N
NeSapa
Гость
belka УРА!!
-
Уважаемый посетитель!!!
Если Вы уже являетесь зарегистрированным участником проекта "миХей.ру - дискусcионный клуб",
пожалуйста, восстановите свой пароль самостоятельно, либо свяжитесь с администратором через Телеграм.
N
NeSapa
Гость
belka Так меня на Михей привели не так давно!! Точнее я зрителем тут была еще с прошлого лета, а вот поучаствовать решилась недавно!
После праздников еще кого-нибудь выложу...
А теперь несказка - миниатюра Александра Житинского (сколько читаю - всё нравится, не надоедает аж с 80-х, когда впервые его книжку в руки взяла)
ВЕСНА
Самое неприятное - это когда тебя бросают головой вниз в водосточную трубу. И ты летишь, вытянув руки по швам и наблюдая, как перед носом стремительно падает вверх бесконечная цилиндрическая поверхность.
Правда, она не совсем бесконечная. Изредка попадаются в трубе колена. Их предчувствуешь заранее и уже соображаешь, в каком направлении гнуться.
И все равно это больно.
В конце концов вылетаешь на мостовую с грохотом, как ледяной снаряд, пугая прохожих и так и не успевая выбросить вперед руки.
- Весна пришла! - говорят прохожие, переступая через тебя. А ты, разбитый на тысячу осколков, щуришься на солнце, а потом таешь и струишься по асфальту, неся на себе обгорелые спички и кораблики с бумажными парусами, за которыми бегут дети.
это взято http://www.litera.ru/slova/zhitinski/fant.html
или http://www.fenzin.org/lib/uz/zhitin.htm
Но есть еще в разных местах!
Очень жаль, что не нашла восхитительную сказку Житинского "Братцы по разуму" в сети... Может кто подскажет?
После праздников еще кого-нибудь выложу...
А теперь несказка - миниатюра Александра Житинского (сколько читаю - всё нравится, не надоедает аж с 80-х, когда впервые его книжку в руки взяла)
ВЕСНА
Самое неприятное - это когда тебя бросают головой вниз в водосточную трубу. И ты летишь, вытянув руки по швам и наблюдая, как перед носом стремительно падает вверх бесконечная цилиндрическая поверхность.
Правда, она не совсем бесконечная. Изредка попадаются в трубе колена. Их предчувствуешь заранее и уже соображаешь, в каком направлении гнуться.
И все равно это больно.
В конце концов вылетаешь на мостовую с грохотом, как ледяной снаряд, пугая прохожих и так и не успевая выбросить вперед руки.
- Весна пришла! - говорят прохожие, переступая через тебя. А ты, разбитый на тысячу осколков, щуришься на солнце, а потом таешь и струишься по асфальту, неся на себе обгорелые спички и кораблики с бумажными парусами, за которыми бегут дети.
это взято http://www.litera.ru/slova/zhitinski/fant.html
или http://www.fenzin.org/lib/uz/zhitin.htm
Но есть еще в разных местах!
Очень жаль, что не нашла восхитительную сказку Житинского "Братцы по разуму" в сети... Может кто подскажет?
belka
Участник
Sapa
А "Братцы по разуму" отдельная сказка есть? Это не цикл из трех повестей так называется? Название одной из глав повести "Визит вежливости" как раз и есть "Братцы по разуму". Или это не то? Посмотри:
http://zhitinskij-an.viv.ru/cont/vizit/1.html
А "Братцы по разуму" отдельная сказка есть? Это не цикл из трех повестей так называется? Название одной из глав повести "Визит вежливости" как раз и есть "Братцы по разуму". Или это не то? Посмотри:
http://zhitinskij-an.viv.ru/cont/vizit/1.html
N
NeSapa
Гость
belka, спасибо огромнющее - это то что надо! Просто в моей старенькой книжке название было не Визит вежливости, а именно Братцы по разуму...
Вероника Батхен http://nikab.narod.ru/tales/index.html
Cказка о дураке и дуре
Далеко—далеко, за десятком остановок автобуса, за десятком станций метро, за одним переходом под землю и одним — по земле, есть страна Арбат. Многие меряли ее — босиком или в теннисных туфлях, многие видели сквозь очки, кто—то даже жил там — недели, месяцы, годы. Можно жалеть жителей этой страны, можно крутить пальцем у седеющего виска, углядев на углу волосатое чудо в джинсах. Главное — не пытайтесь понять, коего черта ради люди строят из своей жизни зоопарк для сумасшедших зверей. Иначе в один вовсе не обязательно добрый вечер вы можете обнаружить себя с гитарой на красных плитках истоптанной мостовой и унылая девушка будет совать шляпу под нос прохожим, добрый приятель притащит бутылку пива, вечером сейшен Умки, знакомый бармен в Барвихе поверит в долг, губы пухнут от поцелуев, а завтра на трассу в Крым…
Итак — он — Алексей, Дима, Витя, бог весть как его звали. Лет чуть побольше чем двадцать, долговяз, худощав, вынослив. Волосы ниже плеч, глаза — ясные, у правого угла рта улыбка чуть—чуть добрее. Застенчив, весел, любвеобилен, умеет драться, но предпочтет крепко выпить. Приехал из Нижнего, Обнинска, Петрозаводска… Могу заверить — пробежав автостопом лучшую половину России, иногда забываешь, где родился на самом деле. Пишет стихи, поет, держит в руках гитару — джентльменский набор бродяги. Человек. Что еще?
…Вместе с Мавром, Анджеем Кеникским и Веркой Джа (помните, рыженькая такая с родимым пятном на шее) он работал на Арбате с апреля. Шуточки, хохмы, политические анекдоты, песенки с матерком, неизменное бог весть с какого года «Гогия». Пестрые звонкие мячики безобидных словечек, дружеское ржание публики, сотен семь за обычный вечер работы на четверых. Ништяк, жить можно.
Он тогда был влюблен в Эгле, прибалтийскую ведьму — десять ниточек янтаря, пальцы в чернилах, четыре аборта и трещина на душе. Из тетрадки стихов, написанных для нее, вышла песня и кучка рваной бумаги, но это было потом. А пока — он работал, чтобы дарить ей розы, грел, утешал и пару раз в месяц оставался ночевать на чужом матрасике в кухне ее подруги. Арбат выдал ему вид на жительство, имя «клоун» и карнавальный костюм героя. Жизнь текла, как луна по лужам.
Вечер пятницы был как всегда обилен. По традиции, ближе часам к восьми эмигранты и диссиденты страны Арбат собирались на променад по кафешкам и скверикам, а цивильная публика расслаблялась после рабочей недели. Мавр накануне по пьяни упал на кипящий чайник, поэтому сейшенили втроем. Собралась толпа чуть не в сотню народа, анекдот про «грибочки» выудил двадцать баксов у красавицы от кутюр, даже сонный арбатский мент бросил в кофр жеваную десятку. Хоп! Раз на Киевском вокзале педофила повязали, отомстили за детей, отпустили без… Правильно, без штанов! Как на Киевской платформе хрен стоял в ментовской форме, не винтил, не убивал, честь за трешку отдавал! Не скупитесь на мелочь, дядя!
Он заметил ее не сразу, а разглядев, скривился — до чего же не повезло девчонке. Мокрая воробьиха, ни груди ни задницы, волосенки серые, жидкие, губы тусклые, глаза хоть и большие, но какие—то козьи — желтые и тоскливые. Она сидела на рюкзачке, свернувшись в немыслимый узел из острых локтей, коленок и тощих плеч, кто—то в толстых ботинках наступил ей на юбку. Жалкое зрелище, а он не хотел жалеть. Может быть потому, что бессмысленная черная тварь из дальнего уголка души больше всего любила жрать жалость, отрыгивая одиночеством. Он улыбнулся, выстрелил очередной частушкой и снова взглянул на девчонку. За унылой маской ему почудилась крохотная смешинка. Хоп! Целый вечер он куражился напропалую, заводя толпу, как шарманку с полоборота. Деньги сыпались в кофр, публика визжала и хрюкала, Верка хихикала в шляпу, постоянные жители были в восторге. А под конец выступления девчонка тоже стала смеяться, прикрывая ладошкой рот. Она смотрела прямо ему в глаза — восторженно, преданно, как дворовая шавка, которой кинули колбасу. Только этого не хватало! Он испугался — привяжется, дура, а нафига? — и потихоньку сбежал, забив стрелку в Барвихе в полночь. Но не явился — встретил ребят из Томска, нахрюкался с ними и пошел выяснять отношения с Эгле. Дрянное дело.
На другой вечер девчонка явилась снова. Сидела, пялилась, смеялась до слез, хлопала как в театре. У него с похмелья разламывалась голова, потому работа шла гнило. Со злости он ввернул бородатую шуточку «мужики, не собаки», но дура не просекла — взгляд ее оставался восторженным и наивным. Ему — как водится по похмельному делу — тут же стало совестно. Остаток вечера он работал на девчонку, а после снова затерялся в толпе.
Эгле приняла его почти ласково, сварила коронный кофе — с кардамоном и черным перцем. Вечер на темной кухне, треснутый абажур, хриплый лай полуночного поезда. Он спел ей новую песню — и был до безумия счастлив, увидев, что зацепило, темной, густой и сладкой как кофе волной повело по мелодии строчек. Эгле чувствовала дорогу почти так же как он, блюз сентябрьской ночи в Крыму — серпантин, голубые скалы, кипарисы вдоль улицы, абрикосовый сад, грузовик с водителем—греком, кагор в бутылке коричневой глины, капля любви на пляже и снова трасса. …Он всегда поражался — как можно коснуться жесткой ладонью розовато—прозрачной кожи груди и от этих прикосновений невесомое женское тело делается горячим, упругим и жадным…
В воскресенье вместо работы он подорвался в Питер — «Башня Рован» давала первый концерт в сезоне. Там подсел на безбашенную скрипачку и трое суток подряд шлялся с ней по дворам и набережным. Питер в самом начале осени вставит лучше любой травы. Кирпичная стена высотой метров в десять и по одну ее сторону ярко—зеленые тополя, а по другую золотые и алые клены. И безумная арка — дверь из лета в сентябрь. Еще качели во дворике бывшего княжеского особняка — закат, ветер, листва под ногами, серая от дождя статуя голой нимфы, скрипачка в пестрой цыганской юбке поет, раскачивая что есть сил детскую деревяшку. И под конец, уже в одиночку — Финский залив у гавани. Горький, режущий запах водорослей, тоска, прилипчивей, чем мазут, смутное беспокойство сентябрьского гуся — южные берега ждут.
Он вернулся в Москву в ночь на пятницу. На вписке было, против обыкновения чисто, сыто и почти пусто. Узкая кухня — прибежище всех поэтов — терпеливо приняла и его и расстроенную гитару. До утра он искал аккорды к подобранным наспех словам, потом плюнул — какой из Клоуна музыкант, так, ****я собачья.
На работу он опоздал, когда подошел к театру, ребята уже сейшенили. Публика была вялая. Верка работала в четверть силы, Анджей успел залить зенки, Мавра несло — короче все плохо. Две минуты на разогрев… Хоп! Возвращается Вовочка домой из школы: Пап, а что такое «мандаты»? Приходит новый русский к старому еврею и говорит… Браво, мадам, именно так! Застает Василий Иваныч Анку с Петькой…
Давешняя девчонка протолкалась в первый ряд. Лицо ее был красным и мятым, глаза блестели. «Ревела, что ли? Вот идиотка!» Он вздохнул про себя: «попал». Впрочем, преданный взгляд девчонки грел душу — так домашняя кошка добивается ласки, обихаживая хозяина. Хай себе будет, не палкой же ее гнать. Он был в сущности добрым малым и не обижал человеков зря.
Весь сентябрь он мотался между Питером и Москвой, нежности выбрать одну из двух не хватало. Эгле приняла новость спокойно, только стала еще колючей, отдалилась на шаг. Скрипачка рвалась пообщаться с «сестренкой», но, зная ее, последствия разговора были непредсказуемы. А с каждым новым желтым листом прибавлялись силы у черной твари. Всякий ноябрь был для него смертным месяцем, обычно он уходил в запой или на трассу до каких—нибудь северов. Но в этом году тоска зашевелилась раньше.
Гитара валилась из рук, шутки казались плоскими, песни — дрянными. После очередной ссоры с Эгле, он изорвал тетрадь. Работал вполсилы, халявничал… Разве что незадачливая поклонница забавляла его. Как оловянный солдат, каждый вечер она торчала столбиком в пестрой толпе.
Он чувствовал, что ей больно и радостно тоже — приходить, ни на что не надеясь, и ловить случайные взгляды. Через пару недель он привык разговаривать с ней без слов. Понимала она как кошка — молча и верно. Клоун сам был хорошим котом для любимых женщин, нюхом чуя когда уйти или выгнуть спину. Потом… Она убежала с середины программы и второпях (а может быть и нарочно), выронила из рюкзачка распечатку. Стихи. Средненькие, серые как и она сама стихи о любви бедной зрительницы к паяцу. Но что—то в корявых, криво звучащих строчках дало резонанс.
За полчаса он набросал ответ — стандартную виршу по штампу «Да я шут, я циркач, так что же?» и на завтрашнем сейшене подложил распечатку в кофр. И, конечно, она была счастлива, и почти похорошела от счастья. Ему тоже стало теплее — хорошо быть волшебником.
С выручки он купил для Эгле багровую, почти черную розу, бутылку шампанского и первый вечер за месяц обошелся без ссор и сора. Они думали вместе, как поедут зимой в Сибирь, через тысячи полупустых километров, колючие звездные ночи, новые города… И уснули в обнимку, дыша друг другом.
Через два дня появилась новая распечатка. Снова кровь, любовь и опилки арены. Ответ вышел проще и резче, ему самому понравилось «Чеканный туш для черных туш ленивых бегемотов». В ее словах неожиданно резанула истерика «Эй, боги, кто выдумал этот глобус — пожалуйте мне другой!». По пути в Питер он думал над строчками «Блюза грозопровода». Скрипачка неожиданно послала его на ***. В Москве накрылась вписка, пришлось мотаться по случайным домам. Денег не было вовсе, зато хватало портвейна. Она написала «Балладу о дальнобоях», он ответил «Бестией». Черная тварь по ночам сидела у него на груди. Он почти перестал спать. Случайный сосед предложил героина, чудом хватило сил отказаться. Трасса до Киева и обратно вымотала до шкурной дрожи, но легче не стало. Она принесла «Эвридику», он сбил пальцы в кровь, пытаясь вогнать слова в музыку.
Эгле сказала, что уезжает в Таллинн до лета. Он хотел, просил, потом умолял ехать вместе. На стопервое «нет» вышиб кулаком стекло в кухне и ушел с третьего этажа. Остался цел, почти не порезался стеклами. Неделю пил с дринч—командой, потом на сутки заперся на пустующей даче подруги. Его впервые за несколько лет рвало словами. Он писал, черкал, жег в печке листы и снова писал. Стылым и стремным ноябрьским полнолунием он творил своего «Орфея» — пожалуй, лучшую песню из сделанных им.
Еще сутки ушли на борьбу с гитарой — он хотел быть уверен в каждом звуке мелодии. Потом наступил вечер пятницы и он отправился на Арбат — менять вид на жительство на гражданство. Круг толпы был весел, напарники на удивление трезвы. Верка глянула на него и схватилась за голову, он привычно потрепал ее по кудрявой челке: «Все окей, тетка». Гитара в руках, ремень давит плечо, во рту пересохло… Водки из фляжечки. Хоп!
…Мне по*** какая вокруг пурга,
И сколько часов на трассе,
Я буду стоять, а вокруг снега
И вохра на вышке квасит.
Всезвездный зверинец глядит с небес
Задумчиво скаля зубы.
Забился мой верный безумный бес
В подшерсток собачьей шубы.
Скулит напролом, мол пора и в рай
И время струится ядом.
Я жду дальнобоя в горячий край,
Туда, где ты будешь рядом…
Он швырял песню в недоуменные лица, толпа шарахнулась, отступила к бордюру. У людей менялись глаза — что взбрело в голову Клоуну — милому, юморному, забавному клоуну? Но — он чувствовал шкурой, что держит зал. Его слушают. Удалось!!! С последним аккордом лопнуло две струны — пофиг. Ему хлопали — он не слышал. Верка схватилась за рукав куртки, тащила в сторону, совала стакан с водой. Не то. Он рванулся глазами по кругу — что поняла сумасшедшая перекореженная девчонка с такой же черной тварью в груди? Верно ли выбран ответ на вопрос, есть резонанс или… Ее не было. Просто — не было. Он разбил об асфальт гитару и пошел прочь.
Сколько дней он мотался по городу, что ел и где спал, так и не вспомнилось. Черная тварь наконец—то вырвалась на свободу. Смысла не оставалось, боль ушла, монотонный звон колотился в уши: все—все—все зря—зря—зря, никому—никому—никому не нужен, не нужен, не нужен. Кажется, он с кем—то дрался, может быть заходил к друзьям, вроде кого—то трахал. По***. Тоска, гнилая питерская тоска высасывала его как муху. Если бы Эгле не уезжала! Самой большой потерей казались ему теперь губы с привкусом пепла, желтые волосы, сонный, глубокий голос, десять ниточек янтаря на высокой шее. Терпкое прикосновение нервной сухой ладони. Запах жасмина от вышитых блуз. Она вся — радостная и злая, в слезах, в бессоннице, в белом крымском песке… Но Эгле в Таллинне, скорее всего не одна, и коего черта ей нужен такой урод? Депрессушник, бездарь и неудачник — зачем зря небо коптить?
Облака всех цветов безмазовой трассы посыпали лысины крыш белым пеплом. Поводя проводами уезжали троллейбусы, злые трамваи скалили двери и щелкали челюстями. Всякая лужа норовила подвернуться под ноги, всякий мент — плюнуть в душу. Он бродил по голимым улицам, не зная куда деть руки — пальцы просили струн, а гитара сдохла. Чужой инструмент — как чужая баба в подъезде.
«…Священника, советника, врача, на лестнице колючей разговора б…» Но ни одна собака на свете не согласится заглянуть в глаза его черной твари, да и глядя — не врубится.
Мысль покончить с собой не то, чтобы осенила его — скорее, явилась выходом. Разорвать этот круг, обрести покой, пусть у других болит голова за жизнь. Надоело! Хватит. Встать, уйти — и никто не заметит. Слава богу, ни дома ни матери ни детей. Даже писем писать не надо. На чужой растаманской вписке Клоун вскрыл себе вены и лег спать в углу комнаты, веря, что не найдут. Он засыпал, улыбаясь — вместе с ним должна была кануть в Лету черная тварь.
Проснулся он от оплеух. Толстокожий хозяин вписки набил ему морду и во втором часу ночи выкинул на мороз. Впрочем, по здравому размышлению Клоун понял, что сам поступил бы так же с неведомым *****ом, решившим свести счеты с жизнью у него в доме. А теперь он честно загнется на улице. Кровь текла, если и не рекой, то вполне себе ручейком, голова кружилась, черная тварь потирала лапки. Клоун сел на автобусной остановке, пожевал снега — дико хотелось пить — и закрыл глаза. «А что до той, кто стоит за плечом — перед нею мы все равны». Вот, уже кто—то обо мне плачет… Клоун через силу приоткрыл один глаз — какая сволочь отвлекает его от смерти?
Та самая давешняя девчонка, пошатываясь и скуля, брела по серому снегу. В джинсовой рубашке, какой—то юбочке, босоножках. С тощих рук капала темная кровь. Вот дура—то, еб твою мать! Вот дура!!! Откуда силы взялись — за секунды сорваться с ледяной остановки, поймать девицу в охапку, порвать рукава рубашки и наложить жгуты на повдоль — кто только подсказал идиотке — перерезанные вены. Девчонка ревела навзрыд и пыталась вырваться. Хренушки. Пришлось сначала макнуть лицом в снег, а потом обнять, так чтобы косточки захрустели. Она подняла остроносую мордочку, кажется собираясь укусить своего спасителя — и узнала его. Клоун чмокнул ее в макушку и сел на снег. «Вызывай скорую» — просипел он, расхохотался, добавил шепотком «Дура» и грохнулся в обморок…
P.S. Мнение автора рассказа никоим образом не совпадает с умонастроением и выходками героев.
© Вероника Батхен, 2001
[ADDED=Sapa]1083834499[/ADDED]
Я над предыдущей сказкой даже носом пошмыгала, поэтому
Еще одна ее же сказка...
Вероника Батхен http://nikab.narod.ru/tales/index.html
Сказка о противофазе
За одним человеком ходило счастье. Долго ходило. То на цыпочках, то вприпрыжку, то в тяжелых ботинках, то вообще босиком. А человек счастье в упор не видел. И ведь вроде бы умный, внимательный – любую примету на глаз подберет, всякую бочку позатыкает, мимо лужи не промахнется... А в сторону счастья хоть бы раз плюнул.
Что тут поделать? Бедное счастье то в пух и перья рядилось, то в смоле валялось – авось прилипнет, даже груздем звалось – да в кузовок не брали.
Другие человеки, не будь дураками, лапы тянули, подманивали. Золотые горы сулили, место сыра в масленке и коттедж в Переделкино... Только на хрена счастью такое счастье. Оно, понимаешь ли, преданное да верное.
Исхудало наше счастье, осунулось, попивать стало. Под окнами у человека ночами мокло, в подъезде днями стояло. И в конце концов простудилось и померло.
Похоронили счастье друзья-товарищи, некролог в газету написали – так мол и так.
На могилке выросла земляника, большая-пребольшая. Мышка бежала, хвостиком махнула, ягоды собрала и человеку принесла. Тому самому, за которым счастье ходило.
Человек съел подарок и был очень счастлив, потому что больше всего на свете любил свежую землянику. А найти свое счастье отродясь не хотел.
© Вероника Батхен, 2002
Вероника Батхен http://nikab.narod.ru/tales/index.html
Cказка о дураке и дуре
Далеко—далеко, за десятком остановок автобуса, за десятком станций метро, за одним переходом под землю и одним — по земле, есть страна Арбат. Многие меряли ее — босиком или в теннисных туфлях, многие видели сквозь очки, кто—то даже жил там — недели, месяцы, годы. Можно жалеть жителей этой страны, можно крутить пальцем у седеющего виска, углядев на углу волосатое чудо в джинсах. Главное — не пытайтесь понять, коего черта ради люди строят из своей жизни зоопарк для сумасшедших зверей. Иначе в один вовсе не обязательно добрый вечер вы можете обнаружить себя с гитарой на красных плитках истоптанной мостовой и унылая девушка будет совать шляпу под нос прохожим, добрый приятель притащит бутылку пива, вечером сейшен Умки, знакомый бармен в Барвихе поверит в долг, губы пухнут от поцелуев, а завтра на трассу в Крым…
Итак — он — Алексей, Дима, Витя, бог весть как его звали. Лет чуть побольше чем двадцать, долговяз, худощав, вынослив. Волосы ниже плеч, глаза — ясные, у правого угла рта улыбка чуть—чуть добрее. Застенчив, весел, любвеобилен, умеет драться, но предпочтет крепко выпить. Приехал из Нижнего, Обнинска, Петрозаводска… Могу заверить — пробежав автостопом лучшую половину России, иногда забываешь, где родился на самом деле. Пишет стихи, поет, держит в руках гитару — джентльменский набор бродяги. Человек. Что еще?
…Вместе с Мавром, Анджеем Кеникским и Веркой Джа (помните, рыженькая такая с родимым пятном на шее) он работал на Арбате с апреля. Шуточки, хохмы, политические анекдоты, песенки с матерком, неизменное бог весть с какого года «Гогия». Пестрые звонкие мячики безобидных словечек, дружеское ржание публики, сотен семь за обычный вечер работы на четверых. Ништяк, жить можно.
Он тогда был влюблен в Эгле, прибалтийскую ведьму — десять ниточек янтаря, пальцы в чернилах, четыре аборта и трещина на душе. Из тетрадки стихов, написанных для нее, вышла песня и кучка рваной бумаги, но это было потом. А пока — он работал, чтобы дарить ей розы, грел, утешал и пару раз в месяц оставался ночевать на чужом матрасике в кухне ее подруги. Арбат выдал ему вид на жительство, имя «клоун» и карнавальный костюм героя. Жизнь текла, как луна по лужам.
Вечер пятницы был как всегда обилен. По традиции, ближе часам к восьми эмигранты и диссиденты страны Арбат собирались на променад по кафешкам и скверикам, а цивильная публика расслаблялась после рабочей недели. Мавр накануне по пьяни упал на кипящий чайник, поэтому сейшенили втроем. Собралась толпа чуть не в сотню народа, анекдот про «грибочки» выудил двадцать баксов у красавицы от кутюр, даже сонный арбатский мент бросил в кофр жеваную десятку. Хоп! Раз на Киевском вокзале педофила повязали, отомстили за детей, отпустили без… Правильно, без штанов! Как на Киевской платформе хрен стоял в ментовской форме, не винтил, не убивал, честь за трешку отдавал! Не скупитесь на мелочь, дядя!
Он заметил ее не сразу, а разглядев, скривился — до чего же не повезло девчонке. Мокрая воробьиха, ни груди ни задницы, волосенки серые, жидкие, губы тусклые, глаза хоть и большие, но какие—то козьи — желтые и тоскливые. Она сидела на рюкзачке, свернувшись в немыслимый узел из острых локтей, коленок и тощих плеч, кто—то в толстых ботинках наступил ей на юбку. Жалкое зрелище, а он не хотел жалеть. Может быть потому, что бессмысленная черная тварь из дальнего уголка души больше всего любила жрать жалость, отрыгивая одиночеством. Он улыбнулся, выстрелил очередной частушкой и снова взглянул на девчонку. За унылой маской ему почудилась крохотная смешинка. Хоп! Целый вечер он куражился напропалую, заводя толпу, как шарманку с полоборота. Деньги сыпались в кофр, публика визжала и хрюкала, Верка хихикала в шляпу, постоянные жители были в восторге. А под конец выступления девчонка тоже стала смеяться, прикрывая ладошкой рот. Она смотрела прямо ему в глаза — восторженно, преданно, как дворовая шавка, которой кинули колбасу. Только этого не хватало! Он испугался — привяжется, дура, а нафига? — и потихоньку сбежал, забив стрелку в Барвихе в полночь. Но не явился — встретил ребят из Томска, нахрюкался с ними и пошел выяснять отношения с Эгле. Дрянное дело.
На другой вечер девчонка явилась снова. Сидела, пялилась, смеялась до слез, хлопала как в театре. У него с похмелья разламывалась голова, потому работа шла гнило. Со злости он ввернул бородатую шуточку «мужики, не собаки», но дура не просекла — взгляд ее оставался восторженным и наивным. Ему — как водится по похмельному делу — тут же стало совестно. Остаток вечера он работал на девчонку, а после снова затерялся в толпе.
Эгле приняла его почти ласково, сварила коронный кофе — с кардамоном и черным перцем. Вечер на темной кухне, треснутый абажур, хриплый лай полуночного поезда. Он спел ей новую песню — и был до безумия счастлив, увидев, что зацепило, темной, густой и сладкой как кофе волной повело по мелодии строчек. Эгле чувствовала дорогу почти так же как он, блюз сентябрьской ночи в Крыму — серпантин, голубые скалы, кипарисы вдоль улицы, абрикосовый сад, грузовик с водителем—греком, кагор в бутылке коричневой глины, капля любви на пляже и снова трасса. …Он всегда поражался — как можно коснуться жесткой ладонью розовато—прозрачной кожи груди и от этих прикосновений невесомое женское тело делается горячим, упругим и жадным…
В воскресенье вместо работы он подорвался в Питер — «Башня Рован» давала первый концерт в сезоне. Там подсел на безбашенную скрипачку и трое суток подряд шлялся с ней по дворам и набережным. Питер в самом начале осени вставит лучше любой травы. Кирпичная стена высотой метров в десять и по одну ее сторону ярко—зеленые тополя, а по другую золотые и алые клены. И безумная арка — дверь из лета в сентябрь. Еще качели во дворике бывшего княжеского особняка — закат, ветер, листва под ногами, серая от дождя статуя голой нимфы, скрипачка в пестрой цыганской юбке поет, раскачивая что есть сил детскую деревяшку. И под конец, уже в одиночку — Финский залив у гавани. Горький, режущий запах водорослей, тоска, прилипчивей, чем мазут, смутное беспокойство сентябрьского гуся — южные берега ждут.
