День шестой. Рассуждения об индейке и первый урожай

Если всё происходящее было бы не прискорбным времяпрепровождением в психбольнице, а каким-нибудь реалити-шоу, то я, наверное, услышал бы голоса зрителей, недоумевающе вопрошающих: а чего ради так вырядился Ульрих? И я ответил бы этим голосам в своей голове: ради концерта, вестимо, вырядился. Кармалина решила с утра пораньше исполнить парочку особых романсов для чисто мужской аудитории. Прокачала балл навыка и на этом почти сразу же успокоилась.

У Мартина не сложилось определённого мнения о цыганском репертуаре, а вот Ульрих после концерта подошёл к Кармалине, похвалил её за старание, гитару вызвался подержать -- тяжёлая, небось. Сам весь в белом (и розовом) -- ни дать ни взять восторженный поклонник, только что без букета.
Грета, ясное дело, не могла оставить событие без внимания. Р-распустились, понимаешь, ромалы. Давно ли их с тренажёра шугали. Поэтому, приметив непорядок краем глаза, госпожа наша быстренько подкрепилась венской вафлей и припугнула Кармалину до ароматного зелёного шлейфа, для острастки.

Лолита тоскливо поглядела в окно на богатый особняк Вольффов и отправилась наверх, в кроватку.

Ульрих, между тем, даром времени не терял. Не на цыганский же концерт он так вырядился, а на свой. Музицировал Утюг без перерыва, начиная с того момента, когда Каро опрометчиво выпустила инструмент из рук, и вплоть до моего возвращения с работы в третьем часу дня.
На работе же дела шли ни шатко ни валко. Коллега Бойд скормил мне очередную облатку. "Я назвал это «новым веществом»", -- пояснил он. "Я чувствую, как у меня от твоего снадобья опухают мышцы вокруг плечевой кости гумерус-гумерус. Я называю это «странным ощущением»", -- любезно ответил я. На самом деле, ощущение было даже немного приятным. Но мою очередную жертву на благо науки не оценили как следует, и повышением я был снова обойдён. С неполными тремя сотнями получки я отправился проводить первый с момента трудоустройства уик-энд в компании психов. В сложившейся ситуации я бы скорее предпочёл новое вещество со вкусом мышьяка. Оставался лишь шанс, что если я забьюсь в уголок с книжкой и буду учиться, учиться и учиться, то у меня будет шанс пережить эти выходные в душевном и физическом здравии.

К моему приходу Ульрих переместился на тренажёр -- пальцы под сложные аккорды качать, не иначе. Мартин стоял посреди зала с отсутствующим выражением на лице. Я бы сказал, что его мысли витали в этот момент где-то далеко-далеко -- но скорее всего, они это делали вообще без его ведома и участия. Дело в том, что гитару Ульрих забрал себе, а попросить её обратно у Мартина духу не хватало. Вот он и маялся до ночи, не находя себе места.
Я присел за стол перекусить перед долгим концом недели, а Родиола выпучила глаза на мобильник, внезапно завибрировавший у Кармалины где-то в районе предполагаемой талии.

Загудели, заиграли провода... Как вы, братцы, дозвонились-то сюда?!
Особенно не рада была нежданному звонку Каро. Она кричала: "Как вы смеете звонить мне?! Если бы вы видели, как я рассержена вашим звонком, вы мне вообще больше не позвонили бы! А передавался бы по телефону запах -- вы бы позабыли, на какие кнопки нажима... Алло? Алло?!" -- и дула в трубку. То ли дело Ульрих: он молча послушал секунд десять, что ему там сообщают, и нажал отбой, не издав ни звука.

Мартин наконец вышел из ступора и направился совсем в неожиданную сторону -- достал из шкафа томик "Колдуна из Палладии". Видимо, его подкосило выслушивание двух чужих концертов подряд и невозможность устроить вдогонку третий. Впрочем, прикарманив книгу, читать он её пока так и не стал.