31 мая … года
Суббота (день)
Старая клиника
Дни какие-то пустые. Я устала бояться, но и злость, которая поддерживала бы меня, куда-то исчезла. Словно все внутри замерзло. Меня наконец-то оставили в покое. Никаких процедур, никаких допросов, никаких ночных посещений. Вообще ничего. Камера с бетонными стенами, продавленная кровать, унитаз, раковина и я, как предмет мебели. Мы бездушны и немы. Если бы меня не продолжали кормить, я бы
подумал подумала, что умерла. Не знаю, хорошо это или плохо, ведь такое затишье обычно бывает перед бурей, но я рада, что от меня, наконец, отстали. Они перестали проводить даже ежедневные осмотры.
За стенами моей клетки все еще слышно какое-то движение, редкие голоса, скрип ржавых петель, там идет своя размеренная жизнь, какой бы кошмарной она ни была. А в моей камере все застыло. Еще в среду мне отключили свет, теперь стало сложнее ориентироваться во времени суток, часто я не могу понять, проснулась я утром или вечером, при свете мои биологические часы почему-то работали точнее. Я почти постоянно нахожусь в полумраке или в полной темноте. Света из маленького окошка, забранного решеткой, не хватает. Когда солнце уходит на другую сторону здания, сумрак обволакивает примитивный интерьер моего жилища.
Я
проснулся проснулась минут 30 назад, но глаза еще не открывала. Зачем, если я все равно ничего не увижу? Мне очень не хватает Кая. У меня накопилось множество вопросов, на которые он мог бы помочь найти ответ, но боль от попыток пробиться за стену так и не проходит. Я надеюсь, что со временем боль отступит, хоть сейчас она и обжигающая, но уже не такая, как вчера или позавчера.
Мне становится лучше. Не так сильно ломит суставы, и мышцы уже не сводит судорогой. Я почти в норме. Удивительно, насколько идеально устроен человеческий организм. Какие бы испытания ни выпали на его долю, он способен самовосстанавливаться, лишь бы были созданы подходящие условия. Наверное, в каком-нибудь санатории мое исцеление шло бы быстрее, но если мне удастся выжить и выбраться отсюда, я и за километр не подойду ни к одному медицинскому учреждению, каким бы безобидным оно ни выглядело.
Наверное, мне многое придется…
-Помогите!
Что?! Я распахнула глаза и сразу зажмурилась от яркого света. Из глаз тут же хлынули слезы. Выждав немного, я попытался осмотреться по сторонам. Это снова случилось.
Старая захламленная комната с ободранными обоями, через грязные окна продирается свет – не такой уж и яркий, просто я отвыкла от него за несколько дней, проведенных в темноте. За стеклом простирается тот же унылый вид, который я уже имела счастье лицезреть в прежние свои посещения. Сомнений нет – заброшенный город снова принял меня в свои объятия. Конечно, лучше бы мне оказаться в лесу, но тому короткому посещению, похоже, больше не суждено повториться.
На улице никакого движения, только ветер гонит по асфальту выцветшие газеты. Как по мне, так лучше уж здесь, чем в холодной темной камере.
-На помощь! – Сколько бы я ни вглядывалась, как бы ни напрягала зрение, ни во дворе, ни в окнах противоположных домов ничто не привлекает внимания. Но крик прозвучал так близко. Невозможно сказать точно, но мне кажется, что кричит женщина или ребенок. Рядом происходит что-то очень и очень плохое. Надо выбираться отсюда, встреча с местными обитателями не предвещает ничего хорошего. Я помню, что мне рассказывал об этом Тревор. Дверь не заперта. Один лестничный пролет вниз, второй, третий… господи, как же высоко я забралась, из окна казалось, что я нахожусь гораздо ближе к земле.
Не рассчитав скорость, я почти влетела в дверной проем квартиры, краем глаза уловила какое-то движение и, не задумываясь, юркнула за первый попавшийся шкаф. Мое тело само среагировало, увело меня с открытого пространства. Теперь включился мозг, можно оценить, велика ли опасность.
Боже мой, вот это встреча! Будь трижды проклят последний лестничный пролет. Какого черта здесь делает Рэд?! Уединился, чтобы развлечься с очередной своей жертвой?
-Заткни щенку рот, у меня голова уже болит от его воплей.
Рэд в соседней комнате. И он не один, иначе, с кем он разговаривает? Я осторожно выглянула из своего укрытия. Совсем ничего не понимаю. Марк, Редерик и маленькое тело на полу. Очень хрупкая девушка? Вряд ли, телосложение не то. Тогда остается только одно – ребенок. «Щенок». Что они собираются с ним делать?! Нет, знать об этом не хочу. Надо сваливать отсюда подальше, пока не поздно, пока меня не заметили. Им, явно, не нужны свидетели.