Он вернулся в Москву в ночь на пятницу. На вписке было, против обыкновения чисто, сыто и почти пусто. Узкая кухня — прибежище всех поэтов — терпеливо приняла и его и расстроенную гитару. До утра он искал аккорды к подобранным наспех словам, потом плюнул — какой из Клоуна музыкант, так, ****я собачья.
На работу он опоздал, когда подошел к театру, ребята уже сейшенили. Публика была вялая. Верка работала в четверть силы, Анджей успел залить зенки, Мавра несло — короче все плохо. Две минуты на разогрев… Хоп! Возвращается Вовочка домой из школы: Пап, а что такое «мандаты»? Приходит новый русский к старому еврею и говорит… Браво, мадам, именно так! Застает Василий Иваныч Анку с Петькой…
Давешняя девчонка протолкалась в первый ряд. Лицо ее был красным и мятым, глаза блестели. «Ревела, что ли? Вот идиотка!» Он вздохнул про себя: «попал». Впрочем, преданный взгляд девчонки грел душу — так домашняя кошка добивается ласки, обихаживая хозяина. Хай себе будет, не палкой же ее гнать. Он был в сущности добрым малым и не обижал человеков зря.
Весь сентябрь он мотался между Питером и Москвой, нежности выбрать одну из двух не хватало. Эгле приняла новость спокойно, только стала еще колючей, отдалилась на шаг. Скрипачка рвалась пообщаться с «сестренкой», но, зная ее, последствия разговора были непредсказуемы. А с каждым новым желтым листом прибавлялись силы у черной твари. Всякий ноябрь был для него смертным месяцем, обычно он уходил в запой или на трассу до каких—нибудь северов. Но в этом году тоска зашевелилась раньше.
Гитара валилась из рук, шутки казались плоскими, песни — дрянными. После очередной ссоры с Эгле, он изорвал тетрадь. Работал вполсилы, халявничал… Разве что незадачливая поклонница забавляла его. Как оловянный солдат, каждый вечер она торчала столбиком в пестрой толпе.
Он чувствовал, что ей больно и радостно тоже — приходить, ни на что не надеясь, и ловить случайные взгляды. Через пару недель он привык разговаривать с ней без слов. Понимала она как кошка — молча и верно. Клоун сам был хорошим котом для любимых женщин, нюхом чуя когда уйти или выгнуть спину. Потом… Она убежала с середины программы и второпях (а может быть и нарочно), выронила из рюкзачка распечатку. Стихи. Средненькие, серые как и она сама стихи о любви бедной зрительницы к паяцу. Но что—то в корявых, криво звучащих строчках дало резонанс.
За полчаса он набросал ответ — стандартную виршу по штампу «Да я шут, я циркач, так что же?» и на завтрашнем сейшене подложил распечатку в кофр. И, конечно, она была счастлива, и почти похорошела от счастья. Ему тоже стало теплее — хорошо быть волшебником.
С выручки он купил для Эгле багровую, почти черную розу, бутылку шампанского и первый вечер за месяц обошелся без ссор и сора. Они думали вместе, как поедут зимой в Сибирь, через тысячи полупустых километров, колючие звездные ночи, новые города… И уснули в обнимку, дыша друг другом.
Через два дня появилась новая распечатка. Снова кровь, любовь и опилки арены. Ответ вышел проще и резче, ему самому понравилось «Чеканный туш для черных туш ленивых бегемотов». В ее словах неожиданно резанула истерика «Эй, боги, кто выдумал этот глобус — пожалуйте мне другой!». По пути в Питер он думал над строчками «Блюза грозопровода». Скрипачка неожиданно послала его на ***. В Москве накрылась вписка, пришлось мотаться по случайным домам. Денег не было вовсе, зато хватало портвейна. Она написала «Балладу о дальнобоях», он ответил «Бестией». Черная тварь по ночам сидела у него на груди. Он почти перестал спать. Случайный сосед предложил героина, чудом хватило сил отказаться. Трасса до Киева и обратно вымотала до шкурной дрожи, но легче не стало. Она принесла «Эвридику», он сбил пальцы в кровь, пытаясь вогнать слова в музыку.
Эгле сказала, что уезжает в Таллинн до лета. Он хотел, просил, потом умолял ехать вместе. На стопервое «нет» вышиб кулаком стекло в кухне и ушел с третьего этажа. Остался цел, почти не порезался стеклами. Неделю пил с дринч—командой, потом на сутки заперся на пустующей даче подруги. Его впервые за несколько лет рвало словами. Он писал, черкал, жег в печке листы и снова писал. Стылым и стремным ноябрьским полнолунием он творил своего «Орфея» — пожалуй, лучшую песню из сделанных им.
Еще сутки ушли на борьбу с гитарой — он хотел быть уверен в каждом звуке мелодии. Потом наступил вечер пятницы и он отправился на Арбат — менять вид на жительство на гражданство. Круг толпы был весел, напарники на удивление трезвы. Верка глянула на него и схватилась за голову, он привычно потрепал ее по кудрявой челке: «Все окей, тетка». Гитара в руках, ремень давит плечо, во рту пересохло… Водки из фляжечки. Хоп!
…Мне по*** какая вокруг пурга,
И сколько часов на трассе,
Я буду стоять, а вокруг снега
И вохра на вышке квасит.
Всезвездный зверинец глядит с небес
Задумчиво скаля зубы.
Забился мой верный безумный бес
В подшерсток собачьей шубы.
Скулит напролом, мол пора и в рай
И время струится ядом.
Я жду дальнобоя в горячий край,
Туда, где ты будешь рядом…
Он швырял песню в недоуменные лица, толпа шарахнулась, отступила к бордюру. У людей менялись глаза — что взбрело в голову Клоуну — милому, юморному, забавному клоуну? Но — он чувствовал шкурой, что держит зал. Его слушают. Удалось!!! С последним аккордом лопнуло две струны — пофиг. Ему хлопали — он не слышал. Верка схватилась за рукав куртки, тащила в сторону, совала стакан с водой. Не то. Он рванулся глазами по кругу — что поняла сумасшедшая перекореженная девчонка с такой же черной тварью в груди? Верно ли выбран ответ на вопрос, есть резонанс или… Ее не было. Просто — не было. Он разбил об асфальт гитару и пошел прочь.
Сколько дней он мотался по городу, что ел и где спал, так и не вспомнилось. Черная тварь наконец—то вырвалась на свободу. Смысла не оставалось, боль ушла, монотонный звон колотился в уши: все—все—все зря—зря—зря, никому—никому—никому не нужен, не нужен, не нужен. Кажется, он с кем—то дрался, может быть заходил к друзьям, вроде кого—то трахал. По***. Тоска, гнилая питерская тоска высасывала его как муху. Если бы Эгле не уезжала! Самой большой потерей казались ему теперь губы с привкусом пепла, желтые волосы, сонный, глубокий голос, десять ниточек янтаря на высокой шее. Терпкое прикосновение нервной сухой ладони. Запах жасмина от вышитых блуз. Она вся — радостная и злая, в слезах, в бессоннице, в белом крымском песке… Но Эгле в Таллинне, скорее всего не одна, и коего черта ей нужен такой урод? Депрессушник, бездарь и неудачник — зачем зря небо коптить?
Облака всех цветов безмазовой трассы посыпали лысины крыш белым пеплом. Поводя проводами уезжали троллейбусы, злые трамваи скалили двери и щелкали челюстями. Всякая лужа норовила подвернуться под ноги, всякий мент — плюнуть в душу. Он бродил по голимым улицам, не зная куда деть руки — пальцы просили струн, а гитара сдохла. Чужой инструмент — как чужая баба в подъезде.
«…Священника, советника, врача, на лестнице колючей разговора б…» Но ни одна собака на свете не согласится заглянуть в глаза его черной твари, да и глядя — не врубится.
Мысль покончить с собой не то, чтобы осенила его — скорее, явилась выходом. Разорвать этот круг, обрести покой, пусть у других болит голова за жизнь. Надоело! Хватит. Встать, уйти — и никто не заметит. Слава богу, ни дома ни матери ни детей. Даже писем писать не надо. На чужой растаманской вписке Клоун вскрыл себе вены и лег спать в углу комнаты, веря, что не найдут. Он засыпал, улыбаясь — вместе с ним должна была кануть в Лету черная тварь.
Проснулся он от оплеух. Толстокожий хозяин вписки набил ему морду и во втором часу ночи выкинул на мороз. Впрочем, по здравому размышлению Клоун понял, что сам поступил бы так же с неведомым *****ом, решившим свести счеты с жизнью у него в доме. А теперь он честно загнется на улице. Кровь текла, если и не рекой, то вполне себе ручейком, голова кружилась, черная тварь потирала лапки. Клоун сел на автобусной остановке, пожевал снега — дико хотелось пить — и закрыл глаза. «А что до той, кто стоит за плечом — перед нею мы все равны». Вот, уже кто—то обо мне плачет… Клоун через силу приоткрыл один глаз — какая сволочь отвлекает его от смерти?
Та самая давешняя девчонка, пошатываясь и скуля, брела по серому снегу. В джинсовой рубашке, какой—то юбочке, босоножках. С тощих рук капала темная кровь. Вот дура—то, еб твою мать! Вот дура!!! Откуда силы взялись — за секунды сорваться с ледяной остановки, поймать девицу в охапку, порвать рукава рубашки и наложить жгуты на повдоль — кто только подсказал идиотке — перерезанные вены. Девчонка ревела навзрыд и пыталась вырваться. Хренушки. Пришлось сначала макнуть лицом в снег, а потом обнять, так чтобы косточки захрустели. Она подняла остроносую мордочку, кажется собираясь укусить своего спасителя — и узнала его. Клоун чмокнул ее в макушку и сел на снег. «Вызывай скорую» — просипел он, расхохотался, добавил шепотком «Дура» и грохнулся в обморок…
P.S. Мнение автора рассказа никоим образом не совпадает с умонастроением и выходками героев.
© Вероника Батхен, 2001
[ADDED=Sapa]1083834499[/ADDED]
Я над предыдущей сказкой даже носом пошмыгала, поэтому
Еще одна ее же сказка...
Вероника Батхен http://nikab.narod.ru/tales/index.html
Сказка о противофазе
За одним человеком ходило счастье. Долго ходило. То на цыпочках, то вприпрыжку, то в тяжелых ботинках, то вообще босиком. А человек счастье в упор не видел. И ведь вроде бы умный, внимательный – любую примету на глаз подберет, всякую бочку позатыкает, мимо лужи не промахнется... А в сторону счастья хоть бы раз плюнул.
Что тут поделать? Бедное счастье то в пух и перья рядилось, то в смоле валялось – авось прилипнет, даже груздем звалось – да в кузовок не брали.
Другие человеки, не будь дураками, лапы тянули, подманивали. Золотые горы сулили, место сыра в масленке и коттедж в Переделкино... Только на хрена счастью такое счастье. Оно, понимаешь ли, преданное да верное.
Исхудало наше счастье, осунулось, попивать стало. Под окнами у человека ночами мокло, в подъезде днями стояло. И в конце концов простудилось и померло.
Похоронили счастье друзья-товарищи, некролог в газету написали – так мол и так.
На могилке выросла земляника, большая-пребольшая. Мышка бежала, хвостиком махнула, ягоды собрала и человеку принесла. Тому самому, за которым счастье ходило.
Человек съел подарок и был очень счастлив, потому что больше всего на свете любил свежую землянику. А найти свое счастье отродясь не хотел.
© Вероника Батхен, 2002
N
NeSapa
Гость
Ведьмино зеркало
Соня Троицкая
Давно это было. Жила в одной деревне девушка Марьяна. Ничем особенным она не отличалась от других – была она добрая и работящая, да только вот беда – так нехороша собой была Марьяшка, что и парни, и девки частенько над ней насмехались. И в самом деле, было над чем посмеяться – ушки из-под косынки врастопыр, ножки колесом, походочка вразвалочку, косичка – "мышиный хвостик", носик картошкой да еще веснушки по всему лицу! Не смотрели на Марьяшку женихи, зато девушки охотно звали на посиделки – рядом с ней любая другая казалась писаной красавицей! Горевала Марьяшка, больше дома сидела да в огороде копалась – подальше от злых глаз и языков. А если за водой идти надо было – то шла робко, краем дороги, под густыми ветками сирени.
Наступил день Ивана Купалы. Собрались парни и девушки на поляну – хороводы водить да костры жечь. Стали и Марьяшку звать, да та отказывалась: "Опять дразнить меня будете!" "Не будем, – пообещали девушки, – праздник ведь! Али мы совсем уж бессердечные?!" Поверила им Марьяшка, и пошла вместе со всеми на поляну.
Пока светло было, парни и девушки водили хороводы, и никто не обижал дурнушку Марьяну. Повеселела она, заулыбалась, запела вместе со всеми, и голос ее зазвенел, как серебряный колокольчик. А как стемнело, разложили парни большой костер, и начали прыгать через него, взявшись за руки с кем-то из девушек. Конечно, чаще всего в пару брали Сашеньку – первую красавицу в деревне. Другие девушки тоже не стояли в сторонке. Только Марьяшка одиноко топталась возле костра. Никто не захотел прыгать с ней. "Но ведь должно же, должно случиться чудо!" - думала Марьяшка, комкая в руках край платка. И вдруг кто-то схватил ее за руку, и они побежали к костру. Было темно, и Марьяшка не рассмотрела, кто это из парней. Но едва они вбежали в круг света, очерченный пламенем, как девчонки прыснули: "Сенька Марьяшку взял!" Парень тут же разжал руку, и бросив Марьяну, побежал назад, искать другую девушку.
Марьяшка развернулась и пошла прочь. И стало ей так горько, что другие веселятся, а над ней только потешаются. Шла она одна по лесной тропинке в деревню, плакала и вытирала рукавом слезы. Тропинку она хорошо знала, и не боялась ходить по ней даже ночью. К тому же на небо вышла луна, и стало не так темно. Вдруг видит – у края тропинки не то коряга торчит, не то человек стоит. Подошла ближе Марьяшка, видит – старушка, совсем дряхленькая, с трудом на ногах держится, на клюку опирается. Удивилась Марьяшка:
– Откуда ты, бабушка? Что в лесу делаешь? Давай помогу тебе, доведу до деревни!
– Спасибо, красавица, – отвечает старушка, – только в деревню мне не надобно. Ступай, не тревожься обо мне.
– Да какая ж я красавица, – в сердцах воскликнула Марьяшка, – когда все парни мной брезгают, за руку взять стесняются, да девки смеются...
– Дай-ка посмотрю, милая... Вовсе не дурна ты собой. А то над чем смеются – невеликая беда, легко поправить можно.
– Бабушка, миленькая, помоги – век тебя не забуду! Мне так хотелось бы, чтобы ребята меня не сторонились!
– Помогу, пожалуй. Только обещай все выполнить точно так, как я скажу.
– Конечно, обещаю! – с радостью ответила Марьяшка.
– Дам я тебе зеркальце. Не простое оно, а волшебное... И если хочешь красавицей стать, то три года ни в чем другом на свое отражение не смотрись, а только в него. И когда воду брать будешь, не смотри в ведро, а закрывай глаза. Если ты хоть раз увидишь свое отражение не в моем зеркальце за эти три года – пропадет твоя красота, а выдержишь – навсегда останется. И смотри, никому в эти три года про зеркальце не сказывай...
Поблагодарила Марьяшка добрую старушку, взяла зеркальце, поклонилась в пояс и побежала в деревню. Дома зажгла свечку, посмотрелась в старушкино зеркало и ахнула – вроде бы и себя увидала, а вроде и нет: и брови чернее, и волосы пышнее стали, и нос не картошкой, а просто слегка вздернутый, да и веснушки почти не видны. Счастливая, легла спать Марьяшка, а от обиды на ребят и следа не осталось.
Наутро она первым делом снова бросилась к зеркальцу – уж не приснилось ли ей всё. Ан нет – зеркальце на месте, и она вновь увидала свое лицо красивым, как и вчера вечером. С радостью принялась Марьяшка за свою обычную работу. Отец с матерью даже удивились – так споро она все делала по дому, так весело пела! Давно они не видели свою дочь такой счастливой! А у Марьяшки одна мысль в голове крутилась – как бы снова на себя посмотреть, хоть одним глазком! Но она помнила слова старушки, и ни во что не смотрелась. "Ничего, думала Марьяшка, – вот потерплю три года, а потом буду все время на себя любоваться!" И ступала она теперь по улице гордо, словно Сашенька, уверенная в своей красоте. Парни и девушки сперва удивлялись произошедшей в ней перемене, но затем привыкли и перестали сторониться Марьяшки. Да и насмешки ее больше не задевали – значит, и смеяться над ней перестали.
Шло время, закончилось лето, наступила осень и за ней - долгая зима. И позвали девушки Марьяшку на святочные гадания. Стала она отказываться, но девушки засмеялись: что же это ты? Неужто не хочешь узнать о своем суженом? Неужто хочешь вековухой прожить? Пришлось Марьяшке согласиться. Пока девушки за ворота валенок кидали, дрова из поленницы вытаскивали, да выбегали на крыльцо послушать не едет ли милый – Марьяна вместе с ними веселилась, а когда поставили они два зеркала друг против друга, ожидая увидеть образ будущего жениха, то Марьяна наотрез отказалась даже войти в ту комнату. Девушки попытались ее даже силком затащить, Но та уперлась изо всех сил. "Нельзя мне, подружки. Никак нельзя!" – повторяла она. Стали девушки выпытывать – отчего, но Марьяна помнила запрет старушки и не призналась. "Трусиха ты! – сказали девушки, – просто испугалась!" "Пусть так," – покорно согласилась Марьяна.
А по весне появились в их деревне мужик и молодой парень. Откуда взялись – никто не знал. Просто приехали утром на старой телеге, запряженной такой же старой лошаденкой. Посмотрел мужик с пригорка на деревню, на лес, на извилистый берег реки и сказал своему молодому спутнику: "Вот здесь, сын, мы и останемся. Доброе место." Пришли они к деревенскому старосте и сказали, что хотят обосноваться.
– Живите, коли вы добрые люди. У реки дом старухи Прокопьевны год как забит, с тех пор как она преставилась. Ведьмой была, прости господи!
– Благодарю, – сказал отец.
– Спасибо, – ответил сын, – мы с отцом люди честные, ведьма нам не страшна.
– И хорошо. А там уж – как обживетесь.
Едва отец с сыном вышли, как забранилась жена старосты:
– Что же ты неизвестно кому приют даешь! Вид-то у отца суров больно: и шрам через все лицо, и взгляд из-под бровей волчий, и руки черные, заскорузлые... Не иначе каторжанин беглый! А парень – может, и не сын ему вовсе...
– Поживем – увидим, – ответил староста, – а что ты у меня баба опасливая, так это я знаю.
– Да еще про дом этот ведьмин сказал, чтоб ему провалиться!
На это староста ничего не ответил. Видимо, была у него какая-то задумка. Однако длинный язык у его жены был, и вскоре вся деревня узнала, что приехал жить в дом Прокопьевны страшный человек. Впрочем, приезжего и так побаивались: на слова тот был скуп да нелюдим. Но работали они с сыном много: и крышу дома Прокопьевны залатали, и деревенским помогали. Однако несмотря на их работу честную, и на то, что и Михалыч (так звали приезжего), и сын его Данила каждое воскресенье ходили в деревенскую церковь, закрепилась за ними слава колдунов, наверное, наследованная от дома Прокопьевны.
Марьяшка сочувствовала приезжим – уж кому, как не ей, знать, каково это – быть не такой, как все! Однажды, когда только поспели в их саду первые летние яблоки, стала она просить отца:
– Разреши, батюшка, отнесу яблочек Михалычу и Даниле! У Прокопьевны ведь не было сада, значит, не скоро у них свои будут – они ведь только посадили яблони.
– А не боишься? – спросила мать.
– Вовсе нет! Они не злые люди. Однажды весной я за водой шла, и упала с коромыслом. Так Михалыч все видел, он и воды набрал, и ведра мне до дома донес. А Данилу я никогда не видела, чтобы он с другими парнями озорничал.
– Ступай дочка, – разрешил отец, – только быстро: одна нога там, другая здесь!
Набрала Марьяшка яблок в корзинку, прикрыла листьями и пошла к дому Прокопьевны. Встретил ее Михалыч, улыбается в усы:
– Что, молодуха, за приворотным зельем к колдуну пожаловала?
– Вовсе нет, – ответила Марьяна, – принесла вам яблок свежих. Вот, отведайте.
– Вот спасибо, красавица. Наш-то сад когда еще вырастет...
"Михалыч меня не видел раньше, дурнушкою, – думала Марьяшка по пути домой, – а сейчас красавицей зовет. И впрямь, волшебное зеркальце дала мне старушка!"
Понравилась Даниле доброта Марьяны. Стал он на нее поглядывать, и в поле нет-нет да и перейдет к ней поближе, помогает, как бы случайно рядом оказался.
Долго ли коротко ли, а когда заговорил отец о том, что пора бы Даниле хозяйку в дом взять, то сын ответил: "Лучшей хозяюшки, чем Марьяна, я и желать не могу!" Да и Марьяниным родителям Данила по душе пришелся.
Дело шло к свадьбе. Однажды Данила спросил:
– Заметил я, душа моя, что и к тебе другие девушки и ребята относятся иначе, чем друг к другу. Ко мне понятно - я приезжий, да и у отца моего жизнь трудная была, нелюдим он стал. Но ты - и девушка милая, и живешь тут с рождения...
– Я бы рассказала тебе все, Данилушка, да не велено. Три года тайну хранить надо. Срок уж кончается, после Ивана Купалы всё узнаешь, – ответила Марьяна.
Так и случилось. Наутро после Ивана Купалы рассказала Марьяна Даниле про старушкино зеркальце.
– Покажи мне его! – засмеялся Данила, – вдруг я и себя красавцем увижу?
– Для меня ты и так пригож, незачем! – воспротивилась Марьяшка. Но разве устоишь, когда любимый человек просит? Пошла она в свою светелку, открыла сундучок, где зеркальце хранила, а там – простая деревяшка лежит! Заплакала тогда девушка, а Данила стал ее утешать:
– Не горюй, душа моя! Три года, как старушка сказала, прошли, вот и ушло волшебное зеркальце. Зато ты теперь в любое другое смотреться можешь. Вот поедем мы с отцом на ярмарку – я куплю тебе в подарок зеркало еще лучше твоего!
Утерла Марьяшка слезы. А когда Данила, как обещал, привез ей с ярмарки зеркальце, глянула на себя и аж ахнула:
– Обманула меня старая ведьма! Ничто не изменилось – и веснушки на месте, и нос картошкой, и эти уши ужасные так и торчат, как лопухи!
– А я-то и не заметил! – рассмеялся Данила, – смотрел я на тебя, и замечал нрав твой добрый да веселый, работу бойкую, песню звонкую… За то и полюбилась ты мне, Марьяна. А по зеркалу не горюй, старушке той спасибо скажи…
Так Марьяшка и решила сделать. Когда настал вечер, собралась в лес и решила: ноги сами найдут старую колдунью.
Совсем немного прошла она по тропинке, когда увидела ее.
– Здравствуй, бабушка, – ласково сказала Марьяшка, – прости, не могу вернуть тебе твоего зеркальца – оборотилось оно в деревяшку…
– А пришла тогда зачем?
– Спасибо тебе сказать сердечное.
– Эгей, дожила я, чтоб лешачиху благодарили! Это злая проделка, девка, была. Зеркало-то я тебе заговоренное дала, да заговор на него такой был сделан: чтобы видела ты себя пригожей, на самом деле оставаясь такой же дурнушкой, как и раньше. Думала я – три года над тобой потешаться станут пуще прежнего, если выдержишь конечно, и нигде больше свое отражение не увидишь.
– Вот и выдержала я, бабушка! И потешаться надо мной за эти три года перестали, и жениха я нашла любимого…
– Так вот и ступай! Ступай к нему, к жениху! И не докучай мне больше, а то и впрямь злую проделку выкину!!! – взвизгнула лешачиха и захохотала.
Со всех ног припустила Марьяшка к деревне, где в окнах ласково теплились огоньки.
Вскоре после этого и свадьбу сыграли. Вся деревня веселилась, и много лет прожили Данила с Марьяной в доброте и согласии. А про ведьмино зеркало Марьяна внучкам своим рассказала. Но те не поверили – ведь такой милой и славной бабушки, как у них, больше ни у кого нет на целом свете! И зачем ей какое-то заговоренное зеркало?
http://ecoultur.narod.ru/sonya_01.html
Соня Троицкая
Давно это было. Жила в одной деревне девушка Марьяна. Ничем особенным она не отличалась от других – была она добрая и работящая, да только вот беда – так нехороша собой была Марьяшка, что и парни, и девки частенько над ней насмехались. И в самом деле, было над чем посмеяться – ушки из-под косынки врастопыр, ножки колесом, походочка вразвалочку, косичка – "мышиный хвостик", носик картошкой да еще веснушки по всему лицу! Не смотрели на Марьяшку женихи, зато девушки охотно звали на посиделки – рядом с ней любая другая казалась писаной красавицей! Горевала Марьяшка, больше дома сидела да в огороде копалась – подальше от злых глаз и языков. А если за водой идти надо было – то шла робко, краем дороги, под густыми ветками сирени.
Наступил день Ивана Купалы. Собрались парни и девушки на поляну – хороводы водить да костры жечь. Стали и Марьяшку звать, да та отказывалась: "Опять дразнить меня будете!" "Не будем, – пообещали девушки, – праздник ведь! Али мы совсем уж бессердечные?!" Поверила им Марьяшка, и пошла вместе со всеми на поляну.
Пока светло было, парни и девушки водили хороводы, и никто не обижал дурнушку Марьяну. Повеселела она, заулыбалась, запела вместе со всеми, и голос ее зазвенел, как серебряный колокольчик. А как стемнело, разложили парни большой костер, и начали прыгать через него, взявшись за руки с кем-то из девушек. Конечно, чаще всего в пару брали Сашеньку – первую красавицу в деревне. Другие девушки тоже не стояли в сторонке. Только Марьяшка одиноко топталась возле костра. Никто не захотел прыгать с ней. "Но ведь должно же, должно случиться чудо!" - думала Марьяшка, комкая в руках край платка. И вдруг кто-то схватил ее за руку, и они побежали к костру. Было темно, и Марьяшка не рассмотрела, кто это из парней. Но едва они вбежали в круг света, очерченный пламенем, как девчонки прыснули: "Сенька Марьяшку взял!" Парень тут же разжал руку, и бросив Марьяну, побежал назад, искать другую девушку.
Марьяшка развернулась и пошла прочь. И стало ей так горько, что другие веселятся, а над ней только потешаются. Шла она одна по лесной тропинке в деревню, плакала и вытирала рукавом слезы. Тропинку она хорошо знала, и не боялась ходить по ней даже ночью. К тому же на небо вышла луна, и стало не так темно. Вдруг видит – у края тропинки не то коряга торчит, не то человек стоит. Подошла ближе Марьяшка, видит – старушка, совсем дряхленькая, с трудом на ногах держится, на клюку опирается. Удивилась Марьяшка:
– Откуда ты, бабушка? Что в лесу делаешь? Давай помогу тебе, доведу до деревни!
– Спасибо, красавица, – отвечает старушка, – только в деревню мне не надобно. Ступай, не тревожься обо мне.
– Да какая ж я красавица, – в сердцах воскликнула Марьяшка, – когда все парни мной брезгают, за руку взять стесняются, да девки смеются...
– Дай-ка посмотрю, милая... Вовсе не дурна ты собой. А то над чем смеются – невеликая беда, легко поправить можно.
– Бабушка, миленькая, помоги – век тебя не забуду! Мне так хотелось бы, чтобы ребята меня не сторонились!
– Помогу, пожалуй. Только обещай все выполнить точно так, как я скажу.
– Конечно, обещаю! – с радостью ответила Марьяшка.
– Дам я тебе зеркальце. Не простое оно, а волшебное... И если хочешь красавицей стать, то три года ни в чем другом на свое отражение не смотрись, а только в него. И когда воду брать будешь, не смотри в ведро, а закрывай глаза. Если ты хоть раз увидишь свое отражение не в моем зеркальце за эти три года – пропадет твоя красота, а выдержишь – навсегда останется. И смотри, никому в эти три года про зеркальце не сказывай...
Поблагодарила Марьяшка добрую старушку, взяла зеркальце, поклонилась в пояс и побежала в деревню. Дома зажгла свечку, посмотрелась в старушкино зеркало и ахнула – вроде бы и себя увидала, а вроде и нет: и брови чернее, и волосы пышнее стали, и нос не картошкой, а просто слегка вздернутый, да и веснушки почти не видны. Счастливая, легла спать Марьяшка, а от обиды на ребят и следа не осталось.
