• Уважаемый посетитель!!!
    Если Вы уже являетесь зарегистрированным участником проекта "миХей.ру - дискусcионный клуб",
    пожалуйста, восстановите свой пароль самостоятельно, либо свяжитесь с администратором через Телеграм.

Поэтический вернисаж

  • Автор темы Автор темы Ина
  • Дата начала Дата начала
написал выдающийся французский поэт, друг художника Луи Арагон в своей поэме «Величие Марка Шагала...»:

...Тебя в день морозный я жду
На бульварах, где бронзовый
Улыбается Гоголь тебе.
Вновь театр откроется,
Распахнет свою дверь для тебя.
А на стенах его – твои фрески опять.
Ах, какой вернисаж, друзья мои,
Какой вернисаж!..
Люди сказали б тогда,
Насколько ты верен был себе самому
И своей стране, и как ты любил ее.
Будут жалеть о полотнах
Пропавших твоих
За морями со звездами.
Как любил ты ее, свою землю,
Всей душой, всей силой души!
http://www.lechaim.ru/ARHIV/99/geyzer.htm
(Перевод М. Цетлина)
 
Дети и цветы

Как нарисовать портрет ребенка?
Раз! и убежит домой девчонка,
И сидеть мальчишке надоест.
Но художник, кисть макая в краски,
Малышам рассказывает сказки,
И они не трогаются с мест.

Как нарисовать портрет цветка?
Он не убежит наверняка,
И художник рвать его не станет.
Пусть цветок растет себе, не вянет,
Пусть попляшет он от ветерка,
Подождет шмеля иль мотылька
И на солнце, не мигая, глянет.
Валентин Берестов
 
Александр Городницкий

Гробница Камоэнса

У края католической земли,
Под арками затейливого свода,
Спят герцоги и вице-короли,
Да Гама и Камоэнс -- спят у входа.

Луч в витраже зажёгся и погас.
Течение реки неумолимо.
Спит Мануэль, оставивший для нас
Неповторимый стиль "Мануэлино".

Король, он в крепостях своей страны
Об Индии далёкой думал страстно,
Его гробницу чёрные слоны
Несут сквозь время, как через пространство.

Рождённые для чести и войны,
Подняв гербы исчезнувшего рода,
Спят рыцари у каменной стены,
Да Гама и Камоэнс -- спят у входа.

Придав убранству корабельный вид,
Сплетаются орнаменты, как тросы.
Спят под скупыми надписями плит
Торговцы, конкистадоры, матросы.

Неведомой доверившись судьбе,
Чужих морей пригубив злые вина,
Полмира отвели они себе,
Испании -- другая половина.

Художников не брали в океан,
Но нет предела дерзостному глазу:
Сплетения бамбука и лиан,
Зверей и птиц, не виданных ни разу,

Они ваяли, на руку легки,
Всё в камень воплотив благоговейно,
О чём им толковали моряки
Над кружкой лисбоанского портвейна.

Встаёт и снова падает заря.
Меняются правители и мода.
Священники лежат у алтаря,
Да Гама и Камоэнс -- спят у входа.

Окно полуоткрыто. Рядом с ним
Плывут суда за стенами собора.
Их бережёт Святой Иероним,
Высокий покровитель Лиссабона.

Сверкает океанская вода,
Серебряные вспыхивают пятна.
И мы по ней отправимся туда,
Откуда не воротишься обратно.

Но долго, пробуждаясь по утрам
И глядя в рассветающую темень,
Я буду помнить странный этот храм
Со стеблями таинственных растений,

Где каждому по истинной цене
Места посмертно отвела природа:
Властитель и епископ -- в глубине,
Поэт и мореплаватель -- у входа.



Гробницы Камоэнса, автора легендарных «Лузиад», и Васко да Гама находятся в монастыре Жеронимуш (монастырь иеронимитов) в Лиссабоне.

f48ee8c0f3ca.jpg
 
Гийом Аполлинер

АКВАРЕЛИСТКА
Мадемуазель Ивонне М.

