Snake Gagarin
Писатель
Небольшой новогодний рассказик, написанный 4 января 2004 года. Немного глуповатый и несвязный, но обязанный создать хорошее новогоднее настроение 
Что такое одиночество?
Каждый раз, когда я слышу это слово, мне представляется зимний вечер. Конец де-кабря, близится Новый год. Улица тонет в снегу, и в бархатисто-синем небе кружатся белые хлопья снега. Фонари отбрасывают на снег неровные пятна света. И ни души на улице, только изредка проезжают автомобили да пробегают собачники со своими четвероногими друзьями…
Не знаю, почему слово "одиночество" вызывает у меня именно такие ассоциации. Но когда я смотрю в окно тихим зимний вечером и вижу пустынную улицу, я чувствую себя очень одинокой. Да и как же иначе, если я и в самом деле одинока?..
Мне шестнадцать лет, и уже год я живу одна. Не скажу, что мне очень хотелось этого, но… Дело в том, что полтора года назад мои родители развелись. Мама переехала на дру-гую квартиру, к своему новому мужу, и забрала с собой моего младшего брата. Меня пред-полагалось отдать папе. Но он уезжал жить в США, я ему была там не нужна. Мать взбун-товалась, узнав, что ей придется взять еще и меня. Она орала, что хватит с нее "этого идио-та Кольки" – это про брата. Я тоже разозлилась и заявила, что вполне смогу прожить одна в нашей старой квартире. Надо заметить, мне тогда было четырнадцать лет! Но мама вос-приняла мое заявление всерьез, и вот уже больше года я сама себе хозяйка. Правда, по субботам я должна приходить к маме, хотя особой симпатии мы друг к другу не испытыва-ем, но это не так страшно. Раз в неделю вполне можно потерпеть придирки и критику по поводу моей учебы, манеры одеваться и внешности в целом.
– Девушка не должна носить брюки, – разглагольствует мама, сидя в глубоком мяг-ком кресле напротив меня. – Что это ты напялила какие-то дурацкие облезлые штаны, да еще и цепочку в них вдела? Да в этих штанах даже картошку в деревне копать стыдно!
– Это хорошие, модные, дорогие джинсы, – возражаю я, краснея, как будто я сижу вообще без штанов. – Страшно даже вслух сказать, сколько они стоят, а ты – картошку ко-пать!
– А где ты взяла деньги на покупку таких дорогих джинсов?
Темно-синие джинсы "Levi's", вытертые до белизны на коленках, мне привез из Гер-мании муж моей подруги Вальки. Они и в самом деле стоят дорого, я даже сначала не хоте-ла принимать подарок, но Димка пригрозил, что обидится. Пришлось все-таки взять джин-сы. Но не говорить же об этом маме! Она тут же ужаснется, что я побираюсь по знакомым! Пусть лучше думает, что деньги я заработала.
– Я некоторое время работала, и заработала вполне приличные деньги.
– А почему я ничего об этом не знаю?
– А я что, должна тебе докладываться?!
– Могла бы уж сказать.
Колька – мой брат – сидит в углу и катает по полу машинку. Глядя на него сейчас, трудно поверить, что когда-то он был живым, бойким пацаном, и его нельзя было заставить хоть минуту усидеть на месте. Интересно, его мамин муж так приструнил? А вообще, жалко его. Хорошо все-таки, что мне не надо жить с мамой и ее мужем!
В соседней комнате вдруг заплакал ребенок, мама вскочила с кресла и побежала его успокаивать. Это дитя – моя сводная сестра, ей семь месяцев, зовут ее Катечка, а о внешно-сти ее судить не могу, потому что меня к ней и близко не подпускают. Говорят, что боятся микробов, но, скорее всего, они боятся не микробов, а меня. Боятся, что я из элементарной ненависти задушу их дорогую кровиночку! Больно надо! Но маме и ее мужу я об этом, опять же, не говорю.
У меня молодая мама, ей всего тридцать один. Она родила меня в пятнадцать лет. Лично я в таком возрасте не решилась не то чтобы заводить детей, но даже ложиться с кем-либо в постель! А мама не побоялась, результат – перед вами. Спустя восемь лет у нее ро-дился еще и Колька, как ни странно, от того же человека, что и я – от маминого первого мужа, моего папы. Так что Коля мой родной, единокровный брат, а Катенька мне почти ни-кто. И даже не потому, что мы от разных отцов, я просто не хочу иметь с ней ничего общего!