Наутро она первым делом снова бросилась к зеркальцу – уж не приснилось ли ей всё. Ан нет – зеркальце на месте, и она вновь увидала свое лицо красивым, как и вчера вечером. С радостью принялась Марьяшка за свою обычную работу. Отец с матерью даже удивились – так споро она все делала по дому, так весело пела! Давно они не видели свою дочь такой счастливой! А у Марьяшки одна мысль в голове крутилась – как бы снова на себя посмотреть, хоть одним глазком! Но она помнила слова старушки, и ни во что не смотрелась. "Ничего, думала Марьяшка, – вот потерплю три года, а потом буду все время на себя любоваться!" И ступала она теперь по улице гордо, словно Сашенька, уверенная в своей красоте. Парни и девушки сперва удивлялись произошедшей в ней перемене, но затем привыкли и перестали сторониться Марьяшки. Да и насмешки ее больше не задевали – значит, и смеяться над ней перестали.
Шло время, закончилось лето, наступила осень и за ней - долгая зима. И позвали девушки Марьяшку на святочные гадания. Стала она отказываться, но девушки засмеялись: что же это ты? Неужто не хочешь узнать о своем суженом? Неужто хочешь вековухой прожить? Пришлось Марьяшке согласиться. Пока девушки за ворота валенок кидали, дрова из поленницы вытаскивали, да выбегали на крыльцо послушать не едет ли милый – Марьяна вместе с ними веселилась, а когда поставили они два зеркала друг против друга, ожидая увидеть образ будущего жениха, то Марьяна наотрез отказалась даже войти в ту комнату. Девушки попытались ее даже силком затащить, Но та уперлась изо всех сил. "Нельзя мне, подружки. Никак нельзя!" – повторяла она. Стали девушки выпытывать – отчего, но Марьяна помнила запрет старушки и не призналась. "Трусиха ты! – сказали девушки, – просто испугалась!" "Пусть так," – покорно согласилась Марьяна.
А по весне появились в их деревне мужик и молодой парень. Откуда взялись – никто не знал. Просто приехали утром на старой телеге, запряженной такой же старой лошаденкой. Посмотрел мужик с пригорка на деревню, на лес, на извилистый берег реки и сказал своему молодому спутнику: "Вот здесь, сын, мы и останемся. Доброе место." Пришли они к деревенскому старосте и сказали, что хотят обосноваться.
– Живите, коли вы добрые люди. У реки дом старухи Прокопьевны год как забит, с тех пор как она преставилась. Ведьмой была, прости господи!
– Благодарю, – сказал отец.
– Спасибо, – ответил сын, – мы с отцом люди честные, ведьма нам не страшна.
– И хорошо. А там уж – как обживетесь.
Едва отец с сыном вышли, как забранилась жена старосты:
– Что же ты неизвестно кому приют даешь! Вид-то у отца суров больно: и шрам через все лицо, и взгляд из-под бровей волчий, и руки черные, заскорузлые... Не иначе каторжанин беглый! А парень – может, и не сын ему вовсе...
– Поживем – увидим, – ответил староста, – а что ты у меня баба опасливая, так это я знаю.
– Да еще про дом этот ведьмин сказал, чтоб ему провалиться!
На это староста ничего не ответил. Видимо, была у него какая-то задумка. Однако длинный язык у его жены был, и вскоре вся деревня узнала, что приехал жить в дом Прокопьевны страшный человек. Впрочем, приезжего и так побаивались: на слова тот был скуп да нелюдим. Но работали они с сыном много: и крышу дома Прокопьевны залатали, и деревенским помогали. Однако несмотря на их работу честную, и на то, что и Михалыч (так звали приезжего), и сын его Данила каждое воскресенье ходили в деревенскую церковь, закрепилась за ними слава колдунов, наверное, наследованная от дома Прокопьевны.
Марьяшка сочувствовала приезжим – уж кому, как не ей, знать, каково это – быть не такой, как все! Однажды, когда только поспели в их саду первые летние яблоки, стала она просить отца:
– Разреши, батюшка, отнесу яблочек Михалычу и Даниле! У Прокопьевны ведь не было сада, значит, не скоро у них свои будут – они ведь только посадили яблони.
– А не боишься? – спросила мать.
– Вовсе нет! Они не злые люди. Однажды весной я за водой шла, и упала с коромыслом. Так Михалыч все видел, он и воды набрал, и ведра мне до дома донес. А Данилу я никогда не видела, чтобы он с другими парнями озорничал.
– Ступай дочка, – разрешил отец, – только быстро: одна нога там, другая здесь!
Набрала Марьяшка яблок в корзинку, прикрыла листьями и пошла к дому Прокопьевны. Встретил ее Михалыч, улыбается в усы:
– Что, молодуха, за приворотным зельем к колдуну пожаловала?
– Вовсе нет, – ответила Марьяна, – принесла вам яблок свежих. Вот, отведайте.
– Вот спасибо, красавица. Наш-то сад когда еще вырастет...
"Михалыч меня не видел раньше, дурнушкою, – думала Марьяшка по пути домой, – а сейчас красавицей зовет. И впрямь, волшебное зеркальце дала мне старушка!"
Понравилась Даниле доброта Марьяны. Стал он на нее поглядывать, и в поле нет-нет да и перейдет к ней поближе, помогает, как бы случайно рядом оказался.
Долго ли коротко ли, а когда заговорил отец о том, что пора бы Даниле хозяйку в дом взять, то сын ответил: "Лучшей хозяюшки, чем Марьяна, я и желать не могу!" Да и Марьяниным родителям Данила по душе пришелся.
Дело шло к свадьбе. Однажды Данила спросил:
– Заметил я, душа моя, что и к тебе другие девушки и ребята относятся иначе, чем друг к другу. Ко мне понятно - я приезжий, да и у отца моего жизнь трудная была, нелюдим он стал. Но ты - и девушка милая, и живешь тут с рождения...
– Я бы рассказала тебе все, Данилушка, да не велено. Три года тайну хранить надо. Срок уж кончается, после Ивана Купалы всё узнаешь, – ответила Марьяна.
Так и случилось. Наутро после Ивана Купалы рассказала Марьяна Даниле про старушкино зеркальце.
– Покажи мне его! – засмеялся Данила, – вдруг я и себя красавцем увижу?
– Для меня ты и так пригож, незачем! – воспротивилась Марьяшка. Но разве устоишь, когда любимый человек просит? Пошла она в свою светелку, открыла сундучок, где зеркальце хранила, а там – простая деревяшка лежит! Заплакала тогда девушка, а Данила стал ее утешать:
– Не горюй, душа моя! Три года, как старушка сказала, прошли, вот и ушло волшебное зеркальце. Зато ты теперь в любое другое смотреться можешь. Вот поедем мы с отцом на ярмарку – я куплю тебе в подарок зеркало еще лучше твоего!
Утерла Марьяшка слезы. А когда Данила, как обещал, привез ей с ярмарки зеркальце, глянула на себя и аж ахнула:
– Обманула меня старая ведьма! Ничто не изменилось – и веснушки на месте, и нос картошкой, и эти уши ужасные так и торчат, как лопухи!
– А я-то и не заметил! – рассмеялся Данила, – смотрел я на тебя, и замечал нрав твой добрый да веселый, работу бойкую, песню звонкую… За то и полюбилась ты мне, Марьяна. А по зеркалу не горюй, старушке той спасибо скажи…
Так Марьяшка и решила сделать. Когда настал вечер, собралась в лес и решила: ноги сами найдут старую колдунью.
Совсем немного прошла она по тропинке, когда увидела ее.
– Здравствуй, бабушка, – ласково сказала Марьяшка, – прости, не могу вернуть тебе твоего зеркальца – оборотилось оно в деревяшку…
– А пришла тогда зачем?
– Спасибо тебе сказать сердечное.
– Эгей, дожила я, чтоб лешачиху благодарили! Это злая проделка, девка, была. Зеркало-то я тебе заговоренное дала, да заговор на него такой был сделан: чтобы видела ты себя пригожей, на самом деле оставаясь такой же дурнушкой, как и раньше. Думала я – три года над тобой потешаться станут пуще прежнего, если выдержишь конечно, и нигде больше свое отражение не увидишь.
– Вот и выдержала я, бабушка! И потешаться надо мной за эти три года перестали, и жениха я нашла любимого…
– Так вот и ступай! Ступай к нему, к жениху! И не докучай мне больше, а то и впрямь злую проделку выкину!!! – взвизгнула лешачиха и захохотала.
Со всех ног припустила Марьяшка к деревне, где в окнах ласково теплились огоньки.
Вскоре после этого и свадьбу сыграли. Вся деревня веселилась, и много лет прожили Данила с Марьяной в доброте и согласии. А про ведьмино зеркало Марьяна внучкам своим рассказала. Но те не поверили – ведь такой милой и славной бабушки, как у них, больше ни у кого нет на целом свете! И зачем ей какое-то заговоренное зеркало?
http://ecoultur.narod.ru/sonya_01.html
N
NeSapa
Гость
Линор Горалик
вот отсюда взято - http://www.geocities.com/linorg/martin2.html
Вторая сказка о слоне из пяти!!
Мартин не беспокоится
вот отсюда взято - http://www.geocities.com/linorg/martin2.htmlВторая сказка о слоне из пяти!!
Мартин не беспокоится
Катичке Андреевой - как и все сказки про Мартина.
Глава 1
- Мартин, да не шебуршись ты, ради всего святого, хоть две минуты! - простонал Джереми. Край носка соскользнул и окунулся в чашку со сладким чаем. Джереми взвыл.
- Да уж недолго вам меня терпеть осталось, - хмуро заметил Мартин. - Еще дня два, от силы три. Состояние мое ухудшается час от часу. Сегодня утром я уже не сумел одолеть тост с джемом. Если все пойдет подобным образом, то меня добьет не недуг, но голод. А уж тогда я буду лежать смирно, как хороший зайчик, и все желающие смогут терзать меня и мучить, сколько угодно. Мне же будет все равно. Душа моя перестанет страдать в бренном теле и воспарит к… Словом, воспарит. Уж потерпите, дорогие близкие, чего там.
- Я подозреваю, что доконает тебя не недуг, а мы, - сказал Лу, двумя пальцами откидывая пропитанный чаем длинный шерстяной носок в мусорное ведро и сменяя брата на посту у постели больного. - Если я сейчас ненароком затяну носок слишком туго и кое-кто случайно испустит дух, я, кажется, испытаю сильное облегчение. - Давай, давай, - Марин закатил глаза. - Пока ты молод и полон сил, все готовы кататься на тебе верхом и развлекаться глупыми розыгрышами с подменой джема кетчупом. Когда же ты стар и немощен…
- Слушай, - сказал Лу, - с кетчупом все было всего три дня назад.
- Страдания, - обиженно сказал Мартин, - всякого сделают дряхлым не по годам.
- Кажется, получилось, - с облегчением вздохнул Лу, отступив на пару шагов назад и придирчиво оглядывая компресс на шее Мартина: под длинным шерстяным носком, играющим роль шарфа, находилась вата, пропитанная водкой. От Мартина шел хороший рабочий дух.
- Я задыхаюсь, - укоризненно сказал Мартин.
Лу подошел к слону и подсунул палец под повязку. Палец проходил свободно.
- Ты бессовестный симулянт, - сказал Лу.
- Я подозреваю, что он вообще не болеeт, - недоверчиво сказал Джереми, - он просто хотел завладеть приставкой.
- Я попрошу, - нервно сказал Мартин и покрепче сжал пульт от игровой приставки в передних лапах. - Не надо меня демонизировать.
- Лу, тебе пора делать уроки, - вздохнул Джереми, - Мартин, ради бога, не зови нас хоть десять минут.
- Разве что я буду совсем при смерти, - мученически вздохнул Мартин. - Правда, я могу пропустить момент, после которого будет уже поздно. Но, по крайней мере, я буду знать, что не потревожил тех, кто…
- Мартин! - хором взвыли Лу и Джереми, ретируясь из собственной комнаты, на время болезни Мартина превращенной в лазарет. Подождав, пока их шаги удалятся, Мартин быстро вылез из-под одеяла и по маленькой лесенке добрался до самого верха книжной полки. Надо сказать, что видеоприставка за два дня болезни успела порядочно ему надоесть, и он предпочел бы хорошую книгу. Но признаться в этом означало бы уступить приставку остальным обитателям Дома с Одной Колонной, а Мартин намеревался на правах больного безраздельно владеть ей еще хотя бы денек-другой.
Когда-то очень давно Мартина звали не Мартином, а «Пробиркой Семь», потому что на самом деле он был создан в далекой индийской лаборатории, занимающейся проблемами клонирования. В этой лаборатории работали мама и папа обитателей Дома с Одной Колонной, и эти самые обитатели видели своих маму и папу не слишком-то часто. Но все равно они были самой настоящей семьей, очень хорошей семьей - Ида, Марк, Джереми и Лу. Марк был самым старшим - ему было двадцать пять лет, и он работал оформителем витрин в одном огромном магазине. Но главой семьи, если честно, все-таки была его сестра Ида - она работала учительницей, была девушкой ответственной и следила за тем, чтобы братья вели себя «как приличные люди». Ну, а Джереми и Лу были самыми маленькими - Джереми было всего шесть, а Лу - восемь, но они оба учились в третьем классе. Да и вообще Джереми был взрослым не по годам, и иногда окружающим очень хотелось, чтобы он хоть некоторое время вел себя просто как маленький мальчик, а не как юный математический гений, состоящий в переписке с двумя профессорами из Оксфорда и одним доцентом из Казанского государственного университета. Его книги стояли вместе с книгами Иды и Марка на самых верхних полках, в то время как на нижних располагалась «всякая детская белиберда», как ее презрительно называл Джереми. Мартин поднялся на цыпочки - он был совсем маленьким слоном, размером примерно с кошку, если не начинал волноваться, - и попытался дотянуться до шестого тома собрания сочинений Льва Толстого. Книга, зажатая третьим и одиннадцатым томами, не поддавалась, да и носок, повязанный вокруг шеи Мартина, несколько ограничивал свободу движений. Тогда Мартин подложил себе под ноги пару других книжек, с усилием выдвинул желанный том - и прямо за ним увидел большие круглые глаза. От неожиданности и ужаса Мартин закачался, лесенка вылетела у него из под ног и он повис, держась за верхнюю полку.
- Куку - печально сказали Глаза.
Мартин рухнул вниз.
Продолжение там же http://www.geocities.com/linorg/martin2.html
Глава 1
- Мартин, да не шебуршись ты, ради всего святого, хоть две минуты! - простонал Джереми. Край носка соскользнул и окунулся в чашку со сладким чаем. Джереми взвыл.
- Да уж недолго вам меня терпеть осталось, - хмуро заметил Мартин. - Еще дня два, от силы три. Состояние мое ухудшается час от часу. Сегодня утром я уже не сумел одолеть тост с джемом. Если все пойдет подобным образом, то меня добьет не недуг, но голод. А уж тогда я буду лежать смирно, как хороший зайчик, и все желающие смогут терзать меня и мучить, сколько угодно. Мне же будет все равно. Душа моя перестанет страдать в бренном теле и воспарит к… Словом, воспарит. Уж потерпите, дорогие близкие, чего там.
- Я подозреваю, что доконает тебя не недуг, а мы, - сказал Лу, двумя пальцами откидывая пропитанный чаем длинный шерстяной носок в мусорное ведро и сменяя брата на посту у постели больного. - Если я сейчас ненароком затяну носок слишком туго и кое-кто случайно испустит дух, я, кажется, испытаю сильное облегчение. - Давай, давай, - Марин закатил глаза. - Пока ты молод и полон сил, все готовы кататься на тебе верхом и развлекаться глупыми розыгрышами с подменой джема кетчупом. Когда же ты стар и немощен…
- Слушай, - сказал Лу, - с кетчупом все было всего три дня назад.
- Страдания, - обиженно сказал Мартин, - всякого сделают дряхлым не по годам.
- Кажется, получилось, - с облегчением вздохнул Лу, отступив на пару шагов назад и придирчиво оглядывая компресс на шее Мартина: под длинным шерстяным носком, играющим роль шарфа, находилась вата, пропитанная водкой. От Мартина шел хороший рабочий дух.
- Я задыхаюсь, - укоризненно сказал Мартин.
Лу подошел к слону и подсунул палец под повязку. Палец проходил свободно.
- Ты бессовестный симулянт, - сказал Лу.
- Я подозреваю, что он вообще не болеeт, - недоверчиво сказал Джереми, - он просто хотел завладеть приставкой.
- Я попрошу, - нервно сказал Мартин и покрепче сжал пульт от игровой приставки в передних лапах. - Не надо меня демонизировать.
- Лу, тебе пора делать уроки, - вздохнул Джереми, - Мартин, ради бога, не зови нас хоть десять минут.
- Разве что я буду совсем при смерти, - мученически вздохнул Мартин. - Правда, я могу пропустить момент, после которого будет уже поздно. Но, по крайней мере, я буду знать, что не потревожил тех, кто…
- Мартин! - хором взвыли Лу и Джереми, ретируясь из собственной комнаты, на время болезни Мартина превращенной в лазарет. Подождав, пока их шаги удалятся, Мартин быстро вылез из-под одеяла и по маленькой лесенке добрался до самого верха книжной полки. Надо сказать, что видеоприставка за два дня болезни успела порядочно ему надоесть, и он предпочел бы хорошую книгу. Но признаться в этом означало бы уступить приставку остальным обитателям Дома с Одной Колонной, а Мартин намеревался на правах больного безраздельно владеть ей еще хотя бы денек-другой.
Когда-то очень давно Мартина звали не Мартином, а «Пробиркой Семь», потому что на самом деле он был создан в далекой индийской лаборатории, занимающейся проблемами клонирования. В этой лаборатории работали мама и папа обитателей Дома с Одной Колонной, и эти самые обитатели видели своих маму и папу не слишком-то часто. Но все равно они были самой настоящей семьей, очень хорошей семьей - Ида, Марк, Джереми и Лу. Марк был самым старшим - ему было двадцать пять лет, и он работал оформителем витрин в одном огромном магазине. Но главой семьи, если честно, все-таки была его сестра Ида - она работала учительницей, была девушкой ответственной и следила за тем, чтобы братья вели себя «как приличные люди». Ну, а Джереми и Лу были самыми маленькими - Джереми было всего шесть, а Лу - восемь, но они оба учились в третьем классе. Да и вообще Джереми был взрослым не по годам, и иногда окружающим очень хотелось, чтобы он хоть некоторое время вел себя просто как маленький мальчик, а не как юный математический гений, состоящий в переписке с двумя профессорами из Оксфорда и одним доцентом из Казанского государственного университета. Его книги стояли вместе с книгами Иды и Марка на самых верхних полках, в то время как на нижних располагалась «всякая детская белиберда», как ее презрительно называл Джереми. Мартин поднялся на цыпочки - он был совсем маленьким слоном, размером примерно с кошку, если не начинал волноваться, - и попытался дотянуться до шестого тома собрания сочинений Льва Толстого. Книга, зажатая третьим и одиннадцатым томами, не поддавалась, да и носок, повязанный вокруг шеи Мартина, несколько ограничивал свободу движений. Тогда Мартин подложил себе под ноги пару других книжек, с усилием выдвинул желанный том - и прямо за ним увидел большие круглые глаза. От неожиданности и ужаса Мартин закачался, лесенка вылетела у него из под ног и он повис, держась за верхнюю полку.
- Куку - печально сказали Глаза.
Мартин рухнул вниз.
Продолжение там же http://www.geocities.com/linorg/martin2.html
N
NeSapa
Гость
http://portal.sysadmins.ru/board/viewtopic.php?t=45127 там выложили чудную сказку...
-Что то у нас подозрительно тихо, - заметил глава семейства, заходя в гостиную. -
А где моя любимая девочка? Почему не встречает своего папу?
-Расстроилась она. Сидит в своей комнате плачет, - тихо ответила мать. - В
гостях у сестры были, - со вздохом начала она. - Ну и племяшки Ирис и Лия
понарасказали ребенку сказок про принца на белом коне. Наша и зажглась: "Хочу
принца, да хочу принца..." А эти мерзавки хихикать начали, мол, она мала еще для
принца. Эх! - грустно вздохнула мать. -Да и я еще ненароком... -она виновато
взглянула на мужа. -Я ж не знала к чему дело идет...-в ее глазах заблестела
слезинка. -Так она спросила, есть ли в нашем царстве принцы на белых конях. Я и
сказала, что есть, но все очень старые. Племянницы в хохот, а наша в слезы. До
сих пор успокоиться не может. Пойди, поговори с ней.
-Конечно-конечно, - засуетился отец. - Сейчас и зайду, -он повернулся к двери в
детскую. -Хотя... -остановился он. -У тебя остался кусок пирога? -мать кивнула.
- Дай мне, отнесу ей кусочек сладкого.
В детской комнате царил полумрак. На столике горел, чуть потрескивая маленький
ночник. Отец осторожно прошелся по комнате, стараясь не наступить на
разбросанные игрушки, и тихонько пошевелил сердитый комок, свернувшийся в самом
темном углу.
- Кузнечик! - ласково позвал он.
Из клубка донеслось сердитое ворчание и сопение.
- Лапуля! Папа тебе пирога принес.
- Уходи! - буркнул комок.
- Как, и пирога не хочешь?
Клубок еще туже свернулся под одеялом.
-Ты и с папой поздороваться не хочешь? А папа тебе кое-что интересное
порассказать хотел.
В клубке что-то пропыхтело.
- Ты знаешь, что сегодня делал папа? - отец опустился радом и положил пирог
рядом с одеялом. - Твой папа ездил сегодня по царству-королевству. На восток
ездил, и на запад. Смотрел, кто живет, что делает... - отец выжидательно
посмотрел на клубок, но то не издал не звука.
- И вот проезжал я зеленый лес. Птицы там поют, кролики бегают. А за лесом поле.
А в поле всадники коней выезжают. Смотрю я, вместе с взрослыми мужами маленький
мальчик. Еле до стремени дотягивается. Но хоть и маленький, а все ему кланяются,
слушаются. Ну, думаю я: принц - никак не иначе.
Тут клубок пошевелился и из-под одеяла высунулся маленький любопытный носик.
- Принц? - спросил он.
- Принц! - подтвердил папа. - А еще, в стаде лошадей разглядел я одного
жеребенка. Ну, крошечный - крошечный, беленький -пребеленький! Ни одного
пятнышка!
- А ты меня не обманываешь?
- Ну что ты! Конечно, нет! - улыбнулся отец.
- А почему принц такой маленький? - из кокона одеял наконец то вылезла девочка и
попыталась залезть папе на колени.
-Но и ты ведь не велика. Но каждый год принц будет расти и расти. И его
жеребенок расти будет. И ты расти будешь! - он сделал козу девочке и пощекотал
животик. Она захихикала.
-А что ты еще видел? - она потянулась к пирогу.
-Еще? Еще я видел маленькую девочку - настоящую принцессу.
-А она красивая?
-Очень красивая! И с каждым годом она будет все хорошеть и хорошеть. Ведь будет?
- ласково спросил папа. Девочка кивнула, не выпуская изо рта куска пирога.
-А дальше что будет?
-А дальше, когда принцесса вырастет, слава о ее красоте разнесется по всему
королевству. Поэты будет слагать о ней стихи, а художники писать портреты. И
раз, совершенно случайно, увидит прекрасный принц ее портрет и влюбится. Сядет
он на своего белого коня и поедет к принцессе.
-А потом прилетит дракон и похитит принцессу! - захлопала дочка в ладошки.
-Правильно! А принц поедет ее спасать.
Девочка весело засмеялась. - Какие ты вкусные сказки рассказываешь, папа! А
можно мы Ирис и Лийку пригласим?
-Ты же с ними рассорилась? - улыбнулся отец.
-Я же не вредная, пусть приходят! - ответила девочка. - А правда, говорят, что
прекрасные принцы очень-очень вкусные? - ее длинный черный раздвоенный язычок
облизнул по детски салатовые губки.
-Очень! - подмигнув кроваво-красным глазом, ответил отец. - И белые лошади очень
вкусные. А уж принцессы! Ням-ням! Объедение! И будь уверена, Кузнечик, ты всего
принца обязательно дождешься, - он аккуратно перенес малышку в постель.
-Обещаешь? - дракоша положила моську на хвостик.
-Обещаю!
И поцеловав дочку в зеленый носик, с чувством выполненного долга, огромный
красный дракон величаво вышел из комнаты.
-Что то у нас подозрительно тихо, - заметил глава семейства, заходя в гостиную. -
А где моя любимая девочка? Почему не встречает своего папу?
-Расстроилась она. Сидит в своей комнате плачет, - тихо ответила мать. - В
гостях у сестры были, - со вздохом начала она. - Ну и племяшки Ирис и Лия
понарасказали ребенку сказок про принца на белом коне. Наша и зажглась: "Хочу
принца, да хочу принца..." А эти мерзавки хихикать начали, мол, она мала еще для
принца. Эх! - грустно вздохнула мать. -Да и я еще ненароком... -она виновато
взглянула на мужа. -Я ж не знала к чему дело идет...-в ее глазах заблестела
слезинка. -Так она спросила, есть ли в нашем царстве принцы на белых конях. Я и
сказала, что есть, но все очень старые. Племянницы в хохот, а наша в слезы. До
сих пор успокоиться не может. Пойди, поговори с ней.
-Конечно-конечно, - засуетился отец. - Сейчас и зайду, -он повернулся к двери в
детскую. -Хотя... -остановился он. -У тебя остался кусок пирога? -мать кивнула.
- Дай мне, отнесу ей кусочек сладкого.
В детской комнате царил полумрак. На столике горел, чуть потрескивая маленький
ночник. Отец осторожно прошелся по комнате, стараясь не наступить на
разбросанные игрушки, и тихонько пошевелил сердитый комок, свернувшийся в самом
темном углу.
- Кузнечик! - ласково позвал он.
Из клубка донеслось сердитое ворчание и сопение.
- Лапуля! Папа тебе пирога принес.
- Уходи! - буркнул комок.
- Как, и пирога не хочешь?
Клубок еще туже свернулся под одеялом.
-Ты и с папой поздороваться не хочешь? А папа тебе кое-что интересное
порассказать хотел.
В клубке что-то пропыхтело.
- Ты знаешь, что сегодня делал папа? - отец опустился радом и положил пирог
рядом с одеялом. - Твой папа ездил сегодня по царству-королевству. На восток
ездил, и на запад. Смотрел, кто живет, что делает... - отец выжидательно
посмотрел на клубок, но то не издал не звука.
- И вот проезжал я зеленый лес. Птицы там поют, кролики бегают. А за лесом поле.
А в поле всадники коней выезжают. Смотрю я, вместе с взрослыми мужами маленький
мальчик. Еле до стремени дотягивается. Но хоть и маленький, а все ему кланяются,
слушаются. Ну, думаю я: принц - никак не иначе.
Тут клубок пошевелился и из-под одеяла высунулся маленький любопытный носик.
- Принц? - спросил он.
- Принц! - подтвердил папа. - А еще, в стаде лошадей разглядел я одного
жеребенка. Ну, крошечный - крошечный, беленький -пребеленький! Ни одного
пятнышка!
- А ты меня не обманываешь?
- Ну что ты! Конечно, нет! - улыбнулся отец.
- А почему принц такой маленький? - из кокона одеял наконец то вылезла девочка и
попыталась залезть папе на колени.
-Но и ты ведь не велика. Но каждый год принц будет расти и расти. И его
жеребенок расти будет. И ты расти будешь! - он сделал козу девочке и пощекотал
животик. Она захихикала.
-А что ты еще видел? - она потянулась к пирогу.
-Еще? Еще я видел маленькую девочку - настоящую принцессу.
-А она красивая?
-Очень красивая! И с каждым годом она будет все хорошеть и хорошеть. Ведь будет?
- ласково спросил папа. Девочка кивнула, не выпуская изо рта куска пирога.
-А дальше что будет?
-А дальше, когда принцесса вырастет, слава о ее красоте разнесется по всему
королевству. Поэты будет слагать о ней стихи, а художники писать портреты. И
раз, совершенно случайно, увидит прекрасный принц ее портрет и влюбится. Сядет
он на своего белого коня и поедет к принцессе.
-А потом прилетит дракон и похитит принцессу! - захлопала дочка в ладошки.
-Правильно! А принц поедет ее спасать.
Девочка весело засмеялась. - Какие ты вкусные сказки рассказываешь, папа! А
можно мы Ирис и Лийку пригласим?
