Поэтический вернисаж

[Ина]

Микеле Чиотти
Гробница Анакреона.
Картина Ореста Кипренского из Петербурга*
(перевод с итальянского А. Щедрецова)
Взгляни туда, где ярким волшебством
Искусной кисти все, чем мир гордится,
В одном холсте сумело уместиться:
Гробница, местность сельская кругом,
Священный лес и мрак суровый в нем...
На всем печать счастливого таланта.
Здесь крошка фавн и юных два вакханта
Проводят беззаботно день за днем.
Неспешный весельчак Анакреон,
Певец любви, ты жизнь достойно прожил.
Пред урною священной всяк прохожий
Расправится, душой приободрен.
Беспечными стихами упоен,
Ты длил вином любовные досуги,
И Оры, неразлучные подруги,
Слетались в хоровод со всех сторон.
Вот в память озорных и пылких строк
Признательный вакхант вздымает чашу,
И оба влюблены, и оба пляшут
Средь пиний и холмов, не чуя ног.
Не сбился б кипарисовый венок!
Близ урны нет конца забавам шумным,
И, полон восхищением безумным,
Крик "Эвое!" протяжен и высок.
Вакханка, от дружка невдалеке,
Восторженным кимвалом ударяет
И звуки захмелевшие роняет
На сладостном Амура языке.
Как золото волос на ветерке
Играет с розоватою накидкой!
Душа истомлена любовной пыткой,
Но верен звук и тверд кимвал в руке.
Свирепую волчицу покорив,
Малютка фавн на звере восседает,
И парочку на праздник зазывает
Искусной флейты нежный перелив.
Густую шерсть плащом своим накрыв,
Он дует в щель протяжно и влюбленно...
Зато волчица!.. Рим во время оно
Так, верно, грозен был и горделив.
Сей живости, и легкости руки,
Игре ума, наитию и цвету -
Всему, что пылко кисть водило эту,
Все похвалы ничуть не велики.
Так иногда, природе вопреки,
Сердцам милее вымыслы искусства.
Что ж, обмани глаза мои и чувства
И гордый дух полетом увлеки!
Хотя и дол, красотами пленя,
Все рассмотреть в себе располагает.
Здесь так легко художник сопрягает,
Что так глубоко трогает меня.
От века вольность сельскую храня,
Грусть затая в священных этих кронах,
Лес полон тайн и дум вечнозеленых
И нежностью дарит в разгаре дня.
Но что за дымка млечная видна
Там над горой, куда не вьются тропы?
Уж не живут ли, правда, в ней циклопы -
Чем славилась когда-то старина?
А синь над Сиракузой так ясна,
Хоть облачка и тут и там мелькают...
Я знаю, радость полная такая
Одной лишь вечной юности дана.
Средь леса синеватой густоты,
Прервав видений жутких вереницу,
Как хорошо заметить вдруг гробницу
И окунуться в сладкие мечты.
Молю, Анакреон, чтоб принял ты
Моей любви признательные слезы
И вздохов целомудренные розы -
Поэзии невинные цветы.
Твой призрак над могилою парит,
Покуда тихий ждет его Элизий...
И кисти б Тициана не унизил
Столь вдохновенно выписанный вид.
Пред будущим лик старческий открыт.
Он юношу бодрит улыбкой доброй,
Которому за пылкость и за доблесть
И Мирт и Лавр отчизна подарит.
Сегодня величавей, чем вчера,
Россия Александрова, по праву
Стократно ты наследовала славу
Империи Великого Петра.
Твоя отныне дивная пора.
Ласкайся светом эллинского солнца
И, заслонивши славу Македонца,
Пребудь несокрушима и бодра!
[*] Местонахождение картины Ореста Кипренского неизвестно. О содержании ее мы знаем из немногочисленных отзывов современников, в частности из опубликованного в Риме стихотворения Микеле Чиотти (май 1820). В сентябре 1821 картина была выставлена в мастерской художника в Риме, в 1882 в Парижском Салоне, в 1823 на выставке произведений Кипренского в Эрмитаже. После смерти художника картина была доставлена в Петербург и приобретена А.П.Брюлловым. В 1860-х из коллекции А.П.Брюллова отправлена в Москву на реставрацию, где следы ее теряются.
Размеры картины, по одним источникам, 132 см по высоте и 192 см по длине, по другим источникам, 180 см по высоте и 195 см по длине.
Экземпляр книги М.Чиотти хранится в РНБ.
http://zapovednik.litera.ru/N23/page08.html