Пока мама нянчила Катечку, Колька отвлекся от своей игры и посмотрел на меня. Я увидела его круглые испуганные глазенки, и у меня сердце защемило. Честное слово, вот взяла и забрала бы его к себе! Но не отдадут ведь.
– Вероника, – позвал он меня, – подойди сюда.
– А чего ты сам не подойдешь? – поинтересовалась я. – Боишься?
– Нет, просто подойти не могу.
– А в чем дело?
Я подошла и заглянула за журнальный столик, где, скрючившись в три погибели, си-дел мой брат. Оказалось, что его просто зачем-то привязали к ножке столика!
Просто гестапо какое-то.
– Зачем тебя привязали?
– Я бегал по квартире и уронил вазу со стола, – спокойно признался Колька. – И за это меня наказали.
– Привязали?!
– Чтобы не бегал. Иди быстрей на место, мама идет.
В самом деле, в комнату вошла мама, а вслед за ней – ее муж Матвей.
Мама может убить меня – застрелить, утопить, задушить, зарезать, – но я никогда не назову Матвея папой. Даже если меня прицепят, как Прометея, к скале и будут ежедневно колоть ножом мою печень и другие органы. Я никогда не назову отцом человека, который разрушил нашу семью, отнял у меня родителей, растоптал мое счастье. НИКОГДА!
Матвей похож на медведя. Он огромный такой, "шкафчик с антресолями", ноги у него как колонны, руки как столбы, плечи широкие, а головка крохотная. Но что особенно кош-марно в нем – это улыбка. Обычно люди, когда улыбаются, делаются симпатичнее. Матвей же улыбался, как людоед в автобусе в час "пик".
И что мать в нем нашла?..
– Колька, – прорычал он, – который час?
– Без пяти пять.
– Как ты думаешь, он заслужил, чтобы его досрочно освободили, или пусть еще попа-рится? – обратился Матвей к маме.
– Пусть попарится еще, – решила мама. – Вазу разбил, и сейчас не сидит смирно, все возится.
Садисты! Гестаповцы! Тюремные надсмотрщики!
Я еле удержалась, чтобы не выпалить это им в лицо. Дождутся они у меня, я просто украду у них Кольку!
– Никочка, – ненавижу, когда меня так называют! – тебе, наверное, уже пора…
– Да, мам, я уже ухожу… – я повернулась к Кольке, шепнула ему: "Держись" и вы-шла в прихожую. Пока я зашнуровывала кроссовки, мама стояла у меня над душой и разо-рялась о том, какую обувь должна носить приличная девушка.
– Успокойся, мама. Приличная девушка имеет право выбирать тот стиль одежды, ко-торый ей подходит.
– Кроссовки для бегунов! Девочка должна носить качественную кожаную обувь, же-лательно без каблука…
Я бросила взгляд на ее туфли на умопомрачительных шпильках и взяла свой рюкзак.
– Ты еще скажи, что я бантики должна носить. Я давно вышла из ясельного возраста, мам. Давно. А ты и не заметила. Встретимся через неделю.
Я захлопнула дверь и побежала вниз по лестнице, хотя могла бы поехать на лифте. Просто сейчас мне необходимо было подумать, а в лифте я просто не успею сосредоточиться.
Да, как бы ни ненавидела я Катеньку, мне ее немножко жаль. Хотя – кто знает? – может, она пошла характером в мамочку?
[ADDED=Snake Gagarin]1104216403[/ADDED]
На лестнице между четвертым и третьим этажами курили пацаны. Их было трое; один – высокий брюнет в черных джинсах и черной куртке, второй был в черной бандане с черепами и костями и тоже весь в черном, а третий – в синей спортивной куртке, вельветовых бежевых джинсах и в кроссовках. За спиной у него болтался болотного цвета рюкзак с надписью черным маркером: "Fighter".