-Ты же с ними рассорилась? - улыбнулся отец.
-Я же не вредная, пусть приходят! - ответила девочка. - А правда, говорят, что
прекрасные принцы очень-очень вкусные? - ее длинный черный раздвоенный язычок
облизнул по детски салатовые губки.
-Очень! - подмигнув кроваво-красным глазом, ответил отец. - И белые лошади очень
вкусные. А уж принцессы! Ням-ням! Объедение! И будь уверена, Кузнечик, ты всего
принца обязательно дождешься, - он аккуратно перенес малышку в постель.
-Обещаешь? - дракоша положила моську на хвостик.
-Обещаю!
И поцеловав дочку в зеленый носик, с чувством выполненного долга, огромный
красный дракон величаво вышел из комнаты.
N
NeSapa
Гость
Argo, Zюka, я рада, что Вам понравилось!!
Сегодня еще одна сказка - над которой я вчера почему-то носом хлюпала...
Кусочек сказки, вернее...
Питер Бигл. Соната Единорога
Теперь Джой пела громче, чтобы слышать себя даже через рев и завывание пылесоса. Девочка убирала терпеливо и прилежно – она пропылесосила даже черную лестницу, ведущую к автостоянке. Из-за воя пылесоса она не услышала, как открылась входная дверь. Джой выключила пылесос, обернулась и увидела мальчишку. Она удивленно ойкнула. В наступившей тишине ее возглас прозвучал, словно крик.
Мальчик улыбнулся Джой и поднял руки, успокаивая ее.
– Я ничего тебе не сделаю, – сказал он. – Я – Индиго.
Мальчик был довольно хрупкий, не выше самой Джой, да и выглядел не старше ее, но плавность его движений напомнила девочке виденных по телевизору леопардов и гепардов. Он был одет в синюю ветровку, застегнутую под самое горло, несмотря на жару, тускло-коричневые спортивные брюки и стоптанные кеды. У мальчишки было овальное лицо, такое белое, что оно казалась прозрачным, и с этого лица смотрели самые синие глаза, какие Джой когда-либо доводилось видеть – и вправду, настоящее индиго! Еще у него был широкий рот и маленькие заостренные ушки – не такие, как у мультяшных эльфиков, но все-таки явственно заостренные. Джой подумала, что она в жизни не видела человека красивее, – и все-таки этот мальчишка внушал ей страх.
– Я Индиго, – снова произнес мальчик. – Я ищу… – он как-то странно замялся, – музыкальный магазин Папаса. Это магазин Папаса?
Говорил он с акцентом, но с другим, чем у Папаса. Речь мальчика звучала более ритмично, как у некоторых одноклассниц Джой, девочек из Вест-Индии.
– Да, это музыкальный магазин Папаса, – откликнулась Джой. – Но мистера Папаса сейчас нет. Он скоро будет. Могу я вам чем-нибудь помочь?
Индиго снова улыбнулся. Джой заметила, что, когда он улыбается, его глаза делаются еще более темными и таинственными. Мальчик ничего не ответил. Вместо этого он сунул руку за пазуху и вытащил оттуда рог длиной со свое предплечье, закрученный винтом, словно морская раковина. Сперва Джой подумала, что он пластмассовый – из-за цвета. Рог был густого серебристо-голубого цвета с перламутровым отливом, как футляр от дешевой косметики. Иногда еще спортивные автомобили бывают такого цвета. Но когда мальчик поднес рог к губам, Джой с первого же звука поняла, что он сделан из неизвестного ей материала. Голос рога был мягким и вместе с тем теплым и сочным. Этот звук не могло издать ни дерево, ни медь. Скорее это походило на отдаленный человеческий голос, поющий без слов о месте, которого Джой не знала. От этой музыки у девочки перехватило горло и защипало глаза, и в то же время Джой, к собственному удивлению, обнаружила, что улыбается.
Всё вот здесь http://www.fictionbook.ru/author/bigl_piter_s/sonata_edinoroga/bigl_sonata_edinoroga.html
Сегодня еще одна сказка - над которой я вчера почему-то носом хлюпала...
Кусочек сказки, вернее...
Питер Бигл. Соната Единорога
Теперь Джой пела громче, чтобы слышать себя даже через рев и завывание пылесоса. Девочка убирала терпеливо и прилежно – она пропылесосила даже черную лестницу, ведущую к автостоянке. Из-за воя пылесоса она не услышала, как открылась входная дверь. Джой выключила пылесос, обернулась и увидела мальчишку. Она удивленно ойкнула. В наступившей тишине ее возглас прозвучал, словно крик.
Мальчик улыбнулся Джой и поднял руки, успокаивая ее.
– Я ничего тебе не сделаю, – сказал он. – Я – Индиго.
Мальчик был довольно хрупкий, не выше самой Джой, да и выглядел не старше ее, но плавность его движений напомнила девочке виденных по телевизору леопардов и гепардов. Он был одет в синюю ветровку, застегнутую под самое горло, несмотря на жару, тускло-коричневые спортивные брюки и стоптанные кеды. У мальчишки было овальное лицо, такое белое, что оно казалась прозрачным, и с этого лица смотрели самые синие глаза, какие Джой когда-либо доводилось видеть – и вправду, настоящее индиго! Еще у него был широкий рот и маленькие заостренные ушки – не такие, как у мультяшных эльфиков, но все-таки явственно заостренные. Джой подумала, что она в жизни не видела человека красивее, – и все-таки этот мальчишка внушал ей страх.
– Я Индиго, – снова произнес мальчик. – Я ищу… – он как-то странно замялся, – музыкальный магазин Папаса. Это магазин Папаса?
Говорил он с акцентом, но с другим, чем у Папаса. Речь мальчика звучала более ритмично, как у некоторых одноклассниц Джой, девочек из Вест-Индии.
– Да, это музыкальный магазин Папаса, – откликнулась Джой. – Но мистера Папаса сейчас нет. Он скоро будет. Могу я вам чем-нибудь помочь?
Индиго снова улыбнулся. Джой заметила, что, когда он улыбается, его глаза делаются еще более темными и таинственными. Мальчик ничего не ответил. Вместо этого он сунул руку за пазуху и вытащил оттуда рог длиной со свое предплечье, закрученный винтом, словно морская раковина. Сперва Джой подумала, что он пластмассовый – из-за цвета. Рог был густого серебристо-голубого цвета с перламутровым отливом, как футляр от дешевой косметики. Иногда еще спортивные автомобили бывают такого цвета. Но когда мальчик поднес рог к губам, Джой с первого же звука поняла, что он сделан из неизвестного ей материала. Голос рога был мягким и вместе с тем теплым и сочным. Этот звук не могло издать ни дерево, ни медь. Скорее это походило на отдаленный человеческий голос, поющий без слов о месте, которого Джой не знала. От этой музыки у девочки перехватило горло и защипало глаза, и в то же время Джой, к собственному удивлению, обнаружила, что улыбается.
Всё вот здесь http://www.fictionbook.ru/author/bigl_piter_s/sonata_edinoroga/bigl_sonata_edinoroga.html
N
NeSapa
Гость
Alexander Taratorin (atorin)
Русалка и Стручок.
1.
Василий Иванович Стручков, известный партнерам, как Вася-Стручок, любил культурно отдыхать и мог себе это позволить. Фирма "Русский Боб", принадлежащая Стручкову, контролировала почти половину продаж фасоли и гороха на бывшей одной шестой части суши.
По-крупному на отечественном рынке бобовых Васе мешал только Коля- Гимнаст. Кличка эта закрепилась за Колей после того, как он решительными мерами прибрал к рукам рынок бобовых в южной России. Меры эти обычно заключались в одевании на строптивых специального ошейника с цепью, к концу которой была привязана гимнастическая гиря. Затем носитель ошейника отправлялся в какой-нибудь близлежащий водоем, которыми столь обилен родной край. В какой-то момент Коля зарвался и попытался наехать на Стручка, но Гимнасту доходчиво объяснили что к чему, поместив двух его заместителей в Яузу. С тех пор они со Стручковым тщательно соблюдали этику деловых отношений.
Ехал Василий Иванович Стручков на Мерседесе в загородную резиденцию, что около родной деревни раскинулась. Пацаном еще копал в тех краях червей на огородах, да бегал от бати-тракториста. А батя-то, как порол, как порол, мерзавец. Да еще и приговаривал: "Кто, мол, из тебя, бандита вырастет."
-А вот вырос, батя, - подумал Стручков. - Не думал ты, не гадал, кем сынок твой станет, эх, жаль не дожил...
От воспоминаний Васю отвлек звонок мобильного телефона.
- Василий Иванович, - почтительно сообщил помощник. - Готово все, гости уже подъезжают. Губернатор уже здесь, ждет не дождется.
- А девок обеспечил, Степан? Смотри там у меня, в прошлый раз не хватило.
- Девчонки по высшему разряду, Василий Иванович, не беспокойтесь. Вот только одна заминка.
- Что там такое, Степа?
- Да губернатор уже принял и Таньку требует. А она заупрямилась. Говорит, что надо бы деньжат подбросить, потому что он с ней опять штурм Бастилии изображать будет, а она задаром больше не хочет.
- Вот зараза! Ну подбрось ей немного, губернатор нам очень нужен.
2
Шумела и гремела вечеринка. Из зала с венецианскими зеркалами голышом бегали в сауну, прыгали в речку, отфыркивались и снова принимались за напитки. Танцевали, прыгали, лапали приглашенных девиц. Тут же вели доверительные разговоры и заключали сделки.
К утру в на ногах остались самые выносливые. Смеялась голая ведьма-Танька, ржали ответственные начальники, один из которых так и не снял свою белую рубашку с галстуком. Осоловевший губернатор время от времени кричал "Все на штурм Бастилии!" и пытался поймать Таньку, но у него ничего не получалось.
-Эх, хорошо все-таки! - Вася опрокинул последнюю стопку. Он открыл дверь и вышел на деревянные мостки, выходившие прямо на речку. В речке этой Вася с батей когда-то ловили щук. Вот это стоило вспомнить: ночь, лодка, пахнущая смолой, папаша всегда возил с собой бутыль самогонки. И снасти, и удочки, и лески, и живцы.
- Василий Иванович? - участливо спросил охранник. - Вам помочь?
- Все нормально, Коля. Я это, пойду, освежусь, - махнул рукой Стручок и прыгнул в воду.
Прохладная вода бодрила и снимала усталость. Стручок энергично работал руками и отфыркивался. Он нырнул, с наслаждением проплыв под водой несколько метров, и лег на спину. Светало, над водой стояли клочья тумана, пели птицы и на Стручка пахнуло свежестью.
- Красотища-то какая, вот она, мать-природа, - подумал Стручок.
- Вася, - игриво произнес кто-то нежным девичьим голоском и рядом плюхнуло по воде, как будто ударила хвостом большая рыба.
- Ишь ты какая, - ухмыльнулся Стручок, увидев рядом женскую головку с золотыми распущенными волосами. - Красавица. Молодец Степан, хороших девчонок подобрал. Хочешь чего, милая, или просто так, поплескаться решила?
- Располнел ты, Вася. Я же тебя еще мальчишкой помню, такой худющий был, заморыш.
- Так ты из нашей деревни что ли? - Недоверчиво посмотрел на девушку Стручок. Как зовут-то тебя, чья будешь? Что-то не припомню. И потом, как же это ты, милая, меня мальчишкой помнишь, я же тебя лет на двадцать старше.
- Смешной ты, Василий, - хихикнула девчушка. Она перевернулась на спину и из воды на секунду показалась нежная грудь с розовыми сосками.
- Иди-ка сюда, красавица, - Вася подплыл поближе.
- Прощай, Стручок. Пора мне.
- Ну уж нет, милая, постой!
Стручок не зря два раза в неделю тренировался в школе восточных единоборств. Молниеносным движением он схватил красавицу за руку.
- Ты что, Василий, обалдел что ли? Пусти немедленно! Пусти, слышишь, что я тебе говорю!
- Ты вначале расскажи, как зовут тебя, и где Степан тебя откопал. Я, красавица, привык, чтобы меня слушались.
- Отпусти, Вася!
- Василий Иванович, все в порядке? Я смотрю плещетесь здесь, - вот и подумал... - К купающимся на лодке подплыл охранник.
- Правильно ситуацию чуешь, Коля. Подсоби-ка эту красотку из воды вытащить, а то говорит загадками, старших не слушается.
- Это можно, - довольно ухмыльнулся Коля. - Слышь, как тебя звать, девочка? Василия Ивановича надо уважать, он здесь хозяин.
- Отпустите, отпустите немедленно, мне без воды нельзя, - в отчаянии закричала девушка.
- Да воды до хрена и больше, - меланхолично зевнул Коля. - Давай-ка, красотка, полезай в лодку, не стесняйся.
- Да как вы не понимаете, идиоты, отпустите меня!
- Раз, два!
Из воды показались нежные девичьи груди, втянутый животик. Стручок непроизвольно сглотнул слюну.
- Ай, е-мое, Е-мое! - начал орать Коля.
- Уй, бля, - только и мог выдохнуть Стручок, увидев рыбью чешую и раздвоенный рыбий хвост, светящийся золотом. - Не отпускай ее, Колян, - мгновенно сориентировался он. - Вали на дно лодки и вяжи. Осторожно, чешую не повреди. Руки сзади. Это же... Это золотое дно! Черпай воду и поливай, вдруг она на воздухе помрет... Давай сюда мобильник!
В голове Стручкова крутился бизнес-план, он на ходу разворачивался и обрастал новыми деталями, от которых захватывало дух.
- Степан? Ты еще соображать можешь? Хорошо! Срочно буди всех к ядреней матери. Кого хочешь из под земли подними, любые бабки плачу. Записывай, а то забудешь. Чтобы, блин, через день в оффисе был около кабинета аквариум размером в комнату. И чтобы стекло прямо в кабинет выходило. Это твои проблемы, значит стенку ломайте. И по высшему разряду, с пузырьками там, подземными скалами. Нет, рыб не надо, только растения. Я сказал: любые бабки плачу. Архитектора? Из постели поднимайте и строителям звони, срочно! А сюда, Степан, чтобы срочно подогнали цистерну с питьевой водой. И с большим люком. Чтобы человека внутрь можно было засунуть. Нет, я не пьяный. Выполняй, Степан!
- Это же какая реклама, бля, - Стручок смотрел на рыдающую русалку. - Это же полный писец! Это выход на мировой рынок! - Поливай ее Коля, поливай водой. Помрет еще, не дай Бог!
- Да, Степан, - снова взял он мобильный телефон. - Будите начальника рекламного отдела и чтобы срочно выезжал ко мне!
продолжение там же
Русалка и Стручок.
1.
Василий Иванович Стручков, известный партнерам, как Вася-Стручок, любил культурно отдыхать и мог себе это позволить. Фирма "Русский Боб", принадлежащая Стручкову, контролировала почти половину продаж фасоли и гороха на бывшей одной шестой части суши.
По-крупному на отечественном рынке бобовых Васе мешал только Коля- Гимнаст. Кличка эта закрепилась за Колей после того, как он решительными мерами прибрал к рукам рынок бобовых в южной России. Меры эти обычно заключались в одевании на строптивых специального ошейника с цепью, к концу которой была привязана гимнастическая гиря. Затем носитель ошейника отправлялся в какой-нибудь близлежащий водоем, которыми столь обилен родной край. В какой-то момент Коля зарвался и попытался наехать на Стручка, но Гимнасту доходчиво объяснили что к чему, поместив двух его заместителей в Яузу. С тех пор они со Стручковым тщательно соблюдали этику деловых отношений.
Ехал Василий Иванович Стручков на Мерседесе в загородную резиденцию, что около родной деревни раскинулась. Пацаном еще копал в тех краях червей на огородах, да бегал от бати-тракториста. А батя-то, как порол, как порол, мерзавец. Да еще и приговаривал: "Кто, мол, из тебя, бандита вырастет."
-А вот вырос, батя, - подумал Стручков. - Не думал ты, не гадал, кем сынок твой станет, эх, жаль не дожил...
От воспоминаний Васю отвлек звонок мобильного телефона.
- Василий Иванович, - почтительно сообщил помощник. - Готово все, гости уже подъезжают. Губернатор уже здесь, ждет не дождется.
- А девок обеспечил, Степан? Смотри там у меня, в прошлый раз не хватило.
- Девчонки по высшему разряду, Василий Иванович, не беспокойтесь. Вот только одна заминка.
- Что там такое, Степа?
- Да губернатор уже принял и Таньку требует. А она заупрямилась. Говорит, что надо бы деньжат подбросить, потому что он с ней опять штурм Бастилии изображать будет, а она задаром больше не хочет.
- Вот зараза! Ну подбрось ей немного, губернатор нам очень нужен.
2
Шумела и гремела вечеринка. Из зала с венецианскими зеркалами голышом бегали в сауну, прыгали в речку, отфыркивались и снова принимались за напитки. Танцевали, прыгали, лапали приглашенных девиц. Тут же вели доверительные разговоры и заключали сделки.
К утру в на ногах остались самые выносливые. Смеялась голая ведьма-Танька, ржали ответственные начальники, один из которых так и не снял свою белую рубашку с галстуком. Осоловевший губернатор время от времени кричал "Все на штурм Бастилии!" и пытался поймать Таньку, но у него ничего не получалось.
-Эх, хорошо все-таки! - Вася опрокинул последнюю стопку. Он открыл дверь и вышел на деревянные мостки, выходившие прямо на речку. В речке этой Вася с батей когда-то ловили щук. Вот это стоило вспомнить: ночь, лодка, пахнущая смолой, папаша всегда возил с собой бутыль самогонки. И снасти, и удочки, и лески, и живцы.
- Василий Иванович? - участливо спросил охранник. - Вам помочь?
- Все нормально, Коля. Я это, пойду, освежусь, - махнул рукой Стручок и прыгнул в воду.
Прохладная вода бодрила и снимала усталость. Стручок энергично работал руками и отфыркивался. Он нырнул, с наслаждением проплыв под водой несколько метров, и лег на спину. Светало, над водой стояли клочья тумана, пели птицы и на Стручка пахнуло свежестью.
- Красотища-то какая, вот она, мать-природа, - подумал Стручок.
- Вася, - игриво произнес кто-то нежным девичьим голоском и рядом плюхнуло по воде, как будто ударила хвостом большая рыба.
- Ишь ты какая, - ухмыльнулся Стручок, увидев рядом женскую головку с золотыми распущенными волосами. - Красавица. Молодец Степан, хороших девчонок подобрал. Хочешь чего, милая, или просто так, поплескаться решила?
- Располнел ты, Вася. Я же тебя еще мальчишкой помню, такой худющий был, заморыш.
- Так ты из нашей деревни что ли? - Недоверчиво посмотрел на девушку Стручок. Как зовут-то тебя, чья будешь? Что-то не припомню. И потом, как же это ты, милая, меня мальчишкой помнишь, я же тебя лет на двадцать старше.
- Смешной ты, Василий, - хихикнула девчушка. Она перевернулась на спину и из воды на секунду показалась нежная грудь с розовыми сосками.
- Иди-ка сюда, красавица, - Вася подплыл поближе.
- Прощай, Стручок. Пора мне.
- Ну уж нет, милая, постой!
Стручок не зря два раза в неделю тренировался в школе восточных единоборств. Молниеносным движением он схватил красавицу за руку.
- Ты что, Василий, обалдел что ли? Пусти немедленно! Пусти, слышишь, что я тебе говорю!
- Ты вначале расскажи, как зовут тебя, и где Степан тебя откопал. Я, красавица, привык, чтобы меня слушались.
- Отпусти, Вася!
- Василий Иванович, все в порядке? Я смотрю плещетесь здесь, - вот и подумал... - К купающимся на лодке подплыл охранник.
- Правильно ситуацию чуешь, Коля. Подсоби-ка эту красотку из воды вытащить, а то говорит загадками, старших не слушается.
- Это можно, - довольно ухмыльнулся Коля. - Слышь, как тебя звать, девочка? Василия Ивановича надо уважать, он здесь хозяин.
- Отпустите, отпустите немедленно, мне без воды нельзя, - в отчаянии закричала девушка.
- Да воды до хрена и больше, - меланхолично зевнул Коля. - Давай-ка, красотка, полезай в лодку, не стесняйся.
- Да как вы не понимаете, идиоты, отпустите меня!
- Раз, два!
Из воды показались нежные девичьи груди, втянутый животик. Стручок непроизвольно сглотнул слюну.
- Ай, е-мое, Е-мое! - начал орать Коля.
- Уй, бля, - только и мог выдохнуть Стручок, увидев рыбью чешую и раздвоенный рыбий хвост, светящийся золотом. - Не отпускай ее, Колян, - мгновенно сориентировался он. - Вали на дно лодки и вяжи. Осторожно, чешую не повреди. Руки сзади. Это же... Это золотое дно! Черпай воду и поливай, вдруг она на воздухе помрет... Давай сюда мобильник!
В голове Стручкова крутился бизнес-план, он на ходу разворачивался и обрастал новыми деталями, от которых захватывало дух.
- Степан? Ты еще соображать можешь? Хорошо! Срочно буди всех к ядреней матери. Кого хочешь из под земли подними, любые бабки плачу. Записывай, а то забудешь. Чтобы, блин, через день в оффисе был около кабинета аквариум размером в комнату. И чтобы стекло прямо в кабинет выходило. Это твои проблемы, значит стенку ломайте. И по высшему разряду, с пузырьками там, подземными скалами. Нет, рыб не надо, только растения. Я сказал: любые бабки плачу. Архитектора? Из постели поднимайте и строителям звони, срочно! А сюда, Степан, чтобы срочно подогнали цистерну с питьевой водой. И с большим люком. Чтобы человека внутрь можно было засунуть. Нет, я не пьяный. Выполняй, Степан!
- Это же какая реклама, бля, - Стручок смотрел на рыдающую русалку. - Это же полный писец! Это выход на мировой рынок! - Поливай ее Коля, поливай водой. Помрет еще, не дай Бог!
- Да, Степан, - снова взял он мобильный телефон. - Будите начальника рекламного отдела и чтобы срочно выезжал ко мне!
продолжение там же
N
NeSapa
Гость
Еще одна чудная сказка
Мария ОРДЫНСКАЯ (Спасибо огромное! )
ЗАКОЛДОВАННАЯ ПРИНЦЕССА
Придорожный валун на перекрестке изрядно зарос мхом, так что Ивану пришлось долго разбирать надписи, водя пальцами по еле ощутимым выбоинам в камне.
"Направо пойдешь – жизнь потеряешь".
"Налево пойдешь – коня потеряешь".
Гнедой за спиной испуганно всхрапнул и подался в сторону.
– Не дергайся, – раздраженно сказал Иван. – Налево матушка ходить не велела.
Он начал водить пальцами дальше, пытаясь разобрать старинные буквицы.
"Прямо пойдешь…"
Но дальше то ли буквы были стерты, то ли Ивановы пальцы недостаточно чутки.
– Не туда смотришь, вон – на столбе указатель, – раздался непонятно откуда ехидный сиплый голос.
Иван вскинулся, завертел головой направо-налево.
– Не туда смотришь, – повторил голос. – Тут я, наверху.
Иван задрал голову еще выше. На кривом и посеревшем от времени столбе действительно всели три дощечки-стрелочки. Четвертая отсутствовала, будто бы никому и в голову не могло прийти отправиться туда, откуда пришел Иван. Две дощечки, указывающие налево и направо, цветом не отличались от столба и повторяли читаные уже Иваном надписи на камне. На третьей, новенькой – будто только вчера повесили – сидел растрепанный вороненок и нахально пялился на доброго молодца.
– Ты б куда пересел, а то мне букв не видно, – попросил Иван, не сомневаясь, что вороненок и есть обладатель ехидного голоса.
– А поесть дашь?
– Дам, дам, спускайся.
Вороненок слетел на траву, и Иван, наконец, увидел надпись на указателе.
– "Заколдованная принцесса". Та-ак. Стало быть… Н-да. Это что же, в самом деле заколдованная?
– Ага, – вороненок довольно завертел башкой. – Как есть, заколдованная. А кто расколдует, тому принцессу в жены и полцарства впридачу.
– Это и ежику понятно, – отмахнулся Иван.
– А я не ежик, – обиженно сообщил вороненок. – Я, между прочим, Ворон Перекрестка. Ты кормить меня будешь? Обещал!
– Ладно, – сказал Иван, развязывая шнурок на стареньком дорожном мешке. – Но разносолов у меня, знаешь ли, нет. Вот – хлеба кусок, да сала немного.
Он поделил поровну остатки хлеба с салом, достал глиняную флягу с водой. Пошарил на дне мешка – но нет, ничего съедобного там больше не осталось. Иван вздохнул, повесил коню на шею мешок с овсом. Вороненок тем временем жадно набросился на нехитрую снедь, Иван последовал его примеру.
– Флуфай, ефли ты – Вовон Певеквеффка, ты долвен иффо на дфа моифф вопвоса ответить, – проговорил он, тщательно пережевывая подсохшее и ужасно соленое сало.
Вороненок кивнул, сглотнул несколько раз. Иван догадался, налил воды в крышечку, поставил на траву и сам присосался к фляге.
– Ну, задавай свои вопросы, – сказал, наконец, вороненок.– Еще два, первый ты уже истратил.
Вопросы были наготове:
– Что за царство, богато ли, и кто правит – царь или царица?
– А, так вот ты кто! – насмешливо проговорил вороненок. – Третий сын, да?
– Какая разница – третий, пятый, десятый, коли сын, а не дочь! – сердито ответил Иван. – Ну, второй. Да хоть первый! На трон-то все равно сестрица сядет. Младшая, между прочим. После маменьки.
– Ну, а тут все наоборот, – весело сообщил вороненок. – Государством правит король Риагон, трон переходит от отца к сыну, если таковые имеются, да у нынешнего, к несчастью, только эта одна дочь и есть. Королева давно почила, король – уже не первой и даже не второй молодости, так что других наследников не будет. Королевство, между прочим, богатое и – заметь! – без внешних долгов. И король – не тиран, а вполне нормальный мужик, разве грубоват немного.
Иван, развалившись на жесткой лесной траве, делал вид, что слушает вполуха, на самом же деле ловил каждое слово. Это был шанс. Его шанс, и если сейчас упустить, другой может и не представиться. Многолетние скитания во всему свету в поисках возможной супруги ох, как надоели.
– Хорошо, тогда второй вопрос – про принцессу.
Вороненок выразительно пощелкал клювом.
– Красавица! Натуральная пепельная блондинка, стройна, высока ростом, косищи до пояса – с твою руку каждая. 17 с половиной лет ей сейчас. Звать Ванесса.
– А условия какие? Кого, так сказать, в добровольцы записывают – принцессу расколдовывать? Всех или только кто царской крови?
Вороненок помотал головой.
– Это уже четвертый вопрос.
– Что? Ох, и верно. Жаль… Понимаешь, нельзя мне ошибиться, если не ту дорогу выберу – совсем труба… Умотался. А обратной дороги, сам понимаешь, нет.
– А ты возьми меня в Спутники, – неожиданно предложил вороненок. – По Кровной Клятве.
–Тебя? А как же Перекресток? – растерялся Иван.
– А, ерунда, свято место пусто не бывает. Да и не очень-то он оживленный. До тебя двое суток никого не было, я уж думал – с голоду помирать придется…
– Неужто в лесу подкормиться нечем?
– Я – Ворон Перекрестка, – отчеканил вороненок. – Пока что. И Правила блюду свято.
Иван раздумывать не стал: разведка да подслушка всегда нужна, и не только в дороге, но и потом, когда он сядет на трон… если сядет.
– Давай! – сказал он, закатывая рукав.
Продолжение здесь.
Мария ОРДЫНСКАЯ (Спасибо огромное!
)ЗАКОЛДОВАННАЯ ПРИНЦЕССА
Придорожный валун на перекрестке изрядно зарос мхом, так что Ивану пришлось долго разбирать надписи, водя пальцами по еле ощутимым выбоинам в камне.
"Направо пойдешь – жизнь потеряешь".
"Налево пойдешь – коня потеряешь".
Гнедой за спиной испуганно всхрапнул и подался в сторону.
– Не дергайся, – раздраженно сказал Иван. – Налево матушка ходить не велела.
Он начал водить пальцами дальше, пытаясь разобрать старинные буквицы.
"Прямо пойдешь…"
Но дальше то ли буквы были стерты, то ли Ивановы пальцы недостаточно чутки.
– Не туда смотришь, вон – на столбе указатель, – раздался непонятно откуда ехидный сиплый голос.