Сосредоточена и несколько бледна,
Ивонна с кисточкой садится у окна
И краски в чашечках рассеянно мешает.
Она художница сейчас. Она решает,
Что выбрать мастеру семи неполных лет.
Не сделать ли портрет сегодня? Но портрет
И долго рисовать, и надо, чтоб похоже.
Зверенка, может быть? Но с ним морока тоже.
И все, что движется, оставив на потом,
Ивонна думает и выбирает дом -
И час разумница колдует над картоном.
Картина кончена - вот домик на зеленом,
И безмятежнее, чем ясный детский взор,
Его окрестности, но там, над охрой гор
И кровью черепиц, такие в небе страсти,
Сплошная киноварь и вечное ненастье.
Мне тоже, глупенькая, не было семи,
Я тоже в локонах, как ты, играл с детьми
И, ветер вызвездив воздушными шарами,
Изображал дома в зеленой панораме,
Но небо, милая, когда мне было шесть,
Я синим-синим рисовал - таким как есть.
Перевод А. Гелескула


КЕЛЬНСКАЯ БОГОРОДИЦА С ЦВЕТКОМ ФАСОЛИ В РУКАХ

Владычица с цветком фасоли белокура
И крошка Иисус как мать русоволос
В глазах ее лазурь и столь нежна фигура
Как будто Параклет сюда ее занес

На триптихе с боков две мученицы млеют
Восторженно грустя о принятых страстях
И внемлют ангелам которые белеют
На тесных небесах набившись как в гостях

Три дамы и малыш У них в предместье Кельна
Фасоль росла в саду как там заведено
Летели журавли и мастер их невольно
Занес в небесный причт к себе на полотно

Прелестней в том краю не сыщется виденья
Живя у рейнских вод она молилась всласть
Портрету своему где в набожное рвенье
Достойный мэтр Гийом вложил земную страсть
Перевод Г. Русакова

В Германии Аполлинер большое внимание уделял немецкому искусству. В
статье 1902 г. "Немецкий Национальный музей в Нюрнберге", описывая городскую
картинную галерею, он среди прочих шедевров отмечает "Богородицу с цветком
гороха", знаменитую картину "мэтра Гийома из Кельна" (II, 72). В
стихотворении, используя описание этой картины и обыгрывая совпадение имени
художника и собственного имени (Вильгельм - Гийом), поэт создает очередной
мадригал, посвященный Анни Плейден.


ЛА ГРЕНУЙЕР

Под берегом острова друг о дружку
Бьются бортами пустые лодки
Нынче не встретишь
Ни в будни ни по воскресным дням
Ни художников ни Мопассана
Что засучив рукава катали вдоль острова дам
Пышногрудых и тупоголовых
Ах лодочки-лодки как много печали там
Под берегом острова
Перевод М. Яснова


Ла Гренуйер ("Лягушатник") - в конце XIX - начале XX века знаменитое
кафе на острове Круасси, под Парижем; сюда после 1904 г., когда неподалеку,
в Везине, поселилась его мать, Аполлинер нередко наведывался в обществе
художников Андре Дерена и Мориса де Вламинка. По словам Мопассана,
описавшего "Ла Гренуйер" в "Подруге Поля" и "Иветте", кафе представляло
собой огромную лодку под крышей, пришвартованную к берегу. Хозяин сдавал
внаем посетителям прогулочные лодки - лодочные катания были в то время в
моде. "Ла Гренуйер" изображали многие художники-импрессионисты, прежде всего
Ренуар и Клод Моне, запечатлевшие "Лягушатник" на своих новаторских полотнах
1969 г.