"Воин, – машинально перевела я. – Скромный мальчик. На воина не сильно смахивает. Больше на строителя"
У пацана было твердое мужественное лицо. Надень на такого каску – будет образцовый строитель советских времен, какими их рисовали на плакатах. Хотя, может, зря я так? Может, он и неплохой парень.
Что-то звякнуло о каменный пол.
– Девушка, – тут же отреагировал "воин", – девушка, это не ваше?
Я обернулась. "Воин" держал в пальцах мой брелок, который висел у меня на рюкзаке – хромированное сердечко с надписью "Don't forget". Мне его подарил мой прошлогодний ухажер, с которым мы не так давно расстались.
– Мое.
Я протянула руку за брелком. Как ни странно, парень не стал кривляться и отдал брелок сразу. На мгновение наши пальцы соприкоснулись, и я почувствовала приятное, какое-то живое тепло… И отдернула руку. Испугалась.
– Спасибо, – я прицепила брелок на место и собралась бежать дальше, но парень снова заговорил.
– Девушка, у вас там колечко слегка разогнулось, вы его лучше пока отцепите, а то опять потеряете. А дома возьмите да плоскогубцами зажмите.
– Спасибо за совет, – я покорно сняла брелок с рюкзака и сунула в карман.
– Девушка, а как вас зовут?
– Аделаида Эдуардовна, – хмыкнула я и убежала. Интересно, что этот парнишка про меня подумал? Наверняка решил, что я больная.
Ну и ладно! Наплевать на его смазливую рожу. Меня сейчас гложет более серьезная проблема: как спасти Кольку?
Вообще, настроение у меня было не такое уж и плохое. Я повидалась с братом, встретила симпатичного пацана, и к маме нужно будет снова ехать только через неделю! Жизнь прекрасна. Так думала я, пока шла к автобусной остановке.
В этом году просто потрясающая зима. На дворе тринадцатое декабря, а снега нет и не предвидится. Температура плюсовая, под ногами вполне мягкая земля и даже кое-где зеленая трава… Все это не идет ни в какое сравнение с прошлыми годами, честное слово! И ощущения праздника нет, хотя близится Новый год, и все магазины давно уже украсили свои витрины яркими гирляндами из разноцветных лампочек.
Возле автобусной остановки прыгала бабка в платке, лысоватой шубе и валенках. Перед ней стоял ящик, на котором лежали устрашающего размера морковки, бурые от грязи кочаны капусты и слегка подгнившие яблоки.
– Внучка, купи яблочко, – обратилась она ко мне.
– Спасибо, не надо, вот своих целая сумка, – я потрясла рюкзаком. Никаких яблок у меня не было, но бабке совсем не обязательно было об этом знать!
– Тогда морковочку, полезно, витамин А. Или капустки купи, щец сваришь…
Я представила, какие щи получатся из такой капусты, какая лежала у бабки на ящике, и меня чуть не стошнило прямо на бабкин товар. А морковка вообще, судя по виду, выросла в Чернобыльской зоне.
– Внуков кормить надо, – пожаловалась бабка, – семеро у меня. Дочка нарожала неизвестно от кого, а потом померла, а пенсия у меня – чистые слезы, каждый месяц гадаешь, то ли молока детям купить, то ли себе лекарства…
Я тут же представила себя на месте бабки. Как будто у меня самой на шее сидят семеро детей – один другого меньше, – и всем им хочется не только полезного молока, но и чего-нибудь вкусненького, например, конфет… А у меня, между прочим, последние колготки порвались и кроссовки запросили есть… Впрочем, без колготок можно обойтись, юбки я не ношу, а под джинсы можно напялить рваные чулки, но кроссовки?.. Нет уж, никогда не заведу себе детей, тем более семеро! От них одни неприятности.
Ладно еще такие, как Колька – он уже большой мальчик, многое понимает, с ним хоть поболтать можно, а такие, как Катенька?..
– …А недавно младшая ангиной заболела, пришлось на лекарства да на фрукты тратиться, а они дорогие, не по карману мне…
Мне стало смертельно жаль бабку. Я вытащила из кармана двадцатитысячную бумажку, которую мне выдала мама на неделю, и сунула бабке:
– Вот, возьмите… Овощи ваши я купить не могу, по-моему, ими запросто можно отравиться, их у вас никто не купит. А деньги вам нужны, возьмите…
Мне было не жаль денег. Все равно на двадцать тысяч в неделю не проживешь, дома в захоронке у меня лежит сколько-то денег, а этой бабке-то где денег взять?..
