Sirin
Ассоциация критиков
ВОРОН
стихотворение Эдгара Алана ПО
Как-то полночью унылой я сидел, душою хилый, –
Над старинными томами уж склонился в полусне;
Лишь дремоте я поддался, как внезапный стук раздался,
Будто кто-то постучался, – постучался в дверь ко мне.
«Гость нежданный, – бормочу я, – постучался в дверь ко мне».
Черным месяцем осенним придавался я забвенью…
И в камине отблеск мертвый догорающих углей…
О, как жаждал я рассвета, как я тщетно ждал ответа,
Даже строки из Завета говорили мне о ней –
О прекрасной, лучезарной, о Леноре, о моей;
Цвет пурпурных занавесок, тусклых, рыжих занавесок,
Будоражил, пробуждая страх зловещий в тишине.
Сердца трепету внимая, я ответил, привставая:
«Это, верно, гость, блуждая, постучался в дом ко мне,
Кроткий гость, во тьме блуждая, постучался в дом ко мне».
Силу духа проявляя, нерешимость подавляя:
«Сэр, – сказал я, – или дама, не случилось ничего.
Но тот факт, что я в печали, мысли уж мои дремали,
И так робко вы стучали в двери дома моего,
Стук был тих…» – И тут открыл я двери дома моего:
В тьму вгляделся, опасаясь, и стоял я, сомневаясь,
И в таких мечтах я грезил, что не выразишь того…
Тишина не отвечала, все вокруг меня молчало,
Лишь – «Ленора?» – прозвучало имя, я шепнул его;
Эхо тотчас воротило тихим ропотом его.
В кабинет я вновь вернулся, всей душою встрепенулся.
Вскоре снова стук раздался, чуть слышней, чем до того.
Я сказал: «Да что ж творится за окном, кто там ютится?
Только лишь угомонится трепет сердца моего,
Вновь взгляну я и увижу, что снаружи никого;
Как к окну я подступился, тотчас Ворон объявился;
Лишь крылом он обернулся, живший многие года;
Низко он не поклонился, он меня не сторонился,
С миной лорда только взвился и над дверью сел тогда –
Сел на бледный бюст Паллады, что над дверью был всегда;
Птица черная сидела, грусть моя вдруг поредела,
И с улыбкой, но учтиво, я спросил ее тогда:
«Твой хохол острижен модно и на вид ты превосходна,
Но ответь, коли угодно, как зовешься ты всегда,
Птица царствия Плутона, там где только темнота?»
Хоть ответ тот мало значил, все ж меня он озадачил, –
Столь понятный голос птицы удивил меня тогда.
Разве с кем-то так случилось, чтоб кому-то доводилось
Встретить Ворона в немилость, – залетевшего сюда,
Севшего на бюст Паллады, что над дверью был всегда, –
Ворон тот не улетает и твердит – не умолкает,
Словно всю свою он душу вылил в слове «Никогда»;
И глядит он одиноко с изваянья у порога.
Я сказал: «Друзья далеко – все пропали, кто куда;
А с рассветом, как и грезы, ты исчезнешь навсегда».
Птица будто догадалась – столь уместно отозвалась.
«Видно, Ворон обучался у того, чья жизнь – беда,
Кто постиг немало горя, кто в немилостивой ссоре
Потонул в пучине моря с песней скорби на устах –
Погребенная надежда в его песне навсегда
Птица черная качнулась – грусть в улыбку обернулась.
Кресло тотчас я поставил против Ворона тогда;
И прильнув к подушке алой, я в фантазии усталой,
Начал грезить мыслью вялой: «Что хотел сказать тогда
Ворон мрачный, исхудалый, знавший многие года,
Так сидел я, озадачен, но не яростью охвачен, –
Жгучий взгляд домашней птицы пробирал меня тогда.
И чем больше так я думал, тем мрачнее сон придумал,
Уж такое я надумал, что не вымолвят уста.