Иван вскинулся, завертел головой направо-налево.
– Не туда смотришь, – повторил голос. – Тут я, наверху.
Иван задрал голову еще выше. На кривом и посеревшем от времени столбе действительно всели три дощечки-стрелочки. Четвертая отсутствовала, будто бы никому и в голову не могло прийти отправиться туда, откуда пришел Иван. Две дощечки, указывающие налево и направо, цветом не отличались от столба и повторяли читаные уже Иваном надписи на камне. На третьей, новенькой – будто только вчера повесили – сидел растрепанный вороненок и нахально пялился на доброго молодца.
– Ты б куда пересел, а то мне букв не видно, – попросил Иван, не сомневаясь, что вороненок и есть обладатель ехидного голоса.
– А поесть дашь?
– Дам, дам, спускайся.
Вороненок слетел на траву, и Иван, наконец, увидел надпись на указателе.
– "Заколдованная принцесса". Та-ак. Стало быть… Н-да. Это что же, в самом деле заколдованная?
– Ага, – вороненок довольно завертел башкой. – Как есть, заколдованная. А кто расколдует, тому принцессу в жены и полцарства впридачу.
– Это и ежику понятно, – отмахнулся Иван.
– А я не ежик, – обиженно сообщил вороненок. – Я, между прочим, Ворон Перекрестка. Ты кормить меня будешь? Обещал!
– Ладно, – сказал Иван, развязывая шнурок на стареньком дорожном мешке. – Но разносолов у меня, знаешь ли, нет. Вот – хлеба кусок, да сала немного.
Он поделил поровну остатки хлеба с салом, достал глиняную флягу с водой. Пошарил на дне мешка – но нет, ничего съедобного там больше не осталось. Иван вздохнул, повесил коню на шею мешок с овсом. Вороненок тем временем жадно набросился на нехитрую снедь, Иван последовал его примеру.
– Флуфай, ефли ты – Вовон Певеквеффка, ты долвен иффо на дфа моифф вопвоса ответить, – проговорил он, тщательно пережевывая подсохшее и ужасно соленое сало.
Вороненок кивнул, сглотнул несколько раз. Иван догадался, налил воды в крышечку, поставил на траву и сам присосался к фляге.
– Ну, задавай свои вопросы, – сказал, наконец, вороненок.– Еще два, первый ты уже истратил.
Вопросы были наготове:
– Что за царство, богато ли, и кто правит – царь или царица?
– А, так вот ты кто! – насмешливо проговорил вороненок. – Третий сын, да?
– Какая разница – третий, пятый, десятый, коли сын, а не дочь! – сердито ответил Иван. – Ну, второй. Да хоть первый! На трон-то все равно сестрица сядет. Младшая, между прочим. После маменьки.
– Ну, а тут все наоборот, – весело сообщил вороненок. – Государством правит король Риагон, трон переходит от отца к сыну, если таковые имеются, да у нынешнего, к несчастью, только эта одна дочь и есть. Королева давно почила, король – уже не первой и даже не второй молодости, так что других наследников не будет. Королевство, между прочим, богатое и – заметь! – без внешних долгов. И король – не тиран, а вполне нормальный мужик, разве грубоват немного.
Иван, развалившись на жесткой лесной траве, делал вид, что слушает вполуха, на самом же деле ловил каждое слово. Это был шанс. Его шанс, и если сейчас упустить, другой может и не представиться. Многолетние скитания во всему свету в поисках возможной супруги ох, как надоели.
– Хорошо, тогда второй вопрос – про принцессу.
Вороненок выразительно пощелкал клювом.
– Красавица! Натуральная пепельная блондинка, стройна, высока ростом, косищи до пояса – с твою руку каждая. 17 с половиной лет ей сейчас. Звать Ванесса.
– А условия какие? Кого, так сказать, в добровольцы записывают – принцессу расколдовывать? Всех или только кто царской крови?
Вороненок помотал головой.
– Это уже четвертый вопрос.
– Что? Ох, и верно. Жаль… Понимаешь, нельзя мне ошибиться, если не ту дорогу выберу – совсем труба… Умотался. А обратной дороги, сам понимаешь, нет.
– А ты возьми меня в Спутники, – неожиданно предложил вороненок. – По Кровной Клятве.
–Тебя? А как же Перекресток? – растерялся Иван.
– А, ерунда, свято место пусто не бывает. Да и не очень-то он оживленный. До тебя двое суток никого не было, я уж думал – с голоду помирать придется…
– Неужто в лесу подкормиться нечем?
– Я – Ворон Перекрестка, – отчеканил вороненок. – Пока что. И Правила блюду свято.
Иван раздумывать не стал: разведка да подслушка всегда нужна, и не только в дороге, но и потом, когда он сядет на трон… если сядет.
– Давай! – сказал он, закатывая рукав.
Продолжение здесь.
N
NeSapa
Гость
Еще одно с того же сайта...
Надежда ШАХОВА
Мы и Макларен
Вид из кухонного окна меня завораживает.
Утром, после завтрака, я могу часами смотреть на сосну у второго поворота дороги. Сколько себя помню, она всё такая же высокая, и ветки только на самой верхушке, как у какой-нибудь идиотской пальмы. И так всегда, сколько себя помню.
А я ведь уже старый. Да...
Но это так, сентименты. Разговоры в пользу бедных. Когда и как мне повредили нос - об этом тоже не стоит.
И, собственно говоря, когда пришёл этот Макларен, на сосну я не смотрел.
Просто было уже темно. Вечер. Даже ночь. Анна почему-то ещё не задёрнула шторы. Ах да, мы поздно ужинали. Анна, как всегда, слушала джаз и рисовала - и, как всегда, забыла про ужин, про меня, про Самсона, про всё на свете.
Наглость Самсона не знает границ. Молодой игривый самец. Его гонор вышагивает впереди него.
Да, конечно, я ревную. Я бываю очень горяч. Внутри всё кипит, сами понимаете. Анна ласкова с Самсоном, очень ласкова, позволяет себе лишнее. Конечно, сама того не понимая. А он доволен, ходит важно, смотрит победителем. У меня с Самсоном постоянные конфликты. До драки, правда, не доходит - мы оба отлично понимаем, как это может огорчить Анну.
Боже, но какие у неё руки! Как она ласково касается меня! У неё мягкие пальцы, очень тонкие, но мягкие. Если бы она только знала, что она со мной делает, когда дотрагивается... О, святые угодники, сорок мучеников!
Самсона я тоже люблю. Он же совсем молодой, сопляк. И он и она, в общем, ещё дети. А я...
Я всё отлично понимаю. Анна просто использует меня. Ей нужно моё тепло. Моих чувств она не замечает. И не может заметить, я это прекрасно знаю и давно смирился.
Но сердцу не прикажешь.
Самсон и вправду совсем обнаглел. Он мешал ей рисовать, без конца ходил в её комнату, напоминал об ужине. Я вот отлично понимаю, что для неё джаз - как для меня сосна у второго поворота дороги. А уж когда она рисует... Надо быть таким самоуверенным идиотом, как Самсон, чтобы мешать ей.
Всё-таки Анна пришла, и мы сели ужинать.
Анна очень мало ест. Просто ужасно мало. А курит, наоборот, много. Я беспокоюсь за её здоровье. Но что ей до моего беспокойства! А Самсону вообще, похоже, на всё наплевать - полон собственного великолепия, сверкает глазами. Анна забралась с ногами в кресло, сидит, курит.
Интересно, почему ей не приходит в голову нарисовать себя, когда она сидит вот так, поджав под себя ноги, в длинной сиреневой юбке и серой кофте, как всегда сосредоточенно-спокойная. Но, конечно, все художюники мира её давно уже нарисовали. Эти собранные на затылке волосы, эта шея... Святые угодники, сорок мучеников, я-то знаю толк в красоте!
И вот тут, когда она сидела и курила, думая, как всегда, о своём - так, что даже Самсон притих, - тут и пришёл этот Макларен.
Я-то сразу понял, кто он такой. Самсон, кажется, тоже, но Самсон вообще хам и наверняка плохо встретил Макларена просто так, из-за собственной невоспитанности и дурного характера. Про то, кто на самом деле Макларен, понял только я один.
Я же чувствую такие штуки, я уже полчаса знал, что он ходит вокруг дома и заглядывает в окна, и чаще всего - в моё любимое. Потому что стол стоит как раз у этого окна, а мы ужинаем.
Но кто будет меня слушать? Я молчал.
И вот он постучался - какая хитрость, какая вежливость! Анна встрепенулась, выпрямилась, сказала громко:
- Кто там?
А он ей так правдоподобно:
- Простите, я, кажется, заблудился. Увидел свет в окнах...
Он говорил из-за двери, хотя замки для него, конечно, не проблема. Вот это коварство! Что у него на уме?
- ... Я ехал в город на велосипеде, меня сбил грузовик... Велосипед сломался. Я заблудился и пришёл к вам...
Конечно, она его пустила. Открыла дверь, предложила поужинать, и строго сказала Самсону:
- Самси!
Я молчал и не показывал вида, но в любую секунду готов был защитить Анну. Ведь пока я здесь - а я здесь всегда, - ей нечего бояться. Бедную девочку не так-то часто радуют гости. Пусть она думает, что это гость. И ведь самое интересное - он, по-видимому, не соврал ей ни единым словом.
Вообще, до чего хитрая вещь - слова! Я слушал его очень внимательно - он говорил так, чтобы говорить только правду. Ничего, кроме правды, дьявольская сила, особенно про грузовик.
- Когда поедем?
- Ну ты спросил! Не видишь - дел выше крыши.
- Ты вечно с ерундой какой-то возишься. Я её нашёл, я всё узнал, адрес, как проехать - всё! Только съездить! Тихо и по-быстрому. Уведут же, пойми, из-под носа уведут.
- Уж если этим заниматься, надо сначала к Ольховскому съездить.
Да, он не врал, это меня и настораживало.
и дальше
Надежда ШАХОВА
Мы и Макларен
Вид из кухонного окна меня завораживает.
Утром, после завтрака, я могу часами смотреть на сосну у второго поворота дороги. Сколько себя помню, она всё такая же высокая, и ветки только на самой верхушке, как у какой-нибудь идиотской пальмы. И так всегда, сколько себя помню.
А я ведь уже старый. Да...
Но это так, сентименты. Разговоры в пользу бедных. Когда и как мне повредили нос - об этом тоже не стоит.
И, собственно говоря, когда пришёл этот Макларен, на сосну я не смотрел.
Просто было уже темно. Вечер. Даже ночь. Анна почему-то ещё не задёрнула шторы. Ах да, мы поздно ужинали. Анна, как всегда, слушала джаз и рисовала - и, как всегда, забыла про ужин, про меня, про Самсона, про всё на свете.
Наглость Самсона не знает границ. Молодой игривый самец. Его гонор вышагивает впереди него.
Да, конечно, я ревную. Я бываю очень горяч. Внутри всё кипит, сами понимаете. Анна ласкова с Самсоном, очень ласкова, позволяет себе лишнее. Конечно, сама того не понимая. А он доволен, ходит важно, смотрит победителем. У меня с Самсоном постоянные конфликты. До драки, правда, не доходит - мы оба отлично понимаем, как это может огорчить Анну.
Боже, но какие у неё руки! Как она ласково касается меня! У неё мягкие пальцы, очень тонкие, но мягкие. Если бы она только знала, что она со мной делает, когда дотрагивается... О, святые угодники, сорок мучеников!
Самсона я тоже люблю. Он же совсем молодой, сопляк. И он и она, в общем, ещё дети. А я...
Я всё отлично понимаю. Анна просто использует меня. Ей нужно моё тепло. Моих чувств она не замечает. И не может заметить, я это прекрасно знаю и давно смирился.
Но сердцу не прикажешь.
Самсон и вправду совсем обнаглел. Он мешал ей рисовать, без конца ходил в её комнату, напоминал об ужине. Я вот отлично понимаю, что для неё джаз - как для меня сосна у второго поворота дороги. А уж когда она рисует... Надо быть таким самоуверенным идиотом, как Самсон, чтобы мешать ей.
Всё-таки Анна пришла, и мы сели ужинать.
Анна очень мало ест. Просто ужасно мало. А курит, наоборот, много. Я беспокоюсь за её здоровье. Но что ей до моего беспокойства! А Самсону вообще, похоже, на всё наплевать - полон собственного великолепия, сверкает глазами. Анна забралась с ногами в кресло, сидит, курит.
Интересно, почему ей не приходит в голову нарисовать себя, когда она сидит вот так, поджав под себя ноги, в длинной сиреневой юбке и серой кофте, как всегда сосредоточенно-спокойная. Но, конечно, все художюники мира её давно уже нарисовали. Эти собранные на затылке волосы, эта шея... Святые угодники, сорок мучеников, я-то знаю толк в красоте!
И вот тут, когда она сидела и курила, думая, как всегда, о своём - так, что даже Самсон притих, - тут и пришёл этот Макларен.
Я-то сразу понял, кто он такой. Самсон, кажется, тоже, но Самсон вообще хам и наверняка плохо встретил Макларена просто так, из-за собственной невоспитанности и дурного характера. Про то, кто на самом деле Макларен, понял только я один.
Я же чувствую такие штуки, я уже полчаса знал, что он ходит вокруг дома и заглядывает в окна, и чаще всего - в моё любимое. Потому что стол стоит как раз у этого окна, а мы ужинаем.
Но кто будет меня слушать? Я молчал.
И вот он постучался - какая хитрость, какая вежливость! Анна встрепенулась, выпрямилась, сказала громко:
- Кто там?
А он ей так правдоподобно:
- Простите, я, кажется, заблудился. Увидел свет в окнах...
Он говорил из-за двери, хотя замки для него, конечно, не проблема. Вот это коварство! Что у него на уме?
- ... Я ехал в город на велосипеде, меня сбил грузовик... Велосипед сломался. Я заблудился и пришёл к вам...
Конечно, она его пустила. Открыла дверь, предложила поужинать, и строго сказала Самсону:
- Самси!
Я молчал и не показывал вида, но в любую секунду готов был защитить Анну. Ведь пока я здесь - а я здесь всегда, - ей нечего бояться. Бедную девочку не так-то часто радуют гости. Пусть она думает, что это гость. И ведь самое интересное - он, по-видимому, не соврал ей ни единым словом.
Вообще, до чего хитрая вещь - слова! Я слушал его очень внимательно - он говорил так, чтобы говорить только правду. Ничего, кроме правды, дьявольская сила, особенно про грузовик.
- Когда поедем?
- Ну ты спросил! Не видишь - дел выше крыши.
- Ты вечно с ерундой какой-то возишься. Я её нашёл, я всё узнал, адрес, как проехать - всё! Только съездить! Тихо и по-быстрому. Уведут же, пойми, из-под носа уведут.
- Уж если этим заниматься, надо сначала к Ольховскому съездить.
Да, он не врал, это меня и настораживало.
и дальше
Arrgot
Ассоциация критиков
По заразительному примеру Сапы
Мельникова Н.Ю., Арефьев А.К
И было это во вневременье
Эту сказку я недавно закончила в соавторстве с Арефьевым А.К., кому, собственно говоря принадлежит более половины работы. Сказка о том, как охотник полюбил оборотня, и что из этого вышло.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
И было это во вневременье, в неизвестной стороне. Там и тогда, а может в ином месте и в иное время, что, впрочем, неважно, жил охотник.
Грусть и тоска с недавних пор поселились в его душе, а дела и заботы задержали его в грязном и душном городе дольше обычного. Его вольное сердце с детства тяготилось этими каменными стенами, булыжными мостовыми и чахлыми деревьями в садах состоятельных горожан… Они были так непохожи на те дубы и ясени, которые спасали его не раз от непогоды в лесу. Однако он нуждался в этом городе, ведь ему были необходимы оружие, одежда, женщины. Женщины! Они ласкали его взглядами, проходя мимо, жеманными или наоборот, откровенными жестами пытались привлечь его внимание. Только Той, за которой бы он пошёл на край света, а то и за край, он не встретил. Только лес понимал и откликался на его порывы волнительными запахами добычи, трав и ручья, обещая что-то неведомое, доступное лишь такому, как охотник. И всегда, покидая город, он чувствовал, что вырывается на свободу, где есть место всему чудесному, прекрасному и волшебному, что жило в его сердце. Так было и в этот раз.
Лес принял восторженного охотника в свои объятья и прошелестел: Я тебя не выпущу…
В знакомой зелени леса, вдыхая его ароматы, очищаясь от городской шелухи, охотник чувствовал, как обостряются зрение и слух, а обоняние рисует тонкие узоры лесных обитателей… Где-то рядом зайцы… Хороший обед для вольного молодца!
Через несколько минут с тушкой в руках и довольной улыбкой на лице он, насвистывая веселую легкомысленную песенку, которую услышал в городе, уже искал удобное место для привала. Светило перевалило за полдень и голодный охотник, оставив зайца на попечение березки, отправился собирать хворост. И тут неожиданно он наткнулся на свежий след хищника. Оставшийся запах сказал ему, что это очень крупная кошка. Запах был на удивление влекущим, а не тревожным и опасным. Таких зверей за всю жизнь в лесу охотник не встречал, и любопытство взяло верх над осторожностью и голодом. Бесшумно и внимательно он пошёл по следу.
Вдруг неведомая сила заставила его бросить взгляд в сторону, где он услышал звук, даже не звук, а тень звука. Меж деревьев охотник увидел мелькнувшее гибкое тело незнакомого зверя. Большая чёрная кошка двигалась в сторону тихого лесного озера. Сделав крюк, он притаился в кустах, надёжно укрытый спускающимися до воды ветвями. Тут, на открытом берегу, он увидел великолепную чёрную пантеру.
Он невольно залюбовался грацией хищницы, которая неспешно вышла к самой воде. Сердце охотника застучало быстрее, а глаза не желали отрываться от зверя. А кошка, покрасовавшись, скрылась в высокой траве. В тот же миг из травы встала и вышла к воде неземной красоты девушка. От такого зрелища у охотника перехватило дыхание. Он в жизни видел много женщин, но Такой — никогда! Именно подобные картины во все времена заставляли мужчин задумываться о Высоком… хотя…
Девушка, конечно, была прекрасна, стройна и волнующа, но день выдался нестерпимо жаркий, солнце нещадно подрумянивало и без того румяную кожу, невзирая на попытки деревьев защитить любого, кто искал прохлады в их тени. А озерко сверкало белизной в лучах нещадного мучителя, обещая прохладу и чистоту… Охотник вышел на берег и, стягивая с себя пропотевший камзол, молвил:
— Здравствуй, красавица! Бела твоя кожа, упруги твои груди, роскошны твои волосы… Кстати, какова водичка?
От неожиданности девушка забыла, что ей положено стесняться, и собралась было отчитать наглеца, но следующая его фраза заставила её насмешливо поднять бровь:
— Думается мне, — продолжал охотник, снимая рубаху, — ты родня водным девам, что обитают в озерах и реках нашего королевства, а посему должна плавать быстрей форели…
— Уж не хочешь ли ты, мил человек, состязание со мной устроить? — девушка окинула более внимательным взглядом сильное тело охотника и задумчиво улыбнулась.
— Имеется у меня желание окунуться в прохладную водицу, да и проверить проворность водных дев я не против, — уж больно фантастические сказки рассказывают про русалок!
Ответом охотнику был надменно-самоуверенный взгляд.
— Плывём наперегонки. Выигрываю я — я тебя целую. А если ты, то ты меня целуешь! — хитро прищурившись, молвил охотник.
Возмущённая девица упёрла руки в бока.
— Если я обыграю тебя, ты улей диких пчёл целовать будешь!
— Идёт! — ответил охотник, дабы не терять лица. «А лицо можно совсем потерять», — подумал он.
— Тогда на ту сторону озера и назад! Догоняй! — крикнула девушка, бросившись к воде.
Чуть замешкавшись, в прохладную воду стрелой вошёл и охотник. Девушка рассекала воду, словно горячий нож масло. На миг оглянувшись, она не увидела на поверхности плывущего охотника, и сбавила скорость. Но тут же на расстоянии вытянутой руки от неё показалась мощная загорелая спина. Без лишних движений охотник размашисто плыл, все быстрей и быстрей. Дева кинулась за ним во всю прыть и ближе к берегу настигла его. Выскочила на берег и вновь стремглав метнулась в воду. Охотник немного отставал, но отрыв не увеличивался. Она не плыла, а летела как на крыльях, и победа была так близка, но охотник снова увеличил скорость и, обогнав её, выскочил на берег первым.
Покачиваясь от усталости, вышла из воды и девушка, чтобы тут же наткнуться на насмешливый взгляд победителя.
— Давай-ка рассчитаемся, русалка! — весело произнёс охотник.
— Лешего целовать будешь! — зло ответила дева. Её прекрасная грудь вздымалась и опадала в такт учащённому дыханию. Охотник невольно залюбовался белым телом, покрытым капельками воды.
— Чего уставился!? Глаза сломаешь! — раздражённо крикнула девушка. Её лицо от обиды и стыда стало пунцовым.
— С тебя поцелуй, милая, — спокойно молвил охотник, открыто любуясь красавицей.
— Знать ничего не знаю, ведать не ведаю. Не было ничего, — буркнула та, направляясь к высокой траве, одеваться. И.. не нашла там одежды. Гневно сверкнув глазами, она стремительно подскочила к посмеивающемуся охотнику:
— Отдай, что не твоё!
— Ты тоже мне кое-что обещала, сердитая!
— Ладно, целуй, — ответила дева, полуприкрыв глаза, поднимая своё лицо ему навстречу. И едва почувствовав прикосновение к губам, резко отдёрнула лицо, с удовольствием наблюдая, как обескуражено вытянулось лицо охотника.
— Всё! Поцеловал? Отдавай одежду!
— Э, нет, милая! Мы договаривались, что я поцелую тебя, а не воду на твоих губах! — ответил охотник и, поймав её руку, привлёк себе, даря поцелуй, полный страсти.
Когда он отпустил девицу, строптивости в её взгляде стало немного меньше. Охотник похлопал себя по животу:
— Я собираюсь пообедать, вернее уже поужинать. И буду рад, коли ты разделишь со мной трапезу. Если, конечно, русалки едят мясо.
Слегка сомневаясь, девушка все же согласилась, — холодная вода не прибавит сытости ни статному молодцу, ни стройной деве!
На тихой лесной полянке ярко горел небольшой костерок, разносящий по округе аромат жареного мяса. Упитанные зайцы покрывались румяной корочкой и истекали соком.
— Отведай, красавица! — охотник протянул девушке добрый кусок зайчатины, — Лесные зайчики повкусней сырой рыбки да лягушек будут! Или водным девам больше по вкусу водоросли?
— Вот ведь заладил… водная дева да водная дева… Не русалка я! Не русалка! — Недоеденная заячья ножка врезалась в ухмыляющуюся физиономию. Гнев на лице девушки сменился досадой, а досада слезами.
— Прости, милая, — охотник присел рядом и попытался обнять, — а кто ж ты тогда? На берегу ты появилась — как из воздуха соткалась, вот и решил русалкой назвать… Ведь и не видел никого в округе, кроме черной пантеры, блестящей и грациозной! Но где это видано, чтоб пантера девушкой стала!?
— Не видано, не слыхано, — молвила дева, — А и такое бывает! Оборотень я! Половину дня живу я человеком, а другую половину — черной кошкой-хищницей. Бегаю по лесам, пугаю людей да животных убиваю… Ох и немилое это занятие! Сбросила б личину свою, да не знаю, как.
— А я, может, и знаю, и помогу, если ты примешь мою помощь, — сказал охотник, растянувшись на мягкой траве, — только думать будем утром, а теперь уже пора спать.
Девушка еще некоторое время посидела в нерешительности возле догорающего костра, а потом и сама улеглась рядышком, но долго не спала и думала о чем-то своем, пристально наблюдая за угасающими один за другим угольками.
Сквозь утренний сон охотник почувствовал запах хищника. Он вскочил и прижался к дереву спиной с ножом в руках, но, встретившись глазами с непонимающим взглядом чёрной пантеры, вспомнил прошлый день и убрал оружие.
— Пойдём к старому Ольгарду, — он знахарь, может и поможет чем, — сказал охотник, с удивлением наблюдая, как кошка неловко пытается поддеть головой котомку с аккуратно сложенной туда одеждой, — Давай, помогу!
Пантера недовольно зашипела, желтые глаза предупреждающе сверкнули в рассветных сумерках. Следующая её попытка увенчалась успехом и, довольно мурлыкнув, она последовала за охотником.
Так они и направились в свой путь, не ведая, долгим он будет, или коротким: впереди загорелый охотник, насвистывающий песенку, а за ним — черная пантера с холщовой котомкой на шее, величавая и щурящая глаза от солнца.
Старик встретил охотника приветливой улыбкой на пороге небольшой избушки, но, завидев его спутницу, сурово нахмурился.
Приветствие запуталось у него в бороде.
— Ты… ммм… зачем оборотня привёл? — он проглотил имя охотника, не желая открывать его перед нечистью.
— Помочь надо, — буркнул охотник, заслоняя старика от ощерившейся пантеры.
— Проходи, — Ольгард посторонился, пропуская охотника, но захлопнул дверь перед носом зверя. Перечить охотник не посмел, зная крутой нрав знахаря.
— Что ж, — сказал старик, выслушав рассказ, — Вижу, совсем небезразлична тебе кошка эта, однако я не в силах помочь. Только вот нужна ли ей помощь?
Он ненадолго замолчал, глядя на охотника, заворожено наблюдающего за тем, как на солнышке грациозно приводит себя в порядок пантера.
— С другой стороны, — продолжил знахарь, — может мудрее будет оставить все как есть, ведь тебе вполне хватит того времени, когда она в человечьем обличье, чтобы потешиться… Наверное, как кошка ласковая, — старик улыбнулся в бороду.
— Нет! Что ты говоришь! Я даже не… — охотник вспыхнул как мальчишка и осёкся.
— Н-да… — вздохнул старик, — запала тебе эта нечисть в сердце.
Охотник не отвечал. Между тем, Ольгард продолжал раздумывать вслух:
— А может, ну её, оборотня этого? Мало ли что! Женишься на нормальной девушке, заведёшь дома кошку, а?
— Да у меня и дома-то нет. Ты же знаешь, — ответил охотник, снова залюбовавшись, как пантера играла, ловя бабочек.
— Тогда да, — усмехнулся знахарь, — лучше жёнушки и не придумать. И охотница, и крыша над головой ей не требуется, и одежка не нужна. Красота! Зачем тебе её «лечить»? Может это не кара, а дар? А? А она и сама не понимает.
Охотник молчал.
— Ладно! — сказал наконец старик, — поступай, как знаешь. В этом деле я тебе не помощник. Иди в Самый Чёрный лес, там нечисти водится больше, чем во всех остальных лесах, вместе взятых, найдёшь там колдунью. Она с нечистым на ты разговаривает, может и поможет. Только бабка она не в своем уме… Понятное дело! В таком гиблом месте поселиться! Ты берегись.
Солнце медленно, но неуклонно шествовало к западу. Неожиданно в дверь постучали, и в избушку вошла девушка. Старик взметнул кустистые брови и хмыкнул в бороду: Эх, хороша!, а в слух произнёс:
— К нам гости пожаловали! Проходи, садись, милая. Чем тебя угощать? Пора ужинать.
— Мясом, — ответила девушка, подарив охотнику долгий взгляд.
— Откуда же у меня, старого отшельника, мясо? — хмыкнул Ольгард, — тоже одарив охотника укоряющим взглядом.
Выручила пантера.
— Пока вы сплетничали, как тетки на рынке, я кое-что принесла, — белозубая улыбка осветила полутьму избушки, — Есть тут мужчины, чтобы это освежевать и приготовить?
Во дворе лежала косуля с прокушенным горлом. Охотник, охваченный стыдом, быстро достал нож и принялся за работу. Через некоторое время на очаге булькал котелок, источая аромат тушёного с пряными травами мяса. Охотник возился со стряпнёй. Старик молчал, взглядом гипнотизируя огонь. Девушка тихонько жевала кусочек сырого мяса. Наконец ужин был приготовлен и моментально съеден.
— Ты не плохо готовишь, — сказала девушка, сыто улыбнувшись, — Чужую добычу! — её белые зубки довольно сверкнули в полутьме.
— Пора и спать ложиться, — молвил знахарь, зевнув, — Вам, молодые, на двоих постель стелить? — Охотник и дева вспыхнули. — Ладно, шучу!