– Ой, спасибо, внучка, – бабка вдруг бухнулась передо мной на колени. Я почувствовала себя глупее некуда, вся остановка на меня пялилась. – Век за тебя Бога буду молить, пускай у тебя все будет хорошо…
К счастью, я заметила приближающийся автобус. Когда он подъехал к остановке и распахнул двери, я быстренько шмыгнула внутрь и забилась в угол на задней площадке. В такой идиотской ситуации я давно не была… Все-таки прав был тот, кто сказал: "Ни одно доброе дело не остается безнаказанным"!
* * *
– Где тебя целый день носит?!
Валька так громко орала, что мне пришлось отодвинуть телефонную трубку на приличное расстояние от уха.
– Валь, ты же знаешь, что я каждую субботу езжу получать порцию упреков и родительских наставлений.
– Ой, ну придумай еще какую-нибудь отговорку поновее! Ты на часы смотрела?
– Ну, шесть часов, ну и что?
– Раньше ты всегда была дома уже в пять.
– Сегодня задержалась, потому что приехала позже, в школе лишний урок просидела. Да чего ты так нервничаешь?
– Да-а… Кушай побольше шоколада, Верка, что я тебе могу еще посоветовать? Мы тебя уже больше часа ждем, мамы уже по потолку бегают, куда ты подевалась…
Счастливая Валька! У нее две мамы и два папы – ее собственные родители и родители мужа, а у меня, можно сказать, и никого нет… От отца я последний раз получала письмо на свой День рождения, двадцать шестого сентября.
– А зачем вы меня ждете?
– Е-мое! – от крика подруги у меня чуть не полопались барабанные перепонки. Я и не знала, что она умеет так орать! – Ты что забыла, что у Димы сегодня День рождения?!
Елки-палки! И в самом деле, я ведь даже подарок купила! Надо срочно лететь к Вальке и Димке. А я еще, как назло, совсем не торопилась домой, заходила во все подряд магазины и подолгу торчала у витрин киосков…
– Прости, Валь. У меня после общения с мамочкой крыша съезжает! Уже вылетаю.
– Жду, – буркнула Валька и повесила трубку.
Через пятнадцать минут я уже была у них в квартире, благо они живут в соседнем доме. Валька, увидев меня, тут же сообщила, что с трудом сдерживается, чтобы не стукнуть меня головой о стенку. Пробегавший по коридору Димка с бутылкой шампанского легонько шлепнул меня ладонью по затылку:
– Эх, забывчивая ты наша!
Я быстро разулась, повесила на вешалку куртку и вытащила из рюкзака небольшой пакетик с подарком.
– Я хотела тебя поздравить, а теперь не буду, ты дерешься.
– О, прости меня!
Димка уже успел отнести бутылку в пункт назначения и теперь, уже налегке, бухнулся передо мной на колени, как давешняя бабка.
Я протянула ему пакет.
– Тогда с Днем рождения, расти большой, а за уши, прости уж, таскать не буду – не достану.
Дима дорос до метра восьмидесяти, он почти на двадцать сантиметров выше меня.
– Спасибо, проходи.
Я вошла в комнату и принялась разглядывать собравшихся. Так, родители Вальки и Димки, Валькин брат Володя с женой Галей и Димкин брат Вадим, две Валькины подруги – Нина и Вика, Димкин лучший друг Гриша… А это кто?..
В углу, в кресле-качалке, сидел какой-то незнакомый парень. Когда он поднял голову и посмотрел на меня, я быстро отвернулась. Его серые со стальным оттенком глаза как будто просвечивали меня насквозь. Под его взглядом мне стало как-то не по себе.
Кто же он такой?
Так мы встретились – город и я,
Словно двое юных влюбленных.
К лапам веток его зеленых
Прикоснулась рука моя.
Он от нежности оробел
И укутался небесами,
Он смотрел на меня глазами
Белых чаек и голубей.
Он дарил мне свои рябины
И взамен не просил ничего.
И биенье сердца его
Не могли заглушить машины.
