3. Анна.
Самолет приземлился в двенадцать, но мы потеряли еще часа три, потому что наш багаж потеряли, и я долго ругалась со служащими, пытаясь получить его, а Рания стояла рядышком, притихшая, и летала в облаках. Спенсер подошел и сочувствующим голосом сказал работнику аэропорта, что нашел нас по моим крикам. Хотя я не так уж сильно повысила голос.
- Они потеряли наш багаж, - ответила я.
- Со всеми случается, - кивнул муж понимающе, но не мне, а опять же работнику. Как будто со всеми это происходит регулярно, но только я раздувала из мухи слона.
Тут же принесли чемоданы, и я ощутила себя круглой дурой.
На стоянке муж захлопнул багажник с такой силой, что я вздрогнула. Он явно был зол. Я молчала минут двадцать, пока мы ехали, но все же не выдержала и спросила, что случилось.
- Я бросаю все, отказываюсь от дежурства, чтобы встретить вас, и в итоге чувствую себя идиотом, потому что моя жена кричит на весь аэропорт, как ненормальная!
- Я же просила не встречать нас. Мы бы добрались своим ходом.
- Она просила, посмотрите на нее! Да без меня вы бы даже в аэропорту не справились. Столько крику, а стоило мне появиться – и проблема решилась.
- Спенсер, не хочу тебя расстраивать, но чемоданы нам так и так вернули бы.
- Нашла, за что цепляться, за какой-то вшивый багаж! Да там даже ценного ничего не было! Подумаешь, пара шмоток! – муж как-то совершенно нелогично разговаривал, но во время споров он всегда так вел себя, просто впервые я ощущала это так четко.
- Там были ценные вещи! – подала голос Рания с заднего сидения.
- Замолчи! Не вмешивайся, когда взрослые разговаривают! – рыкнул Спенсер на дочь.
- И мама не кричала на весь аэропорт, - буркнула дочка.
- Я сказал, замолчи!
- Спенсер! – я охнула, и он уставился на дорогу, сверкая глазами от бешенства. Больше не было сказано ни слова до самого дома. Я ехала и наблюдала за мужем искоса, а сама думала, как было бы хорошо, если бы я и дальше была где-нибудь в Китае и писала бы Спенсеру письма, на которые изредка приходил бы ответ. Я так устала ругаться с мужем и вечно чувствовать себя никчемной и виноватой.
Дома мы распаковали вещи, и Рания тут же отправила на анализ в научный институт какие-то реликвии, которые она нашла во время своих путешествий по подземельям.
За ужином тишина стояла просто ужасная: только ложки стучали о тарелки, да Спенсер с совершенно остервенелым видом ковырял торт, купленный в честь нашего возвращения.
- Мне сказали, что я привезла старинную редкость! Она стоит даже больше, чем я думала! – попыталась сказать Рания, но муж посмотрел на нее исподлобья, и дочка замолчала. Моя девочка росла такой же принципиальной как и ее бабушка.
- Аппетита нет, - звонко сказала она, демонстративно стукнув ложкой о блюдце и посмотрев Спенсеру прямо в глаза. – Был, а теперь пропал весь почему-то.
Я молча смотрела перед собой.

Рания встала из-за стола, чтобы убрать остатки еды в холодильник, а Спенсер подчеркнуто спокойно ушел в кабинет. Я встала и попыталась поговорить с дочкой.
- Милая, не сердись на него. Папа готовился нас встретить, пирог купил, дома убрался, приехал, а тут такое. Конечно, он перенервничал.
- Мам, ну какое – такое? Подумаешь, багаж потеряли. Если бы ты на них не надавила, они бы медленнее искали. А на меня зачем кричать было? Почему он такой?
- Ну откуда мне знать, он же не рассказывает. Может быть, операция прошла неудачно, может, еще что…
- Ну мы-то здесь при чем? Мама, ну почему, почему вы все время ругаетесь? – Рания шмыгнула носом и ушла к себе, а я без сил опустилась на стул и закрыла лицо руками. Кто бы знал, как я сама устала…

Рания закончила свою книгу и поделилась с нами этой новостью, может быть, менее радостно, чем обычно. Я корила за это себя – в самом деле, может быть, и не стоило раздувать скандал в аэропорту и сердить мужа.
Дочка как-то наедине со мной спросила:
-Мама, ты, правда, читала мой дневник? Мне папа сказал.
- Да, - ответила я, решив ничего не скрывать, - И очень за тебя волнуюсь. Милая, он же взрослый, а ты еще ребенок.
- Мам, ну и что, вот у бабки Эми первый муж был намного старше!
- Но они познакомились взрослыми! Обещай, что, пока не вырастешь, не позволишь ни себе, ни ему ничего лишнего! – попросила я, решив не ругаться с дочкой. Мне хотелось мира хоть с кем-то в доме.
- Ну, конечно, мам, я же не дурочка! – она фыркнула, чмокнула меня в нос и убежала по своим делам.