«Но ко мне моя Ленора, – так подумал я тогда, –
Воздух стал вдруг ароматен, вкус забвения – приятен, –
То с кадильницей спустились серафимы, – и тогда:
«О, несчастный, – плачу, – вскоре Бог послал забвенье горя,
Чтобы мысли о Леноре я развеял навсегда!
Так внимай же ароматам и развей их навсегда!»
«Вещий Ворон, – я взмолился, – в душу ты мою вцепился;
Усмирять меня ты послан, бурю ль сотрясать всегда?
Что прибился ты, печальный, что нашел в земле ты дальней,
В доме скорби, – изначально мрак, здесь мрак царит всегда?
Есть ли, есть ли утешенье, я найду ль его когда?»
«Вещий Ворон, заклинаю, птица ты иль зло – не знаю!
Небесами, где паришь ты, Богом, что царит всегда,
Умоляю, дай скорее мне ответ, да поточнее,
Суждено ли мне с моею, – с той, с которой навсегда
Душу я связал, – с Ленорой, я увижусь ли когда?»
«Может, слово – знак разлуки, душу ты обрек на муки.
Воротись же ты к Плутону, – улетай скорей туда!
Черных перьев не оставишь, ложью ты не позабавишь,
Только сердце мне дырявишь – вынь же клюв свой навсегда!
С бюста бледного Паллады убирайся хоть куда!»
И сидит, сидит над дверью Ворон с черным опереньем, –
С бюста бледного Паллады не слетит он никуда.
И глядит, не шевелится, будто демону не спится;
Лампы свет над ним струится, тень его страшит всегда;
И душа моя из тени, пол покрывшей навсегда,
стихотворение Эдгара Алана ПО
Как-то полночью унылой я сидел, душою хилый, –
Над старинными томами уж склонился в полусне;
Лишь дремоте я поддался, как внезапный стук раздался,
Будто кто-то постучался, – постучался в дверь ко мне.
«Гость нежданный, – бормочу я, – постучался в дверь ко мне».
Нет ответа в тишине.
Черным месяцем осенним придавался я забвенью…
И в камине отблеск мертвый догорающих углей…
О, как жаждал я рассвета, как я тщетно ждал ответа,
Даже строки из Завета говорили мне о ней –
О прекрасной, лучезарной, о Леноре, о моей;
Безымянна – имя ей.
Цвет пурпурных занавесок, тусклых, рыжих занавесок,
Будоражил, пробуждая страх зловещий в тишине.
Сердца трепету внимая, я ответил, привставая:
«Это, верно, гость, блуждая, постучался в дом ко мне,
Кроткий гость, во тьме блуждая, постучался в дом ко мне».
Но ответа нет извне.
Силу духа проявляя, нерешимость подавляя:
«Сэр, – сказал я, – или дама, не случилось ничего.
Но тот факт, что я в печали, мысли уж мои дремали,
И так робко вы стучали в двери дома моего,
Стук был тих…» – И тут открыл я двери дома моего:
Только тьма там – ничего.
В тьму вгляделся, опасаясь, и стоял я, сомневаясь,
И в таких мечтах я грезил, что не выразишь того…
Тишина не отвечала, все вокруг меня молчало,
Лишь – «Ленора?» – прозвучало имя, я шепнул его;
Эхо тотчас воротило тихим ропотом его.
Только это – ничего.
В кабинет я вновь вернулся, всей душою встрепенулся.
Вскоре снова стук раздался, чуть слышней, чем до того.
Я сказал: «Да что ж творится за окном, кто там ютится?
Только лишь угомонится трепет сердца моего,
Вновь взгляну я и увижу, что снаружи никого;
Только ветер – ничего!»
Как к окну я подступился, тотчас Ворон объявился;
Лишь крылом он обернулся, живший многие года;
Низко он не поклонился, он меня не сторонился,
С миной лорда только взвился и над дверью сел тогда –
Сел на бледный бюст Паллады, что над дверью был всегда;
Только сел и никуда.