ОБРУЧЕНИЯ
Посвящается Пикассо

Весенний вихрь кружит неверных женихов
И как листву кружит рой перьев голубой
Над кипарисом и над птицей голубой

Мадонна на заре рвала шиповник красный
Левкоев соберет к утру букет густой
Увьет им голубиц их голубь ждет прекрасный
Он нынче в небесах парит как Дух Святой

В лимонной рощице объятье долго длится
Так нам дано любить лишь на закате дней
Огни далеких сел трепещут как ресницы
Сердца стучат среди лимоновых ветвей
Перевод Н. Стрижевской
http://www.lib.ru/POEZIQ/APOLLINER/apolliner1_3.txt
 
Валерий Брюсов.
"М.А. Врубелю"


От жизни лживой и известной
Твоя мечта тебя влечет
В простор лазурности небесной
Иль в глубину сапфирных вод.

Нам недоступны, нам незримы,
Меж сонмов вопиющих сил,
К тебе нисходят серафимы
В сияньи многоцветных крыл.

Из теремов страны хрустальной,
Покорны сказочной судьбе,
Глядят лукаво и печально
Наяды, верные тебе.

И в час на огненном закате
Меж гор предвечных видел ты,
Как дух величий и проклятий
Упал в провалы с высоты.

И там, в торжественной пустыне,
Лишь ты постигнул до конца
Простертых крыльев блеск павлиний
И скорбь эдемского лица!
 
d408e3db2881.jpg


Давид Самойлов

Стояли они у картины:
Саврасов. "Грачи прилетели".
Там было простое, родное.
Никак уходить не хотели.

Случайно разговорились,
Поскольку случилась причина.
- Саврасов. "Грачи прилетели" -
Хорошая это картина.

Мужчина был плохо одетый.
Видать, одинокий. Из пьющих.
Она - из не больно красивых
И личного счастья не ждущих.

Ее проводил он до дома.
На улице было морозно.
Она бы его пригласила,
Но в комнате хаос и поздно.

Он сам напросился к ней в гости
Во вторник на чашечку чая.
- У нас с вами общие вкусы
В картинах, как я замечаю.

Два дня она драила, терла
Свой угол для скромного пира.
Пошла, на последние деньги
Сиреневый тортик купила.

Под вечер осталось одеться,
А также открытку повесить -
"Грачи прилетели". Оделась.
Семь, восемь. И девять. И десять.

Семь, восемь, и девять, и десять.
Поглядывала из-за шторки.
Всплакнула. И полюбовалась
Коричневой розой на торте.

Себя она не пожалела.
А про неудавшийся ужин
Подумала: "Бедненький тортик,
Ведь вот никому ты не нужен.

Наверно, забыл. Или занят...
Известное дело - мужчина..."
А все же "Грачи прилетели"
Хорошая очень картина.
 
В. Суриков. "Меншиков в Березове"


15018818_attach.jpg


В 1920 году Михаил Кузмин написал такое стихотворение-ассоциацию:


Декабрь морозит в небе розовом,
нетопленный чернеет дом,
и мы, как Меншиков в Берёзове,
читаем Библию и ждем.

И ждем чего? Самим известно ли?
Какой спасительной руки?
Уж вспухнувшие пальцы треснули
и развалились башмаки.

Уже не говорят о Врангеле,
тупые протекают дни.
На златокованном архангеле
лишь млеют сладостно огни.

Пошли нам долгое терпение,
и легкий дух, и крепкий сон,
и милых книг святое чтение,
и неизменный небосклон.

Но если ангел скорбно склонится,
заплакав: "Это навсегда",
пусть упадет, как беззаконница,
меня водившая звезда.

Нет, только в ссылке, только в ссылке мы,
о, бедная моя любовь.
Лучами нежными, не пылкими,
родная согревает кровь,

окрашивает губы розовым,
не холоден минутный дом.
И мы, как Меншиков в Берёзове,
читаем Библию и ждем.
 
Питер Брейгель
Александр Городницкий


О чем он думал, Питер Брейгель,
Какими образами бредил,
Когда изобразил Христа
На фоне северной равнины,
Сгибающим худую спину
Под перекладиной креста?

Фламандские вокруг пейзажи, -
Взгляните на одежды стражи,
На эти мельницы вдали!
Еще один виток дороги,
И он, взойдя на холм пологий,
Увидит в море корабли.