 

[MonaLiza]

Вот сонет Поля Валери, скорее всего навеянный картиной Ботиччелли:

Поль Валери

РОЖДЕНИЕ ВЕНЕРЫ
Преджизненный озноб отчаясь побороть,
Исторгнутая в мир из материнской бездны,
На солнце, где прибой кочует камнерезный,
Алмазы горькие отряхивает плоть.

Еще не занялась улыбка, а на белом
Плече, отмеченном кровоподтеком дня,
Фетида разлилась, искристый дождь граня,
И волосы бегут по бедрам оробелым.

Обрызганный песок взметнулся вслед за ней,
И детский поцелуй стремительных ступней
Испила, зашуршав, сухая жажда впадин.

Но взор уклончивый предательски горел,
И в озорных глазах смешался, беспощаден,
Веселый танец волн с огнем коварных стрел.

Марсель Пруст

АНТУАН ВАТТО
Под гримом сумерек бледнеют липы, лица,
Прохлады синий плащ спустился до земли;
Пыль поцелуев у дрожащих уст клубится ...
Льнет к туфелькам прилив, все в дымке как вдали.

Печаль иль маскарад, что сводит в парке пары,
Безумье, нежность, грусть? - но маска смотрит вниз,
Причуда любящих, поэта ли каприз -
Любовь как в домино укутанная в бриз,
Парк, лодки, тишина и перебор гитары.

АНТУАН ВАН ДЕЙК
Гордыня нежных душ, спокойное величье
Улыбок, взглядов, шляп и буковых аллей,
Высокий слог сердец, забытое обличье
Высокородных дам и юных королей.
Но царь тут ты, Ван Дейк, хоть церемонны нравы,
Заучен плавный жест и благородна грусть,
Но тленна прелесть лиц, им невдомек - и пусть!
Что их бессмертье - тень твоей бессмертной славы.
Застыли всадники под соснами у волн,
И так же тих прилив, н так же грусти полн.
Задумчив мальчик-принц - серьезен строгий взор,
Берет с лихим пером и кудри на пробор,
Лишь ледяной брильянт сверкает на камзоле
Непролитой слезой сокрытой в сердце боли;
Но ты прекрасней всех, гуляка в голубом,
Беспечный кавалер с лепным высоким лбом;
Горячий спелый плод подброшен на ладони,
Сорочка пышная на странно темном фоне,
Щемящая печаль в изяществе твоем.
Меня твой грустный смех тревожит и поныне,
Дюк де Ричмонд - дитя, безумец иль сатир?
Философ и позер, - у ворота сапфир
Как твой горящий взгляд полн беспросветной сини.

Разбирая книги вчера совершенно случайно нашла старые журналы Литературная учеба, еще не все посмотрела, но во многих очень хорошие стихи, в том числе и на тему живописи.

 

[Ина]

MonaLiza
Спасибо! А можно еще что-нибудь...

 

[MonaLiza]

Можно, только поискать нужно

 

[NADYN]

У Пушкина есть знаменитое "К портрету Чаадаева"

Он вышней волею небес
Рожден в оковах службы царской;
Он в Риме был бы Брут, в Афинах Периклес,
А здесь он — офицер гусарской.

Вот упорно не могу вспомнить, к какому это портрету. К этому?

MonaLiza будем ждать новых стихов о живописи, ищите

 

[Ина]

Импрессионист

Импрессионисту снится осень,
Образ, нарисованный пастелью.
Всё вокруг – пронзительная просинь,
Тающая просинь с карамелью.

Клён как крёстный, щедрый на подарки,
С небом связанный одним сияньем.
Рыжая звезда в аллею парка
Падает – загадывай желанье!

Мир не зря на всех разлит и роздан
Всею полнотою без остатка,
Влажные, заплаканные звёзды
На лету лови взахлёб в охапку.