Елена Поддубная
Словно двое юных влюбленных.
К лапам веток его зеленых
Прикоснулась рука моя.
Он от нежности оробел
И укутался небесами,
Он смотрел на меня глазами
Белых чаек и голубей.
Он дарил мне свои рябины
И взамен не просил ничего.
И биенье сердца его
Не могли заглушить машины.
Елена Поддубная
1.
Что такое одиночество?
Каждый раз, когда я слышу это слово, мне представляется зимний вечер. Конец де-кабря, близится Новый год. Улица тонет в снегу, и в бархатисто-синем небе кружатся белые хлопья снега. Фонари отбрасывают на снег неровные пятна света. И ни души на улице, только изредка проезжают автомобили да пробегают собачники со своими четвероногими друзьями…
Не знаю, почему слово "одиночество" вызывает у меня именно такие ассоциации. Но когда я смотрю в окно тихим зимний вечером и вижу пустынную улицу, я чувствую себя очень одинокой. Да и как же иначе, если я и в самом деле одинока?..
Мне шестнадцать лет, и уже год я живу одна. Не скажу, что мне очень хотелось этого, но… Дело в том, что полтора года назад мои родители развелись. Мама переехала на дру-гую квартиру, к своему новому мужу, и забрала с собой моего младшего брата. Меня пред-полагалось отдать папе. Но он уезжал жить в США, я ему была там не нужна. Мать взбун-товалась, узнав, что ей придется взять еще и меня. Она орала, что хватит с нее "этого идио-та Кольки" – это про брата. Я тоже разозлилась и заявила, что вполне смогу прожить одна в нашей старой квартире. Надо заметить, мне тогда было четырнадцать лет! Но мама вос-приняла мое заявление всерьез, и вот уже больше года я сама себе хозяйка. Правда, по субботам я должна приходить к маме, хотя особой симпатии мы друг к другу не испытыва-ем, но это не так страшно. Раз в неделю вполне можно потерпеть придирки и критику по поводу моей учебы, манеры одеваться и внешности в целом.
– Девушка не должна носить брюки, – разглагольствует мама, сидя в глубоком мяг-ком кресле напротив меня. – Что это ты напялила какие-то дурацкие облезлые штаны, да еще и цепочку в них вдела? Да в этих штанах даже картошку в деревне копать стыдно!
– Это хорошие, модные, дорогие джинсы, – возражаю я, краснея, как будто я сижу вообще без штанов. – Страшно даже вслух сказать, сколько они стоят, а ты – картошку ко-пать!
– А где ты взяла деньги на покупку таких дорогих джинсов?
Темно-синие джинсы "Levi's", вытертые до белизны на коленках, мне привез из Гер-мании муж моей подруги Вальки. Они и в самом деле стоят дорого, я даже сначала не хоте-ла принимать подарок, но Димка пригрозил, что обидится. Пришлось все-таки взять джин-сы. Но не говорить же об этом маме! Она тут же ужаснется, что я побираюсь по знакомым! Пусть лучше думает, что деньги я заработала.
– Я некоторое время работала, и заработала вполне приличные деньги.
– А почему я ничего об этом не знаю?
– А я что, должна тебе докладываться?!
– Могла бы уж сказать.
Колька – мой брат – сидит в углу и катает по полу машинку. Глядя на него сейчас, трудно поверить, что когда-то он был живым, бойким пацаном, и его нельзя было заставить хоть минуту усидеть на месте. Интересно, его мамин муж так приструнил? А вообще, жалко его. Хорошо все-таки, что мне не надо жить с мамой и ее мужем!
В соседней комнате вдруг заплакал ребенок, мама вскочила с кресла и побежала его успокаивать. Это дитя – моя сводная сестра, ей семь месяцев, зовут ее Катечка, а о внешно-сти ее судить не могу, потому что меня к ней и близко не подпускают. Говорят, что боятся микробов, но, скорее всего, они боятся не микробов, а меня. Боятся, что я из элементарной ненависти задушу их дорогую кровиночку! Больно надо! Но маме и ее мужу я об этом, опять же, не говорю.
