оттенок и глаза стали по-хищному смотреть на окружающий мир.
Молодой человек за моей спиной недовольно кашляет. Я поворачиваюсь к нему - к моему вечному мужу, господину и наставнику.

Он кивает головой, берет меня за руку, и мы уходим в ночь, чтобы сеять хаос, творить смерть и вечно противостоят добру.

 

[Ekseithne]

Участник №9.
"День Искупления"

Читать дальше...

Звезды, рассыпавшиеся по ночному небу, говорили, что она не одинока. Всегда. Они – мириады ее отражений, они – миллионы лет одиночества. Но лишь забираясь на вершину старой башни и глядя на звезды, кажущиеся оттуда совсем близкими, она находила силы верить в Судьбу.

В ту ночь не было звезд.
Только ветер, холодный осенний ветер проносился, словно лихой конокрад, над крышами маленькой деревушки, нагоняя армию грозовых туч на сельских жителей.
Детям были нипочем и беззвездное небо, и забияка Ветер, и сухие раскаты грома вдалеке. В последний вечер октября они перетряхнули свои гардеробы, такие неподходящие для надвигающегося праздника. Да так и не нашли ничего по случаю. Веселой стайкой перебегая от крыльца к крыльцу, они требовали от радушных хозяек внимания и, конечно, угощения.

Она не открыла им дверь.
В доме не было угощения. И ждала она другого гостя. Порог казался почти святым, ведь той ночью его должен был переступить тот, кого она так долго и так отчаянно ждала.
Потом она погасила свет, оставив гореть лишь две свечи, пламени которых тянулись друг к другу в сгустившейся тьме. И села в кресло, стоявшее напротив двери – огненные отблески осветили ее бледное лицо. Таким страстным, таким нестерпимым было ожидание, что ногти сжавшихся в кулаки рук впились в нежную кожу ладоней и оставили алые полукруглые отметины.
Праздничный стол, увенчанный пузатым овощем-монстром, был накрыт. Она ненавидела тыквы – их оранжевая мякоть казалась самым отвратительным из всех виденных в жизни зрелищ, а вкус повергал в вяло текущую депрессию.
Выпотрошив тыквенное нутро, она бросила внутренности свиньям. Вместе с семечками. И со священным ужасом наблюдала, как они пожирали ворсистую мякоть.

Она ненавидела тыквы…
Предсказанный звездами и гаданиями старухи-цыганки, утренней зарей и вечерним закатом пришел в полночь. Отворил дверь, будто бы она и не заперла ее на все замки от надоедливых пострелят-детей, и подошел к креслу, из которого она наблюдала за ним остановившимся взглядом. Его глаза цвета ночи были печальными и строгими, и зверь по имени Любовь заглянул в душу Розы, да так и остался там.
-Ты ждала не напрасно, - глухо промолвил демон и потянулся к ней.
Ее счастливая улыбка совпала с последним ударом исстрадавшегося в ожидании сердца.

…Потом были закаты – триста шестьдесят пять закатов. И столько же рассветов с тоннами выпавшей росы. В заброшенном доме Розы по ночам будто бы плакал кто-то. И скрипели ссохшиеся половицы, и подмигивало потусторонним, призрачным светом окно.
Старухи, пугливо косившиеся на дом с поселившимся в нем призраком, спешили по домам, осеняя себя крестом. И всю ночь ворочались без сна в своих постелях – все им мерещился загробный тусклый свет в глазницах дома с прохудившейся крышей.
И вот, сорвав лист перекидного календаря, осень снова явила во всей красе последний октябрьский день.
В воздухе разлилось ожидание. Безостановочно выл, забившись в укромный угол будки, старый соседский пес. В курятниках бестолковые птицы хлопали крыльями на своих насестах. А восьмилетний мальчуган, считавшийся в деревушке блаженным, едва пробило девять, вздрогнул всем телом, уронив кусок тыквенного пирога, и со странной улыбкой громко сказал первые в своей жизни членораздельные слова:
- Он идет!

