Я орала, материлась, визжала, требуя накормить меня, требуя выключить свет, требуя выпустить меня на свободу. Я сорвала голос и хрипела, но не замолкала ни на минуту до тех пор, пока не стало совсем невыносимо.
Тогда открылись двери. Мне швырнули миску с едой, и я понял, что победил в этом раунде. Как я ошибался. Еду я проглотила за считанные мгновенья. Она была какой-то склизкой, отвратительной и неимоверно соленой, но я вылизал все. Я ликовал. Ровно до тех пор, пока не почувствовал жажду и не открыл кран грязного умывальника. Они перекрыли воду. Если раньше, борясь с голодом, я могла беспрестанно пить, то теперь я была лишена такой необходимой вещи, как вода. Я подыхала от жажды под лучами слепящего света. Лампа казалась раскаленным солнечным диском, который равномерно поджаривал меня со всех сторон.
Санитары, заходившие в палату, чтобы сделать мне укол или поставить систему, совершенно не обращали на меня никакого внимания. Они бесстрастно ловили меня, привязывали к кровати, делали свое дело и уходили. И это тоже было страшно. На них не действовали ни мои крики, ни угрозы, ни мои слабые удары. Как будто они просто переставляли с места на место стул.
Сначала я пытался пить воду из сливного бочка, но он был пуст, а тех капель, которые еще оставались на дне, мне было мало. Они каким-то образом заблокировали даже водосток. Я бесновался. Я бился о стены до изнеможения, но на меня обращали внимания не больше, чем на кровать или раковину. Через несколько суток я начал умолять санитаров дать мне воды. Хоть один глоток. Я ползала на коленях, пытаясь целовать им руки, но им было все равно. Я чувствовала, что схожу с ума.
Я лежала на грязном холодном полу, забившись в угол, когда вдруг услышала волшебный звон. Откуда-то с потолка – я не мог разглядеть, откуда именно, из-за ненавистной лампы, - упала капля воды. Потом вторая. Я подползла к тому месту, куда падали капли, легла на спину и открыла рот. Это было божественно. Вода капала медленно, я старалась не глотать ее до тех пор, пока во рту не надерется полный глоток. Вода отдавала ржавчиной, была теплой, но зато пресной.
А через 10 минут пришли санитары. Они втащили в камеру какое-то идиотское кресло с металлическим обручем на уровне головы и оторвали меня от пола. Я сопротивлялся. Я проклинал их самих и весь их род, но им было наплевать. Они прикрутили ножки кресла тяжелыми болтами к полу – тогда я поняла, для чего в моей камере эти странные углубления в полу – и усадили меня, надежно зафиксировав руки, ноги и голову. Я не могла пошевелиться, но зато могла высказать все, что я о них думаю. Мне снова что-то вкололи и ушли.
И тут же погас свет. Я решил, что перегорела лампочка, и возблагодарил небо. Я наслаждался темнотой. Под потолком раздались какие-то булькающие и свистящие звуки, и на меня обрушился поток воды. Я не возражала. И хотя я не могла поднять вверх лицо, вода стекала по моему носу, щекам, по лбу – я глотала эту воду с жадностью, боясь упустить хоть каплю. Я напилась вдоволь, напилась с запасом, а вода все текла и текла.
Я сидела в полной темноте, намертво привязанная к привинченному к полу креслу, под потоком теплой воды, и вода доходила мне уже до лодыжек. Вода прибывала постепенно, и у меня было достаточно времени, чтобы представить, что случится, когда она поднимется до уровня моего лица и выше. Но, дойдя до шеи, вода вдруг резко схлынула, как будто кто-то открыл невидимые шлюзы. Перестали низвергаться водопады с потолка. И только несколько раз в минуту на мой лысый череп падали тяжелые капли. Кап-кап-кап.
Сначала это просто раздражало. Меня злило то, что я не могла увернуться, сдвинуться в сторону. Кап-кап-кап. Через несколько часов, когда нервы мои были уже на пределе, я попытался чем-нибудь отвлечься и стал строить планы мести. Я представлял, что бы я сделал со всеми докторами, санитарами и профессором Морганом. Но хуже всех пришлось бы доктору Смирноффу. Сквозь мои мысли, прорывая все барьеры, падали капли воды. Кап-кап-кап.
Планы мести, хоть и были неосуществимы, все же помогли мне, направили мысли в нужную сторону. Я стала размышлять, зачем все это со мной делают. Все резкие перепады и крайности – от голода и жажды к еде и изобилию воды, от нестерпимого света к пугающей темноте, и все это равнодушно, без эмоций. Кап-кап-кап. Это сводило меня с ума и, да! Вот оно! Тогда я поняла, что они хотят подчинить меня себе, сделать из меня безвольную куклу, марионетку. И я решила подыграть им. Сказать, что не буду больше сопротивляться, что буду очень послушной, не стану больше набрасываться на санитаров и докторов и осыпать их проклятиями. Пусть делают со мной все, что им надо. Но было некому это сказать. Кап-кап-кап.
Звон капель давно уже превратился в грохот, мне казалось, что с каждым падением маленькой капли с потолка от моего черепа отваливается кусочек кости. Что скоро оголиться мозг, и вода начнет заливать меня изнутри. