Sandy Martin
Почетный участник
Я сюда, может быть, неудачно впишусь, прошу прощения заранее, просто мне надо где-то на форуме это выложить, чтобы любимых форумчан порадовать.
Для всех, кто верит в Христа, и для всех, кто верит в кого-то другого и вообще для всех, кто во что-нибудь верит, у меня есть сказка. Хороша она или плоха - я не знаю.
Просто для тех, кому не хватает в жизни рыцарей, менестрелей и вообще сказок странствий, она может быть интересна.
А впрочем, я никогда не знаю, хорошо или плохо я написала.
Она длинная, 6,5 страниц.
Названия у нее пока нет. Может, кто-нибудь подскажет...
В далекой-далекой стране, где никто из нас никогда не был и уже не побывает, на опушке дремучего леса стояла занесенная снегом избушка.
В избушке было темно и холодно. Босоногая девочка сидела на лавке и читала книгу при свете единственной свечи. За окном сгущались ранние декабрьские сумерки.
Девочку звали Марта, она жила в этой избушке совсем одна вот уже несколько лет. Раньше здесь жила старуха лесничиха, но два года назад ее прибрал к себе Бог, а Марта наотрез отказалась пойти жить к кому-нибудь из соседней деревни, хотя сердобольные жители с радостью бы приняли ее – она была девочка работящая, смышленая, веселая и никому не доставляла хлопот. Но она осталась жить в старой избушке, появляясь в деревне лишь когда было нужно что-то купить или достать книги (деревенский священник уже давно обучал ее грамоте, у него же девочка могла найти множество разных книг). Ей было тяжело самой вести хозяйство – скотину ей помогли продать, чтобы выручить немного денег, а огородом она занималась сама, не покладая рук, все лето напролет.
Сейчас, в канун Рождества, ее пригласили бы в любой деревенский дом. Но Марта не хотела выходить из дому в метель, тем более что башмаки ее уже давно просили каши.
Когда же метель утихла, солнце уже село, и в занесенном снегом лесу было жутко. Кроме того… Марта не хотела сейчас видеть то милое семейство, которое звало ее к себе искреннее других. Осенью их сын Ник обручился с дочкой соседей, как и условились их семьи еще шестнадцать лет назад. А Марта, как и все тринадцатилетние девочки, хоть умом и понимала, что Нику попросту нет до нее дела, но в глубине души, конечно же, надеялась… Разумеется, никто и никогда не женил бы на ней своего сына – ни в этой деревне, ни в любой другой. В этой стране ни одна приличная семья – от королевской до беднейшей крестьянской – не приняла бы в себя сироту без роду, без племени. Должно было быть известно хотя бы имя ее отца. У Марты же не было даже собственного имени.
Десять лет назад девочку подобрали бродячие артисты в одной из деревень, через которую лежал их путь. Говорили, что ее привезли из города, но никто не мог сказать, из какого. Самым младшим из артистов был лопоухий рыжий парнишка – Мартин-певец. Он не умел ни ходить по проволоке, ни показывать фокусы; но на редкость складно сочинял веселые песенки про все, что видел вокруг. У него был звонкий, чистый голос, его пальцам были послушны лютня, гитара и флейта. Правда, его манера находить во всём недостатки и беззастенчиво их высмеивать многим была не по душе. Его считали злым, испорченным мальчишкой, для которого не было ничего святого. Поэтому всех так поразило то, что он так быстро привязался к маленькой девочке. И если бы не Мартин, конечно, артисты никогда бы не забрали ее с собой, но он грозился оставить труппу, потом просил, умолял, даже почти плакал, - и они согласились. Мартин назвал девочку своей сестрой, и поэтому её нарекли Мартой – настоящего ее имени никто не знал.
Труппа вскорости распалась, и девочку даже не успели научить ни одному из искусств увеселения публики, каким владели артисты. Мартин с сестренкой отправился странствовать, зарабатывая себе на кусок хлеба своими песенками, которые веселили простых горожан и крестьян, но приводили в ярость любых представителей власти или церковников – так зло мальчик высмеивал все то, что творилось вокруг. Осознав это, он нигде не задерживался подолгу, опасаясь гнева властей, и в несколько лет исходил, наверное, полстраны.
Все это время беды, казалось, обходили детей стороной, но однажды Марта тяжело заболела. Через несколько дней от нее заразился и брат. Им пришлось надолго остаться у приютившей их доброй женщины – вдовы лесничего, жившей в одинокой избушке неподалеку от одной из больших деревень. Она выходила их, и, выздоровев, Мартин счел своим долгом остаться у нее и помогать ей во всем. Тётушка Луиза – так ее звали – была рада приютить сирот, даже не столько из-за их помощи, сколько потому, что они скрашивали ее одиночество. До этого редко кто из деревни выбирался в лес поговорить со старухой.
Но Мартин не пришелся по душе соседям-крестьянам (как, собственно, и всем, кто прожил с ним бок о бок долгое время), в отличие от своей сестры, которую в деревне полюбили за приветливость и кроткий нрав. И однажды он решил, что пришла пора ему вновь отправиться в путь. На этот раз он не пожелал подвергать Марту тяготам, выпадающим в странствиях, и оставил её на попечение тётушки Луизы. Он обещал вернуться богатым и овеянным славой. А еще он дал Марте клятву отыскать её родителей, какой бы нелегкой не оказалась эта задача.
Прошло уже пять лет с тех пор, как Мартин покинул сестру. Он обещал вернуться или хотя бы прислать весточку к следующему Рождеству. Но Рождество прошло, за ним еще одно, и еще, а вестей о Мартине-бродяге всё не было. Умерла тётушка, и Марта осталась совсем одна в ветхой избушке на краю огромного леса.
Её давно убедили, что брат не вернется, и она сама говорила себе, что надежды нет. Но все равно, сидя у окна, она ловила себя на том, что постоянно вслушивается в шорохи за окном – не застучат ли копыта, не послышатся ли шаги, не стукнет ли кто-нибудь в окно… Ей казалось, что однажды это непременно окажется Мартин.