Так сказал мальчик. И Он действительно пришел. Давно потерявший надежду, проклинаемый всеми странник, так долго шедший по пути к искуплению. Города горели за ним, рушилось счастье, а звезды, беспечные звезды, все падали с неба – им наплевать было на раскаяние демона, живущего тысячу лет и тысячу лет жаждущего смерти. Север или восток, юг или запад – он побывал везде, гонимый Судьбой и тысячелетним проклятием, которое навлек на себя, будучи молодым и дерзким мужчиной тридцати лет от роду. Предвестник смерти, глубокий старик в обличье тридцатилетнего с заплечной сумкой, из которой помимо его воли вылетали беда и одиночество, болезни и разрушения.
Он искал Ее так долго, что прошлой осенью, в безумный праздник, когда, наконец, нашел… растерялся. Зато не растерялась сумка за плечами. Та самая… Смерть для его избавительницы выпорхнула прежде, чем Он что либо смог изменить. Тот, Кто Наблюдает, должно быть покатился со смеху на своей смотровой площадке, взирая на отчаяние на лице Странника. Глядя, как тот с беззвучным криком кидается к своей маленькой спасительнице, будучи не в силах уже ничего изменить.

…Соседский пес издох в своей будке, захлебнувшись собственным отчаянным воем. Птицы притихли на насестах, боясь привлечь к себе ту же участь. В доме напротив послышался стеклянный звон – будто разбилось что-то. А вскоре из окон валили клубы дыма – очень уж любит огонь лампадное масло.
Беды, вечные спутницы Странника, продолжали неизменно ему сопутствовать.
Он не знал, зачем снова пришел сюда, в эту заброшенную Богом деревушку, в это место, где год назад потерял последнюю надежду. Лишь увидев льющийся из окон дома голубоватый свет – для других едва видный, для него – нестерпимо яркий, Странник понял, что пришел не напрасно.
Получеловек-полудемон, ему не составило труда открыть дверь. Как и год назад.
Половица скрипнула у порога под тяжестью его шагов. Как и год назад.
…А в кресле, стоящем на том самом месте, что и год назад, виднелся едва различимый в свете выглянувшей из-за туч луны силуэт.

Он подошел. И через несколько секунд лицо его озарила улыбка – первая за несколько столетий, робкая и нетерпеливая одновременно, словно первый поцелуй влюбленного. Тонкая рука девушки-призрака, почти прозрачная в лунном свете, потянулась вверх, к его лицу, и прижалась ладонью к щеке.
Голос Розы прошелестел едва слышно, словно осенний ветер ворвался в дом:
- Ты пришел не напрасно.
Улыбка Странника, после тысячелетнего ожидания подошедшего к концу такого долгого пути, стала торжествующей.
- Я знаю… Всегда знал, - нежно произнес он.
Таковы были последние слова того, кто избавился от проклятия…

***
- Чегой-то он смотрит так, ишь зенки вылупил?!
- Марусь, так ты забыла, что ли? Больной у Потапкиных сынок. Только глазеть и могёт. За всю жисть ни словечка-то не промолвил.
- Так енто он? Большой ужо, ишь как за лето вымахал!
- Да уж осьмнадцтый годок… Ой, Марусь, брешу я, как пить дать брешу! Давненько было, вот и запамятовала: мальцом когда был, Никитка то исть, два словечка все ж вымолвил. «Он придет…» Или «он идет». Кажись, так…
- Хто идет-то, Глашка?
- Да хто-хто… Черт и тот не разберет. Может, Новый год?..
- Дура ты, Глашка. При чем тут Новый год?.. Постой, а это чего за ребятня в луже дождевой плещется?