И бегом – куда всё? – без причины,
Распугав притихших луж ватаги…
Рыжую звезду на ножке длинной
Высушат меж листиков бумаги…

Импрессионисту осень снится,
Взгляд её задумчивый и карий…
Наши пролетающие лица
Собраны в пылающий гербарий.

1999
Из сборника стихов Юлии Лазаревой "Чайный город"

 

[Ина]

Нарисуй-ка мне, художник, портрет,
Доставай свою заветную кисть,
Забери наброски прожитых лет,
Да на холст перенеси мою жизнь.
Да начни свою работу с того,
Как мальчишками ловили дроздов,
Как военное любили кино,
Да таскали табачок у отцов.
Нарисуй серый дом,
Там, где детство прошло,
Песню наших дворов,
Что забыта давно.
Нарисуй, как во сне
Я летал в облаках,
Нарисуй, как любил
Осень в полутонах.
Роберт Александров.

 

[MonaLiza]

Это один стихов в прозе испанского поэта Хуана Рамона Хименеса.

Портрет ребенка (приписываемый Веласкесу)

Метрополитен-музей, Нью-Йорк, 29 мая

Из угла, в наплыве ранней печальной задумчивости, на меня смотрит мальчик. Как ласкает меня ностальгия этой маленькой испанской души! Это самые прекрасные и нежные глаза, из всех увиденных мною здесь, в бесконечном море добрых взглядов, направленных на меня со всех сторон. Я с грустью думал о нью-йоркской осени, хотя только что началась весна. Вот она - осень, нежданно-негаданно, здесь...

Да, сухие листья падают в этом одиноком уголке, и порою картина сливается с этой зарослью золотых, мальвовых и розовых оттенков, с другими висящими на стене слезами, образующими ее фон, то, что за фоном...

Почему - так? Этот мальчик должен держать в устах лучшую весеннюю розу. Надзиратель спит. Если бы картина была поменьше!..

 

[NADYN]

Айвазовский, Репин. «Прощание Пушкина с морем».

К МОРЮ. А. С. Пушкин


Прощай, свободная стихия!
В последний раз передо мной
Ты катишь волны голубые
И блещешь гордою красой.

Как друга ропот заунывный,
Как зов его в прощальный час,
Твой грустный шум, твой шум призывный
Услышал я в последний раз.

Моей души предел желанный!
Как часто по брегам твоим
Бродил я тихий и туманный,
Заветным умыслом томим!

Как я любил твои отзывы,
Глухие звуки, бездны глас,
И тишину в вечерний час,
И своенравные порывы!

Смиренный парус рыбарей,
Твоею прихотью хранимый,
Скользит отважно средь зыбей:
Но ты взыграл, неодолимый,—
И стая тонет кораблей.

Не удалось навек оставить
Мне скучный, неподвижный брег,
Тебя восторгами поздравить
И по хребтам твоим направить
Мой поэтический побег.

Здесь, наверное, получилось наоборот – поэзия в живописи

 

[Ина]

Стихотворение, написанное в книгу отзывов на выставке Н. М. Ромадина.
Какое буйное цветенье,
Какой безудержный исход:
Сирени звездное виденье,
Кустов космический полет.
Вселенная цветет жасмином,
Рождает млечные пути.
Они плывут, проходят мимо,
Могу к ним близко подойти,
Рукою взять спираль галактик,
К себе приблизить пламень звезд,
Забыть - мечтатель я иль практик,
На миг вдохнуть вселенной всплеск.
Сергей Городецкий

Н.Ромадин "Нежная сирень"

 

[NADYN]

Альфред Теннисон был одни из известнейших поэтов викторианской эпохи, а его произведения вдохновили многих художников его же эпохи. По крайней мере, очень много картин посвящено его поэме «Леди из Шалотт», входящей в цикл «Королевские идиллии».
Для меня самая известная картина по мотивам этой поэмы – «Леди из Шалотт» Уотерхауза:

Хотя это не единственная леди из Шалотт и у самого художника.

А вот поэма, правда, на аглийском:

Читать дальше...