На утро, наскоро перекусив, охотник и пантера отправились в Самый Чёрный лес. Дорога до леса была легкой и приятной, в самом же лесу их встретили мрачные высокие деревья, заслонявшие своими кронами солнце, не пуская внутрь чащи ни единого лучика.
Стояла осторожная тишина, не нарушаемая даже чириканьем воробьев. Самый Черный лес по праву мог называться также и Самым Тихим. Порыскав по сторонам, ни охотник, ни пантера не обнаружили и намёка на дичь. Шнырявшие то тут, то там тени, даже отдалённо не напоминали зверей. Не забывая о цели своего путешествия, не обращая внимания на голод, они углублялись в полумрак чащи все больше и больше. Шли наугад, но потом выбились на еле заметную тропку, которая вывела их к жилищу. Только курящийся терпкий дымок поведал о том, что это сооружение, одновременно напоминающее берлогу, избушку и просто нагромождение камней, жердей и брёвен, есть человеческое жильё. Внезапно к ногам охотника выскочил ком тряпья, который развернулся в горбатую бабку устрашающего вида.
— А-а-а! Кто пожаловал! — раздался скрипучий голос, срывающийся на визг, — Кто такие? Чего хотите? — ведьма, приплясывая, кружила вокруг спутников, пантера со вздыбленной шерстью невольно жалась к ногам охотника.
Собравшись с мыслями, охотник заговорил:
— Меня Ольгард послал. Помочь надо.
— Ха-ха-ха! — закаркала ведьма, — Какая помощь вам нужна? Что хочет от меня этот старый пень — Ольгард? Он, наверно, давно мхом оброс и поганками!!
«Вот кто мхом и поганками оброс, так это поглядеть ещё надо», — хмыкнул про себя охотник.
— Такой молодой, а такой дерзкий! — взвизгнула старуха, — Не научен с дамами обращаться и стариков уважать?
Охотник опешил.
— Я вот… — начал было он, — хотел…
— Да вижу я! — буркнула ведьма и хихикнула, — Оборотня привел. И чего? Хочешь-то чего? Чары снять или новые наложить?
Охотник замялся. Пантера, освоившись, ткнула его мордой в бок, мол, говори, не мешкай, а сама смело сверкнула желтыми глазищами в сторону старухи. Та прищелкнула языком:
— Ишь, какая смелая! Только пока ты зверем в этой шкуре бегаешь, охотник твоим языком будет! Говори, не томи бабку старую, больную, а то разозлюсь я, — и не спасет тебя даже оборотень твой!
— А что говорить? — молвил охотник, — Хочет пантера девушкой стать, да не на полдня, а навсегда! Может, есть у тебя какое зелье, чтоб ей истинный облик вернуть?
— Зелье, зелье… — поморщилась ведьма, — Всем только и нужно от меня, что зелье какое или травку, а я, может, мечтаю тут о принце! Могу твою кошку в лягушку обратить — насовсем! Или вот в пень трухлявый — тоже можно… или яду дать, раз мучиться не желает…
— Ах ты, карга старая! Яду! Яду! — охотник не на шутку рассердился, — Всё тебе травить да губить! Чем твоя помощь, лучше никакой совсем!
— А тогда и иди ты, сынок куда хочешь, — ответила бабка, — Я ведьма приличная и со всякой нечистью, — он покосилась на пантеру, — водиться не собираюсь! Иди хоть к священнику! Да хоть к самому епископу!
— И пойду! — рявкнул охотник.
— Иди себе кругом, куда хочешь, — взвизгнула ведьма, — Иди, пока я вас обоих в коряги не превратила!
[ADDED=Argo]1086229362[/ADDED]
— Иди себе кругом, куда хочешь, — взвизгнула ведьма, — Иди, пока я вас обоих в коряги не превратила!
«Мило побеседовали», — думал охотник, когда они шли обратно. Путь, как и пожелала ведьма, был гораздо длинней. Ни опыт охотника, ни звериное чутьё пантеры не помогало и, проплутав довольно долго, они, голодные и обессиленные, выбрались наконец на поляну, где царил не столь тягостный мрак… Там и заснули, голодные и уставшие, у костра, прижавшись друг к другу…
Проснулся охотник уже в обнимку с большой кошкой, которая даже спящая, оставалась на диво грациозной. Шелковистая шерсть приятно ласкала его пальцы. Он не спешил подниматься и лежал, рассеяно поглаживая пантеру по боку. Увлечённый, он и не заметил, что она не спит. Незаметно для самого себя он стал чесать кошке за ухом и остановился лишь тогда, когда разомлевшая пантера повернулась, вытянувшись во всю длину. Это было какое-то дивное наваждение. Но оно мгновенно пропало, едва охотник прекратил ласки. Пантера вскочила на лапы, и замотала головой стряхивая дурман. Охотник так и продолжал сидеть, погружённый в свои мысли и ощущения. На следующий день они выбрались из Самого Черного леса и, наконец-то, насытили свои желудки. А потом отправились на поиски священника.
Молодой священник Клаус получил сан и приход буквально на днях и был, по сути, ещё зелёным студентом факультета богословия. Пара служек из местных составляли всю его команду по борьбе за веру. Сам студент получил этот незавидный приход при паре деревень вдалеке от епископата и крупных городов, будучи далеко не лучшим учеником. Когда под вечер к нему постучали, он слегка опешил. Перед ним стояли статный охотник и прелестная, даже очень красивая девушка. Священник, поправив белый воротничок, решил, преодолевая свою робость, выслушать охотника. Когда охотник закончил рассказ, Клаус оробел окончательно, но будучи укреплённым в своей вере, всё же решил попытаться повторить подвиг отца-экзерциста, который ценой собственной жизни изгнал тьму демонов из одержимой девушки. К тому же сумма «пожертвований» храму была немаленькой, и священник, украдкой перекрестившись, согласился повести ритуал изгнания, а если потребуется, то и несколько. Согласия служек почему-то никто не спросил, но справедливость всегда была больным местом всякого мира!
Следующим же вечером, усердно помолившись, молодой священник приказал служкам готовиться к ритуалу. Сам Клаус появился в церкви с маской непоколебимой твёрдости духа на лице, в лиловой накидке и с лёгкой дрожью в коленях. В его руках было древнее Писание и ларец реликвий. Девушка в грубой рубахе до пола уже ждала его, сидя в кресле. Она удивленно и насмешливо изогнула красивую бровь, едва увидела преобразившегося священника. Грубая ткань не смогла скрыть прекрасной фигуры, и Клаус с трудом отгонял от себя греховные мысли. Служки стояли по обеим сторонам от кресла, тараща глаза на девушку. Один держал кропило, а другой ведёрную чашу святой воды. Охотник стоял в стороне и смотрел на всех с лёгкой улыбкой.
Тем временем, Клаус, бормоча молитвы, попытался наложить руку на голову «одержимой», но не смог коснуться ни высокого лба, ни чёрных густых волос, так и замерла его рука, простёртая над головой девушки. Служки распевали псалмы дрожащими от старания голосами. Девушка изо всех сил старалась не засмеяться, так её потешало всё это действо. Сдерживая себя, она начала закатывать глаза и строить гримасы, что было истолковано Клаусом, как первые успехи в борьбе с демонами. Пение стало громче, его голос стал немного твёрже. Он призывал демона покинуть тело, совал к лицу девушки какие-то непонятные предметы из ларца, окуривал ароматными смолами. У неё уже стала кружиться голова, как незаметно подкралась полночь.
Священник поднял глаза к своду купола, забывшись в ритуальном экстазе, а когда вновь воззрился на девушку, то увидел сидящего в кресле огромного зверя. С воплем Изыди, Сатана! он уронил ларец прямо на кончик хвоста всё ещё соловой после превращения пантеры. Клевавший носом служка с чашей очнулся и, сам не сознавая, что делает, окатил кошку холодной святой водой. Кошка дико взвизгнула, прыгнув на священника. Охотник кинулся в самый центр свалки и вытащил разъярённую пантеру, ловко опутав ей пасть и лапы прочным ремнём.
Наскоро осмотрев раны незадачливых экзерцистов, охотник щедро угостил их крепким болеутоляющим и, протянув священнику кошель с оговоренной суммой пожертвования, поспешил вместе с сопротивляющейся пантерой на поводке подальше от святого места.
Зелёный лес принял их ближе к рассвету. На следующий день охотник и девушка молча шли рядом. Охотник размышлял о том, что делать дальше, у кого просить помощи. У знахаря они уже были, у ведьмы были, у священника тоже. И тут он вспомнил про аптекаря, живущего в городе, который охотник покинул совсем недавно. В витрине его магазинчика были выставлены порой очень странные вещи, а снадобья аптекаря лечили по слухам даже неизлечимые болезни.
— Ты останешься в лесу, — сказал охотник пантере, — А я пойду в город, там живет один человек, старый и умный аптекарь. Он должен знать, как справиться с твоей бедой.
Договорившись встретиться у озера через два дня, они расстались.
К полудню охотник вошёл в город. Только цель его поисков не позволяла ему убежать из этого пыльного и грязного каменного мешка. Магазин стоял в одной из узких улочек, маня и отпугивая витриной. О прибытии покупателя аптекаря известил дверной колокольчик.
— Чем могу служить? — маленький сухой старичок засеменил в сторону охотника, — Все есть у старого Гаспара! Есть порошки и притирки от множества недугов, есть чудесные эликсиры для восстановления мужской силы, хотя Вам, молодой человек, как я вижу, требуется совсем не это.
— Вы правы, — сказал охотник, — Слышал я чудесные вещи! Говорят, Вы лечите и такие болезни, от которых доктора отступаются.
— Люди многое говорят, — усмехнулся Гаспар, — И правду, и ложь, и придумывать любят. А я много прожил, и многое повидал за свою жизнь, потому знаю, что природа — великая помощница человека! Так какая же болезнь нуждается в излечении?
— Нужно, чтобы девушка не превращалась в кошку.
— У Вас галлюцинации? Видения? — седые брови взметнулись вверх, — И давно? Помнится, где-то было у меня одно средство…
— Нет у меня никаких видений, — ответил охотник и поведал о своём странном знакомстве.
— Интересно! Очень интересно! — тараторил старый аптекарь, стремительно шаря по полочкам и ящичкам, коих было великое множество.
— Помоги мне, аптекарь! Я заплачу тебе — последнее отдам! — охотник с надеждой посмотрел на старика.
— Не торопитесь, молодой человек, — ответил Гаспар, извлекая из сундука древний фолиант, покрытый толстым слоем пыли, — сейчас поищем.
Аптекарь долго листал желтыми тонкими пальцами листы старого тома, размышляя вслух:
— Медицина, сударь, есть ничто без природы! Природа и жестока, и милостива: она насылает на род человеческий болезни разнообразные, но и дает в руки знающих и пытливых людей лекарства против любого недуга! Её дары обладают свойствами исцеления. Помнится, в годы моей юности я слышал от своего учителя, а тот — от своего учителя, что есть волшебный корень, способный обратить человека в животное, а животное в человека. Встречается он весьма редко, но бывает множества видов. В этой умной книге обязательно должно быть упоминание о сем примечательном факте! Вот же! Нашел! — палец Гаспара уткнулся в скопление мелких строчек на одной из страниц, — Radix versafacies! Только Вам, молодой человек, придется сильно потрудиться в поисках этого чудного корешка, потому как спрятан он в земле и мало кто его приметит! Да и встречается не во всяком лесу! Я наш лес хорошо знаю и скажу так: не здесь его искать надо! Вы у своей милой спросите — из каких краев она родом, да когда в зверя начала превращаться, — вот Вам и ниточка к поискам!
— А как же я найду корень, если он под землей? — расстроился охотник.
— Ага! — обрадовался аптекарь, — Вот для этого книга и пригодится, ибо написано в ней, что Radix versafacies нужно искать у берегов пресных лесных озер или рек во второй день полнолуния там, где трава не растет, земля в том месте будто светится изнутри, сам же корень похож на репу, да только черный. И как выкопаешь, — так сразу и съесть надобно, иначе потеряет корень свои волшебные свойства!
— Так… Лес, озеро или река, репа… — бормотал охотник на обратном пути, голова его болела от непроизносимых названий, которыми так легко жонглировал Гаспар. Он в который уже раз повторял слова аптекаря про корень, боясь чтонибудь забыть или перепутать, — Вторая ночь полнолуния, репа, нет… совсем не репа, потому что черный радикс… тьфу!
До озера он добрался без приключений и, увидев на берегу черный силуэт пантеры, обрадовался так сильно, что сам испугался своей радости.
По привычке охотник подошёл с наветренной стороны, и пантера не чуяла его близкого присутствия, а он, затаившись, наблюдал за грациозным зверем, и сердце его билось как-то иначе. Наконец он всё же вышел на поляну. Большая кошка с достоинством приблизилась, приветствуя его легким кивком головы, и села рядышком, ожидая рассказа. Охотник поведал спутнице о своем визите к аптекарю, постоянно путаясь и сбиваясь, пытаясь поточнее воспроизвести слова Гаспара. Поэтому заключительную часть слушала уже не пантера, а девушка. Скоро настала пора слушать охотнику. Закончив свой рассказ, он пристально посмотрел на девушку и та, вздохнув, стала вспоминать прошлое:
— Родом я не из этих мест. Моя земля находится много дальше на юг. Долго я скиталась по лесам, но в памяти живут воспоминания о лианах и горячем белом солнце моей страны, — девушка вздохнула, закрыв глаза, и ей на мгновение почудилось, будто теплый южный ветер согрел её лицо. Помедлив, она продолжила, — Давным-давно я очутилась в лесу, маленькая сирота, без еды и одежды, убежавшая от человека с недобрыми глазами. Так я и жила несколько лет, питалась сочными фруктами, кореньями и ягодами, а потом вдруг стала превращаться в пантеру. Испугалась, покинула знакомые места… И оказалась здесь.
— Что ж, молвил охотник, — на юг, так на юг… Ты помнишь дорогу?
[ADDED=Argo]1086229408[/ADDED]
Дороги девушка не помнила, но знала, что путь в её страну лежит лишь один — на юг, через горный проход. Надо было отправляться. Голова охотника гудела от непривычной работы, думать и говорить долго он не любил, да и не умел. На полдень, так на полдень, — сказал он, и в сопровождении пантеры отправился к одному из своих тайников. Не имея собственного дома, охотник имел в лесу насколько тайных мест с оружием, одеждой и даже деньгами, заработанными охотой. На этот раз он разворошил самый богатый из них, ведь путь предстоял долгий.
Сменив оружие и одежду, запасшись золотом и серебром, спутники покинули лес.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Небольшой костерок освещал двух путников, жадно рвущих крепкими зубами куски жареной дичи. Позади в закатных лучах багровели хищные отроги горного хребта. Перевал оказался очень трудным, и путники выбились из сил, но теперь он был оставлен позади, а впереди виднелась цепочка оазисов пересекающих пустыню, за которой, судя по влажному дыханию местных ветров, раскинулись джунгли.
— М-м-м… как вкусно! — произнесла девушка, кокетливо облизывая изящные пальчики.
— Да, неделю без свежего мяса было тяжело, — сыто ответил охотник. Он уже предвкушал, как проснётся рядом с большой чёрной кошкой, запустив пальцы в густую, лоснящуюся шерсть.
Так и случилось. Стремительно выпрыгнувшее из-за горизонта солнце разбудило охотника, но он только плотнее прижался к тёплому пушистому боку огромного зверя. Ночная прохлада медленно отступала, передавая путников во власть жаркого южного солнца, такого беспощадного в пустыне.
Пустыня оказалась не такой страшной, как показалось в начале пути. Оазисы попадались всё чаще, дичь и вода в них изобиловали. И только одно терзало охотника. Весь день до полуночи он временами не мог оторвать взгляда от стройной фигурки девушки в простом, легком платье. Но его попытки ухаживаний уже получали столь жёсткий отпор, что повторения охотник отнюдь не желал. Да и в последнее время он всё чаще ловил себя на том, как заворожено смотрит на грациозную хищницу. Это его и смущало, и терзало, и влекло одновременно, он прогонял греховные мысли так далеко, как только мог, но каждую ночь они возвращались к охотнику.
Через несколько дней путники достигли влажных зарослей тропического леса. Охотник с удовольствием отметил, что дичь в этих краях не менее вкусная, чем в его родном лесу. Поиски им предстояли длинные, так как вместо озер и рек им попадались лишь маленькие родники, тонкой струйкой исчезающие в ковре трав, да древние глубокие колодцы, причудливо оплетенные лианами.
Но вот однажды, после нескольких дней неуклонного пути на юг, меж деревьев показался просвет, и потянуло прохладной свежестью. Охотник и девушка вышли на берег огромного озера. Открытый берег не пересекался звериными тропами. Идеальное место, чтобы остановиться, — подумал охотник и его заплечный мешок полетел в траву.
— Давай, красавица, разводи огонь, а пока я чего-нибудь на ужин принесу, — бросил охотник, скрываясь в густых зарослях. Девушка вспыхнула, хотела возмутиться, но спорить уже было не с кем и она, вздохнув, стала собирать хворост.
Едва начало смеркаться, вернулся охотник с тушей животного, похожего на дикую свинью. Куртка на груди была вымазана кровью, а на горле туши остались странные раны. В ответ на вопросительный взгляд спутницы, охотник лишь хмыкнул и принялся свежевать добычу. Через некоторое время они ужинали изумительно вкусным мясом и терпкими плодами, которые насобирала девушка. Над озером медленно выплыл огромный полумесяц. Времени до полнолуния оставалось еще достаточно.
За ужином решили обследовать окрестности, но сделать это удобней было разделившись. Охотнику досталась правая сторона от берега, а девушке — левая. Так шли дни. Охотник думал, что в лагерь будет возвращаться поздней ночью и встречать там пантеру, но девушка решила, что рыскать по окрестностям в обличье зверя намного удобней и безопасней, поэтому охотнику пришлось только смириться и возвращаться раньше, чтобы поделиться впечатлениями.
Однажды, пробираясь густыми зарослями, охотник наткнулся на совершенно лысую круглую прогалину не более десяти шагов в поперечнике. В предвечерних сумерках это неестественно светлое место, казалось, светится. Мысли вихрем пронеслись в голове. Вот оно, это место! — подумал охотник, и, памятуя о наставлениях Гаспара, решил дождаться ночи. Когда багровый диск полной луны лениво поднялся над джунглями, странный пустырь ожил. В мертвенно-зелёной дымке угадывались полупрозрачные фигуры, непонятные звуки еле слышно возникали, сменяли друг друга и пропадали, чтобы зазвучать вновь. Волосы на голове охотника шевелились от страха, руки судорожно сжимали длинный кинжал. Еле переборов панический ужас, охотник покинул колдовское место, твёрдо пообещав себе не возвращаться. У костра за ужином он ничего не сказал девушке о своей находке, только и думал о странном месте, да вспоминал наставления старого аптекаря. Внезапная догадка молнией осенила сознание охотника. Да ведь сегодня как раз вторая ночь полнолуния! — едва не крикнул он, но осёкся. Тяжёлые мысли бередили его душу, решение не находилось, но времени уже не оставалось.
Выждав, когда девушка, обратившись зверем, скользнёт в ночной сумрак, охотник достал из мешка длинный узкий кинжал с посеребрённым лезвием. Это оружие дал ему старый Ольгард для защиты от разной нечисти, которая, как известно, боится серебра. Вооружённый заговоренным кинжалом и собственной решимостью, он отправился к колдовскому месту.
Охотник еще издалека почувствовал, что приближается к цели. Едва он переступил невидимую черту, смолкли звуки ночных джунглей. Не было слышно не трескотни насекомых, ни криков ночных птиц. Даже запахи ослабли. Между кустов показалась зеленоватая дымка. В светящемся кругу двигались, перетекая друг в друга, призрачные фигуры.
Охотник, преодолевая стойкое желание бежать отсюда подальше, ступил в круг. Раздался ужасный полустон-полурык и фигуры, сгустившись, задвигались вокруг него. Свечение усилилось, но зеленоватый туман мешал разглядеть даже собственную руку. Охотник почувствовал себя беспомощней ребенка в этой липкой мути, которая мешала свободно двигаться, лезла в нос и рот, сбивала дыхание. Обернувшись на движение за спиной, он нос к носу столкнулся с ужасной мордой неведомого зверя и тут же наудачу ткнул серебряным кинжалом. Нечеловеческий рёв оглушил его, но он продолжал вертеться волчком, нанося удары невидимым противникам. Вопли неведомых тварей резали слух. Тут на него навалилась страшная тяжесть, которая обволакивала, сминала охотника. Собрав остатки сил, он пустил в ход кинжал.
Внезапно всё кончилось. Когда в голове прояснилось, охотник обнаружил себя лежащим в центре светящейся прогалины с кинжалом в руке. Зелёная дымка исчезла, лунный диск наблюдал за ним сверху. Опершись на локоть, охотник всё тем же кинжалом принялся рыхлить землю, в поисках заветного корешка.
И вот он на ладони! Radix versafacies! Грязная и невзрачная картофелина, как и предупреждал Гаспар. Охотник думал сунуть его в карман, да вспомнил, что волшебная сила может пропасть и съесть его надо сразу! Решение моментально созрело в голове и он, кое-как стряхнув налипшую землю, откусил твёрдую горьковато-терпкую мякоть. Песок скрипел на зубах, но охотник этого не замечал. Его захватил поток неведомых ощущений, сопровождающийся звуками рвущейся одежды. Сильный запах крупного хищника заставил оглянуться, одновременно нашаривая кинжал. Но схватить оружие не получилось. Охотник поднёс руку к лицу. О, Боги! — перед его носом оказалась мощная когтистая лапа. По мере того, как охотник осматривал себя в ярком лунном свете, ужас сменялся ликованием.
Незадолго да полудня на поляну, где был лагерь, вышла большая кошка. Это вернулась девушка. Странное ощущение чужого присутствие заставило ноздри пантеры затрепетать, улавливая запахи и забеспокоиться, почувствовав хищника. Она мягко скользнула к костровищу и с удивлением обнаружила сваленную грязной кучей одежду охотника со следами свежей крови и внушительными прорехами. Вокруг костра отчетливо были видны следы животного. Сзади раздался тихий звук, и пантера от неожиданности отпрыгнула почти на десять шагов, развернувшись, припала к земле, вздыбив шерсть и ощерив клыки.
На поляне спокойно стоял великолепный самец пантеры. Его насмешливодружелюбный вид напоминал… её спутника! Охотника! Наступивший полдень развеял все сомнения девушки.
Девушка сидела на траве, обхватив колени тонкими, изящными руками, угрюмо наблюдая за пламенем костра, и молчала. Охотнику тоже было нечего сказать, и он, повинно опустив голову, строгал ножом ветку, случайно попавшуюся на глаза. Он пытался осмыслить все многообразие ощущений, которые испытал, будучи хищником. Через пару часов молчание нарушил тихий безнадежный вздох.
— И что мне теперь делать? — спросила девушка, устремляя карие глаза на охотника, — Ты говорил, что хочешь помочь мне!
— Я хотел… — начал было охотник, но замолчал. Как объяснить ей, что тяга к пантере заставила его совершить столь безрассудный поступок, что он любит в ней именно грациозное черное животное с влекущим запахом, и что ради этого он сам стал таким, как она!
— Я люблю тебя, — пробормотал он тихо.
— Что мне твоя любовь?! — воскликнула девушка, вскакивая, — Ты мне не помог! А ведь обещал! Думаешь, я не видела, как ты на меня смотришь, думаешь, я не чувствовала своей шерстью твоих прикосновений? Вот что я тебе скажу, охотник! Ты отступил от своего слова! Ты стал оборотнем ради своих глупых и странных желаний! Это ты чудовище, а не я! Я полюбила человека, которым ты был, и всем сердцем желала остаться в человеческом обличье, чтобы стать твоей спутницей в лесных скитаниях, но теперь я не хочу тебя видеть! Я вернулась в родные края, прощай!
Подхватив холщовую сумку, девушка скрылась в зарослях, мелькнув белым подолом короткого платья, оставляя охотника-оборотня наедине с лесом.
Она бежала наугад, не разбирая дороги, слезы безнадежности заливали ей лицо, а странная боль щемила сердце. Можно убежать от лагеря и озера, но разве убежишь от себя?
С наступлением темноты двигаться стало труднее, но пришла полночь и стремительная пантера продолжила безумный бег. Она и не подозревала, что по её следу несётся чёрной молнией охотник-оборотень. Он просидел до самой темноты, обуреваемый тяжкими мыслями и угрызениями совести, а затем, решив во что бы то ни стало вернуть пантеру, двинулся за ней.
Быстрый бег отрезвил девушку, в полдень, обратившись в человека, она переплыла неширокую речку, чтобы освежиться и предалась на другом берегу невесёлым раздумьям. За время путешествия девушка-пантера привязалась к сильному и смелому охотнику, который стал ей надежным другом. В её сердце зародилось до этого неведомое чувство, заставлявшее желать скорейшего превращения из оборотня в человека. И вот теперь сам охотник разбил все её надежды на счастливую жизнь, съев корень. Ей оставалось одно — бежать, куда глаза глядят, снова привыкая к полному одиночеству.
Бесцельный бег по изрядно поредевшим джунглям, наконец, закончился, и девушка с удивлением отметила, что места ей неуловимо знакомы. Повинуясь внутреннему чувству, она пошла вперёд. Скоро она вышла на небольшую полянку, где стояла маленькая покосившаяся хижина. Её хижина, её убежище до превращения в оборотня! Чувство светлой грусти затопило сердце девушки. Она бродила по полянке, заходила в хижину, касалась предметов, которые оживали в её памяти. Так она и заснула в хижине, с детской улыбкой на лице, первый раз за много лет под собственной крышей.
Где-то, потерявший след охотник, тоже остановился на ночлег. Он смотрел, как на небе зажигаются звёзды, и думал о любимой.
Шли дни. Девушка привыкала снова быть одинокой, но это плохо получалось. Гнев на охотника сменился на тоску по нему, и только гордость мешала ей думать о новой встрече с ним. Она настойчиво искала в окрестностях чудесный корешок, стараясь отогнать ощущение, будто порой охотник где-то рядом, но поиски оставались бесплодными.
Охотник тоже искал. Искал свою любимую с отрешённым упорством. И однажды он нашёл её и маленькую хижину. С этого момента он бесшумной тенью следовал за девушкой, ничем не выдавая своего присутствия. Охотник с замиранием сердца наблюдал за ней издали, надёжно укрытый густыми ветвями, но выйти к девушке не хватало духу. Он всё чего-то ждал, сам не зная, чего.
Однажды ночью, когда багровый лик полной луны во второй раз выплыл над лесом, тишину леса разорвал радостный крик. Посреди фосфоресцирующего пятна стояла девушка со счастливой улыбкой на лице, в её ладонях лежал грязный невзрачный комочек. Radix versafacies! Она радостно засмеялась, и этот смех, подобный звону серебряного колокольчика, разнесся по лесу. Только у охотника неясной тревогой кольнуло в груди. Он стоял на небольшой полянке, уже обнажённый, ожидая полуночи. Так и рванулся он на звук, вовсе не понимая зачем.
Бережно обтерев о подол платьица корешок, девушка надкусила его, горьковатотерпкий вкус захватил язык. Она откусила ещё один маленький кусочек, а потом еще и еще, прислушиваясь к ощущениям и слегка морщась. Охваченная восторгом предвкушения, она и не заметила, как на спине хрустнуло по шву платье. Поднеся последний кусочек ко рту, девушка с удивлением обнаружила, что он насажен на острые когти большой кошачьей лапы. Ух, не заметила превращения, — мелькнула в голове мысль, — И платье испортила. Ничего, потом починю!
Довольная, пантера с платьем в зубах направилась к своей хижине. Развалившись на невысоком ложе, она заснула, предвкушая, как завтра станет настоящей девушкой.
В это время на светящейся полянке охотник-оборотень в бессильной ярости грыз землю. Он-то понял, что его любимая навсегда потеряла человеческий облик, пусть даже такой изменчивый.
Солнце поднялось и неуклонно лезло в зенит. В ярком свете нежилась большая чёрная кошка, играя с порхающими над цветами бабочками. Увлечённая игрой, пантера не заметила, что солнце уже чуть перевалило за полдень. Шло время, но превращения не происходило, а когда предвечерние сумерки окутали джунгли, по маленькой хижине металась в ярости пантера, так же как и человеческая суть девушки металась в темнице звериного тела.