- Марусь, Березкино – в двух шагах, а ты, как с дуба рухнула. Енто ж Машка с Ваняткой. В ту самую ночку, когда Никитка про Новый год загутарил, а у Синичкиных хата погорела, Катька с Леськой обе и зачали. В ту ночь, точнехонько тебе говорю. Мужиков-то их на следующий день как чума скосила, так Богу душу и отдали. Вот уж хворость, так хворость… Праздник-то этот осенний видать проклятый.
- И у нас полдеревни померло. Время было – страсть… Как он на нее любуется, ты глянь, Глаш. Ласковенько.
- Ужо вся деревня гутарит. Любовь у них – прямо не разлей вода. Вот пострелята… А у Катьки в дядьях фабрикант какой-то, в столице живет. Она ж ради Петьки покойного сюда переехала. А теперя вроде обратно собирается. Ну, а Маняшу с собой возьмет, понятное дело. Ну, девка, как весть такую услыхала - сразу в слезы. А Иван, даром что малолеток, сурьезный ходит, брови насуплены. А давеча девахе сказал – подожди, мол, чуток, и будем вместе…

И знаешь чего, Марусь? Кажись, дождется Маша своего Ванятку, приедет он за ненагядной своей. Будут они вместе… пострелята…

 

[Ekseithne]

Рассказ №1, не участвует в голосовании (подробности здесь)
"Кухня и сигареты"
Авторы: Рюдзаки и Лайт Ягами

Читать дальше...

Деньги на весь ноябрь кончились уже три дня назад.
- 31-ое октября, - протянул он, кинув беглый взгляд на календарь, но любой нормальный человек мог заметить это по бегающим на улице детям в костюмах.

- За сегодня мне уже пришлось послать три группы выпрашивающих конфет «тыкв» и «скелетов». Костюмы можно брать пооригинальнее.
- Да, действительно, им бы такую фантазию, как у тебя, - прошипела она, мрачно разглядывая потрескавшуюся поверхность стола.
- Как там дела у фасолевого супчика без фасоли, в котором плавал горох? Тот, который стоял в холодильнике. Я сегодня заглянул, его там не было.
- Исчез, монстры его сожрали, блин! Приготовь себе что-нибудь сам и пойди, проверься у врача – это именно ты сожрал его вчера вечером, а когда я пришла домой, то могла созерцать только пустую кастрюлю, в которой ты еще и забыл ложку и окурок. Спасибо, очень приятно.

-А что, наш профессор сейчас сказал бы, что пустая кастрюля символизирует одиночество, а лежащий в ней окурок, которому там не место, человека отвергнутого обществом. Грустно, правда? И, между прочим, я уже пять дней не курю, какой, к черту, окурок?

Откуда-то, возможно, сквозь щель в оконной раме подул прохладный ветерок. Она поежилась, почувствовав себя как-то неуютно и недовольно буркнула:
- Значит, у меня галлюцинации. И я тоже хочу есть. Может, у тебя в сумке что-нибудь завалялось? Какая-нибудь там засохшая булочка или баунти, провонявшийся сигаретами? Вдруг есть, отдай мне.
- Если хочешь, можем потом пойти на улицу и повыпрашивать конфеток, раз уж такой случай хороший. Я думаю, двум детям-переросткам, которые утверждают, что им по семь лет, с радостью кинут парочку слипшихся карамелек. Кстати, знаешь что? – его глаза с азартом заблестели, - я знаю, откуда окурок.
- Еще бы не знал! Выпал у тебя из кармана. Тоже мне, большая мистика.
Почему-то на кухне стало еще холоднее.
- Ты вообще знаешь, что в этой квартире когда-то один тип прирезал всю свою семейку? А потом убил себя, проглотив пачку сигарет.
- Я думаю, ты тоже бы не отказался от такой смерти. А потом бы тебя похоронили в гробу склеенном из пачек мальборо, а вместо надгробного камня там бы стоял гигантский окурок с вечным огнем. И надпись: «Его страсть стала его могилой». Господи, глупости какие!

