2.
День сменялся ночью, и жизнь в доме не менялась. Анна мучила клавиатуру, сочиняя очередную книгу. Иногда писательство так выводило ее из себя, что она срывалась, бежала к мольберту и выводила на нем что-то яростное и агрессивное. Рисование ее всегда успокаивало. И тогда она возвращалась к столу и продолжала писать.
Спенсер всеми силами пытался сгладить наш конфликт, вечерами он усаживался перед камином и вслух читал местные новости. А мы комментировали, вроде бы как ни к кому не обращаясь.
— Ларри и Анастасия Монтекки расписались! – говорил он. – Вбухали в свадьбу ого-го сколько.
— Это они мамины денежки тратили, что Филипп на завещании заработал. - Ехидничала Анна. – А что, они родственники?
— Да. Их две семьи в городе. Не первый раз между собой женятся. – Отвечала я, игнорируя нападки.
— Прям как Уилксы из «Унесенных ветром». Вторая-то их девочка за кого-то со стороны вышла?
— Да! У нас тут якобы потомок революционера живет, по фамилии Гевара! – отзывался Спенсер. – Вот за него. Джон и Фигата, кстати, расписались скромно.
— Пройдоха этот Гевара, как пить дать. Пустой человек. Разве ж кто еще будет фамилию вперед своих достижений выпячивать? – буркала я под нос. – А Джону и негоже праздновать было после стольких мытарств. Спасибо, что вообще расписались. Да и не представляю я ее в свадебном платье.
— Я тоже, - кивала Анна, в кои-то веки соглашаясь со мной. Мы дружно хмыкали и расходились заниматься своими делами.
На самом деле Анна старалась ко мне мягче относиться в последнее время. Конечно, она не всегда могла сдержаться и промолчать, но по крайней мере дочка пыталась это сделать.
Я поняла причину этого, когда однажды поймала ее взгляд себе вслед – она смотрела с болью и жалостью, которые пыталась скрыть. Конечно, я сильно сдала в последнее время, стала больше сутулиться, перешла на таблетки от давления посильней, да и внучку не могла держать на руках так долго, как раньше. Но я старалась проводить с Ранией как можно больше времени, читать ей сказки, играть – и Анна не мешала. Меня это даже задевало. Дочка как будто заранее смирилась с тем, о чем я думать не хотела. Понимаете, она считала меня старой… действительно старой. А я, хоть здоровье было не то, себя такой не чувствовала!
Анна написала жуткий мистический триллер, что впору было отправлять на всевозможные конкурсы ужастиков и подарила его племяннику на день рождения. Надо же! Мой первый внук уже подросток. Того и гляди я до свадьбы внуков доживу. Впрочем, Вивек начал встречаться с еще одной девочкой из клана Цуккини, уверяя всех, что «она не такая».
— Такая, такая! Меня на мякине не проведешь! – говорила я будто про себя, но в семью Ричарда не вмешивалась. Пока есть Чапа – они под надежной опекой.
Впрочем, Чапа и сама могла вдарить джазу. Ей было за девяносто, когда она объявила, что начала встречаться с молоденьким мальчиком лет сорока. И пригрозила, что помолвка не за горами.
— Бэтти, милая, семья на меня смотрит, как на сумасшедшую, но когда этот мальчик меня обнимает, аж мурашки бегут! – пела она в трубку. – И потом, это не значит, что я забыла Роланда, он лучший, а тут совсем другое дело.
В общем-то я не могла ее осуждать. Уж лучше так, чем как Джулианна. Впрочем, вечно страдающая вдова Эда умерла, и я надеялась, что она встретила в загробной жизни мужа, о котором так долго убивалась.
Впрочем, на одну смерть всегда приходится чье-то рождения. Вот и семейство Дей объявило о пополнении. Четвертый ребенок, матерь Божия! Мне с троими-то сладу не было!
Анна написала какую-то пародию на Дафну дю Морье, книжку встретили прохладно, и стало ясно, что никогда моей дочке не стать гениальным писателем. Мне показалось, что она достигла своего потолка, о чем я дочке и сказала. А раз так, значит, обещание, данное призраку много лет назад, мы сдержали. Какое облегчение было осознать, что дочка отмучилась, и что я смогла довести ее от начала до конца этого пути. Теперь Анна могла рисовать в свое удовольствие и не тратить время на то, что не давало никакой радости.
С возрастом года уже не бежали, а летели. И я даже не заметила, как мы собрались праздновать очередной день рождения Рании. Надо же – только недавно учили ее говорить, а теперь ей скоро в школу…
Девочка выросла крепкая, коренастая. Такая не будет болтаться по жизни соломинкой в пустом стакане, как моя дочь, а крепко встанет на ноги. И я была рада, что наша семейная любовь к книгам перешла и к ней.
Рания решила стать хорошим поваром, перевела кучу хлеба и колбасы, стругая их то ломтиками, то соломкой, поэтому мы решили купить ей детскую плиту. Анна была против:
— Сейчас ей это приспичило, а потом надоест и что?
— Ну, мама, потом мы продадим плиту. Ничего страшного же! – уговаривала Рания. И Анна согласилась.
Но первую выпечку внучки мы почти не распробовали. Позвонил Ричард в слезах и сказал, что умерла Риган.
— Мама, такой тещи ни у кого не было! Она мне была почти как ты! – плакал он. А я не знала, как утешить сына и невестку.
Рания смотрела, как мы молча с отрешенным видом жуем ее пирожки и хмурилась. Нет, выпечка была вкусной, честное слово. Но мне кусок в горло не лез.
— Милая, все очень вкусно, правда! – говорила Анна. – Просто когда людям грустно, у них пропадает аппетит.
— У меня не пропадает! – объявила Рания, съев кекс, который я не осилила. – А почему грустно?
— Бабушки Чапы больше с нами нет. Она умерла. Мы ее теперь никогда не увидим.
Рания прожевала кусок, потянулась за следующим и посмотрела на меня:
— Но ты же не умрешь, бабушка? Ты же всегда будешь с нами, правда?
Конечно, гены Спенсера берут свое, но все равно девочка достаточно миленькая, правда какая-то несчастная.
Но уж лучше быть не слишком красивой дельной женщиной, чем симпатичной безголовой пустозвонкой, как Анна.
Теперь все разъяснилось.