Поздним вечером охотник решился отправиться к хижине. Сердце его бешено колотилось. Едва он открыл дверь, на него чёрной молнией кинулось стремительное тело. Опешивший, он не сразу сообразил, что надо сопротивляться. Острые зубы и когти вцепились в охотника, клочья одежды летели во все стороны. Завязалась схватка с обезумевшей пантерой, в которой охотник одержал тяжелую победу, придавив животное к земле и опутав крепкими ремнями. И только тогда она узнала его и обмякла, прекратив сопротивление. Охотник освободил пантеру от пут, а она прижалась к нему. Он обнял её за шею, и тут в голове его помутилось, свет в глазах померк. Очнулся охотник уже под утро в облике зверя. Пантера старательно зализывала его раны, и хотя прикосновение к глубоким царапинам не доставляло приятных ощущений, охотник-зверь почувствовал ни с чем не сравнимое блаженство. Он поднял голову, и две пары жёлто-зелёных глаз встретились. В них плескалось невыраженное чувство.
Так и стали они вместе жить в маленькой избушке. Вместе охотились, вместе рыскали по джунглям. Охота стала сложным занятием, так как присутствие логова хищников заставило мелких животных уйти подальше от этого места. А по ночам на небольшой поляне в свете луны резвились два красивых и грациозных зверя. Только грустные искорки в глазах девушки-пантеры напоминали охотнику, что не всё так хорошо, как он надеялся.
[ADDED=Argo]1086229447[/ADDED]
Однажды, оставив пантеру спать, охотник отправился в джунгли в одиночку. Он беззвучно двигался, втягивая ноздрями воздух, надеясь по запаху найти добычу. Неожиданно чудный аромат коснулся его ноздрей. Словно в дурмане, он пошел на этот запах и вышел на прогалину, где рос причудливый куст, на котором красовался бутон неизвестного цветка. Охотник протянул руку, и цветок на короткой веточке как будто сам лёг в его ладонь и заблагоухал ещё сильнее. Отнесу любимой! — решил охотник, позабыв об истинной цели своих поисков. Едва он покинул прогалину, как его окликнули. От неожиданности охотник застыл на месте. Уже долгое время он не слышал человеческой речи. Оглянувшись, он увидел женщину.
— Отдай мне цветок, охотник! — приятный голос женщины притягивал. Чёрные густые волосы обрамляли её чарующее лицо, на котором щурились хитроватые глаза, яркий рот насмешливо улыбался.
— Это подарок для другой… — начал было охотник.
— Твоей красавице больше подойдёт молоденький кабанчик! А цветок отдай мне, поверь, она не оценит.
Охотник смутился и не знал, как поступить, уж больно по-хозяйски вела себя эта незнакомая красавица. И откуда она знала про пантеру? Женщина, словно прочитав его мысли, весело засмеялась:
— Откуда? Да весь лес только о вас и судачит! Вот ведь интересная семейка! Пантера и оборотень!
— Кто ты? — смущенно спросил охотник.
— Какой любопытный! — женщина окинула оценивающим взглядом сильную мужскую фигуру, — Живу я здесь. И в последний раз говорю: не расстраивай меня, отдай цветок!
Под пристальными карими глазами охотник приблизился к прогалине и протянул цветок незнакомке. Довольно рассмеявшись, женщина ловко вколола бутон в черную гриву буйных блестящих волос и, внезапно посерьезнев, посмотрела на охотника:
— Нравишься ты мне. И девушка твоя нравится. И сказки я люблю, но у сказок должен быть хороший конец. Знаю я, чего вы оба хотите, и, так уж и быть, помогу. Слушай меня, охотник, слушай внимательно. Негоже полузверем быть, да и получеловеком негоже. Но судьба решит, кем вам остаться. Родятся у вас дети. Коли родится мальчик, то станет твоя пантера человеком, а если девочка, то станешь человеком ты. Я сказала.
— Подожди! Но ведь если я стану человеком, а она останется пантерой… — но женщина, взмахнув рукой, растаяла в воздухе, оставив охотника в недоумении и печали.
Вернувшись, он всё поведал пантере. Но она, к его удивлению нисколько не расстроилась. Кошачьи глаза таили лукавую улыбку, нежность и понимание. Глядя на округлившиеся бока пантеры, охотник понял, что ждать предсказания таинственной женщины осталось недолго.
Быстро летели месяцы. Однажды у дверей хижины охотника встретила пантера, всем своим видом показывая, что его присутствие нежелательно. Не понимая её поведения, охотник, тем не менее удалился.
Он просидел он весь вечер у костра на соседней полянке до полуночи. А в полночь чуткие уши оборотня уловили тяжелые стоны возлюбленной. Когда полуденное солнце осветило лес, охотник направился к хижине.
Сердце его бешено колотилось, ожидание жгло огнём. Огромным усилием охотник подавил в себе желание бежать, очертя голову и ворваться в хижину. Он тихо подошёл к домику, прислушался и осторожно приоткрыв дверь, заглянул внутрь. На подстилке из пряных мягких трав лежал крошечный комочек живой плоти. Мальчик? Девочка? Кто? Где она? — одни за другим вспыхивали вопросы в его голове. А может, судьба опять жестоко обманула её, и она ушла!? — ужасная догадка наполнила его страхом. Охотник захлопнул дверь и тяжко осел прямо на землю, спиной к стене, отдавая себя во власть мрачных мыслей.
— Ну вот, даже на сына не посмотрел! — звуки давно забытого голоса коснулись слуха, а гибкие руки обвили его шею.
Охотник вскочил как ужаленный, обхватил свою любимую за плечи, прижал к себе, отстранился, жадно глядя на неё, и снова прижал, осыпая поцелуями лицо. Полная тихой нежности улыбка на её бледном лице была ему ответом. В этот вечер они заснули, касаясь друг друга, оберегая своими телами хрупкую искорку жизни, лежавшую между ними.
Утром счастливейшая из матерей проснулась одна. Охотник посчитал, что зверю не место рядом с младенцем. На полянке лежала туша антилопы, а рядом на мягкой травке с порхающими бабочками играл чёрный хищник. Полюбовавшись с минуту, девушка вздохнула, подумав о чём-то своём, и вернулась к сыну. Чуть за полдень, за едой, они решили перебраться поближе к людям.
Скоро они покинули лесную хижину и зажили на окраине небольшой деревушки. Приняли их неплохо, хотя пересуды о том, что охотник до полудня спит, не показывается, ходит на охоту в одиночку и приносит добычи больше любого другого мужчины, не умолкали. Шло время, рос сын, принося радость всей округе, но стала молодая хозяйка замечать, что охотник почти не ест дома, груб и резок с ней, и больше ему нравится быть зверем, нежели человеком. Тяжело у неё на сердце стало, а поделать ничего не может.
Как-то в предрассветных сумерках охотник-оборотень долго преследовал лань, но в последний момент животное скрылось в густых зарослях. Последовав за ней, он оказался на полянке прямо перед Хозяйкой Леса. Её насмешливые глаза сыпали озорными искорками, а бровь удивленно изогнулась. Кто к нам пожаловал! — сверкнула белозубая улыбка. Совсем озверел, милый, смотрю, — укоризненно произнесла она, — Не хочешь человеком быть? Не хорошо!
Жёлто-зелёные глаза огромной кошки насторожено следили за женщиной, а она похозяйски потрепала хищника по загривку и шепнула: Домой беги! Там твое счастье! И жену с сыном люби, а я уж прослежу!
В дверном проёме, сложив руки на груди, его ждала любимая. Он остановился и посмотрел ей в глаза. А она взяла его руку и приложила ладонью себе к животу. Море тёплой нежности плескалось в её глазах: Как мы назовём нашу ДОЧЬ, любимый?.
Мельникова Н.Ю., Арефьев А.К
И было это во вневременье
Эту сказку я недавно закончила в соавторстве с Арефьевым А.К., кому, собственно говоря принадлежит более половины работы. Сказка о том, как охотник полюбил оборотня, и что из этого вышло.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
И было это во вневременье, в неизвестной стороне. Там и тогда, а может в ином месте и в иное время, что, впрочем, неважно, жил охотник.
Грусть и тоска с недавних пор поселились в его душе, а дела и заботы задержали его в грязном и душном городе дольше обычного. Его вольное сердце с детства тяготилось этими каменными стенами, булыжными мостовыми и чахлыми деревьями в садах состоятельных горожан… Они были так непохожи на те дубы и ясени, которые спасали его не раз от непогоды в лесу. Однако он нуждался в этом городе, ведь ему были необходимы оружие, одежда, женщины. Женщины! Они ласкали его взглядами, проходя мимо, жеманными или наоборот, откровенными жестами пытались привлечь его внимание. Только Той, за которой бы он пошёл на край света, а то и за край, он не встретил. Только лес понимал и откликался на его порывы волнительными запахами добычи, трав и ручья, обещая что-то неведомое, доступное лишь такому, как охотник. И всегда, покидая город, он чувствовал, что вырывается на свободу, где есть место всему чудесному, прекрасному и волшебному, что жило в его сердце. Так было и в этот раз.
Лес принял восторженного охотника в свои объятья и прошелестел: Я тебя не выпущу…
В знакомой зелени леса, вдыхая его ароматы, очищаясь от городской шелухи, охотник чувствовал, как обостряются зрение и слух, а обоняние рисует тонкие узоры лесных обитателей… Где-то рядом зайцы… Хороший обед для вольного молодца!
Через несколько минут с тушкой в руках и довольной улыбкой на лице он, насвистывая веселую легкомысленную песенку, которую услышал в городе, уже искал удобное место для привала. Светило перевалило за полдень и голодный охотник, оставив зайца на попечение березки, отправился собирать хворост. И тут неожиданно он наткнулся на свежий след хищника. Оставшийся запах сказал ему, что это очень крупная кошка. Запах был на удивление влекущим, а не тревожным и опасным. Таких зверей за всю жизнь в лесу охотник не встречал, и любопытство взяло верх над осторожностью и голодом. Бесшумно и внимательно он пошёл по следу.
Вдруг неведомая сила заставила его бросить взгляд в сторону, где он услышал звук, даже не звук, а тень звука. Меж деревьев охотник увидел мелькнувшее гибкое тело незнакомого зверя. Большая чёрная кошка двигалась в сторону тихого лесного озера. Сделав крюк, он притаился в кустах, надёжно укрытый спускающимися до воды ветвями. Тут, на открытом берегу, он увидел великолепную чёрную пантеру.
Он невольно залюбовался грацией хищницы, которая неспешно вышла к самой воде. Сердце охотника застучало быстрее, а глаза не желали отрываться от зверя. А кошка, покрасовавшись, скрылась в высокой траве. В тот же миг из травы встала и вышла к воде неземной красоты девушка. От такого зрелища у охотника перехватило дыхание. Он в жизни видел много женщин, но Такой — никогда! Именно подобные картины во все времена заставляли мужчин задумываться о Высоком… хотя…
Девушка, конечно, была прекрасна, стройна и волнующа, но день выдался нестерпимо жаркий, солнце нещадно подрумянивало и без того румяную кожу, невзирая на попытки деревьев защитить любого, кто искал прохлады в их тени. А озерко сверкало белизной в лучах нещадного мучителя, обещая прохладу и чистоту… Охотник вышел на берег и, стягивая с себя пропотевший камзол, молвил:
— Здравствуй, красавица! Бела твоя кожа, упруги твои груди, роскошны твои волосы… Кстати, какова водичка?
От неожиданности девушка забыла, что ей положено стесняться, и собралась было отчитать наглеца, но следующая его фраза заставила её насмешливо поднять бровь:
— Думается мне, — продолжал охотник, снимая рубаху, — ты родня водным девам, что обитают в озерах и реках нашего королевства, а посему должна плавать быстрей форели…
— Уж не хочешь ли ты, мил человек, состязание со мной устроить? — девушка окинула более внимательным взглядом сильное тело охотника и задумчиво улыбнулась.
— Имеется у меня желание окунуться в прохладную водицу, да и проверить проворность водных дев я не против, — уж больно фантастические сказки рассказывают про русалок!
Ответом охотнику был надменно-самоуверенный взгляд.
— Плывём наперегонки. Выигрываю я — я тебя целую. А если ты, то ты меня целуешь! — хитро прищурившись, молвил охотник.
Возмущённая девица упёрла руки в бока.
— Если я обыграю тебя, ты улей диких пчёл целовать будешь!
— Идёт! — ответил охотник, дабы не терять лица. «А лицо можно совсем потерять», — подумал он.
— Тогда на ту сторону озера и назад! Догоняй! — крикнула девушка, бросившись к воде.
Чуть замешкавшись, в прохладную воду стрелой вошёл и охотник. Девушка рассекала воду, словно горячий нож масло. На миг оглянувшись, она не увидела на поверхности плывущего охотника, и сбавила скорость. Но тут же на расстоянии вытянутой руки от неё показалась мощная загорелая спина. Без лишних движений охотник размашисто плыл, все быстрей и быстрей. Дева кинулась за ним во всю прыть и ближе к берегу настигла его. Выскочила на берег и вновь стремглав метнулась в воду. Охотник немного отставал, но отрыв не увеличивался. Она не плыла, а летела как на крыльях, и победа была так близка, но охотник снова увеличил скорость и, обогнав её, выскочил на берег первым.
Покачиваясь от усталости, вышла из воды и девушка, чтобы тут же наткнуться на насмешливый взгляд победителя.
— Давай-ка рассчитаемся, русалка! — весело произнёс охотник.
— Лешего целовать будешь! — зло ответила дева. Её прекрасная грудь вздымалась и опадала в такт учащённому дыханию. Охотник невольно залюбовался белым телом, покрытым капельками воды.
— Чего уставился!? Глаза сломаешь! — раздражённо крикнула девушка. Её лицо от обиды и стыда стало пунцовым.
— С тебя поцелуй, милая, — спокойно молвил охотник, открыто любуясь красавицей.
— Знать ничего не знаю, ведать не ведаю. Не было ничего, — буркнула та, направляясь к высокой траве, одеваться. И.. не нашла там одежды. Гневно сверкнув глазами, она стремительно подскочила к посмеивающемуся охотнику:
— Отдай, что не твоё!
— Ты тоже мне кое-что обещала, сердитая!
— Ладно, целуй, — ответила дева, полуприкрыв глаза, поднимая своё лицо ему навстречу. И едва почувствовав прикосновение к губам, резко отдёрнула лицо, с удовольствием наблюдая, как обескуражено вытянулось лицо охотника.
— Всё! Поцеловал? Отдавай одежду!
— Э, нет, милая! Мы договаривались, что я поцелую тебя, а не воду на твоих губах! — ответил охотник и, поймав её руку, привлёк себе, даря поцелуй, полный страсти.
Когда он отпустил девицу, строптивости в её взгляде стало немного меньше. Охотник похлопал себя по животу:
— Я собираюсь пообедать, вернее уже поужинать. И буду рад, коли ты разделишь со мной трапезу. Если, конечно, русалки едят мясо.
Слегка сомневаясь, девушка все же согласилась, — холодная вода не прибавит сытости ни статному молодцу, ни стройной деве!
На тихой лесной полянке ярко горел небольшой костерок, разносящий по округе аромат жареного мяса. Упитанные зайцы покрывались румяной корочкой и истекали соком.
— Отведай, красавица! — охотник протянул девушке добрый кусок зайчатины, — Лесные зайчики повкусней сырой рыбки да лягушек будут! Или водным девам больше по вкусу водоросли?
— Вот ведь заладил… водная дева да водная дева… Не русалка я! Не русалка! — Недоеденная заячья ножка врезалась в ухмыляющуюся физиономию. Гнев на лице девушки сменился досадой, а досада слезами.
— Прости, милая, — охотник присел рядом и попытался обнять, — а кто ж ты тогда? На берегу ты появилась — как из воздуха соткалась, вот и решил русалкой назвать… Ведь и не видел никого в округе, кроме черной пантеры, блестящей и грациозной! Но где это видано, чтоб пантера девушкой стала!?
— Не видано, не слыхано, — молвила дева, — А и такое бывает! Оборотень я! Половину дня живу я человеком, а другую половину — черной кошкой-хищницей. Бегаю по лесам, пугаю людей да животных убиваю… Ох и немилое это занятие! Сбросила б личину свою, да не знаю, как.
— А я, может, и знаю, и помогу, если ты примешь мою помощь, — сказал охотник, растянувшись на мягкой траве, — только думать будем утром, а теперь уже пора спать.
Девушка еще некоторое время посидела в нерешительности возле догорающего костра, а потом и сама улеглась рядышком, но долго не спала и думала о чем-то своем, пристально наблюдая за угасающими один за другим угольками.
Сквозь утренний сон охотник почувствовал запах хищника. Он вскочил и прижался к дереву спиной с ножом в руках, но, встретившись глазами с непонимающим взглядом чёрной пантеры, вспомнил прошлый день и убрал оружие.
— Пойдём к старому Ольгарду, — он знахарь, может и поможет чем, — сказал охотник, с удивлением наблюдая, как кошка неловко пытается поддеть головой котомку с аккуратно сложенной туда одеждой, — Давай, помогу!
Пантера недовольно зашипела, желтые глаза предупреждающе сверкнули в рассветных сумерках. Следующая её попытка увенчалась успехом и, довольно мурлыкнув, она последовала за охотником.
Так они и направились в свой путь, не ведая, долгим он будет, или коротким: впереди загорелый охотник, насвистывающий песенку, а за ним — черная пантера с холщовой котомкой на шее, величавая и щурящая глаза от солнца.
Старик встретил охотника приветливой улыбкой на пороге небольшой избушки, но, завидев его спутницу, сурово нахмурился.
Приветствие запуталось у него в бороде.
— Ты… ммм… зачем оборотня привёл? — он проглотил имя охотника, не желая открывать его перед нечистью.
— Помочь надо, — буркнул охотник, заслоняя старика от ощерившейся пантеры.
— Проходи, — Ольгард посторонился, пропуская охотника, но захлопнул дверь перед носом зверя. Перечить охотник не посмел, зная крутой нрав знахаря.
— Что ж, — сказал старик, выслушав рассказ, — Вижу, совсем небезразлична тебе кошка эта, однако я не в силах помочь. Только вот нужна ли ей помощь?
Он ненадолго замолчал, глядя на охотника, заворожено наблюдающего за тем, как на солнышке грациозно приводит себя в порядок пантера.
— С другой стороны, — продолжил знахарь, — может мудрее будет оставить все как есть, ведь тебе вполне хватит того времени, когда она в человечьем обличье, чтобы потешиться… Наверное, как кошка ласковая, — старик улыбнулся в бороду.
— Нет! Что ты говоришь! Я даже не… — охотник вспыхнул как мальчишка и осёкся.
— Н-да… — вздохнул старик, — запала тебе эта нечисть в сердце.
Охотник не отвечал. Между тем, Ольгард продолжал раздумывать вслух:
— А может, ну её, оборотня этого? Мало ли что! Женишься на нормальной девушке, заведёшь дома кошку, а?
— Да у меня и дома-то нет. Ты же знаешь, — ответил охотник, снова залюбовавшись, как пантера играла, ловя бабочек.
— Тогда да, — усмехнулся знахарь, — лучше жёнушки и не придумать. И охотница, и крыша над головой ей не требуется, и одежка не нужна. Красота! Зачем тебе её «лечить»? Может это не кара, а дар? А? А она и сама не понимает.
Охотник молчал.
— Ладно! — сказал наконец старик, — поступай, как знаешь. В этом деле я тебе не помощник. Иди в Самый Чёрный лес, там нечисти водится больше, чем во всех остальных лесах, вместе взятых, найдёшь там колдунью. Она с нечистым на ты разговаривает, может и поможет. Только бабка она не в своем уме… Понятное дело! В таком гиблом месте поселиться! Ты берегись.
Солнце медленно, но неуклонно шествовало к западу. Неожиданно в дверь постучали, и в избушку вошла девушка. Старик взметнул кустистые брови и хмыкнул в бороду: Эх, хороша!, а в слух произнёс:
— К нам гости пожаловали! Проходи, садись, милая. Чем тебя угощать? Пора ужинать.
— Мясом, — ответила девушка, подарив охотнику долгий взгляд.
— Откуда же у меня, старого отшельника, мясо? — хмыкнул Ольгард, — тоже одарив охотника укоряющим взглядом.
Выручила пантера.
— Пока вы сплетничали, как тетки на рынке, я кое-что принесла, — белозубая улыбка осветила полутьму избушки, — Есть тут мужчины, чтобы это освежевать и приготовить?
Во дворе лежала косуля с прокушенным горлом. Охотник, охваченный стыдом, быстро достал нож и принялся за работу. Через некоторое время на очаге булькал котелок, источая аромат тушёного с пряными травами мяса. Охотник возился со стряпнёй. Старик молчал, взглядом гипнотизируя огонь. Девушка тихонько жевала кусочек сырого мяса. Наконец ужин был приготовлен и моментально съеден.
— Ты не плохо готовишь, — сказала девушка, сыто улыбнувшись, — Чужую добычу! — её белые зубки довольно сверкнули в полутьме.
— Пора и спать ложиться, — молвил знахарь, зевнув, — Вам, молодые, на двоих постель стелить? — Охотник и дева вспыхнули. — Ладно, шучу!
На утро, наскоро перекусив, охотник и пантера отправились в Самый Чёрный лес. Дорога до леса была легкой и приятной, в самом же лесу их встретили мрачные высокие деревья, заслонявшие своими кронами солнце, не пуская внутрь чащи ни единого лучика.
Стояла осторожная тишина, не нарушаемая даже чириканьем воробьев. Самый Черный лес по праву мог называться также и Самым Тихим. Порыскав по сторонам, ни охотник, ни пантера не обнаружили и намёка на дичь. Шнырявшие то тут, то там тени, даже отдалённо не напоминали зверей. Не забывая о цели своего путешествия, не обращая внимания на голод, они углублялись в полумрак чащи все больше и больше. Шли наугад, но потом выбились на еле заметную тропку, которая вывела их к жилищу. Только курящийся терпкий дымок поведал о том, что это сооружение, одновременно напоминающее берлогу, избушку и просто нагромождение камней, жердей и брёвен, есть человеческое жильё. Внезапно к ногам охотника выскочил ком тряпья, который развернулся в горбатую бабку устрашающего вида.
— А-а-а! Кто пожаловал! — раздался скрипучий голос, срывающийся на визг, — Кто такие? Чего хотите? — ведьма, приплясывая, кружила вокруг спутников, пантера со вздыбленной шерстью невольно жалась к ногам охотника.
Собравшись с мыслями, охотник заговорил:
— Меня Ольгард послал. Помочь надо.
— Ха-ха-ха! — закаркала ведьма, — Какая помощь вам нужна? Что хочет от меня этот старый пень — Ольгард? Он, наверно, давно мхом оброс и поганками!!
«Вот кто мхом и поганками оброс, так это поглядеть ещё надо», — хмыкнул про себя охотник.
— Такой молодой, а такой дерзкий! — взвизгнула старуха, — Не научен с дамами обращаться и стариков уважать?
Охотник опешил.
— Я вот… — начал было он, — хотел…
— Да вижу я! — буркнула ведьма и хихикнула, — Оборотня привел. И чего? Хочешь-то чего? Чары снять или новые наложить?
Охотник замялся. Пантера, освоившись, ткнула его мордой в бок, мол, говори, не мешкай, а сама смело сверкнула желтыми глазищами в сторону старухи. Та прищелкнула языком:
— Ишь, какая смелая! Только пока ты зверем в этой шкуре бегаешь, охотник твоим языком будет! Говори, не томи бабку старую, больную, а то разозлюсь я, — и не спасет тебя даже оборотень твой!
— А что говорить? — молвил охотник, — Хочет пантера девушкой стать, да не на полдня, а навсегда! Может, есть у тебя какое зелье, чтоб ей истинный облик вернуть?
— Зелье, зелье… — поморщилась ведьма, — Всем только и нужно от меня, что зелье какое или травку, а я, может, мечтаю тут о принце! Могу твою кошку в лягушку обратить — насовсем! Или вот в пень трухлявый — тоже можно… или яду дать, раз мучиться не желает…
— Ах ты, карга старая! Яду! Яду! — охотник не на шутку рассердился, — Всё тебе травить да губить! Чем твоя помощь, лучше никакой совсем!
— А тогда и иди ты, сынок куда хочешь, — ответила бабка, — Я ведьма приличная и со всякой нечистью, — он покосилась на пантеру, — водиться не собираюсь! Иди хоть к священнику! Да хоть к самому епископу!
— И пойду! — рявкнул охотник.
— Иди себе кругом, куда хочешь, — взвизгнула ведьма, — Иди, пока я вас обоих в коряги не превратила!
[ADDED=Argo]1086229362[/ADDED]
— Иди себе кругом, куда хочешь, — взвизгнула ведьма, — Иди, пока я вас обоих в коряги не превратила!
«Мило побеседовали», — думал охотник, когда они шли обратно. Путь, как и пожелала ведьма, был гораздо длинней. Ни опыт охотника, ни звериное чутьё пантеры не помогало и, проплутав довольно долго, они, голодные и обессиленные, выбрались наконец на поляну, где царил не столь тягостный мрак… Там и заснули, голодные и уставшие, у костра, прижавшись друг к другу…
Проснулся охотник уже в обнимку с большой кошкой, которая даже спящая, оставалась на диво грациозной. Шелковистая шерсть приятно ласкала его пальцы. Он не спешил подниматься и лежал, рассеяно поглаживая пантеру по боку. Увлечённый, он и не заметил, что она не спит. Незаметно для самого себя он стал чесать кошке за ухом и остановился лишь тогда, когда разомлевшая пантера повернулась, вытянувшись во всю длину. Это было какое-то дивное наваждение. Но оно мгновенно пропало, едва охотник прекратил ласки. Пантера вскочила на лапы, и замотала головой стряхивая дурман. Охотник так и продолжал сидеть, погружённый в свои мысли и ощущения. На следующий день они выбрались из Самого Черного леса и, наконец-то, насытили свои желудки. А потом отправились на поиски священника.
Молодой священник Клаус получил сан и приход буквально на днях и был, по сути, ещё зелёным студентом факультета богословия. Пара служек из местных составляли всю его команду по борьбе за веру. Сам студент получил этот незавидный приход при паре деревень вдалеке от епископата и крупных городов, будучи далеко не лучшим учеником. Когда под вечер к нему постучали, он слегка опешил. Перед ним стояли статный охотник и прелестная, даже очень красивая девушка. Священник, поправив белый воротничок, решил, преодолевая свою робость, выслушать охотника. Когда охотник закончил рассказ, Клаус оробел окончательно, но будучи укреплённым в своей вере, всё же решил попытаться повторить подвиг отца-экзерциста, который ценой собственной жизни изгнал тьму демонов из одержимой девушки. К тому же сумма «пожертвований» храму была немаленькой, и священник, украдкой перекрестившись, согласился повести ритуал изгнания, а если потребуется, то и несколько. Согласия служек почему-то никто не спросил, но справедливость всегда была больным местом всякого мира!
Следующим же вечером, усердно помолившись, молодой священник приказал служкам готовиться к ритуалу. Сам Клаус появился в церкви с маской непоколебимой твёрдости духа на лице, в лиловой накидке и с лёгкой дрожью в коленях. В его руках было древнее Писание и ларец реликвий. Девушка в грубой рубахе до пола уже ждала его, сидя в кресле. Она удивленно и насмешливо изогнула красивую бровь, едва увидела преобразившегося священника. Грубая ткань не смогла скрыть прекрасной фигуры, и Клаус с трудом отгонял от себя греховные мысли. Служки стояли по обеим сторонам от кресла, тараща глаза на девушку. Один держал кропило, а другой ведёрную чашу святой воды. Охотник стоял в стороне и смотрел на всех с лёгкой улыбкой.
Тем временем, Клаус, бормоча молитвы, попытался наложить руку на голову «одержимой», но не смог коснуться ни высокого лба, ни чёрных густых волос, так и замерла его рука, простёртая над головой девушки. Служки распевали псалмы дрожащими от старания голосами. Девушка изо всех сил старалась не засмеяться, так её потешало всё это действо. Сдерживая себя, она начала закатывать глаза и строить гримасы, что было истолковано Клаусом, как первые успехи в борьбе с демонами. Пение стало громче, его голос стал немного твёрже. Он призывал демона покинуть тело, совал к лицу девушки какие-то непонятные предметы из ларца, окуривал ароматными смолами. У неё уже стала кружиться голова, как незаметно подкралась полночь.
