…последние дни в клинике. Тебя держали в клетке, как дикое животное. Ты не узнавал никого вокруг. Я думаю, что ты не узнавал даже меня, хотя нельзя было точно сказать, ведь ты постоянно был под воздействием препаратов. Но, увидев меня, ты успокаивался и улыбался, как ребенок, к которому пришла мать.

Меня пускали к тебе только потому, что я была твоей женщиной, и в городе это знали. Если бы клиника находилась в другом районе, не подконтрольном тебе, мне бы ни за что на свете не позволили подойти даже к ее дверям. Я знала, что недалеко всегда присутствовал кто-то из персонала – для моей же безопасности.

Они старались, как могли. Все-таки твои люди были преданы тебе не из-за денег или власти. Не все, небольшое число, но лишь благодаря им ты прожил еще несколько месяцев, а я жива до сих пор. Если бы не они, я бы не смогла даже похоронить тебя по-человечески…

Во снах я так же счастлива, как и 5 лет назад. Я вижу тебя живым и веселым, мы любим друг друга, и у нас впереди целая вечность. Если мне удастся вырваться отсюда, мое сердце все равно останется приковано к маленькому клочку земли, где сейчас лежишь ты. Это все, что есть у меня в жизни…

Я аккуратно положил страницы обратно под подушку. Середины дневника не хватало, но мне почему-то расхотелось сегодня еще что-либо искать. Сердце налилось свинцовой тяжестью. Теперь я знаю, почему Дина так много времени проводит на кладбище. А остальное следовало обсудить с Крисом: нам она говорила, что живет в городе два года, но, судя по записям, она здесь гораздо дольше.

Внезапно снова навалилась резкая боль, в висках стучали молоты, руки противно дрожали. Я захлопнул дверь в комнату Дины и пополз к себе, переводя дух каждые несколько метров.
