Кошмарный сон, привидевшийся Маре, она позабыла почти сразу по пробуждении. Она и впрямь чувствовала себя другим человеком, словно за ночь она стала старше.
И теперь ей предстояло два длинных-длинных, счастливых и солнечных дня, которые она могла провести, как душе было угодно, почти целая суббота и целое воскресенье... Фигата глядела на младшую дочь с возрастающим недоумением. Откуда взялись у этой девочки рецессивные аквамариновые глаза, - при том, что у дадэ Джона глаза, она точно помнила, были карие...
Сияющая от счастья Мара, казалось, не ходила, а летала по-над лугом. Ей хотелось все испытать, все попробовать. Она то принималась ловить рыбу, то неистово крошила овощи для салата, и все, за что бы она ни взялась, получалось у нее как-то особенно ловко.
- Ненавижу овощи, - сказала Афина, отодвигая тарелку. – У потом в животе от них урчит, ужасно неудобно может получиться, особенно в театре.
Фигата промолчала, но не преминула бросить заинтересованный взгляд на талю Эффи. Талия, слава богу, пока была в порядке.
Эффи почти все свободное время проводила, играя на гитаре в парке или возле столиков «Маленького Корсиканца». И в последнее время все чаще ее одолевали мысли о том, что она, как наследница, должна родить ребенка. С одной стороны, было в этой семейной традиции что-то нелепое – действительно, с какой стати и вообще, она никому ничего не должна. Какой ребенок, при чем здесь ребенок... Но с другой стороны, смысла в этой традиции было не больше, чем в горящем камине, и если признать, что бессмысленно одно, пришлось бы признать и бессмысленность другого; стало быть, теряли всякое значение и жизнь, и смерть. Вот это последнее соображение и тревожило ее больше остальных.
- Ну а почему бы и нет, - решительно сказала она себе. – Дети – это в чем-то даже прекрасно, особенно, когда они выросли, перестали орать и писаться. Хотя поначалу с ними, конечно, тяжело, но ведь это не так уж и долго тянется, я помню... Тем более, если в доме трое взрослых.
А поскольку зазора между решениями и действиями в понимании Эффи просто не существовало, она сразу принялась высматривать подходящую кандидатуру на роль отца для ребенка.
Но при взгляде на лица горожан у нее ни разу не возникло чувства восхищения. Местные мальцы, все как один, полусонные и пухленькие, восторженно глядящие на нее, выглядели какими-то уж совсем неинтересными. То ли во времена молодости ее матери привлекательных лиц среди мужского населения было больше, то ли вкусы у них с Фигатой были разные.
Чем чаще Афина оглядывалась по сторонам, тем яснее осознавала, что с рождением ребенка затягивать нельзя. С экологией в Плизантвью, судя по всему, творилось что-то очень нехорошее. Вслух об этом говорить было не принято, но каждый, имеющий глаза, мог наблюдать и самостоятельно делать выводы.
И даже видавшая виды Фигата содрогнулась, когда напротив дома появился школьный автобус, из крыши которого торчала голова симпатичной, и что самое ужасное, беременной шоферши.
В то же утро Фигата настрого запретила Маре ездить в школу на этом автобусе и обучила правильному итальянскому жесту от дурного глаза...