Сумерки сгущались, и Марта поднялась, чтобы зажечь еще одну свечу. Как и полагается в Сочельник, она читала Евангелие. Чтение священных книг (а книг другого содержания она практически не знала) сделало ее очень набожной. Девочка понимала, что её судьба, скорее всего, закончится в монастыре – ведь никто и никогда не пожелает жениться на сироте, разве что такой же безродный бродяга, а этого ей не хотелось. Сейчас мысли о монастыре даже радовали ее – ведь там наверняка не будет так одиноко и тоскливо, как здесь, в этой избушке. Там будет светло, там можно будет читать и трудиться на благо людям… Но все же что-то мешало этим светлым мечтам Марты. Отчего-то ей вспоминались странствия вместе с Мартином – босые ноги чувствуют каждый камень на бесконечной дороге, пыль, поднимающаяся от проезжающих повозок, попадает в глаза, мальчик протягивает ей флягу с водой, набранной в извилистой речушке, пересекавшей их путь, и ободряюще говорит: «Ничего, сестренка, скоро отдохнем». За плечами у него гитара, серый капюшон прикрывает голову от палящего солнца, а синие глаза блестят, как солнце на водной глади.
И Марте вместо холодных сводов монастыря представляются веселые ярмарки в торговых городах, хороводы девушек на сельских праздниках и дорога, уходящая за горизонт. И ей уже ничего так не хочется, как снова оказаться рядом с Мартином и услышать его песни.
Размышления вновь увлекли ее, когда она услышала стук копыт.
Сердце девочки забилось часто-часто.
«Неужели Мартин? Неужели мой братец?» - подумалось ей.
В дверь постучали.
- Кто явился? – спросила Марта дрожащим голосом.
- Дозвольте напиться, хозяюшка, - послышался незнакомый мужской голос.
Марта налила в ковш воды и отворила дверь.
Перед ней стоял незнакомый юноша в облачении рыцаря. Он с благодарностью принял ковш и осушил его.
- Спасибо еще раз, хозяюшка, благослови вас Господь. Позвольте узнать ваше имя?
Марта зябко переступила ногами – в дверь задувал холодный ветер, но она не смела просить незваного гостя закрыть её, ведь тогда они остались бы в избушке вдвоём, а она, хоть и безродная, но помнит о приличиях.
- Марта… Меня зовут Марта, - ответила она, принимая у него опустевший ковш.
- Просто Марта? – удивился рыцарь. – А как же имя вашего отца?
Девочка покраснела до корней волос.
- У меня… нет отца, - почти шепотом проговорила она. – Но у меня есть брат. Может, вы слышали о нём? – с надеждой задала она тот же вопрос, что задавала всем проезжавшим через деревню странникам. – Менестрель Мартин по прозванию Голодранец.
Рыцарь усмехнулся, но тут же лицо его вновь приняло почтительное выражение.
- Я, кажется, что-то слыхал… тот молодой человек, что в прошлом году наделал много шуму в столице?..
- А вы были в столице? – поразилась Марта. Она в первый раз за свою жизнь здесь видела человека, прибывшего из такой дали.
- До недавнего времени я жил там, - ответил юноша. – Позвольте представиться: Филипп. Почтенные предки мои были из рода Кленового Листа.
Марта распахнула глаза от удивления – она никогда не разговаривала ни с кем из знати. Если и видела их когда-то, то мельком.
- Отныне мы знакомы, - продолжил Филипп. – Может быть, вы позволите мне войти в дом?
Марта замялась.
- Это… неприлично, - тихо сказала она.
- Позвольте, сударыня, я благородный рыцарь и ничем не потревожу вас, клянусь честью, - пылко воскликнул юноша. – Я бы не стал настаивать, но вы, кажется, совсем замерзли.
Марта потерла одну ногу об другую и отошла в сторону, позволяя рыцарю пройти в дом.
До этого момента она всегда представляла знатных людей и даже рыцарей высокомерными и заносчивыми. Ей казалось, что встретив такую нищую и безродную девчонку, они тут же начнут командовать ей, как своей служанкой. Но сегодня она услышала больше учтивых слов, пожалуй, чем за всю свою предыдущую жизнь.
- В доме тоже холодно, - заметил рыцарь. – Почему вы не разведете огня?
- Нечем, - ответила девочка, пожав плечами. – Вчера вышли все дрова. А в такую метель, как была сегодня, в лес ходить опасно.
- Позвольте мне нарубить вам дров.
- А вы умеете? – вырвалось у Марты.
- Сударыня, - Филипп склонил голову, - в страшном бою я рубил головы врагам государства и короны. Неужели же я не смогу нарубить для вас дров?..
Рыцарь, действительно, пусть не очень умело, но быстро смог добыть веток, чтобы растопить печь. Марта бросилась разогревать постную похлебку, чтобы накормить его, но он сказал:
- С вашего позволения, я бы сначала немного вздремнул, - и устроился на лавке.
Марта же вновь устроилась с книгой у окна. Было так непривычно вновь чувствовать чье-то присутствие в доме… впервые за долгие месяцы. Она слышала, что под Рождество может случиться чудо… но разве они бывают на самом деле? И может ли считаться чудом, когда в доме появляется чужой человек? Ведь скоро он встанет и уйдет. И что тогда останется от чуда?
Она глядела на строчки, но не могла прочесть ни слова. Тогда она перевела взгляд на пляшущее в печи пламя… было так тепло и уютно, что она потеряла счет времени…
Марта очнулась оттого, что снова услышала стук в дверь. Кто-то барабанил, не переставая. Потом послышался голос… такой знакомый голос!
- Эй! Открывайте хозяину дома!
- Мартин! – в одно мгновение она была уже у двери. Еще столько же потребовалось, чтобы отодвинуть засов и повиснуть на шее у высокого небритого мужчины с такими знакомыми синими глазами.
- Здравствуй, девочка, здравствуй, милая, - хрипло проговорил он (от него пахло табаком и дымом). Он шагнул в горницу, закрывая за собой дверь. – А чей это конь стоит у крыльца? И кто этот… - он повернул голову в сторону спящего рыцаря, - …человек? Ты замужем, что ли?