У меня молодая мама, ей всего тридцать один. Она родила меня в пятнадцать лет. Лично я в таком возрасте не решилась не то чтобы заводить детей, но даже ложиться с кем-либо в постель! А мама не побоялась, результат – перед вами. Спустя восемь лет у нее ро-дился еще и Колька, как ни странно, от того же человека, что и я – от маминого первого мужа, моего папы. Так что Коля мой родной, единокровный брат, а Катенька мне почти ни-кто. И даже не потому, что мы от разных отцов, я просто не хочу иметь с ней ничего общего!
Пока мама нянчила Катечку, Колька отвлекся от своей игры и посмотрел на меня. Я увидела его круглые испуганные глазенки, и у меня сердце защемило. Честное слово, вот взяла и забрала бы его к себе! Но не отдадут ведь.
– Вероника, – позвал он меня, – подойди сюда.
– А чего ты сам не подойдешь? – поинтересовалась я. – Боишься?
– Нет, просто подойти не могу.
– А в чем дело?
Я подошла и заглянула за журнальный столик, где, скрючившись в три погибели, си-дел мой брат. Оказалось, что его просто зачем-то привязали к ножке столика!
Просто гестапо какое-то.
– Зачем тебя привязали?
– Я бегал по квартире и уронил вазу со стола, – спокойно признался Колька. – И за это меня наказали.
– Привязали?!
– Чтобы не бегал. Иди быстрей на место, мама идет.
В самом деле, в комнату вошла мама, а вслед за ней – ее муж Матвей.
Мама может убить меня – застрелить, утопить, задушить, зарезать, – но я никогда не назову Матвея папой. Даже если меня прицепят, как Прометея, к скале и будут ежедневно колоть ножом мою печень и другие органы. Я никогда не назову отцом человека, который разрушил нашу семью, отнял у меня родителей, растоптал мое счастье. НИКОГДА!
Матвей похож на медведя. Он огромный такой, "шкафчик с антресолями", ноги у него как колонны, руки как столбы, плечи широкие, а головка крохотная. Но что особенно кош-марно в нем – это улыбка. Обычно люди, когда улыбаются, делаются симпатичнее. Матвей же улыбался, как людоед в автобусе в час "пик".
И что мать в нем нашла?..
– Колька, – прорычал он, – который час?
– Без пяти пять.
– Как ты думаешь, он заслужил, чтобы его досрочно освободили, или пусть еще попа-рится? – обратился Матвей к маме.
– Пусть попарится еще, – решила мама. – Вазу разбил, и сейчас не сидит смирно, все возится.
Садисты! Гестаповцы! Тюремные надсмотрщики!
Я еле удержалась, чтобы не выпалить это им в лицо. Дождутся они у меня, я просто украду у них Кольку!
– Никочка, – ненавижу, когда меня так называют! – тебе, наверное, уже пора…
– Да, мам, я уже ухожу… – я повернулась к Кольке, шепнула ему: "Держись" и вы-шла в прихожую. Пока я зашнуровывала кроссовки, мама стояла у меня над душой и разо-рялась о том, какую обувь должна носить приличная девушка.
– Успокойся, мама. Приличная девушка имеет право выбирать тот стиль одежды, ко-торый ей подходит.
– Кроссовки для бегунов! Девочка должна носить качественную кожаную обувь, же-лательно без каблука…
Я бросила взгляд на ее туфли на умопомрачительных шпильках и взяла свой рюкзак.
– Ты еще скажи, что я бантики должна носить. Я давно вышла из ясельного возраста, мам. Давно. А ты и не заметила. Встретимся через неделю.
Я захлопнула дверь и побежала вниз по лестнице, хотя могла бы поехать на лифте. Просто сейчас мне необходимо было подумать, а в лифте я просто не успею сосредоточиться.
Да, как бы ни ненавидела я Катеньку, мне ее немножко жаль. Хотя – кто знает? – может, она пошла характером в мамочку?
[ADDED=Snake Gagarin]1104216403[/ADDED]
2.
На лестнице между четвертым и третьим этажами курили пацаны. Их было трое; один – высокий брюнет в черных джинсах и черной куртке, второй был в черной бандане с черепами и костями и тоже весь в черном, а третий – в синей спортивной куртке, вельветовых бежевых джинсах и в кроссовках. За спиной у него болтался болотного цвета рюкзак с надписью черным маркером: "Fighter".