Стараясь не шуметь, я стала осторожно выбираться из квартиры. Дверь совсем близко, вот же она, главное - проскочить на лестницу, и дальше бежать, бежать, бежать. Не оглядываться, не переводить дыхания, давай же, девочка, у тебя все получится. Только не делай резких движений, не привлекай внимание, и они тебе не заметят, они слишком увлечены своей жертвой. Я двигалась очень медленно, очень тихо, не сводя глаз со спин двоих санитаров. С нового ракурса открывались новые детали. Мальчик. Рот заклеен скотчем, глаза полные слез. Он в сознании. Он перепуган на смерть, он не понимает, за что все это ему. Он хочет, чтобы пришли родители и забрали его отсюда, чтобы все можно было забыть, как страшный сон.
Давай, Терри, не смотри на него, ты ему уже ничем не поможешь. Ты не сможешь справиться сразу с двоими, даже если застанешь их врасплох. Спасай себя, беги, пока у тебя есть эта возможность, ты же не хочешь снова пережить то, что с тобой сделал Рэд, только уже в двойном размере. «Двойная порция удовольствия», как бы сказал Редерик.
Я могла бы броситься бежать, сразу выбравшись в подъезд, но старалась не шуметь вплоть до первого этажа. Тут уже можно набрать в легкие побольше воздуха и припустить изо всех сил. Даже если меня услышат, теперь все равно, у меня фора.
Узкие улочки, подворотни, темные переулки… что я делаю? Разве я не человек? Да что же со мной такое?! Я - какой-то моральный урод, честное слово. Как я могла сбежать, как могла оставить этого беспомощного мальчика в лапах зверей? Получается, я ничем не лучше. Уж кому, как не мне, знать, как беспросветно страшно находиться во власти садистов?! И что, мне теперь надо вернуться? Я не хочу, я боюсь! Но я не смогу жить, если буду знать, что по моей вине невинное существо приняло страшную смерть. Не знаю, как это объяснить, но вся моя природа против несправедливости. Пусть даже я сама умру, так даже проще, лишь бы знать, что моя смерть помогла кого-то спасти. Кого-то действительно чистого, светлого, доброго.
Узкие улочки, подворотни, темные переулки… вот он, этот дом.
Особого выбора оружия не было, поэтому я
подобралподобрала обрезок трубы полегче, но зато с рваными ржавыми краями, и стала подниматься по лестнице. Все это – безумие. Куда я иду, зачем возвращаюсь? Кто-нибудь, остановите меня!
Мальчик лежал спокойно, глаза его были закрыты, но он дышал. Я видела, как грудная клетка вздымается и опадает. Возможно, его усыпили, чтобы он не мешал своим похитителям ждать… чего? Если бы его хотели убить или изнасиловать, то уже сделали бы это. Но Рэд и Марк медлят, они накачали ребенка какими-то препаратами – зачем? Ладно, все равно я не хочу этого знать. Мне важнее придумать, как вытащить мальчика из комнаты, по возможности, не сталкиваясь с санитарами.
Это только в фильмах про крутых агентов придумываются и осуществляются нереально безумные планы при невозможных обстоятельствах. А мне даже думать не пришлось. Марку, чтоб его, что-то понадобилось на лестничной клетке, может быть, захотел отлить. Проходя мимо моего укрытия, он обязательно заметил бы меня, так что возможности и дальше тянуть время и скрываться у меня не оставалось. Получив обрезком металлической трубы по голове, он отключился и упал, но надолго ли? Зато Рэд насторожился и вышел на шум. Всё закончилось, даже не успев начаться.
Я сопротивлялась, как могла, все-таки кусок трубы придавал мне уверенности, мы кружили по комнате, Рэд плотоядно улыбался и обманными движениями загонял меня в угол, я отмахивалась и отпугивала его, но стена была все ближе и ближе. К тому же Марк пришел в себя гораздо раньше, чем мне хотелось, и, оценив ситуацию, присоединился к нашему брачному танцу. Выхода нет. Я не спасла ни мальчика, ни себя. Как можно было быть такой идиоткой? На что я надеялась, когда возвращалась? Что просто приду сюда, возьму мальчика за руку и спокойно уйду?
Они не торопились. Они все делали медленно и с наслаждением. Связывали, раздевали, били, насиловали, снова избивали и насиловали. По-очереди и одновременно. Похотливо и сладострастно, со звериной жестокостью и яростью, лениво и пренебрежительно. Почему бы им сразу не порезать меня на мелкие куски? Возможно, позже они так и сделают, но сейчас им было этого мало. Они хотели другого. Игры, власти от того, что они кого-то унижают и лишают человеческого достоинства.