- Нет, что ты, это странник… он приехал сегодня… попросил приюта…
- И ты его впустила? – взгляд Мартина посерьезнел. Девочка поежилась: он словно просвечивал ее насквозь. – Как ты могла? И что, ты многих уже… приютила?
- Мартин, миленький, не говори так! – взмолилась девочка. – Это первый раз… он поклялся честью… он благородный рыцарь… и потом, сегодня же Рождество… люди должны быть добры друг к другу…
- Черт возьми, сколько же мусора у тебя в голове, сестренка, - бросил Мартин. – Ты даже веришь клятвам этих… этих… - он взмахнул рукой, - придурков в кольчугах!
- Я не была в столице, - теперь уже голос Марты приобрел язвительные интонации, - не вращалась в высшем обществе и не имею ни малейшего понятия, почему благородным рыцарям нельзя верить.
- Верно, верно, маленькая, - голос менестреля вновь смягчился, - ты же живешь в этой дыре и ничего не знаешь… ладно, мы это исправим.
- Ты вернулся насовсем? – спросила девочка.
- Не знаю, - ответил Мартин. – Мне нельзя подолгу оставаться на одном месте, меня… ищут. – Он почесал заросший подбородок. – Я не хочу навлекать на тебя опасность.
- Какую опасность?
- Ах, это не твоего ума дело!.. Впрочем, я, наверное, расскажу… чуть позже. Но… если что… я твой брат и живу здесь давно. Если они явятся прямо сейчас…
- Кто «они»?
- Я точно не знаю. Не было времени с ними близко познакомиться. Но они выслеживают меня, это я знаю точно.
- Мартин! – голос девочки зазвенел. – Что случилось? Что ты сотворил? Может, ты убил кого-нибудь?
- Что ты, что ты, маленькая, - ответил он, - посмотри на меня…. И поверь: твой брат никогда не обагрил своих рук кровью. Хоть и был на войне.
- Тогда… - начала Марта и замолкла: своими громкими восклицаниями она разбудила гостя.
Филипп повернулся на бок и открыл глаза. Увидев Мартина, он резко сел на лавке.
- Что случилось? Кто вы?
- Я хозяин этого дома, - ответил менестрель. – А точнее, я ее брат.
- Менестрель Мартин Голодранец?
Помолчав, Мартин ответил:
- Да. И горжусь этим именем… Благородный сэр, мне нужно обсудить кое-что с вами наедине. Выйдем, - бросил Мартин.
Мужчины вышли на крыльцо, а Марта, чтобы не подслушивать, спустилась в погреб за припасами.
Недолгое время спустя они вернулись.
- Хорошо, положим, я могу тебе доверять, но… - Мартин оборвал фразу и принюхался. – Марта, что это?
- Это капустная похлёбка, - объяснила девочка.
- Ты что же, голодаешь? Тебе нечего есть, кроме вот этого? – Мартин презрительно скривился.
- Можно подумать, ты каждый день ешь господские деликатесы, - усмехнулась Марта. – А это – то, что подобает есть в пост.
- Я вижу, тебя и церковники порядком задурили! – воскликнул менестрель. – Что ж, ты права, нужно довольствоваться тем, что есть… но я надеялся хотя бы дома наесться досыта.
- Если позволите, - начал Филипп, - у меня были с собой некоторые припасы… хлеб, мясо, вино…
- Что ж ты молчал, неси быстрее! – прикрикнул на него Мартин.
Девочка подумала, что уж кто-кто ведет себя грубо и высокомерно – так это ее братец. Он, конечно, всегда был таким, но сейчас, в сравнении с рыцарем, казался совсем неприятным.
Впрочем, подкрепившись, он будто бы подобрел, и речи его стали куда плавнее и приятнее.
- Спасибо тебе, сэр рыцарь, за то, что поделился с бедняками, - смеялся он. – Что ж… пора, наверное, рассказать свою историю… хотя возможно, сэру тоже есть что рассказать?..
- Моя история недлинна, - начал Филипп. – Мой отец когда-то был беден, затем разбогател, но недавняя война вновь разорила нашу семью… когда я вернулся, наш дом был продан, и всем нам пришлось разбрестись в разные стороны в поисках лучшей жизни… Я собрался и отправился в путь куда глаза глядят. Не знаю, зачем и куда я направляюсь, лишь бы подальше от столицы. Это обманный город, он приносит несчастья.
- Там чертовски холодно, - перебил его Мартин. – Гибельный ветер с болот… беднота мрёт сотнями, а богатым ничего, строят себе богатые дома, дают балы… живут в свое удовольствие. А кому не повезло, над тем не плачут долго.
- Ты прав. Ты тоже жил в столице? – спросил Филипп.
- Какое-то время… - ответил менестрель. – Видите ли, друзья, когда пять лет назад я вышел из дому, я тоже не знал, куда и зачем иду. Я шел по дорогам, я пел свои песни… странствовал из города в город в поисках счастья… так и дошёл до столицы… Там я заболел и долго валялся в лихорадке, но выжил… Но со мной была… женщина… цыганка. Мы встретились в дороге и полюбили друг друга. Она бросила все, чтоб быть со мной, а я привел ее… на погибель. Она тоже заболела… её не стало…. Я сам копал могилу в мёрзлой земле. А всё оттого, что мерзкие церковники запрещают докторам лечить цыган и бродяг, чтоб очистить от них страну! – в голосе его слышалась истинная злоба. – Я ничего не мог с этим поделать, кроме как рассказать всему свету об их жестокости. Я пел об этом на площади, люди слушали и понимали, что я прав… а власти злились и гонялись за мной, чтобы покончить со мной. Когда началась война, я отправился к месту сражений, чтобы быть со всеми. Но и там я не столько воспевал подвиги славных рыцарей короны его величества, сколько раскрывал воинам глаза на то, что без их ведома творят их командиры. Вскоре и оттуда мне пришлось бежать… Меня и таких, как я, менестрелей, обвиняли в том, что из-за нас война была проиграна, хоть мы не были виноваты ни в чем. Я вернулся в столицу. Мне было опасно там появляться, но у меня было там дело… я искал твою семью, Марта.
- И… нашёл? – выдохнула девочка.