Птица черная сидела, грусть моя вдруг поредела,
И с улыбкой, но учтиво, я спросил ее тогда:
«Твой хохол острижен модно и на вид ты превосходна,
Но ответь, коли угодно, как зовешься ты всегда,
Птица царствия Плутона, там где только темнота?»
Каркнул Ворон: «Никогда».
Хоть ответ тот мало значил, все ж меня он озадачил, –
Столь понятный голос птицы удивил меня тогда.
Разве с кем-то так случилось, чтоб кому-то доводилось
Встретить Ворона в немилость, – залетевшего сюда,
Севшего на бюст Паллады, что над дверью был всегда, –
Что назвался «Никогда»?
Ворон тот не улетает и твердит – не умолкает,
Словно всю свою он душу вылил в слове «Никогда»;
И глядит он одиноко с изваянья у порога.
Я сказал: «Друзья далеко – все пропали, кто куда;
А с рассветом, как и грезы, ты исчезнешь навсегда».
Молвит Ворон: «Никогда».
Птица будто догадалась – столь уместно отозвалась.
«Видно, Ворон обучался у того, чья жизнь – беда,
Кто постиг немало горя, кто в немилостивой ссоре
Потонул в пучине моря с песней скорби на устах –
Погребенная надежда в его песне навсегда
Кличет: «Боже, никогда!»
Птица черная качнулась – грусть в улыбку обернулась.
Кресло тотчас я поставил против Ворона тогда;
И прильнув к подушке алой, я в фантазии усталой,
Начал грезить мыслью вялой: «Что хотел сказать тогда
Ворон мрачный, исхудалый, знавший многие года,
Каркнув слово «Никогда»?
Так сидел я, озадачен, но не яростью охвачен, –
Жгучий взгляд домашней птицы пробирал меня тогда.
И чем больше так я думал, тем мрачнее сон придумал,
Уж такое я надумал, что не вымолвят уста.
«Но ко мне моя Ленора, – так подумал я тогда, –
Не прижмется никогда».
Воздух стал вдруг ароматен, вкус забвения – приятен, –
То с кадильницей спустились серафимы, – и тогда:
«О, несчастный, – плачу, – вскоре Бог послал забвенье горя,
Чтобы мысли о Леноре я развеял навсегда!
Так внимай же ароматам и развей их навсегда!»
Каркнул Ворон: «Никогда».
«Вещий Ворон, – я взмолился, – в душу ты мою вцепился;
Усмирять меня ты послан, бурю ль сотрясать всегда?
Что прибился ты, печальный, что нашел в земле ты дальней,
В доме скорби, – изначально мрак, здесь мрак царит всегда?
Есть ли, есть ли утешенье, я найду ль его когда?»
Каркнул Ворон: «Никогда».
«Вещий Ворон, заклинаю, птица ты иль зло – не знаю!
Небесами, где паришь ты, Богом, что царит всегда,
Умоляю, дай скорее мне ответ, да поточнее,
Суждено ли мне с моею, – с той, с которой навсегда
Душу я связал, – с Ленорой, я увижусь ли когда?»
Каркнул Ворон: «Никогда».
«Может, слово – знак разлуки, душу ты обрек на муки.
Воротись же ты к Плутону, – улетай скорей туда!
Черных перьев не оставишь, ложью ты не позабавишь,
Только сердце мне дырявишь – вынь же клюв свой навсегда!
С бюста бледного Паллады убирайся хоть куда!»
Каркнул Ворон: «Никогда».
И сидит, сидит над дверью Ворон с черным опереньем, –
С бюста бледного Паллады не слетит он никуда.
И глядит, не шевелится, будто демону не спится;
Лампы свет над ним струится, тень его страшит всегда;
И душа моя из тени, пол покрывшей навсегда,
Не восстанет – никогда!
Последнее редактирование:
. Эти строки особенно понравились.