Кажется, он действительно обиделся.
- Я серьезно. Пожалуйста, можешь мне не верить! Но только потом не удивляйся.
- Чему? Сейчас прямо призраки вылезут и будут впихивать в тебя сигареты, пока ты не задохнешься? О нет, о нет! – почему-то ее смех прозвучал фальшиво, почти истерично. Воистину, ночью становится неуютно от самой тупой истории. Она дотронулась босой ногой до батареи и чуть не закричала – на секунду ей показалось, будто ступню обхватили холодные пальцы.
- Отопление не работает, - было подведено мрачное резюме.
- Вот представь себе, прямо тут, на этой кухне, мужик и зарезал свою жену! Она стояла себе спокойно у плиты, готовила, возможно, самый настоящий фасолевый суп, который у нее получался намного лучше, чем у тебя, подпевала старой песни шестидесятых... такая уютная атмосфера, было тепло, а не этот замогильный холод, как тут сейчас, на столе в вазе стояли какие-то вонючие полевые цветочки, шипела сковородка с жирными котлетами, которые забыли посыпать солью... идиллия, да и только, - он мечтательно зажмурился, видимо, увлекшись мыслью о котлетах, и спокойным, а от того таким жутким голосом прибавил: - А смерть уже дышит ей в спину… она не слышит шагов, они совсем тихие, приглушенные… кап-кап, кровь с его ножа капает на пол, но она этого не знает. Она переворачивает котлеты на сковородке, а музыка все играет и играет…

Тут он, внезапно распахнув глаза, резко перегнулся через стол.
- ВДРУГ СЗАДИ КТО-ТО ХВАТАЕТ ЕЕ ЗА ВОЛОСЫ И ПРОЕЗЖАЕТСЯ НОЖОМ ПО ГОРЛУ!
- ИДИОТ! – рявкнула она, чтобы не показать, как испугалась. Атмосфера угнетала. Нет, ей никогда не нравилось сидеть по ночам на кухне. Создавалось странное ощущение неудобства, хотелось побыстрее уйти оттуда и залезть в теплую кровать. Ночью людям на кухне явно не место.
Он рассмеялся, запрокинув голову назад.
- Так и было, но перед этим он пошел и зарезал своих детей. Представляешь, готовишь ты себе спокойно, а твои чада лежат мертвые в соседней комнате. А ты уже обдумываешь, что дать им на завтрак в школу, и не подозреваешь, что их тела в это время уже начинают остывать…

- Ты меня пытаешь запугать, что ли? – наконец-то подала голос она. Сердце громко стучало, - неужели ты уверен, что я не видела таких дешевых сцен в третьесортных ужастиках?
- Возможно, это был именно тот нож, которым ты режешь колбасу по утрам. Очень тонкими ломтиками, кстати. Ты экономишь на мясе. А он не экономил. Взял и порезал на кусочки всю свою семейку.
- Если ты предлагаешь порезать тебя на салями, я с радостью это сделаю, - она встала, и, окинув парня гневным взглядом, выдала, - я пойду спать. Место я тебе греть не собираюсь – либо ты тоже сейчас ложишься, либо я запрусь и тебе придется спать на полу.

- Не боишься, что тебе ночью перережут горло? – хохотнул он.
Она только открыла рот, чтобы наорать на него, но тут погас свет, и вместо этого из горла вырвался пронзительный вопль. Лампочка угрожающе загорелась и снова потухла. На этот раз в последний раз за эту ночь.
Она обернулась и встретилась глазами с чем-то светящимся и жутким. Кончики горящих сигарет!
- МАМАААА! Это он! Он! ОН! – орала она.
- Где? Ты имеешь эту ведьму за окном, что ли? Глупая, ты ее просто не замечала, потому что свет горел, - его это не просто не впечатлило, а даже еще больше развеселило.