On either side the river lie
Long fields of barley and of rye,
That clothe the wold and meet the sky;
And through the field the road run by
To many-tower'd Camelot;
And up and down the people go,
Gazing where the lilies blow
Round an island there below,
The island of Shalott.
Willows whiten, aspens quiver,
Little breezes dusk and shiver
Through the wave that runs for ever
By the island in the river
Flowing down to Camelot.
Four grey walls, and four grey towers,
Overlook a space of flowers,
And the silent isle imbowers
The Lady of Shalott.
By the margin, willow veil'd,
Slide the heavy barges trail'd
By slow horses; and unhail'd
The shallop flitteth silken-sail'd
Skimming down to Camelot:
But who hath seen her wave her hand?
Or at the casement seen her stand?
Or is she known in all the land,
The Lady of Shalott?
Only reapers, reaping early,
In among the bearded barley
Hear a song that echoes cheerly
From the river winding clearly;
Down to tower'd Camelot;
And by the moon the reaper weary,
Piling sheaves in uplands airy,
Listening, whispers, " 'Tis the fairy
The Lady of Shalott."
There she weaves by night and day
A magic web with colours gay.
She has heard a whisper say,
A curse is on her if she stay
To look down to Camelot.
She knows not what the curse may be,
And so she weaveth steadily,
And little other care hath she,
The Lady of Shalott.
And moving through a mirror clear
That hangs before her all the year,
Shadows of the world appear.
There she sees the highway near
Winding down to Camelot;
There the river eddy whirls,
And there the surly village churls,
And the red cloaks of market girls
Pass onward from Shalott.
Sometimes a troop of damsels glad,
An abbot on an ambling pad,
Sometimes a curly shepherd lad,
Or long-hair'd page in crimson clad
Goes by to tower'd Camelot;
And sometimes through the mirror blue
The knights come riding two and two.
She hath no loyal Knight and true,
The Lady of Shalott.
But in her web she still delights
To weave the mirror's magic sights,
For often through the silent nights
A funeral, with plumes and lights
And music, went to Camelot;
Or when the Moon was overhead,
Came two young lovers lately wed.
"I am half sick of shadows," said
The Lady of Shalott.
A bow-shot from her bower-eaves,
He rode between the barley sheaves,
The sun came dazzling thro' the leaves,
And flamed upon the brazen greaves
Of bold Sir Lancelot.
A red-cross knight for ever kneel'd
To a lady in his shield,
That sparkled on the yellow field,
Beside remote Shalott.
The gemmy bridle glitter'd free,
Like to some branch of stars we see
Hung in the golden Galaxy.
The bridle bells rang merrily
As he rode down to Camelot:
And from his blazon'd baldric slung
A mighty silver bugle hung,
And as he rode his armor rung
Beside remote Shalott.
All in the blue unclouded weather
Thick-jewell'd shone the saddle-leather,
The helmet and the helmet-feather
Burn'd like one burning flame together,
As he rode down to Camelot.
As often thro' the purple night,
Below the starry clusters bright,
Some bearded meteor, burning bright,
Moves over still Shalott.
His broad clear brow in sunlight glow'd;
On burnish'd hooves his war-horse trode;
From underneath his helmet flow'd
His coal-black curls as on he rode,
As he rode down to Camelot.
From the bank and from the river
He flashed into the crystal mirror,
"Tirra lirra," by the river
Sang Sir Lancelot.
She left the web, she left the loom,
She made three paces through the room,
She saw the water-lily bloom,
She saw the helmet and the plume,
She look'd down to Camelot.
Out flew the web and floated wide;
The mirror crack'd from side to side;
"The curse is come upon me," cried
The Lady of Shalott.
In the stormy east-wind straining,
The pale yellow woods were waning,
The broad stream in his banks complaining.
Heavily the low sky raining
Over tower'd Camelot;
Down she came and found a boat
Beneath a willow left afloat,
And around about the prow she wrote
The Lady of Shalott.
And down the river's dim expanse
Like some bold seer in a trance,
Seeing all his own mischance --
With a glassy countenance
Did she look to Camelot.
And at the closing of the day
She loosed the chain, and down she lay;
The broad stream bore her far away,
The Lady of Shalott.
Lying, robed in snowy white
That loosely flew to left and right --
The leaves upon her falling light --
Thro' the noises of the night,
She floated down to Camelot:
And as the boat-head wound along
The willowy hills and fields among,
They heard her singing her last song,
The Lady of Shalott.
Heard a carol, mournful, holy,
Chanted loudly, chanted lowly,
Till her blood was frozen slowly,
And her eyes were darkened wholly,
Turn'd to tower'd Camelot.
For ere she reach'd upon the tide
The first house by the water-side,
Singing in her song she died,
The Lady of Shalott.
Under tower and balcony,
By garden-wall and gallery,
A gleaming shape she floated by,
Dead-pale between the houses high,
Silent into Camelot.
Out upon the wharfs they came,
Knight and Burgher, Lord and Dame,
And around the prow they read her name,
The Lady of Shalott.
Who is this? And what is here?
And in the lighted palace near
Died the sound of royal cheer;
And they crossed themselves for fear,
All the Knights at Camelot;
But Lancelot mused a little space
He said, "She has a lovely face;
God in his mercy lend her grace,
The Lady of Shalott."