"Воин, – машинально перевела я. – Скромный мальчик. На воина не сильно смахивает. Больше на строителя"
У пацана было твердое мужественное лицо. Надень на такого каску – будет образцовый строитель советских времен, какими их рисовали на плакатах. Хотя, может, зря я так? Может, он и неплохой парень.
Что-то звякнуло о каменный пол.
– Девушка, – тут же отреагировал "воин", – девушка, это не ваше?
Я обернулась. "Воин" держал в пальцах мой брелок, который висел у меня на рюкзаке – хромированное сердечко с надписью "Don't forget". Мне его подарил мой прошлогодний ухажер, с которым мы не так давно расстались.
– Мое.
Я протянула руку за брелком. Как ни странно, парень не стал кривляться и отдал брелок сразу. На мгновение наши пальцы соприкоснулись, и я почувствовала приятное, какое-то живое тепло… И отдернула руку. Испугалась.
– Спасибо, – я прицепила брелок на место и собралась бежать дальше, но парень снова заговорил.
– Девушка, у вас там колечко слегка разогнулось, вы его лучше пока отцепите, а то опять потеряете. А дома возьмите да плоскогубцами зажмите.
– Спасибо за совет, – я покорно сняла брелок с рюкзака и сунула в карман.
– Девушка, а как вас зовут?
– Аделаида Эдуардовна, – хмыкнула я и убежала. Интересно, что этот парнишка про меня подумал? Наверняка решил, что я больная.
Ну и ладно! Наплевать на его смазливую рожу. Меня сейчас гложет более серьезная проблема: как спасти Кольку?
* * *
Вообще, настроение у меня было не такое уж и плохое. Я повидалась с братом, встретила симпатичного пацана, и к маме нужно будет снова ехать только через неделю! Жизнь прекрасна. Так думала я, пока шла к автобусной остановке.
В этом году просто потрясающая зима. На дворе тринадцатое декабря, а снега нет и не предвидится. Температура плюсовая, под ногами вполне мягкая земля и даже кое-где зеленая трава… Все это не идет ни в какое сравнение с прошлыми годами, честное слово! И ощущения праздника нет, хотя близится Новый год, и все магазины давно уже украсили свои витрины яркими гирляндами из разноцветных лампочек.
Возле автобусной остановки прыгала бабка в платке, лысоватой шубе и валенках. Перед ней стоял ящик, на котором лежали устрашающего размера морковки, бурые от грязи кочаны капусты и слегка подгнившие яблоки.
– Внучка, купи яблочко, – обратилась она ко мне.
– Спасибо, не надо, вот своих целая сумка, – я потрясла рюкзаком. Никаких яблок у меня не было, но бабке совсем не обязательно было об этом знать!
– Тогда морковочку, полезно, витамин А. Или капустки купи, щец сваришь…
Я представила, какие щи получатся из такой капусты, какая лежала у бабки на ящике, и меня чуть не стошнило прямо на бабкин товар. А морковка вообще, судя по виду, выросла в Чернобыльской зоне.
– Внуков кормить надо, – пожаловалась бабка, – семеро у меня. Дочка нарожала неизвестно от кого, а потом померла, а пенсия у меня – чистые слезы, каждый месяц гадаешь, то ли молока детям купить, то ли себе лекарства…
Я тут же представила себя на месте бабки. Как будто у меня самой на шее сидят семеро детей – один другого меньше, – и всем им хочется не только полезного молока, но и чего-нибудь вкусненького, например, конфет… А у меня, между прочим, последние колготки порвались и кроссовки запросили есть… Впрочем, без колготок можно обойтись, юбки я не ношу, а под джинсы можно напялить рваные чулки, но кроссовки?.. Нет уж, никогда не заведу себе детей, тем более семеро! От них одни неприятности.
Ладно еще такие, как Колька – он уже большой мальчик, многое понимает, с ним хоть поболтать можно, а такие, как Катенька?..