- Дверь не открывается, - жалобно пропищала она, в панике дергая за ручку, - ВЫПУСТИТЕ МЕНЯ, ВЫПУСТИТЕ!
- Я шо, тебя так напугал? – он засветился от счастья, - да придумал я это все, придумал, - подойдя, он героически попытался обнять ее в святой уверенности, что крепкое мужское объятие способно успокоить в такой ситуации любую испуганную даму. Но он ошибался – она резко оттолкнула его от себя и снова принялась дергать за ручку.
- Ну тихо ты, - смущенно пробормотал он, - кстати, дверь открывается, если потянуть на себя...
- ТЫ КОЗЕЛ! - завизжала она и вылетела в коридор, а оттуда прямиком в спальню.
- Эй, подожди!
- Спать можешь в своей любимой кухне с призраками! Пусть они тебе готовят фасолевый суп!

В замке от спальни тихо, но отчетливо повернулся ключ. Это был приговор.
- Ну замечательно, нам не только отопление, но и свет за неуплату отключили, - буркнул он и злобно улыбнулся – ну и пусть эту ночь он проведет сам, зато шутка удалась. Ну надо же, даже правительство в кои-то века подыграло, вовремя вырубив электричество. Кто же знал, что она так сильно испугается? А кто этих женщин поймет? Строят из себя сильных и независимых, но против своей природы никакая эмансипация не поможет.
- Хм, а что это? – сказал он вслух, увидев что-то светящееся на полу. Парень откинул волосы и, нагнувшись, поднял догорающий окурок. В этот момент ему резко перестало быть смешно. Возможно, стоило немного поклянчить перед дверью, чтобы его тоже пустили в спальню… Тут ему послышалось – конечно, только послышалось - что сзади раздались шаги.

 

[Venus]

Рассказ №2, не участвует в голосовании (подробности здесь)
"Здравствуй навсегда"
Автор: Venus

Читать дальше...

- Совсем-совсем? - он сжимал мои пальцы, глаза его горели обжигающе опасным энтузиазмом.
- Да, - я сделала некоторое усилие над собой, чтобы изобразить абсолютное спокойствие. Произнеся это, я почувствовала, как холодная капля пота медленно сползла по шее и устремилась под одежду.
-Да-а-а? - как бы разочарованно протянул он. – Хорошо. Тогда это действительно не имеет никакого значения.
Отпустив мои руки (о, свобода!), он повернулся ко мне спиной, а потом, не оборачиваясь и чеканя шаги, пошел по направлению к двери.
Я мельком взглянула на его спину – мельком и как можно незаметнее, иначе он почувствует. Кожей. Тканью. Он дьявольски внимателен.
- На самом деле, mon cherie, - как я и опасалась, он заметил. - Мне это даже нравится. Я всегда знал, что ты особенная. Именно поэтому я хочу, чтобы ты была со мной. Другие могут лишь сопровождать. Плестись в хвосте. Тащить камнем на дно. Паразитировать. Засорять время. Но ты совсем другая – я хочу зависеть от тебя, хочу чувствовать эту боль.
- Так ведь это невозможно, - мои губы скривились в горькой усмешке.– Ты же недочеловек, как и я. Ты не знаешь этого чувства. Любовь неведома тебе, также как и мне...

- Этот праздник заставит тебя чувствовать, - он подошел ко мне, улыбаясь.- Весь этот антураж, мрачность, когда как не в этот день? День открытых дверей для твоего чувства нон-грата. И если ты познаешь его, то ты проиграешь мне. В свою очередь, мне от тебя тоже нужна помощь в познании незнакомых ощущений.
- Но я не собираюсь играть с тобой. И не чувствую к тебе ничего.
- Совсем-совсем?..

***
Сахарные черепа, кремовые надгробья... Да, весьма необычный день.
Если бы я обошла весь земной шар, то вряд ли нашла бы хоть одну мелочь, которою обделили праздником. Праздники каких-то профессий? Да, пожалуйста, есть такие. Огласить список? Праздник куклы? О, да. Декорированные плоты? Да-да, и это. Но если нравится праздновать – то почему бы нет? И почему бы всем не праздновать разные вещи? Придумывать свое – оригинальное, забавное, нелепое... И этот день тоже. День открытых дверей для чувства, которого нет.