Я не знаю, в какой момент это произошло. Может быть, тогда, когда мой взгляд встретился со взглядом мальчика, который пришел в себя и с ужасом смотрел на то, что со мной делают эти подонки? В голове что-то щелкнуло, повернулся какой-то невидимый рычажок, и я взглянула будто со стороны на все происходящее. Я увидела комнату в легком мареве, как от раскаленного асфальта в июльский полдень, но не почувствовала жара. Люди тоже изменились. Они сохранили свои очертания, но осветились изнутри разными цветами. Я
видел видела саму себя в фиолетово-голубом мерцании, мальчик был озарен чистым желтым светом. А вот Марк и Редерик… они превратились в мутно-грязные потоки серого, черного и темно-зеленого цветов. И в потоки эти время от времени вливались темно-алые кровавые ручейки. Я поняла, что могу отстраниться от того, что делают с моим телом, не чувствовать ноющей боли в вывернутых и заломленных за спину руках, режущей боли в суставах широко разведенных ног, пульсирующей – по всему телу, где были порезы и уже начинали наливаться багровым цветом синяки, саднящей – внутри себя. Просто один щелчок переключателя, и всё. Мои мысли стали четкими и холодными, как лед. И было еще кое-что во мне. Знание. Оно не принадлежало мне, оно просто было внутри и делало все за меня.
Я чувствовала, как мой разум проникает в разум моих мучителей, все глубже погружается, содрогаясь от того, какими скользкими и липкими были они оба. Ощущение такое, будто тонешь в вязкой ледяной слизи. Когда я поняла, что достигла предела, максимальной глубины, то вернула себе способность чувствовать свое тело и все то, что с ним делают. Волна моей боли и унижения хлынула полноводной рекой в два сосуда, готовых вместить в себя информационный поток.
Марк упал на колени, на его лице было больше удивления, чем страдания, он был застигнут врасплох. Еще бы! Из его носа тонким ручейком струилась кровь. Чтоб ты захлебнулся ею, подонок! Редерик отпустил мои руки, схватившись за голову, и наконец-то вывалился из меня. Куда только делась его эрекция, которой он так гордился? Да, мрази, наверное, вы никогда не задумывались, что чувствуют ваши жертвы, не говоря уж о том, чтобы пережить все это самим! Наслаждайтесь моментом, я сегодня великодушна.
Мальчик с ужасом смотрел на происходящее. Осторожно, Терри, в своем ликовании ты можешь быть так же безумна, как и эти скоты в своей жестокости. Не надо пугать ребенка, твоя задача увести его подальше, найти безопасное место. Давай же, не теряй времени. Прикройся чем-нибудь и освободи его. Ты же чувствуешь: то чудо, которое произошло, скоро потеряет свою силу, оно не вечно. Вам надо убраться как можно дальше. Ты избита, мальчик слаб, а ваши враги сильны, выносливы и быстры, просто дезориентированы. И это ненадолго.
…Узкие улочки, подворотни, темные переулки… Безопасное место! Где, черт побери, оно может быть?! Весь город – огромное злобное существо. Окна скалятся разбитыми стеклами, выбоины на дорогах, сухие канавы с торчащими металлическими прутьями на дне, срывающиеся с крыши куски черепицы. Мы не можем бежать вечно. Пару кварталов назад я сбила преследователей со следа, но мальчик и так уже еле переставляет ноги, да и я сама держусь только на одном своем страхе.
Надо найти Тревора. Он знает, что делать, он здесь ориентируется. Думай, Терри, думай, вспоминай. Что он говорил?
«После того, как ты так внезапно исчезла в прошлый раз – просто провалилась внутрь стены, я решил, что ты «выпала» куда-то в другое здание. С этим миром все так сложно, что самое невероятное будет здесь самым нормальным. Поэтому я начал искать тебя, планомерно обшаривая дом за домом.»
Нет, не пойдет. Я не могу заглядывать в каждый дом, у меня на это нет времени. Дальше, что было дальше?!
«Возле клиники я заметил неестественное скопление падальщиков, и догадался, что происходит что-то плохое. Падальщики чувствуют страх смерти, но не питаются им.»
Молодец, девочка! Все правильно! Падальщики, псы или кто-то еще – вот твой знак Тревору. Если он все еще здесь, если он ищет тебя, значит, надо указать ему путь. Надо вернуться к дому. Спрятаться там же, откуда мы убежали. Сейчас там должно быть полно всяких тварей. Да и Рэду с Марком не придет в голову искать нас там.
…Узкие улочки, подворотни, темные переулки… Я бегу по кругу. Я – всего лишь крыса в барабане, белка в колесе. Наши страдания, и вправду, привлекли к дому множество разных существ, они охраняют подъезд, но не решаются войти внутрь. Приятели-санитары не должны догадаться, что мы снова по доброй воле сунулись сюда, стража у дверей – надежное прикрытие. Соседний подъезд, подвал, снова подъезд, лестница, квартира, в которой я сегодня проснулась. Мы сделали это! Сейчас я мечтаю о многом, но больше всего только об одном. Душ. Я невыносимо, омерзительно грязная. Мой маленький спутник выдохся. Он выглядит уставшим и повзрослевшим, но не трясется, не плачет.
-Эй, послушай, ты в безопасности. Все будет хорошо. Нас найдут, нам помогут. Надо только набраться терпения и ждать. Ты понял? Ничего не бойся, я буду рядом, за стеной. Я не стану закрывать двери. Ты только не подглядывай, ладно, тебе еще рано.
Один шаг…