Еще не бог он. На мольберте
Он человек еще, и смертей,
И явно выглядит чужим
В долине этой, в этом веке,
Где стужа сковывает реки
И над домами вьется дым.

Светало. Около отлива
Кричала чайка хлопотливо.
Тяжелый дождь стучал в окно.
О чем он думал, Младший Питер,
Когда лицо устало вытер,
Закончив это полотно?

О чем он думал, старый мастер?
В ночном порту скрипели снасти,
Холодный ветер гнал волну.
Об одиночестве пророка,
Явившегося позже срока,
Попавшего не в ту страну?

Толпа в предчувствии потехи.
Мерцают золотом доспехи,
Ладони тянет нищета.
Окрестность - в ожиданье снега,
И туча провисает с неба,
И над Голгофой - пустота.


9066eeeb2b9f.jpg



Александр Городницкий


Я вижу старинный московский дворец
И кровь на подушках дивана.
Там сына родной убивает отец,
Иван убивает Ивана.
Убийца, себя истребляющий сам,
Его обвинять не рискую, -
Виною всему праотец Авраам,
Замысливший жертву такую,
Который, не в силах любовь побороть,
Готов на посмертную муку,
Не зная о том, что удержит Господь
Его занесённую руку.
Я слышал однажды: как нерв напряжён,
Безлюдной вечерней порою,
Безумец ударил картину ножом
И крикнул: "Достаточно крови!".
И там, где отметина эта видна.
Где лезвие холст разрезало,
Всё капает, капает кровь с полотна
На плинтус музейного зала.


29 января 1913 года в Третьяковской галерее молодой иконописец, старообрядец, сын крупного мебельного фабриканта Абрам Балашов в припадке душевной болезни с криком «Довольно крови!» изрезал ножом знаменитую картину Ильи Ефимовича Репина «Иван Грозный и сын его Иван. 16 ноября 1581 года». Три пореза прошли по лицу царевича, однако не затронув глаз. Репин был уверен, что его работа безвозвратно погублена. «Из трех ударов один пришелся на лицо Грозного — от середины виска, пересекая ухо, до плеча, — второй разрез прошел по контуру носа царевича, задев щеку Грозного и уничтожив весь очерк носа царевича, наконец третий повредил пальцы правой руки царевича, разрезал щеку у него и задел правый рукав Грозного», — вспоминал Игорь Эммануилович Грабарь (1871–1960), который вместе с Дмитрием Федоровичем Богословским (1870–1939) вернул картину к жизни.
 
Герман Гессе
Стихи художника
в переводе
Элины Войцеховской
http://spintongues.msk.ru/hesse1/index.htm

одно из стихотворений

ЗИМНИЙ ДЕНЬ
Как прекрасен свет,
Снега цветущий наряд,
Нежно–розовым дали горят! —
Но лета, лета ведь нет.

О, далекой невесты портрет,
Песнь моя с тобой без конца говорит,
Нежно огонь ее дружбы горит! —
Но любви, любви ведь нет.

Долго будет дружбы лунный свет блистать,
Долго буду я бродить в снегах,
Прежде, чем на зимних берегах
Жару летней страсти запылать.
 
Акварели Германа Гессе
http://www.hesse.ru/art/pages/index001.shtml


Вячеслав Куприянов
Герман Гессе - Ранняя осень

От леса пряный аромат ухода,
В полях последний истлевает след,
Мы чувствуем: нагрянет непогода,
И хрустнет лета высохший хребет.

Шуршит листва. Внезапный ореол
Объемлет близость, вдаль ее сметая.
Ладонь раскроешь, а она пустая.
Цветок испуган: не туда забрел.