- Нашёл. Только нашёл-то я могилы, - угрюмо ответил Мартин. – Во время последней эпидемии, что была как раз десяток лет назад, твоих родителей забрала к себе смерть… Я узнал, что как раз тогда детей вывозили из городов, подальше от болезни. Видимо, так спасли и тебя. Я узнал твоё имя, только вряд ли найдется кто-нибудь, готовый его подтвердить.
- И какое же имя?.. – спросила девочка.
- Лючия. Ты принадлежала к небогатой семье, чье родовое имя обозначало, если я не ошибаюсь, Цветок Сирени.
- А что… что тебе еще удалось узнать?
- Да ничего особенного. Ну, разве что… она, то бишь ты… была по обычаю этой страны обручена еще в колыбели – с каким-то отпрыском бедного, но знатного рода Кленовый Лист. Меня всегда раздражал этот обычай, не подразумевающий наличия у людей чувств…
Но тут он замолчал, увидев, как переменились лица его друзей.
Когда он узнал имя Филиппа, он был поражен, но, не подав вида, бодро заговорил:
- Что ж, я сочувствую тебе, сэр рыцарь… впрочем, никто не знает, кто она есть на самом деле, и ты можешь с легкостью отвертеться от этой обязанности…
- Я знаю, кто она, и это главное, - ответил Филипп.
- Ты что же, и впрямь хочешь на ней жениться? – удивился Мартин. – То есть, я уверен, что моя сестра – девица прекрасная, но у ней же нет того воспитания и… как его… образование, которое должно быть у невесты рыцаря. Она – крестьянка, а до этого была и вовсе бродяжка.
- Ну спасибо на добром слове, братец! – вспылила Марта-Лючия.
- Вот. И характерец тот еще. Вся в меня, - усмехнулся Мартин. – Она, может, еще сама за тебя не пойдет.
- Браки заключаются на небесах, - ответила девочка, и Мартин разглядел в её глазах радость.
- Ну что ж, тогда пообещай не обижать ее, что ли, и дело, почитай, устроено… Хотя она и сама тебя обидит, ежели что, - рассмеялся он. – Вот история, действительно под Рождество. Хотите, я вам спою красивую песню про любовь?
- Не думала, что у тебя есть такие песни, - удивилась Марта.
- Не было… Потом появились, - туманно ответил менестрель.
- Ты что же, тоже обручен?
- Какие у нас обручения, милая, мы ж не из благородных, как вы, - ответил Мартин. – Я уж думал… после смерти моей… любимой… что я навеки предан ей… и что вместе с ней хороню собственное сердце. Но прошли годы, и я встретил девушку небесной красоты… Это было в столице, когда я был там в последний раз. Я увидел ее на балконе. Одежды ее были белыми, как снег, волосы – золотыми, глаза – голубыми и такими прекрасными, что я потерял дар речи. Увидев меня, она засмеялась и бросила мне цветок. Я поклонился ей и ушел, не смея занимать более ее внимание, но несколькими днями позже я встретил ее гуляющей в своём саду. Мы сошлись по разные стороны ограды.
«Здравствуй, - сказала она, - я слышала, как ты поёшь. Это смешно. Не пойдешь ли ты к нам в шуты?..»
«Нет, - ответил я, - я не могу, мне нельзя».
«Жаль, - ответила она, и голос ее звенел, как колокольчик. – Мне почему-то хотелось бы видеть тебя часто… каждый день».
Безумная мысль пришла мне в голову, и я протянул ей руку.
«Дайте мне руку, - сказал я, - и мы убежим. И будем вместе. И будем видеть друг друга постоянно».
Тут уже она сказала:
«Я не могу».
«Вы обручены?» - спросил я.
«Нет, но скоро буду», - ответила она, и видно было, что недавно она произносила эти слова с гордостью, а теперь они причиняют ей печаль. – «Моим женихом может быть лишь рыцарь королевской крови».
«Так представьте же, - сказал я, - что я – король, изгнанный из своей страны. Я вынужден скитаться и бедствовать, в то время как моей короной завладели самозванцы. Но я верну её себе и буду царствовать».
«Это правда?» - спросила она. Наверное, ей никогда не приходилось представлять то, чего нет. Ведь сказки и фантазии теперь считаются вредными для воспитания, особенно девушек.
«Нет, - ответил я, - но это возможно».
По её лицу я понял, что она сейчас заплачет.
«Мне надо идти, а то меня хватятся, - прошептала она. – Дай слово, что будешь здесь завтра».
«Я не могу дать вам слова, - ответил я. – Но я обещаю вернуться за вами, когда у меня будут деньги… и корона».
И я ушёл… ушёл, зная, что никогда не вернусь.
- И ты не знаешь даже её имени? – спросила Марта.
- Не знаю, - ответил Мартин. – Но, может, сэр рыцарь знает, ведь он жил в столице.
- А где она жила? – спросил Филипп.
- Огромный дом в центре столицы, сад с позолоченной оградой…
- А какой герб был на доме?
- Не помню… помню, что щит был белый.
- Это род Белого Знамени, - подумав, ответил Филипп. – Один из самых знатных родов королевства, близкие родственники монарха. А девушка – наверное, это была Нора… Я видел её незадолго до моего отъезда из столицы.
- Что она? – взволнованно спросил Мартин. – Замужем?
- Нет, но обручена.
- Я так и думал, - ответил он. – Что ж, - он налил себе вина и залпом выпил, - пусть она будет счастлива! Все равно ведь я никогда не добуду себе ни богатства, ни тем более, короны… все, что я добыл за годы странствий – петлю на свою тощую шею, но ей я завладеть не стремлюсь.
- Ты ведь обещал вернуться скоро, - грустно сказала Марта. – Еще до того, как загорится рождественская звезда.
- Я сдержал слово, - ответил Мартин. – Взгляни – вон она, взошла.
Далеко-далеко, в той стране, где никто из нас не был, и никогда уже не побывает, на опушке дремучего леса стояла занесенная снегом избушка. В ней сидела бедная девочка-сирота, странствующий рыцарь, лишенный наследства и влюбленный менестрель, по которому плакала виселица.