А я пошла мириться с мужем. Спенсер копался в саду и делал вид, что остального мира не существует.
Я, конечно, извинилась за свое поведение, а потом попробовала поинтересоваться, почему он рассказал про дневник дочке. Но у Спенсера так изменилось лицо, что я тут же замяла тему. В конце концов, ничего страшного не произошло – мы с Ранией обо всем договорились, а если дочь пообещала, то сдержит слово железно. Но все же надо ей сказать, чтоб не встречалась с ним наедине, мало ли что. Не дай Бог, этот упырь приедет к нам в город с ответным визитом.

Поездка нам не принесла доходов, потому что Рания отказалась продавать свои находки, она сложила все в сундук старинной работы и поставила в холле, пояснив, что это на память.
Я только сейчас поняла, как много тратится денег, и как мало мы получаем. Гонорар за книги у меня был в десять раз меньше, чем мамин, у дочки и того меньше – так, на карманные расходы. Мои картины только начали хорошо продаваться. Поэтому я решила отложить все мысли о том, чтобы отремонтировать дом. Пусть уж лучше деньги копятся, сколько получится, а Рания уже для себя отстроит дом, как ей нужно. Спенсер в этот раз кивнул, но я видела – ему до сих пор обидно, что все деньги семьи унаследовали не мы оба, а только я. Он всегда как-то болезненно относился к финансовым вопросам. Мне кажется, ему было бы проще, если бы я от него зависела целиком и полностью.

Но я все же была состоявшимся художником, и мои картины неплохо поддерживали бюджет, так что все слова мужа, что я просто просиживала дома штаны, были ложью. Но я не обижалась. Если для него было важно чувствовать себя единственным кормильцем – пусть.
Рания рассказала мне, что, может быть, когда вырастет, продолжит исследовать пещеры, поэтому упорно занималась спортом. Каждый день она проплывала в бассейне не меньше двух миль.

Помимо этого дочка занималась на тренажерах, качая мышцы. Она не стала такой худышкой, как я («Ну мааам, у тебя такая фигура с рождения!»), но превратилась в очень крепкую и красивую девушку. Такая с возрастом должна просто расцвести.
Настала моя очередь писать «Сочувствую вашему горю…» - у Кокоса и его жены утонул ребенок. Я знаю, моя мама сравняла бы мэрию с землей, пытаясь найти виноватых, но мне своих проблем хватало, да я и не имела такой власти, чтобы вмешаться. Но все же, помня, как Кокос отзывался о маме, не могла не сочувствовать еще сильнее. И возблагодарила всех святых за то, что меня такая доля миновала. Иногда несчастье других позволяет понять, насколько все хорошо в твоей жизни.
Как-то нам пришло приглашение на крестины к ребенку от кого-то из родни, но я отправила вежливый отказ с поздравлениями. Понимала, что мы – Салливаны и должны держаться вместе, но этих людей я в общем-то видела всего пару раз в жизни, а идти на праздник, где я мало кого знала, мне не хотелось. Вместо этого я работала – рисовала картины, и в общем-то не зря потратила время.

Меня пригласили на выставку, где я выступила перед начинающими художниками, но из семьи никто не пошел со мной. Спенсер опять пропадал на работе, а Рания проводила время за чтением. Она так организованно подходила к своему времени, как никогда бы я не смогла. Школа, домашние задания, спорт, чтение книг или написание своей. Больше ни на что времени не оставалось. Ни на друзей, ни на мальчиков – это как-то печалило. Но я не смела вмешиваться, чтобы не нарушить то перемирие, что у нас в кои-то веки воцарилось в семье.

Вечерами она иногда бренчала на гитаре, которую давно уже не брал в руки никто из семьи. Но Рании нравилось, она рассказывала, что в школе многие любят играть, а у нее хорошо получалось потому что Бэт с ней еще в детстве много занималась, вот и развлекается так – для души. Впрочем, у нее все занятия были для души. Спенсер иногда раздраженно косился на дочь, говоря, что бренчание отвлекает его от чтения, но мы оба все же не мешали.

Все же скандала, если он должен случиться, никак не избежать.
Рания как-то уехала в Китай, оставив записку, что путевку купила с гонорара за книгу, что нам нечего бояться, и она сдержит свое обещание мне. Это было так неожиданно, она даже не предупредила, наверное, понимая, что ее бы никто не отпустил одну.
Спенсер кричал как полоумный, что раз я знала все, то нужно было лучше следить за дочкой, что он работает в поте лица и не может все контролировать, а эти тупые обещания ребенка ничего не значат.
Я рыдала и на ночь уходила спать в бывшую комнату братьев. Муж сказал: «Это ты во всем виновата! Ты так перед ней стелилась, что Рания совсем распоясалась! Ты дала ей понять, что за проступок ничего не будет! Я доверил тебе единственную вещь – воспитание ребенка, и тут ты не справилась!»
И я знала, что он абсолютно прав.