В душе растет растерянность растений,
Душа до осени цветет, подобно саду,
И, как листва, подвластна листопаду,
И весь в огне уход ее осенний.
http://www.poezia.ru/article.php?sid=54867
 
СВЕТ ЛЕВИТАНА
http://www.zavtra.ru/cgi//veil//data/denlit/074/81.html
Свет Левитана — не фата-моргана
и не наплыв сумятицы во сне, —
горящие деревья видно мне,
живой огонь, ломающий нежданно
оковы рамы на глухой стене.
Как тесно пламени на полотне!
Слежу за тайнописью неустанно:
то красок русских трепет в тишине —
свет Левитана.
Возникший в жизни — с жизнью наравне;
в нём я угадываю постоянно —
и синюю печаль в речной волне,
и сердца красный след в траве кургана.
О мудрость осени, печаль в огне —
свет Левитана!
Сергей Поделков
 
Джоконда (1972)

Музыка: Д. Тухманов
Стихи: Т. Сашко
http://gradsky.com/txt/054.shtml

Рабочий день окончен, можно отдохнуть,
В тени бульваров вволю воздуха глотнуть.
На перекрестке шумных улиц, у витрин
Я как и прежде, как и прежде все один

Ведь у меня одна она, она одна,
Ни незнакомка, ни девчонка, ни жена
Как в сновиденьях - будто есть, и будто нет,
Одна на этот весь огромный белый свет.

Упали бесшумно шторы,
Закрыли глаза портреты,
Дремлет картинная галерея.

Окутал туман пейзажи,
И сторож угрюмый, важный,
Давно уж спит за бронзовой дверью.

Лишь она не спит, я знаю,
И, приду ли, все гадает
Этот странный, этот нежный взгляд.
Словно тот далекий мастер,
Я в твоей незримой власти
И теперь мне нет путей назад.

Джоконда Мона Лиза,
В ночных туманах этих -
Одна Джоконда на целом свете !

И я бегу от рук твоих, от глаз твоих.
Я должен, наконец, избавиться от них.
За коридором - коридор, за этажом - этаж,
Прадо и Лувр, Питти, Уффици, Эрмитаж.

Наказан я судьбой и увлечен твоей игрой,
И вот, как вкопанный, опять я пред тобой.
За веком век, за годом год, за часом час,
Ты ждешь меня все так же верно, как сейчас.

Упали бесшумно шторы,
Закрыли глаза портреты,
Дремлет картинная галерея.

Окутал туман пейзажи,
И сторож угрюмый, важный,
Давно уж спит за бронзовой дверью.

Но она улыбкой, лаской
То ли адской, то ли майской
Все зовет сквозь сонные века.

Закружились непонятно,
Чьи-то краски, чьи-то пятна
И ко мне придвинулась, слегка

Джоконда Мона Лиза
В ночных туманах этих -
Одна Джоконда на целом свете !


Мона Лиза
слова И. Кохановского
http://lib.misto.kiev.ua/KSP/tuhmanow.txt#81

Часто встречаю я в толпе городской
Сумки с портретом Моны Лизы самой,
Всем на зависть,
Всем на зависть.

Серыми кляксами повыцветших глаз
Смотрят серийные Джоконды на нас,
Улыбаясь,
Улыбаясь.

Припев:

О, Мона Лиза ! Ты уж не та.
Мне видеть больно, как ты безлика !
Утратив тайну, поблекла вдруг твоя улыбка.
Мне видеть больно, как ты проста !
О, Мона Лиза, ты уж не та,
О, Мона Лиза, как ты проста,
О, Мона Лиза !

Знал бы художник пять столетий назад,
Что разбазарят твой загадочный взгляд
На рекламу,
На рекламу.

Он бы, наверно, не создал твой портрет,
Или другую на этот предмет
Выбрал даму,
Выбрал даму.

Припев.

Часто встречаю я в толпе городской
Сумки с портретом Моны Лизы самой,
Всем на зависть,
Всем на зависть.

Припев.
 
Восхищаясь Ци Байши....
Запутанность линий в узор заплету,
Гуаши коснется кисть тонкая, нежно,
Иероглиф, скользя, ответит листу,
Взлетая, исчертит седую безбрежность.


Танцуя, в руках возродит наяву,
Штрихами на белом, рассыпится четко,
Столбцы потекут, свет, роняя, во тьму
И двери откроют движением кротким.