- Вам плохо? Вам... – вопрос завис воздухе. Маленькая девочка протягивала мне сахарный леденец в виде белоснежной, обглоданной временем человеческой кости.
- Почти. Мне странно. Мне неуютно, - первая попытка улыбнуться за сегодняшний день. Взгляд девочки все так же вопросителен, она не уйдет без подробных разъяснений. Что ж.
- Оставь себе. Мне не нужно. Я не люблю сладкое.
- Трусишка! - засмеялась девочка, уже убегая – она спешила присоединиться к празднованию, оставляя меня на растерзание моим мыслям.
Если бы это было возможным.
- И снова здравствуй, Ливи. Ты уже чувствуешь? - мягкие объятия, знакомые и неизбежные. Расслабиться – вот все, что мне нужно, чтобы эта змеиная близость не завладела моими чувствами.

- Нет. Как всегда, – выдохнула я. – Мои слова вызывают сомнения?
- Нет. Иначе меня не было бы здесь, - он вышел из-за моей спины и с интересом посмотрел на празднующих. – Это даже приносит радость, смотри. Им нравится испытывать это чувство. В малых дозах, конечно же. Помнишь? Яды в малых дозах лечат. Спиртное в малых дозах дарит блеск глазам. А…
- Помню, - без сожаления прервала я очередной ликбез от моего неутомимого собеседника.
- Ты слишком сухо говоришь, - прогудел он.
Обернувшись, я встретилась глазами с оскалившейся тыквой, сидящей на его шее.

- Слишком влажно говорить – несерьезно. За сравнениями и многочисленными описаниями эмоций теряется суть разговора, - отчеканила я, отворачиваясь от столь неприятного зрелища.
Но стоило мне это сделать, как в глазах потемнело. Запах свежевырезанной тыквенной мякоти привел меня к мысли, что праздничный овощ теперь украшает и мою шею.
Однако почему я ничего не вижу? Где прорези для глаз?
- Та-дам! Никтофобия? Клаустрофобия? - вкрадчивый шепот возле правого уха.
-Неудобство. Дискомфорт, - эхо вторило моим словам.
-Хм, - озадаченно и разочарованно. - Снимаю.
И снова я вижу свет. Тусклый, пробивающийся из-под земли. Тыква без прорезей, исключая отверстие для головы, лежит у моих ног. Стоп. Из-под земли? Шумно втягиваю ноздрями воздух. Земля, разложение...
- А знаешь, в некоторых странах не хватает земли, чтобы хоронить. Например, в Мексике бедняков просто ставят в катакомбы, так они и покоятся - стоя. Смотри! - тусклый свет выхватывает из темноты человеческие останки, находившиеся здесь веками.
- Мне не нравится здесь, - я закрываю глаза.
- Почему же? - и снова эта издевательская интонация.
- Неуютно, - вздох.
- Тогда вернемся домой? - вопрошает один из скелетов, со скрипом подняв голову. В глазницах блестят его глаза.

- Да, я бы хотела прекратить этот фарс, - стряхивая с себя паутину, я вздрогнула - моя рука состояла лишь из костей.

- А-а, почти попалась, - и вновь мы среди празднующих. Он идет рядом, весело улыбаясь. - Не объясняй ничего, не пытайся себя оправдать. Это было слишком бледно.