При этом у меня стойкое ощущение, что на русском я ее тоже читала, но вот в чьем переводе и где – не помню. Хотя, может, путаю с чем-то еще…

А еще у Уотерхауза есть картина «Прекрасная беспощадная дама», основой для которой послужило стихотворение Китса с одноименным названием:

Читать дальше...

Джон Китс
Перевод В. Левика
«Зачем, о рыцарь, бродишь ты,
Печален, бледен, одинок?
Поник тростник, не слышно птиц,
И поздний лист поблек.

Зачем, о рыцарь, бродишь ты,
Какая боль в душе твоей?
Полны у белок закрома,
Весь хлеб свезен с полей.

Смотри: как лилия в росе,
Твой влажен лоб, ты занемог.
В твоих глазах застывший страх,
Увяли розы щек».

Я встретил деву на лугу,
Она мне шла навстречу с гор.
Летящий шаг, цветы в кудрях,
Блестящий дикий взор.

Я взял ее в седло свое,
Весь долгий день был только с ней.
Она глядела молча вдаль
Иль пела песню фей.

Я сплел из трав душистых ей
Венок, и пояс, и браслет
И вдруг увидел нежный взгляд,
Услышал вздох в ответ.

Нашла мне сладкий корешок,
Дала мне манну, дикий мед.
И странно прошептала вдруг:
«Любовь не ждет!»

Ввела меня в волшебный грот
И стала плакать и стенать.
И было дикие глаза
Так странно целовать.

И убаюкала меня,
И на холодной крутизне
Я все забыл в глубоком сне,
В последнем сне.

Мне снились рыцари любви,
Их боль, их бледность, вопль и хрип:
La belle dame sans merci
Ты видел, ты погиб!

Из жадных, из разверстых губ
Живая боль кричала мне.
И я проснулся - я лежал
На льдистой крутизне.

И с той поры мне места нет,
Брожу печален, одинок,
Хотя не слышно больше птиц
И поздний лист поблек.
Май 1819 года

 

[NADYN]

«Последний день Помпеи». К. Брюллов.

Статья Пушкин и гибель Помпеи

 

[MonaLiza]

Андрей Белый

ДЕМОН
Из струй непеременной Леты
Склоненный в день, пустой и злой,-

Ты - морочная тень планеты; .
Ты-
- шорох,-
вылепленный мглой!

Блистай в мирах, как месяц млечный,
Летая мертвой головой!
Летай, как прах,- как страх извечным
Над этой-
- бездной-
- роковой!

Смотри, какая тьма повислаl
Какой пустой покой окрест!
Лишь, как магические числа,
*Огни-
- магические -
- звезд ...

Как овцы, пленные планеты,
Всё бродят в орбитах пустых ...
Хотя бы взлетный огнь кометы!
Хотя-бы -
- мимолетный -
- вспых!

Всё вспыхнуло: и слух, и взоры ...
Крылоподобный свет и гул:
И дух,- архангел светоперый,
*Кометой-
-небеса-
проткнул!
И - чуждый горнему горенью*
В кольцо отверженных планет
Ты пал, рассерженною тенью,
Лицом-
- ощуренным -
- на свет.
1929

 

[Ина]

Спасибо всем, очень интересно!
MonaLiza
А кто автор картины? Врубель?
Знаю его "Демона", но такой не видела...