За край, там, где янь сочетались и инь,
И прошлое с будущим в кружеве вместе
Расскажут нам притчу про мир, что един,
Дробясь, в перекрестках мечты в вечной песне.
28.08.2008
Жанна Чайка
http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=90623
 
Бедный ужин. 1879 г. Холст, масло. 81x117 см. Иркутский художественный музей
http://otkritka-reprodukzija.blogspot.com/2008/07/1844-1911.html

Реакционные рецензенты седьмой передвижной выставки не обошли своим вниманием экспонировавшиеся на ней внешне непритязательное полотно Василия Максимовича Максимова «Бедный ужин». Главное обстоятельство, которое вызывало их «победоносные» насмешки, заключалось в полнейшей-де «беспредметности» сюжета — отсутствии пищи на столе. В картине и впрямь хозяйка уже «сбирает со стола», снимая скатерть: ужин окончен. Но именно быстротечность ужина, действительно не показанного в картине, и свидетельствует об его крайней бедности. Выбором этого момента живописец сказал много больше, чем если бы изобразил скудный натюрморт.

В бумагах Максимова сохранилось хотя и шутливое, но горькое стихотворение:

Кто сытый ест обед
Не купит, знаю, «Бедный ужин»,
А автору мужицких бед
Богатый покупатель нужен.
 
3_019.jpg


Дмитрий Быков

ВОСЕМНАДЦАТАЯ БАЛЛАДА

Из французских полотен люблю не шутя лишь картину «Балованное дитя». Написал ее Грез, или правильней – Грёз. Я люблю ее прямо до слез. Репродукция эта, бледна и блекла, без какой-либо рамы и даже стекла, украшает собою московский кабак для окрестных дворовых собак, для поживших, облезлых, заслуженных псов, что бухать начинают в двенадцать часов; из закусок имеются пхали и сыр, из обслуги – оплывший кассир. Завсегдатаи, длящие медленный спор, поднимают порою мутящийся взор на картину, висящую в правом углу, -- и в груди ощущают иглу.

На картине, как знает, наверно, любой, симпатичный ребенок, довольный собой, угощает собаку дворовых кровей из фарфоровой ложки своей. Происходит все это в уютном дому (дортуар или кухонька – сам не пойму), где хозяин, должно быть, доволен женой: хоть бардак, но живой и жилой. На ребенка, что тратит избыток еды, потому что не чует грядущей беды, снисходительно смотрит умильная мать и не смеет его унимать.

О, я знаю улыбку безвольную ту, что приводит в безвыходность и нищету, что и дом, и мужей, и спасательный круг выпускать заставляет из рук; эти ямочки знаю на пухлом лице, что всегда говорят об ужасном конце, о готовности сдаться без жалоб и драк, лишь бы только кричали не так; о способности даже в позоре, на дне, лепетать, вышивать, улыбаться родне, сочинять утешенья сынку по ночам, умиляться смешным мелочам; где ей спорить, бороться, скреплять времена, если сына не может заставить она отогнать от тарелки лизучего пса и спокойно поесть полчаса? О, я знаю, что маленькой этой рукой можно вышить наряд и такой, и сякой, и белье полоскать, и тюки разгружать, но нельзя ничего удержать. О, я знаю и то, что стараюсь вотще, что нельзя никого уберечь вообще, что нельзя ничего удержать на цепи, хоть горстями швыряй, хоть копи, потому что всегда впереди ураган, перегон, Магадан, гегемон, уркаган, проституция грез, революция роз (под конец разорился и Грёз)… Но и в самом укромном и мирном краю никому не объехать родную, свою, что стоит у ворот, выжидает черед и без пафоса все отберет. С детских лет мне мучительно видеть уют: все мне кажется – черные волны встают, и шатаются стены – сомнительный щит, и убогая кухня трещит; всем под ветром стонать на просторе пустом, мир, как дверь из легенды, помечен крестом, и на каждом пути воздвигается крест…

Так уж пусть хоть собачка поест.
 
Назад
Сверху