Священник поднял глаза к своду купола, забывшись в ритуальном экстазе, а когда вновь воззрился на девушку, то увидел сидящего в кресле огромного зверя. С воплем Изыди, Сатана! он уронил ларец прямо на кончик хвоста всё ещё соловой после превращения пантеры. Клевавший носом служка с чашей очнулся и, сам не сознавая, что делает, окатил кошку холодной святой водой. Кошка дико взвизгнула, прыгнув на священника. Охотник кинулся в самый центр свалки и вытащил разъярённую пантеру, ловко опутав ей пасть и лапы прочным ремнём.
Наскоро осмотрев раны незадачливых экзерцистов, охотник щедро угостил их крепким болеутоляющим и, протянув священнику кошель с оговоренной суммой пожертвования, поспешил вместе с сопротивляющейся пантерой на поводке подальше от святого места.
Зелёный лес принял их ближе к рассвету. На следующий день охотник и девушка молча шли рядом. Охотник размышлял о том, что делать дальше, у кого просить помощи. У знахаря они уже были, у ведьмы были, у священника тоже. И тут он вспомнил про аптекаря, живущего в городе, который охотник покинул совсем недавно. В витрине его магазинчика были выставлены порой очень странные вещи, а снадобья аптекаря лечили по слухам даже неизлечимые болезни.
— Ты останешься в лесу, — сказал охотник пантере, — А я пойду в город, там живет один человек, старый и умный аптекарь. Он должен знать, как справиться с твоей бедой.
Договорившись встретиться у озера через два дня, они расстались.
К полудню охотник вошёл в город. Только цель его поисков не позволяла ему убежать из этого пыльного и грязного каменного мешка. Магазин стоял в одной из узких улочек, маня и отпугивая витриной. О прибытии покупателя аптекаря известил дверной колокольчик.
— Чем могу служить? — маленький сухой старичок засеменил в сторону охотника, — Все есть у старого Гаспара! Есть порошки и притирки от множества недугов, есть чудесные эликсиры для восстановления мужской силы, хотя Вам, молодой человек, как я вижу, требуется совсем не это.
— Вы правы, — сказал охотник, — Слышал я чудесные вещи! Говорят, Вы лечите и такие болезни, от которых доктора отступаются.
— Люди многое говорят, — усмехнулся Гаспар, — И правду, и ложь, и придумывать любят. А я много прожил, и многое повидал за свою жизнь, потому знаю, что природа — великая помощница человека! Так какая же болезнь нуждается в излечении?
— Нужно, чтобы девушка не превращалась в кошку.
— У Вас галлюцинации? Видения? — седые брови взметнулись вверх, — И давно? Помнится, где-то было у меня одно средство…
— Нет у меня никаких видений, — ответил охотник и поведал о своём странном знакомстве.
— Интересно! Очень интересно! — тараторил старый аптекарь, стремительно шаря по полочкам и ящичкам, коих было великое множество.
— Помоги мне, аптекарь! Я заплачу тебе — последнее отдам! — охотник с надеждой посмотрел на старика.
— Не торопитесь, молодой человек, — ответил Гаспар, извлекая из сундука древний фолиант, покрытый толстым слоем пыли, — сейчас поищем.
Аптекарь долго листал желтыми тонкими пальцами листы старого тома, размышляя вслух:
— Медицина, сударь, есть ничто без природы! Природа и жестока, и милостива: она насылает на род человеческий болезни разнообразные, но и дает в руки знающих и пытливых людей лекарства против любого недуга! Её дары обладают свойствами исцеления. Помнится, в годы моей юности я слышал от своего учителя, а тот — от своего учителя, что есть волшебный корень, способный обратить человека в животное, а животное в человека. Встречается он весьма редко, но бывает множества видов. В этой умной книге обязательно должно быть упоминание о сем примечательном факте! Вот же! Нашел! — палец Гаспара уткнулся в скопление мелких строчек на одной из страниц, — Radix versafacies! Только Вам, молодой человек, придется сильно потрудиться в поисках этого чудного корешка, потому как спрятан он в земле и мало кто его приметит! Да и встречается не во всяком лесу! Я наш лес хорошо знаю и скажу так: не здесь его искать надо! Вы у своей милой спросите — из каких краев она родом, да когда в зверя начала превращаться, — вот Вам и ниточка к поискам!
— А как же я найду корень, если он под землей? — расстроился охотник.
— Ага! — обрадовался аптекарь, — Вот для этого книга и пригодится, ибо написано в ней, что Radix versafacies нужно искать у берегов пресных лесных озер или рек во второй день полнолуния там, где трава не растет, земля в том месте будто светится изнутри, сам же корень похож на репу, да только черный. И как выкопаешь, — так сразу и съесть надобно, иначе потеряет корень свои волшебные свойства!
— Так… Лес, озеро или река, репа… — бормотал охотник на обратном пути, голова его болела от непроизносимых названий, которыми так легко жонглировал Гаспар. Он в который уже раз повторял слова аптекаря про корень, боясь чтонибудь забыть или перепутать, — Вторая ночь полнолуния, репа, нет… совсем не репа, потому что черный радикс… тьфу!
До озера он добрался без приключений и, увидев на берегу черный силуэт пантеры, обрадовался так сильно, что сам испугался своей радости.
По привычке охотник подошёл с наветренной стороны, и пантера не чуяла его близкого присутствия, а он, затаившись, наблюдал за грациозным зверем, и сердце его билось как-то иначе. Наконец он всё же вышел на поляну. Большая кошка с достоинством приблизилась, приветствуя его легким кивком головы, и села рядышком, ожидая рассказа. Охотник поведал спутнице о своем визите к аптекарю, постоянно путаясь и сбиваясь, пытаясь поточнее воспроизвести слова Гаспара. Поэтому заключительную часть слушала уже не пантера, а девушка. Скоро настала пора слушать охотнику. Закончив свой рассказ, он пристально посмотрел на девушку и та, вздохнув, стала вспоминать прошлое:
— Родом я не из этих мест. Моя земля находится много дальше на юг. Долго я скиталась по лесам, но в памяти живут воспоминания о лианах и горячем белом солнце моей страны, — девушка вздохнула, закрыв глаза, и ей на мгновение почудилось, будто теплый южный ветер согрел её лицо. Помедлив, она продолжила, — Давным-давно я очутилась в лесу, маленькая сирота, без еды и одежды, убежавшая от человека с недобрыми глазами. Так я и жила несколько лет, питалась сочными фруктами, кореньями и ягодами, а потом вдруг стала превращаться в пантеру. Испугалась, покинула знакомые места… И оказалась здесь.
— Что ж, молвил охотник, — на юг, так на юг… Ты помнишь дорогу?
[ADDED=Argo]1086229408[/ADDED]
Дороги девушка не помнила, но знала, что путь в её страну лежит лишь один — на юг, через горный проход. Надо было отправляться. Голова охотника гудела от непривычной работы, думать и говорить долго он не любил, да и не умел. На полдень, так на полдень, — сказал он, и в сопровождении пантеры отправился к одному из своих тайников. Не имея собственного дома, охотник имел в лесу насколько тайных мест с оружием, одеждой и даже деньгами, заработанными охотой. На этот раз он разворошил самый богатый из них, ведь путь предстоял долгий.
Сменив оружие и одежду, запасшись золотом и серебром, спутники покинули лес.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Небольшой костерок освещал двух путников, жадно рвущих крепкими зубами куски жареной дичи. Позади в закатных лучах багровели хищные отроги горного хребта. Перевал оказался очень трудным, и путники выбились из сил, но теперь он был оставлен позади, а впереди виднелась цепочка оазисов пересекающих пустыню, за которой, судя по влажному дыханию местных ветров, раскинулись джунгли.
— М-м-м… как вкусно! — произнесла девушка, кокетливо облизывая изящные пальчики.
— Да, неделю без свежего мяса было тяжело, — сыто ответил охотник. Он уже предвкушал, как проснётся рядом с большой чёрной кошкой, запустив пальцы в густую, лоснящуюся шерсть.
Так и случилось. Стремительно выпрыгнувшее из-за горизонта солнце разбудило охотника, но он только плотнее прижался к тёплому пушистому боку огромного зверя. Ночная прохлада медленно отступала, передавая путников во власть жаркого южного солнца, такого беспощадного в пустыне.
Пустыня оказалась не такой страшной, как показалось в начале пути. Оазисы попадались всё чаще, дичь и вода в них изобиловали. И только одно терзало охотника. Весь день до полуночи он временами не мог оторвать взгляда от стройной фигурки девушки в простом, легком платье. Но его попытки ухаживаний уже получали столь жёсткий отпор, что повторения охотник отнюдь не желал. Да и в последнее время он всё чаще ловил себя на том, как заворожено смотрит на грациозную хищницу. Это его и смущало, и терзало, и влекло одновременно, он прогонял греховные мысли так далеко, как только мог, но каждую ночь они возвращались к охотнику.
Через несколько дней путники достигли влажных зарослей тропического леса. Охотник с удовольствием отметил, что дичь в этих краях не менее вкусная, чем в его родном лесу. Поиски им предстояли длинные, так как вместо озер и рек им попадались лишь маленькие родники, тонкой струйкой исчезающие в ковре трав, да древние глубокие колодцы, причудливо оплетенные лианами.
Но вот однажды, после нескольких дней неуклонного пути на юг, меж деревьев показался просвет, и потянуло прохладной свежестью. Охотник и девушка вышли на берег огромного озера. Открытый берег не пересекался звериными тропами. Идеальное место, чтобы остановиться, — подумал охотник и его заплечный мешок полетел в траву.
— Давай, красавица, разводи огонь, а пока я чего-нибудь на ужин принесу, — бросил охотник, скрываясь в густых зарослях. Девушка вспыхнула, хотела возмутиться, но спорить уже было не с кем и она, вздохнув, стала собирать хворост.
Едва начало смеркаться, вернулся охотник с тушей животного, похожего на дикую свинью. Куртка на груди была вымазана кровью, а на горле туши остались странные раны. В ответ на вопросительный взгляд спутницы, охотник лишь хмыкнул и принялся свежевать добычу. Через некоторое время они ужинали изумительно вкусным мясом и терпкими плодами, которые насобирала девушка. Над озером медленно выплыл огромный полумесяц. Времени до полнолуния оставалось еще достаточно.
За ужином решили обследовать окрестности, но сделать это удобней было разделившись. Охотнику досталась правая сторона от берега, а девушке — левая. Так шли дни. Охотник думал, что в лагерь будет возвращаться поздней ночью и встречать там пантеру, но девушка решила, что рыскать по окрестностям в обличье зверя намного удобней и безопасней, поэтому охотнику пришлось только смириться и возвращаться раньше, чтобы поделиться впечатлениями.
Однажды, пробираясь густыми зарослями, охотник наткнулся на совершенно лысую круглую прогалину не более десяти шагов в поперечнике. В предвечерних сумерках это неестественно светлое место, казалось, светится. Мысли вихрем пронеслись в голове. Вот оно, это место! — подумал охотник, и, памятуя о наставлениях Гаспара, решил дождаться ночи. Когда багровый диск полной луны лениво поднялся над джунглями, странный пустырь ожил. В мертвенно-зелёной дымке угадывались полупрозрачные фигуры, непонятные звуки еле слышно возникали, сменяли друг друга и пропадали, чтобы зазвучать вновь. Волосы на голове охотника шевелились от страха, руки судорожно сжимали длинный кинжал. Еле переборов панический ужас, охотник покинул колдовское место, твёрдо пообещав себе не возвращаться. У костра за ужином он ничего не сказал девушке о своей находке, только и думал о странном месте, да вспоминал наставления старого аптекаря. Внезапная догадка молнией осенила сознание охотника. Да ведь сегодня как раз вторая ночь полнолуния! — едва не крикнул он, но осёкся. Тяжёлые мысли бередили его душу, решение не находилось, но времени уже не оставалось.
Выждав, когда девушка, обратившись зверем, скользнёт в ночной сумрак, охотник достал из мешка длинный узкий кинжал с посеребрённым лезвием. Это оружие дал ему старый Ольгард для защиты от разной нечисти, которая, как известно, боится серебра. Вооружённый заговоренным кинжалом и собственной решимостью, он отправился к колдовскому месту.
Охотник еще издалека почувствовал, что приближается к цели. Едва он переступил невидимую черту, смолкли звуки ночных джунглей. Не было слышно не трескотни насекомых, ни криков ночных птиц. Даже запахи ослабли. Между кустов показалась зеленоватая дымка. В светящемся кругу двигались, перетекая друг в друга, призрачные фигуры.
Охотник, преодолевая стойкое желание бежать отсюда подальше, ступил в круг. Раздался ужасный полустон-полурык и фигуры, сгустившись, задвигались вокруг него. Свечение усилилось, но зеленоватый туман мешал разглядеть даже собственную руку. Охотник почувствовал себя беспомощней ребенка в этой липкой мути, которая мешала свободно двигаться, лезла в нос и рот, сбивала дыхание. Обернувшись на движение за спиной, он нос к носу столкнулся с ужасной мордой неведомого зверя и тут же наудачу ткнул серебряным кинжалом. Нечеловеческий рёв оглушил его, но он продолжал вертеться волчком, нанося удары невидимым противникам. Вопли неведомых тварей резали слух. Тут на него навалилась страшная тяжесть, которая обволакивала, сминала охотника. Собрав остатки сил, он пустил в ход кинжал.
Внезапно всё кончилось. Когда в голове прояснилось, охотник обнаружил себя лежащим в центре светящейся прогалины с кинжалом в руке. Зелёная дымка исчезла, лунный диск наблюдал за ним сверху. Опершись на локоть, охотник всё тем же кинжалом принялся рыхлить землю, в поисках заветного корешка.
И вот он на ладони! Radix versafacies! Грязная и невзрачная картофелина, как и предупреждал Гаспар. Охотник думал сунуть его в карман, да вспомнил, что волшебная сила может пропасть и съесть его надо сразу! Решение моментально созрело в голове и он, кое-как стряхнув налипшую землю, откусил твёрдую горьковато-терпкую мякоть. Песок скрипел на зубах, но охотник этого не замечал. Его захватил поток неведомых ощущений, сопровождающийся звуками рвущейся одежды. Сильный запах крупного хищника заставил оглянуться, одновременно нашаривая кинжал. Но схватить оружие не получилось. Охотник поднёс руку к лицу. О, Боги! — перед его носом оказалась мощная когтистая лапа. По мере того, как охотник осматривал себя в ярком лунном свете, ужас сменялся ликованием.
Незадолго да полудня на поляну, где был лагерь, вышла большая кошка. Это вернулась девушка. Странное ощущение чужого присутствие заставило ноздри пантеры затрепетать, улавливая запахи и забеспокоиться, почувствовав хищника. Она мягко скользнула к костровищу и с удивлением обнаружила сваленную грязной кучей одежду охотника со следами свежей крови и внушительными прорехами. Вокруг костра отчетливо были видны следы животного. Сзади раздался тихий звук, и пантера от неожиданности отпрыгнула почти на десять шагов, развернувшись, припала к земле, вздыбив шерсть и ощерив клыки.
На поляне спокойно стоял великолепный самец пантеры. Его насмешливодружелюбный вид напоминал… её спутника! Охотника! Наступивший полдень развеял все сомнения девушки.
Девушка сидела на траве, обхватив колени тонкими, изящными руками, угрюмо наблюдая за пламенем костра, и молчала. Охотнику тоже было нечего сказать, и он, повинно опустив голову, строгал ножом ветку, случайно попавшуюся на глаза. Он пытался осмыслить все многообразие ощущений, которые испытал, будучи хищником. Через пару часов молчание нарушил тихий безнадежный вздох.
— И что мне теперь делать? — спросила девушка, устремляя карие глаза на охотника, — Ты говорил, что хочешь помочь мне!
— Я хотел… — начал было охотник, но замолчал. Как объяснить ей, что тяга к пантере заставила его совершить столь безрассудный поступок, что он любит в ней именно грациозное черное животное с влекущим запахом, и что ради этого он сам стал таким, как она!
— Я люблю тебя, — пробормотал он тихо.
— Что мне твоя любовь?! — воскликнула девушка, вскакивая, — Ты мне не помог! А ведь обещал! Думаешь, я не видела, как ты на меня смотришь, думаешь, я не чувствовала своей шерстью твоих прикосновений? Вот что я тебе скажу, охотник! Ты отступил от своего слова! Ты стал оборотнем ради своих глупых и странных желаний! Это ты чудовище, а не я! Я полюбила человека, которым ты был, и всем сердцем желала остаться в человеческом обличье, чтобы стать твоей спутницей в лесных скитаниях, но теперь я не хочу тебя видеть! Я вернулась в родные края, прощай!
Подхватив холщовую сумку, девушка скрылась в зарослях, мелькнув белым подолом короткого платья, оставляя охотника-оборотня наедине с лесом.
Она бежала наугад, не разбирая дороги, слезы безнадежности заливали ей лицо, а странная боль щемила сердце. Можно убежать от лагеря и озера, но разве убежишь от себя?
С наступлением темноты двигаться стало труднее, но пришла полночь и стремительная пантера продолжила безумный бег. Она и не подозревала, что по её следу несётся чёрной молнией охотник-оборотень. Он просидел до самой темноты, обуреваемый тяжкими мыслями и угрызениями совести, а затем, решив во что бы то ни стало вернуть пантеру, двинулся за ней.
Быстрый бег отрезвил девушку, в полдень, обратившись в человека, она переплыла неширокую речку, чтобы освежиться и предалась на другом берегу невесёлым раздумьям. За время путешествия девушка-пантера привязалась к сильному и смелому охотнику, который стал ей надежным другом. В её сердце зародилось до этого неведомое чувство, заставлявшее желать скорейшего превращения из оборотня в человека. И вот теперь сам охотник разбил все её надежды на счастливую жизнь, съев корень. Ей оставалось одно — бежать, куда глаза глядят, снова привыкая к полному одиночеству.
Бесцельный бег по изрядно поредевшим джунглям, наконец, закончился, и девушка с удивлением отметила, что места ей неуловимо знакомы. Повинуясь внутреннему чувству, она пошла вперёд. Скоро она вышла на небольшую полянку, где стояла маленькая покосившаяся хижина. Её хижина, её убежище до превращения в оборотня! Чувство светлой грусти затопило сердце девушки. Она бродила по полянке, заходила в хижину, касалась предметов, которые оживали в её памяти. Так она и заснула в хижине, с детской улыбкой на лице, первый раз за много лет под собственной крышей.
Где-то, потерявший след охотник, тоже остановился на ночлег. Он смотрел, как на небе зажигаются звёзды, и думал о любимой.
Шли дни. Девушка привыкала снова быть одинокой, но это плохо получалось. Гнев на охотника сменился на тоску по нему, и только гордость мешала ей думать о новой встрече с ним. Она настойчиво искала в окрестностях чудесный корешок, стараясь отогнать ощущение, будто порой охотник где-то рядом, но поиски оставались бесплодными.
Охотник тоже искал. Искал свою любимую с отрешённым упорством. И однажды он нашёл её и маленькую хижину. С этого момента он бесшумной тенью следовал за девушкой, ничем не выдавая своего присутствия. Охотник с замиранием сердца наблюдал за ней издали, надёжно укрытый густыми ветвями, но выйти к девушке не хватало духу. Он всё чего-то ждал, сам не зная, чего.
Однажды ночью, когда багровый лик полной луны во второй раз выплыл над лесом, тишину леса разорвал радостный крик. Посреди фосфоресцирующего пятна стояла девушка со счастливой улыбкой на лице, в её ладонях лежал грязный невзрачный комочек. Radix versafacies! Она радостно засмеялась, и этот смех, подобный звону серебряного колокольчика, разнесся по лесу. Только у охотника неясной тревогой кольнуло в груди. Он стоял на небольшой полянке, уже обнажённый, ожидая полуночи. Так и рванулся он на звук, вовсе не понимая зачем.
Бережно обтерев о подол платьица корешок, девушка надкусила его, горьковатотерпкий вкус захватил язык. Она откусила ещё один маленький кусочек, а потом еще и еще, прислушиваясь к ощущениям и слегка морщась. Охваченная восторгом предвкушения, она и не заметила, как на спине хрустнуло по шву платье. Поднеся последний кусочек ко рту, девушка с удивлением обнаружила, что он насажен на острые когти большой кошачьей лапы. Ух, не заметила превращения, — мелькнула в голове мысль, — И платье испортила. Ничего, потом починю!
Довольная, пантера с платьем в зубах направилась к своей хижине. Развалившись на невысоком ложе, она заснула, предвкушая, как завтра станет настоящей девушкой.
В это время на светящейся полянке охотник-оборотень в бессильной ярости грыз землю. Он-то понял, что его любимая навсегда потеряла человеческий облик, пусть даже такой изменчивый.
Солнце поднялось и неуклонно лезло в зенит. В ярком свете нежилась большая чёрная кошка, играя с порхающими над цветами бабочками. Увлечённая игрой, пантера не заметила, что солнце уже чуть перевалило за полдень. Шло время, но превращения не происходило, а когда предвечерние сумерки окутали джунгли, по маленькой хижине металась в ярости пантера, так же как и человеческая суть девушки металась в темнице звериного тела.
Поздним вечером охотник решился отправиться к хижине. Сердце его бешено колотилось. Едва он открыл дверь, на него чёрной молнией кинулось стремительное тело. Опешивший, он не сразу сообразил, что надо сопротивляться. Острые зубы и когти вцепились в охотника, клочья одежды летели во все стороны. Завязалась схватка с обезумевшей пантерой, в которой охотник одержал тяжелую победу, придавив животное к земле и опутав крепкими ремнями. И только тогда она узнала его и обмякла, прекратив сопротивление. Охотник освободил пантеру от пут, а она прижалась к нему. Он обнял её за шею, и тут в голове его помутилось, свет в глазах померк. Очнулся охотник уже под утро в облике зверя. Пантера старательно зализывала его раны, и хотя прикосновение к глубоким царапинам не доставляло приятных ощущений, охотник-зверь почувствовал ни с чем не сравнимое блаженство. Он поднял голову, и две пары жёлто-зелёных глаз встретились. В них плескалось невыраженное чувство.
Так и стали они вместе жить в маленькой избушке. Вместе охотились, вместе рыскали по джунглям. Охота стала сложным занятием, так как присутствие логова хищников заставило мелких животных уйти подальше от этого места. А по ночам на небольшой поляне в свете луны резвились два красивых и грациозных зверя. Только грустные искорки в глазах девушки-пантеры напоминали охотнику, что не всё так хорошо, как он надеялся.
[ADDED=Argo]1086229447[/ADDED]
Однажды, оставив пантеру спать, охотник отправился в джунгли в одиночку. Он беззвучно двигался, втягивая ноздрями воздух, надеясь по запаху найти добычу. Неожиданно чудный аромат коснулся его ноздрей. Словно в дурмане, он пошел на этот запах и вышел на прогалину, где рос причудливый куст, на котором красовался бутон неизвестного цветка. Охотник протянул руку, и цветок на короткой веточке как будто сам лёг в его ладонь и заблагоухал ещё сильнее. Отнесу любимой! — решил охотник, позабыв об истинной цели своих поисков. Едва он покинул прогалину, как его окликнули. От неожиданности охотник застыл на месте. Уже долгое время он не слышал человеческой речи. Оглянувшись, он увидел женщину.
— Отдай мне цветок, охотник! — приятный голос женщины притягивал. Чёрные густые волосы обрамляли её чарующее лицо, на котором щурились хитроватые глаза, яркий рот насмешливо улыбался.
— Это подарок для другой… — начал было охотник.
— Твоей красавице больше подойдёт молоденький кабанчик! А цветок отдай мне, поверь, она не оценит.
Охотник смутился и не знал, как поступить, уж больно по-хозяйски вела себя эта незнакомая красавица. И откуда она знала про пантеру? Женщина, словно прочитав его мысли, весело засмеялась:
— Откуда? Да весь лес только о вас и судачит! Вот ведь интересная семейка! Пантера и оборотень!
— Кто ты? — смущенно спросил охотник.
— Какой любопытный! — женщина окинула оценивающим взглядом сильную мужскую фигуру, — Живу я здесь. И в последний раз говорю: не расстраивай меня, отдай цветок!
Под пристальными карими глазами охотник приблизился к прогалине и протянул цветок незнакомке. Довольно рассмеявшись, женщина ловко вколола бутон в черную гриву буйных блестящих волос и, внезапно посерьезнев, посмотрела на охотника:
— Нравишься ты мне. И девушка твоя нравится. И сказки я люблю, но у сказок должен быть хороший конец. Знаю я, чего вы оба хотите, и, так уж и быть, помогу. Слушай меня, охотник, слушай внимательно. Негоже полузверем быть, да и получеловеком негоже. Но судьба решит, кем вам остаться. Родятся у вас дети. Коли родится мальчик, то станет твоя пантера человеком, а если девочка, то станешь человеком ты. Я сказала.
— Подожди! Но ведь если я стану человеком, а она останется пантерой… — но женщина, взмахнув рукой, растаяла в воздухе, оставив охотника в недоумении и печали.
Вернувшись, он всё поведал пантере. Но она, к его удивлению нисколько не расстроилась. Кошачьи глаза таили лукавую улыбку, нежность и понимание. Глядя на округлившиеся бока пантеры, охотник понял, что ждать предсказания таинственной женщины осталось недолго.
Быстро летели месяцы. Однажды у дверей хижины охотника встретила пантера, всем своим видом показывая, что его присутствие нежелательно. Не понимая её поведения, охотник, тем не менее удалился.
Он просидел он весь вечер у костра на соседней полянке до полуночи. А в полночь чуткие уши оборотня уловили тяжелые стоны возлюбленной. Когда полуденное солнце осветило лес, охотник направился к хижине.
Сердце его бешено колотилось, ожидание жгло огнём. Огромным усилием охотник подавил в себе желание бежать, очертя голову и ворваться в хижину. Он тихо подошёл к домику, прислушался и осторожно приоткрыв дверь, заглянул внутрь. На подстилке из пряных мягких трав лежал крошечный комочек живой плоти. Мальчик? Девочка? Кто? Где она? — одни за другим вспыхивали вопросы в его голове. А может, судьба опять жестоко обманула её, и она ушла!? — ужасная догадка наполнила его страхом. Охотник захлопнул дверь и тяжко осел прямо на землю, спиной к стене, отдавая себя во власть мрачных мыслей.
— Ну вот, даже на сына не посмотрел! — звуки давно забытого голоса коснулись слуха, а гибкие руки обвили его шею.
Охотник вскочил как ужаленный, обхватил свою любимую за плечи, прижал к себе, отстранился, жадно глядя на неё, и снова прижал, осыпая поцелуями лицо. Полная тихой нежности улыбка на её бледном лице была ему ответом. В этот вечер они заснули, касаясь друг друга, оберегая своими телами хрупкую искорку жизни, лежавшую между ними.
Утром счастливейшая из матерей проснулась одна. Охотник посчитал, что зверю не место рядом с младенцем. На полянке лежала туша антилопы, а рядом на мягкой травке с порхающими бабочками играл чёрный хищник. Полюбовавшись с минуту, девушка вздохнула, подумав о чём-то своём, и вернулась к сыну. Чуть за полдень, за едой, они решили перебраться поближе к людям.
Скоро они покинули лесную хижину и зажили на окраине небольшой деревушки. Приняли их неплохо, хотя пересуды о том, что охотник до полудня спит, не показывается, ходит на охоту в одиночку и приносит добычи больше любого другого мужчины, не умолкали. Шло время, рос сын, принося радость всей округе, но стала молодая хозяйка замечать, что охотник почти не ест дома, груб и резок с ней, и больше ему нравится быть зверем, нежели человеком. Тяжело у неё на сердце стало, а поделать ничего не может.
Как-то в предрассветных сумерках охотник-оборотень долго преследовал лань, но в последний момент животное скрылось в густых зарослях. Последовав за ней, он оказался на полянке прямо перед Хозяйкой Леса. Её насмешливые глаза сыпали озорными искорками, а бровь удивленно изогнулась. Кто к нам пожаловал! — сверкнула белозубая улыбка. Совсем озверел, милый, смотрю, — укоризненно произнесла она, — Не хочешь человеком быть? Не хорошо!
Жёлто-зелёные глаза огромной кошки насторожено следили за женщиной, а она похозяйски потрепала хищника по загривку и шепнула: Домой беги! Там твое счастье! И жену с сыном люби, а я уж прослежу!
В дверном проёме, сложив руки на груди, его ждала любимая. Он остановился и посмотрел ей в глаза. А она взяла его руку и приложила ладонью себе к животу. Море тёплой нежности плескалось в её глазах: Как мы назовём нашу ДОЧЬ, любимый?.
N
NeSapa
Гость
Похожие темы