***
Мягким оранжевым светом очерчен во тьме мой дом. Кажется, дня три назад бабушка начала приготовления: тыквы, купленные у фермера Джека, украшения из старой запыленной коробки - все это сделало наш дом таким незнакомым, загадочным, словно он не из этого мира. Но что-то еще есть в этом. Я посмотрела на своего спутника – почему-то мне показалось, что и сейчас он прокомментирует мои мысли. Но нет, он просто улыбнулся. И не было в этой улыбки ничего зловещего, того, что могло бы настораживать. Это была улыбка человека, собравшегося показать кому-то свой любимый фильм - предвкушение приятного зрелища и реакции на него испытуемого, причем эта реакция должна быть непременно положительной. Я расслабилась и улыбнулась своему дому.
- Красиво, - снова заговорил он. - Я люблю все красивое и необыкновенное.
- Не ты один, стало быть, - улыбнулась я. - Моя бабушка почему-то любит этот праздник и всегда тщательно к нему готовится. Жаль, я не видела, как она украшала все это.
- Ага, ты сбежала из дома, - легкий смешок. - Чтобы жить в склепе. На спор, не так ли?
- Что? - встрепенулась я. - А, это. Да. Знаешь ли, ты не первый, кто не верит в мою неспособность испытывать это чувство.
- Да что ты? - он взял меня за руку и потянул к дому. – Ну, так пойдем? Заодно и проверим эту твою неспособность.
- Что, мастер иллюзий и в моем доме что-то натворил? - усмехнулась я.
- "Мастер иллюзий"... А звучит. Как думаешь, меня возьмут в цирк? - он снова рассмеялся, и я внутренне напряглась: что-то не так с этим веселым настроением.
- А ты разве не оттуда? Кстати, ты и не рассказывал о себе особо. Что привело Вас в мой склеп, о, почтенный? – реверанс-издевка должен был хоть на секунду стереть улыбку с его лица.
- Работа, - он внимательно посмотрел на меня. - Идем же.

Дальше все было как в замедленной съемке. Мы шли словно под торжественную музыку, от которой непрерывно гудело в ушах, и сквозь этот гул я могла различить только стук моего сердца, неестественно редкий. Вот мы подходим к крыльцу. Он подает мне руку, и аккуратно, бережно помогает мне подняться по лестнице. Лицо его серьезно на этот раз, он словно о чем-то задумался. Разглядывая его, я спотыкаюсь обо что-то... Нет, это...
- Кажется, ее звали Дэнни? Подружка твоей сестры, не так ли? - полуравнодушно произносит он.
Дэнни лежит на пороге нашего дома, свернувшись калачиком, зажмурившись, словно увидела что-то ужасное. И только через несколько секунд я понимаю, что она не дышит.
Что происходит? Я молча наклоняюсь к ней и пытаюсь нащупать пульс.
Тишина. Переворачиваю ее на спину, пытаюсь найти хоть что-то говорящее о причине смерти – ничего. Она словно спит. Яркой вспышкой в голове проносится мысль - летаргия? Я оборачиваюсь к своему спутнику.
- Без сомнения, она мертва, - он вновь будто читает мои мысли.
- Твоих рук дело? - я едва сдерживаюсь, чтобы не наброситься на него.
- Какая разница, - смеющийся взгляд словно вызов. - Тебе до сих пор все равно? Что ты чувствуешь?
- Ничего подобного! - я срываюсь на крик. - Эта самое ужасное, что ты мог сделать! Всего лишь ради того, чтобы проверить меня? Господи, какой мерзкий шантаж... Так вот, я чувствую лишь ненависть!
- Да? - он помолчал, словно решаясь на что-то. - Пожалуй, я опять недооценил тебя. Но не волнуйся, так ты мне даже больше нравишься.
Медленным, грациозным жестом он достал из-за пазухи ворох пожелтевшей бумаги, и вооружась карандашом, забормотал.