В окошко светила рождественская звезда. И от ее лучей над головами Марты и Филиппа загорелись венцы, а рыжие кудри Мартина увенчала корона…
Для всех, кто верит в Христа, и для всех, кто верит в кого-то другого и вообще для всех, кто во что-нибудь верит, у меня есть сказка. Хороша она или плоха - я не знаю.
Просто для тех, кому не хватает в жизни рыцарей, менестрелей и вообще сказок странствий, она может быть интересна.
А впрочем, я никогда не знаю, хорошо или плохо я написала.
Она длинная, 6,5 страниц.
Названия у нее пока нет. Может, кто-нибудь подскажет...
В далекой-далекой стране, где никто из нас никогда не был и уже не побывает, на опушке дремучего леса стояла занесенная снегом избушка.
В избушке было темно и холодно. Босоногая девочка сидела на лавке и читала книгу при свете единственной свечи. За окном сгущались ранние декабрьские сумерки.
Девочку звали Марта, она жила в этой избушке совсем одна вот уже несколько лет. Раньше здесь жила старуха лесничиха, но два года назад ее прибрал к себе Бог, а Марта наотрез отказалась пойти жить к кому-нибудь из соседней деревни, хотя сердобольные жители с радостью бы приняли ее – она была девочка работящая, смышленая, веселая и никому не доставляла хлопот. Но она осталась жить в старой избушке, появляясь в деревне лишь когда было нужно что-то купить или достать книги (деревенский священник уже давно обучал ее грамоте, у него же девочка могла найти множество разных книг). Ей было тяжело самой вести хозяйство – скотину ей помогли продать, чтобы выручить немного денег, а огородом она занималась сама, не покладая рук, все лето напролет.
Сейчас, в канун Рождества, ее пригласили бы в любой деревенский дом. Но Марта не хотела выходить из дому в метель, тем более что башмаки ее уже давно просили каши.
Когда же метель утихла, солнце уже село, и в занесенном снегом лесу было жутко. Кроме того… Марта не хотела сейчас видеть то милое семейство, которое звало ее к себе искреннее других. Осенью их сын Ник обручился с дочкой соседей, как и условились их семьи еще шестнадцать лет назад. А Марта, как и все тринадцатилетние девочки, хоть умом и понимала, что Нику попросту нет до нее дела, но в глубине души, конечно же, надеялась… Разумеется, никто и никогда не женил бы на ней своего сына – ни в этой деревне, ни в любой другой. В этой стране ни одна приличная семья – от королевской до беднейшей крестьянской – не приняла бы в себя сироту без роду, без племени. Должно было быть известно хотя бы имя ее отца. У Марты же не было даже собственного имени.
Десять лет назад девочку подобрали бродячие артисты в одной из деревень, через которую лежал их путь. Говорили, что ее привезли из города, но никто не мог сказать, из какого. Самым младшим из артистов был лопоухий рыжий парнишка – Мартин-певец. Он не умел ни ходить по проволоке, ни показывать фокусы; но на редкость складно сочинял веселые песенки про все, что видел вокруг. У него был звонкий, чистый голос, его пальцам были послушны лютня, гитара и флейта. Правда, его манера находить во всём недостатки и беззастенчиво их высмеивать многим была не по душе. Его считали злым, испорченным мальчишкой, для которого не было ничего святого. Поэтому всех так поразило то, что он так быстро привязался к маленькой девочке. И если бы не Мартин, конечно, артисты никогда бы не забрали ее с собой, но он грозился оставить труппу, потом просил, умолял, даже почти плакал, - и они согласились. Мартин назвал девочку своей сестрой, и поэтому её нарекли Мартой – настоящего ее имени никто не знал.
Труппа вскорости распалась, и девочку даже не успели научить ни одному из искусств увеселения публики, каким владели артисты. Мартин с сестренкой отправился странствовать, зарабатывая себе на кусок хлеба своими песенками, которые веселили простых горожан и крестьян, но приводили в ярость любых представителей власти или церковников – так зло мальчик высмеивал все то, что творилось вокруг. Осознав это, он нигде не задерживался подолгу, опасаясь гнева властей, и в несколько лет исходил, наверное, полстраны.
Все это время беды, казалось, обходили детей стороной, но однажды Марта тяжело заболела. Через несколько дней от нее заразился и брат. Им пришлось надолго остаться у приютившей их доброй женщины – вдовы лесничего, жившей в одинокой избушке неподалеку от одной из больших деревень. Она выходила их, и, выздоровев, Мартин счел своим долгом остаться у нее и помогать ей во всем. Тётушка Луиза – так ее звали – была рада приютить сирот, даже не столько из-за их помощи, сколько потому, что они скрашивали ее одиночество. До этого редко кто из деревни выбирался в лес поговорить со старухой.
Но Мартин не пришелся по душе соседям-крестьянам (как, собственно, и всем, кто прожил с ним бок о бок долгое время), в отличие от своей сестры, которую в деревне полюбили за приветливость и кроткий нрав. И однажды он решил, что пришла пора ему вновь отправиться в путь. На этот раз он не пожелал подвергать Марту тяготам, выпадающим в странствиях, и оставил её на попечение тётушки Луизы. Он обещал вернуться богатым и овеянным славой. А еще он дал Марте клятву отыскать её родителей, какой бы нелегкой не оказалась эта задача.
Прошло уже пять лет с тех пор, как Мартин покинул сестру. Он обещал вернуться или хотя бы прислать весточку к следующему Рождеству. Но Рождество прошло, за ним еще одно, и еще, а вестей о Мартине-бродяге всё не было. Умерла тётушка, и Марта осталась совсем одна в ветхой избушке на краю огромного леса.
Её давно убедили, что брат не вернется, и она сама говорила себе, что надежды нет. Но все равно, сидя у окна, она ловила себя на том, что постоянно вслушивается в шорохи за окном – не застучат ли копыта, не послышатся ли шаги, не стукнет ли кто-нибудь в окно… Ей казалось, что однажды это непременно окажется Мартин.