 

[MonaLiza]

Ина, это Врубель "Падший демон". У Врубеля, насколько я знаю, демонов была целая серия.

 

[Ина]

Картина В. Поленова "Бабушкин сад"

Томящий полдень. Мы выходим в сад.
Тропинки – в солнце. Встрепанные кущи.
Быть может, два десятка лет назад
Он был ухожен – а теперь запущен.

Бурьян на клумбе. Тропка там и тут
Пестрит травою. Хор цикад усталый.
Стрекозы. Скука. А часы идут –
Неторопливей бабушки, пожалуй.

Скорей бы вечер. Впрочем, и ему
Поправить не удастся настроенье.
Закатный самовар… Сверчок в дому…
Тягучие беседа и варенье…

Не в наказание ли мне сей отдых дан?
А завтра снова день – такой же длинный.
Я извелась, когда бы не роман,
Оставленный на столике в гостиной…
автор этого стихотворения

В. Поленов "Бабушкин сад"

 

[MonaLiza]

Ой, что же я написала, Ина, "Демон" конечно же не падший, а поверженный. Падший - это немного из другой оперы

 

[Ина]

Да...., действительно! А я и не обратила внимания...
Там груда всего - ясно, что "поверженный"!

 

[Ина]

У Пушкина есть знаменитое "К портрету Чаадаева"

Наверное, к этому (в начале). Может кто знает, кто автор портрета и где он находиться? Хотелось бы узнать...
Портрет П.Я.Чаадаева в гусарском костюме, другие портреты
И еще одно посвящение (музыкальное):
К портрету П.Я.Чаадаева
Он вышней волею небес
рожден в оковах службы царской.
Он в Риме был бы Брут,
в Афинах - Периклес,
а здесь он - офицер гусарский.
А.С. Пушкин

За старою стеной, где так печаль легка,
под каменной плитой в ограде монастырской,
спит странный офицер гусарского полка,
философ и поэт, и ротмистр ахтырский.

Текла река времён и вырубался лес,
чтоб парусами стать или макулатурой.
Он в Риме был бы Брут, в Афинах - Периклес,
но в наш двадцатый век он вычеркнут цензурой.

Бумага терпит всё - насмешку и мечту,
остроты дурака или сонет Шекспира,
доносы подлецов, хвалу и клевету,
бумажных голубей или отказ ОВИРа.

Поэтов можно бить приказною строкой,
сослать или изгнать - всё могут злые души,
но разве можно жить, на всё махнув рукой,
и Родину любить, закрыв глаза и уши?

Ах, Ваше благородие, ты позабыт страной.
Ты так её любил, что и царям не снится.
В Донском монастыре над каменной плитой
осенний лист кружит и иней серебрится.
В. Туриянский

 

[MonaLiza]

Владимир Лазарев

СПАС ЯРОЕ ОКО

(Из стихов о Куликовской битве)

Так тайно волнует, глубоко
Посеянный в сердце моем
Холодным седеющим днем
Спас Ярое Око.

И веющий мощью вселенской,
Извечную музыку для,
Звучит этот образ в Успенском
Высоком соборе Кремля.

Зеленые темные тени,
Суровый оливковый взгляд.
Струятся морщины терпенья.
и чувство - что как бы селенья
В невидимом мире горят,
В снегах, в круговерти пространства...
Смотрю, ощущаю, скорблю.
И страстно, и даже пристрастно
Я живопись эту люблю.

Коричневый тон и белила.
Неблагостна скорби струна.
И ярмарка чувств отступила.
И той аскетической силой
Душа моя потрясена.
Вот-вот в ней сверннет постиженье
В Моснве, в этой строгой тиши~-
И чувствую я притяженье,
Соборность народной души.

Не только звучанье молитвы
В той шестивековой дали,

Но в сердцебиении слитном
Я слышу и отзвуки битвы
За освобожденье земли.

Затем так волнует глубоко

В Успенском соборе Кремля,
Раздумья мои опаля,
Сей образ -
Спас Ярое Око.