- Пелони и Лерато Муэндо. Их час уже практически пробил, им осталось совсем чуть-чуть, почему бы им не отправиться со мной сейчас? - минутная заминка показалась мне вечностью, я все никак не понимала смысла произнесенного набора слов, содержащего такие родные мне имена. - Но ты вряд ли сильно огорчишься, с родителями ты была не в ладах. И твой побег – еще одно огорчение, уготованное им. И твое заявление о полном равнодушии к их судьбе... ммм, я помню это. Я также могу забрать всех твоих слуг, но к чему мне это пушечное мясо? Я заберу их потом, когда станет совсем скучно.Ага, вот оно. Вилоу.
Жуткий холод сковал мое сердце, едва он произнес это имя. Я попыталась что-то сказать, но слова будто рассыпались на кусочки, а я никак не могла собрать их.
Он улыбнулся мне и продолжил:
- Вилоу. Мило, да? Oliv - Vilo. Близняшки, не так ли? Вы даже именами родственны. Интересно, почувствуешь ли ты, как перестанет биться ее сердце? Что делает она сейчас?
- Чушь! - что есть силы сопротивлялась я. - Напыщенная чушь. Рассказывай свои шизофренические бредни кому-нибудь другому. Бабушка, я вернулась!
- ...вернулась! - грустно вторили мне пустые, темные комнаты. Собрав волю в кулак, я шагнула навстречу тьме, в свой покинутый дом. На ощупь добралась до кухни, и ...нет! Что-то лежало в углу, все в той же нелепой позе эмбриона. Нет, только не бабушка...
- Так вот, Вилоу, сейчас идет домой с празднования, - он встал рядом, освещая кухню тусклым мерцанием свечи. По его лицу заплясали жуткие тени. - Она несет домой угощение для бабушки, мамы, папы, которые сегодня так внезапно заболели, и, конечно, для тебя. Она надеялась, что ты вернешься. И, как видишь, не зря. Ливи?
Я сидела на полу рядом с телом бабушки и, гладя ее морщинистое лицо, шептала про себя, что это все сон, и когда я проснусь...

- Где ей лучше умереть? По дороге? Или на твоих глазах?
А когда я проснусь, то побегу домой, где будут ждать меня...
- И почему же ты хочешь, чтобы это было сном, Ливи? От чего ты бежишь? Не кажется ли тебе странным, что я читаю твои мысли? Оставь. Какой же сон тебе снится по-твоему, Ливи?
- Я... - произнесла я одними губами. - Не боюсь снов.
- Хм, Ливи, тогда какой смертью умрет Вилоу? Реши, ты ведь не боишься. Может, бросим кости? У меня как раз двенадцать видов смертей на выбор.
И тогда я почувствовала, как сдают мои нервы. Как что-то тяжелое давит на сердце, и на все тело разом. Не от этого ли дрожат руки и колени? Только не Вилоу. Я не могу ее потерять сейчас, когда у меня никого не осталось. Внезапно я вспомнила все наши игры в детстве, все наши ссоры в юности и почему-то ее сияющее улыбкой лицо. Кто я такая, чтобы лишать ее жизни? Как лишила остальных? И почему я? Верните мне все! Я сознаюсь в чем угодно, только верните их всех! Я повернулась к нему, и наши взгляды встретились. Почему я раньше не замечала эту пустоту в его глазах? Не перед ним ли на коленях просят о спасении душ? Он молча смотрел на меня, держа список смертников в опущенной руке, и я хотела сказать ему, что да, он был прав, но я словно онемела.
И лишь слезы беззвучно стекали по щекам.
- Что ж, Ливи, признание собственных ошибок еще никому не повредило. Я оставляю тебе родителей и сестру. Я рад, что оказался прав.
Он развернулся и медленно направился к выходу, а у самой двери остановился:
- Боюсь, не выдержу долгой разлуки с тобой, Оливия. Я навещу тебя в следующий Хэллоуин. – Я механически кивнула. – Что поделать, ведь я действительно люблю тебя!
Он весело улыбнулся мне, помахал рукой и исчез во тьме.

***
Проснувшись среди ночи, я иду на кухню и выпиваю стакан воды. Потом сквозь мутное кухонное окно смотрю во двор на наше семейное кладбище. Тоска и жалость щемит грудь, я выхожу из дома к молчаливым свидетелям моей жизни. Прохожу мимо маленькой тыквы, в ней слабо тлеет свеча – кажется, Офелия опять решила посмеяться над своей старой бабкой. А может... да, это же осень. И как раньше, я услышу вкрадчивое:
- И снова здравствуй, Ливи...