Сумерки сгущались, и Марта поднялась, чтобы зажечь еще одну свечу. Как и полагается в Сочельник, она читала Евангелие. Чтение священных книг (а книг другого содержания она практически не знала) сделало ее очень набожной. Девочка понимала, что её судьба, скорее всего, закончится в монастыре – ведь никто и никогда не пожелает жениться на сироте, разве что такой же безродный бродяга, а этого ей не хотелось. Сейчас мысли о монастыре даже радовали ее – ведь там наверняка не будет так одиноко и тоскливо, как здесь, в этой избушке. Там будет светло, там можно будет читать и трудиться на благо людям… Но все же что-то мешало этим светлым мечтам Марты. Отчего-то ей вспоминались странствия вместе с Мартином – босые ноги чувствуют каждый камень на бесконечной дороге, пыль, поднимающаяся от проезжающих повозок, попадает в глаза, мальчик протягивает ей флягу с водой, набранной в извилистой речушке, пересекавшей их путь, и ободряюще говорит: «Ничего, сестренка, скоро отдохнем». За плечами у него гитара, серый капюшон прикрывает голову от палящего солнца, а синие глаза блестят, как солнце на водной глади.
И Марте вместо холодных сводов монастыря представляются веселые ярмарки в торговых городах, хороводы девушек на сельских праздниках и дорога, уходящая за горизонт. И ей уже ничего так не хочется, как снова оказаться рядом с Мартином и услышать его песни.
Размышления вновь увлекли ее, когда она услышала стук копыт.
Сердце девочки забилось часто-часто.
«Неужели Мартин? Неужели мой братец?» - подумалось ей.
В дверь постучали.
- Кто явился? – спросила Марта дрожащим голосом.
- Дозвольте напиться, хозяюшка, - послышался незнакомый мужской голос.
Марта налила в ковш воды и отворила дверь.
Перед ней стоял незнакомый юноша в облачении рыцаря. Он с благодарностью принял ковш и осушил его.
- Спасибо еще раз, хозяюшка, благослови вас Господь. Позвольте узнать ваше имя?
Марта зябко переступила ногами – в дверь задувал холодный ветер, но она не смела просить незваного гостя закрыть её, ведь тогда они остались бы в избушке вдвоём, а она, хоть и безродная, но помнит о приличиях.
- Марта… Меня зовут Марта, - ответила она, принимая у него опустевший ковш.
- Просто Марта? – удивился рыцарь. – А как же имя вашего отца?
Девочка покраснела до корней волос.
- У меня… нет отца, - почти шепотом проговорила она. – Но у меня есть брат. Может, вы слышали о нём? – с надеждой задала она тот же вопрос, что задавала всем проезжавшим через деревню странникам. – Менестрель Мартин по прозванию Голодранец.
Рыцарь усмехнулся, но тут же лицо его вновь приняло почтительное выражение.
- Я, кажется, что-то слыхал… тот молодой человек, что в прошлом году наделал много шуму в столице?..
- А вы были в столице? – поразилась Марта. Она в первый раз за свою жизнь здесь видела человека, прибывшего из такой дали.
- До недавнего времени я жил там, - ответил юноша. – Позвольте представиться: Филипп. Почтенные предки мои были из рода Кленового Листа.
Марта распахнула глаза от удивления – она никогда не разговаривала ни с кем из знати. Если и видела их когда-то, то мельком.
- Отныне мы знакомы, - продолжил Филипп. – Может быть, вы позволите мне войти в дом?
Марта замялась.
- Это… неприлично, - тихо сказала она.
- Позвольте, сударыня, я благородный рыцарь и ничем не потревожу вас, клянусь честью, - пылко воскликнул юноша. – Я бы не стал настаивать, но вы, кажется, совсем замерзли.
Марта потерла одну ногу об другую и отошла в сторону, позволяя рыцарю пройти в дом.
До этого момента она всегда представляла знатных людей и даже рыцарей высокомерными и заносчивыми. Ей казалось, что встретив такую нищую и безродную девчонку, они тут же начнут командовать ей, как своей служанкой. Но сегодня она услышала больше учтивых слов, пожалуй, чем за всю свою предыдущую жизнь.
- В доме тоже холодно, - заметил рыцарь. – Почему вы не разведете огня?
- Нечем, - ответила девочка, пожав плечами. – Вчера вышли все дрова. А в такую метель, как была сегодня, в лес ходить опасно.
- Позвольте мне нарубить вам дров.
- А вы умеете? – вырвалось у Марты.
- Сударыня, - Филипп склонил голову, - в страшном бою я рубил головы врагам государства и короны. Неужели же я не смогу нарубить для вас дров?..
Рыцарь, действительно, пусть не очень умело, но быстро смог добыть веток, чтобы растопить печь. Марта бросилась разогревать постную похлебку, чтобы накормить его, но он сказал:
- С вашего позволения, я бы сначала немного вздремнул, - и устроился на лавке.
Марта же вновь устроилась с книгой у окна. Было так непривычно вновь чувствовать чье-то присутствие в доме… впервые за долгие месяцы. Она слышала, что под Рождество может случиться чудо… но разве они бывают на самом деле? И может ли считаться чудом, когда в доме появляется чужой человек? Ведь скоро он встанет и уйдет. И что тогда останется от чуда?
Она глядела на строчки, но не могла прочесть ни слова. Тогда она перевела взгляд на пляшущее в печи пламя… было так тепло и уютно, что она потеряла счет времени…
Марта очнулась оттого, что снова услышала стук в дверь. Кто-то барабанил, не переставая. Потом послышался голос… такой знакомый голос!
- Эй! Открывайте хозяину дома!
- Мартин! – в одно мгновение она была уже у двери. Еще столько же потребовалось, чтобы отодвинуть засов и повиснуть на шее у высокого небритого мужчины с такими знакомыми синими глазами.
- Здравствуй, девочка, здравствуй, милая, - хрипло проговорил он (от него пахло табаком и дымом). Он шагнул в горницу, закрывая за собой дверь. – А чей это конь стоит у крыльца? И кто этот… - он повернул голову в сторону спящего рыцаря, - …человек? Ты замужем, что ли?
- Нет, что ты, это странник… он приехал сегодня… попросил приюта…
- И ты его впустила? – взгляд Мартина посерьезнел. Девочка поежилась: он словно просвечивал ее насквозь. – Как ты могла? И что, ты многих уже… приютила?