– …А недавно младшая ангиной заболела, пришлось на лекарства да на фрукты тратиться, а они дорогие, не по карману мне…
Мне стало смертельно жаль бабку. Я вытащила из кармана двадцатитысячную бумажку, которую мне выдала мама на неделю, и сунула бабке:
– Вот, возьмите… Овощи ваши я купить не могу, по-моему, ими запросто можно отравиться, их у вас никто не купит. А деньги вам нужны, возьмите…
Мне было не жаль денег. Все равно на двадцать тысяч в неделю не проживешь, дома в захоронке у меня лежит сколько-то денег, а этой бабке-то где денег взять?..
– Ой, спасибо, внучка, – бабка вдруг бухнулась передо мной на колени. Я почувствовала себя глупее некуда, вся остановка на меня пялилась. – Век за тебя Бога буду молить, пускай у тебя все будет хорошо…
К счастью, я заметила приближающийся автобус. Когда он подъехал к остановке и распахнул двери, я быстренько шмыгнула внутрь и забилась в угол на задней площадке. В такой идиотской ситуации я давно не была… Все-таки прав был тот, кто сказал: "Ни одно доброе дело не остается безнаказанным"!
* * *
– Где тебя целый день носит?!
Валька так громко орала, что мне пришлось отодвинуть телефонную трубку на приличное расстояние от уха.
– Валь, ты же знаешь, что я каждую субботу езжу получать порцию упреков и родительских наставлений.
– Ой, ну придумай еще какую-нибудь отговорку поновее! Ты на часы смотрела?
– Ну, шесть часов, ну и что?
– Раньше ты всегда была дома уже в пять.
– Сегодня задержалась, потому что приехала позже, в школе лишний урок просидела. Да чего ты так нервничаешь?
– Да-а… Кушай побольше шоколада, Верка, что я тебе могу еще посоветовать? Мы тебя уже больше часа ждем, мамы уже по потолку бегают, куда ты подевалась…
Счастливая Валька! У нее две мамы и два папы – ее собственные родители и родители мужа, а у меня, можно сказать, и никого нет… От отца я последний раз получала письмо на свой День рождения, двадцать шестого сентября.
– А зачем вы меня ждете?
– Е-мое! – от крика подруги у меня чуть не полопались барабанные перепонки. Я и не знала, что она умеет так орать! – Ты что забыла, что у Димы сегодня День рождения?!
Елки-палки! И в самом деле, я ведь даже подарок купила! Надо срочно лететь к Вальке и Димке. А я еще, как назло, совсем не торопилась домой, заходила во все подряд магазины и подолгу торчала у витрин киосков…
– Прости, Валь. У меня после общения с мамочкой крыша съезжает! Уже вылетаю.
– Жду, – буркнула Валька и повесила трубку.
Через пятнадцать минут я уже была у них в квартире, благо они живут в соседнем доме. Валька, увидев меня, тут же сообщила, что с трудом сдерживается, чтобы не стукнуть меня головой о стенку. Пробегавший по коридору Димка с бутылкой шампанского легонько шлепнул меня ладонью по затылку:
– Эх, забывчивая ты наша!
Я быстро разулась, повесила на вешалку куртку и вытащила из рюкзака небольшой пакетик с подарком.
– Я хотела тебя поздравить, а теперь не буду, ты дерешься.
– О, прости меня!
Димка уже успел отнести бутылку в пункт назначения и теперь, уже налегке, бухнулся передо мной на колени, как давешняя бабка.
Я протянула ему пакет.
– Тогда с Днем рождения, расти большой, а за уши, прости уж, таскать не буду – не достану.
Дима дорос до метра восьмидесяти, он почти на двадцать сантиметров выше меня.
– Спасибо, проходи.
Я вошла в комнату и принялась разглядывать собравшихся. Так, родители Вальки и Димки, Валькин брат Володя с женой Галей и Димкин брат Вадим, две Валькины подруги – Нина и Вика, Димкин лучший друг Гриша… А это кто?..
В углу, в кресле-качалке, сидел какой-то незнакомый парень. Когда он поднял голову и посмотрел на меня, я быстро отвернулась. Его серые со стальным оттенком глаза как будто просвечивали меня насквозь. Под его взглядом мне стало как-то не по себе.
Кто же он такой?
У меня, кстати, имееЦЦа одна публикация в "толстом" журнале. МОжет быть, я выложу ту опубликованную вещь, чуть позже 