- Мартин, миленький, не говори так! – взмолилась девочка. – Это первый раз… он поклялся честью… он благородный рыцарь… и потом, сегодня же Рождество… люди должны быть добры друг к другу…
- Черт возьми, сколько же мусора у тебя в голове, сестренка, - бросил Мартин. – Ты даже веришь клятвам этих… этих… - он взмахнул рукой, - придурков в кольчугах!
- Я не была в столице, - теперь уже голос Марты приобрел язвительные интонации, - не вращалась в высшем обществе и не имею ни малейшего понятия, почему благородным рыцарям нельзя верить.
- Верно, верно, маленькая, - голос менестреля вновь смягчился, - ты же живешь в этой дыре и ничего не знаешь… ладно, мы это исправим.
- Ты вернулся насовсем? – спросила девочка.
- Не знаю, - ответил Мартин. – Мне нельзя подолгу оставаться на одном месте, меня… ищут. – Он почесал заросший подбородок. – Я не хочу навлекать на тебя опасность.
- Какую опасность?
- Ах, это не твоего ума дело!.. Впрочем, я, наверное, расскажу… чуть позже. Но… если что… я твой брат и живу здесь давно. Если они явятся прямо сейчас…
- Кто «они»?
- Я точно не знаю. Не было времени с ними близко познакомиться. Но они выслеживают меня, это я знаю точно.
- Мартин! – голос девочки зазвенел. – Что случилось? Что ты сотворил? Может, ты убил кого-нибудь?
- Что ты, что ты, маленькая, - ответил он, - посмотри на меня…. И поверь: твой брат никогда не обагрил своих рук кровью. Хоть и был на войне.
- Тогда… - начала Марта и замолкла: своими громкими восклицаниями она разбудила гостя.
Филипп повернулся на бок и открыл глаза. Увидев Мартина, он резко сел на лавке.
- Что случилось? Кто вы?
- Я хозяин этого дома, - ответил менестрель. – А точнее, я ее брат.
- Менестрель Мартин Голодранец?
Помолчав, Мартин ответил:
- Да. И горжусь этим именем… Благородный сэр, мне нужно обсудить кое-что с вами наедине. Выйдем, - бросил Мартин.
Мужчины вышли на крыльцо, а Марта, чтобы не подслушивать, спустилась в погреб за припасами.
Недолгое время спустя они вернулись.
- Хорошо, положим, я могу тебе доверять, но… - Мартин оборвал фразу и принюхался. – Марта, что это?
- Это капустная похлёбка, - объяснила девочка.
- Ты что же, голодаешь? Тебе нечего есть, кроме вот этого? – Мартин презрительно скривился.
- Можно подумать, ты каждый день ешь господские деликатесы, - усмехнулась Марта. – А это – то, что подобает есть в пост.
- Я вижу, тебя и церковники порядком задурили! – воскликнул менестрель. – Что ж, ты права, нужно довольствоваться тем, что есть… но я надеялся хотя бы дома наесться досыта.
- Если позволите, - начал Филипп, - у меня были с собой некоторые припасы… хлеб, мясо, вино…
- Что ж ты молчал, неси быстрее! – прикрикнул на него Мартин.
Девочка подумала, что уж кто-кто ведет себя грубо и высокомерно – так это ее братец. Он, конечно, всегда был таким, но сейчас, в сравнении с рыцарем, казался совсем неприятным.
Впрочем, подкрепившись, он будто бы подобрел, и речи его стали куда плавнее и приятнее.
- Спасибо тебе, сэр рыцарь, за то, что поделился с бедняками, - смеялся он. – Что ж… пора, наверное, рассказать свою историю… хотя возможно, сэру тоже есть что рассказать?..
- Моя история недлинна, - начал Филипп. – Мой отец когда-то был беден, затем разбогател, но недавняя война вновь разорила нашу семью… когда я вернулся, наш дом был продан, и всем нам пришлось разбрестись в разные стороны в поисках лучшей жизни… Я собрался и отправился в путь куда глаза глядят. Не знаю, зачем и куда я направляюсь, лишь бы подальше от столицы. Это обманный город, он приносит несчастья.
- Там чертовски холодно, - перебил его Мартин. – Гибельный ветер с болот… беднота мрёт сотнями, а богатым ничего, строят себе богатые дома, дают балы… живут в свое удовольствие. А кому не повезло, над тем не плачут долго.
- Ты прав. Ты тоже жил в столице? – спросил Филипп.
- Какое-то время… - ответил менестрель. – Видите ли, друзья, когда пять лет назад я вышел из дому, я тоже не знал, куда и зачем иду. Я шел по дорогам, я пел свои песни… странствовал из города в город в поисках счастья… так и дошёл до столицы… Там я заболел и долго валялся в лихорадке, но выжил… Но со мной была… женщина… цыганка. Мы встретились в дороге и полюбили друг друга. Она бросила все, чтоб быть со мной, а я привел ее… на погибель. Она тоже заболела… её не стало…. Я сам копал могилу в мёрзлой земле. А всё оттого, что мерзкие церковники запрещают докторам лечить цыган и бродяг, чтоб очистить от них страну! – в голосе его слышалась истинная злоба. – Я ничего не мог с этим поделать, кроме как рассказать всему свету об их жестокости. Я пел об этом на площади, люди слушали и понимали, что я прав… а власти злились и гонялись за мной, чтобы покончить со мной. Когда началась война, я отправился к месту сражений, чтобы быть со всеми. Но и там я не столько воспевал подвиги славных рыцарей короны его величества, сколько раскрывал воинам глаза на то, что без их ведома творят их командиры. Вскоре и оттуда мне пришлось бежать… Меня и таких, как я, менестрелей, обвиняли в том, что из-за нас война была проиграна, хоть мы не были виноваты ни в чем. Я вернулся в столицу. Мне было опасно там появляться, но у меня было там дело… я искал твою семью, Марта.
- И… нашёл? – выдохнула девочка.
- Нашёл. Только нашёл-то я могилы, - угрюмо ответил Мартин. – Во время последней эпидемии, что была как раз десяток лет назад, твоих родителей забрала к себе смерть… Я узнал, что как раз тогда детей вывозили из городов, подальше от болезни. Видимо, так спасли и тебя. Я узнал твоё имя, только вряд ли найдется кто-нибудь, готовый его подтвердить.
- И какое же имя?.. – спросила девочка.
- Лючия. Ты принадлежала к небогатой семье, чье родовое имя обозначало, если я не ошибаюсь, Цветок Сирени.
- А что… что тебе еще удалось узнать?
- Да ничего особенного. Ну, разве что… она, то бишь ты… была по обычаю этой страны обручена еще в колыбели – с каким-то отпрыском бедного, но знатного рода Кленовый Лист. Меня всегда раздражал этот обычай, не подразумевающий наличия у людей чувств…
Но тут он замолчал, увидев, как переменились лица его друзей.
Когда он узнал имя Филиппа, он был поражен, но, не подав вида, бодро заговорил:
- Что ж, я сочувствую тебе, сэр рыцарь… впрочем, никто не знает, кто она есть на самом деле, и ты можешь с легкостью отвертеться от этой обязанности…
- Я знаю, кто она, и это главное, - ответил Филипп.
- Ты что же, и впрямь хочешь на ней жениться? – удивился Мартин. – То есть, я уверен, что моя сестра – девица прекрасная, но у ней же нет того воспитания и… как его… образование, которое должно быть у невесты рыцаря. Она – крестьянка, а до этого была и вовсе бродяжка.
- Ну спасибо на добром слове, братец! – вспылила Марта-Лючия.
- Вот. И характерец тот еще. Вся в меня, - усмехнулся Мартин. – Она, может, еще сама за тебя не пойдет.
- Браки заключаются на небесах, - ответила девочка, и Мартин разглядел в её глазах радость.
- Ну что ж, тогда пообещай не обижать ее, что ли, и дело, почитай, устроено… Хотя она и сама тебя обидит, ежели что, - рассмеялся он. – Вот история, действительно под Рождество. Хотите, я вам спою красивую песню про любовь?
- Не думала, что у тебя есть такие песни, - удивилась Марта.
- Не было… Потом появились, - туманно ответил менестрель.
- Ты что же, тоже обручен?
- Какие у нас обручения, милая, мы ж не из благородных, как вы, - ответил Мартин. – Я уж думал… после смерти моей… любимой… что я навеки предан ей… и что вместе с ней хороню собственное сердце. Но прошли годы, и я встретил девушку небесной красоты… Это было в столице, когда я был там в последний раз. Я увидел ее на балконе. Одежды ее были белыми, как снег, волосы – золотыми, глаза – голубыми и такими прекрасными, что я потерял дар речи. Увидев меня, она засмеялась и бросила мне цветок. Я поклонился ей и ушел, не смея занимать более ее внимание, но несколькими днями позже я встретил ее гуляющей в своём саду. Мы сошлись по разные стороны ограды.
«Здравствуй, - сказала она, - я слышала, как ты поёшь. Это смешно. Не пойдешь ли ты к нам в шуты?..»
«Нет, - ответил я, - я не могу, мне нельзя».
«Жаль, - ответила она, и голос ее звенел, как колокольчик. – Мне почему-то хотелось бы видеть тебя часто… каждый день».
Безумная мысль пришла мне в голову, и я протянул ей руку.
«Дайте мне руку, - сказал я, - и мы убежим. И будем вместе. И будем видеть друг друга постоянно».
Тут уже она сказала:
«Я не могу».
«Вы обручены?» - спросил я.
«Нет, но скоро буду», - ответила она, и видно было, что недавно она произносила эти слова с гордостью, а теперь они причиняют ей печаль. – «Моим женихом может быть лишь рыцарь королевской крови».
«Так представьте же, - сказал я, - что я – король, изгнанный из своей страны. Я вынужден скитаться и бедствовать, в то время как моей короной завладели самозванцы. Но я верну её себе и буду царствовать».
«Это правда?» - спросила она. Наверное, ей никогда не приходилось представлять то, чего нет. Ведь сказки и фантазии теперь считаются вредными для воспитания, особенно девушек.
«Нет, - ответил я, - но это возможно».
По её лицу я понял, что она сейчас заплачет.
«Мне надо идти, а то меня хватятся, - прошептала она. – Дай слово, что будешь здесь завтра».
«Я не могу дать вам слова, - ответил я. – Но я обещаю вернуться за вами, когда у меня будут деньги… и корона».
И я ушёл… ушёл, зная, что никогда не вернусь.
- И ты не знаешь даже её имени? – спросила Марта.
- Не знаю, - ответил Мартин. – Но, может, сэр рыцарь знает, ведь он жил в столице.
- А где она жила? – спросил Филипп.
- Огромный дом в центре столицы, сад с позолоченной оградой…
- А какой герб был на доме?
- Не помню… помню, что щит был белый.
- Это род Белого Знамени, - подумав, ответил Филипп. – Один из самых знатных родов королевства, близкие родственники монарха. А девушка – наверное, это была Нора… Я видел её незадолго до моего отъезда из столицы.
- Что она? – взволнованно спросил Мартин. – Замужем?
- Нет, но обручена.
- Я так и думал, - ответил он. – Что ж, - он налил себе вина и залпом выпил, - пусть она будет счастлива! Все равно ведь я никогда не добуду себе ни богатства, ни тем более, короны… все, что я добыл за годы странствий – петлю на свою тощую шею, но ей я завладеть не стремлюсь.
- Ты ведь обещал вернуться скоро, - грустно сказала Марта. – Еще до того, как загорится рождественская звезда.
- Я сдержал слово, - ответил Мартин. – Взгляни – вон она, взошла.
Далеко-далеко, в той стране, где никто из нас не был, и никогда уже не побывает, на опушке дремучего леса стояла занесенная снегом избушка. В ней сидела бедная девочка-сирота, странствующий рыцарь, лишенный наследства и влюбленный менестрель, по которому плакала виселица.
В окошко светила рождественская звезда. И от ее лучей над головами Марты и Филиппа загорелись венцы, а рыжие кудри Мартина увенчала корона…
). Но есть и замечания, такие как:
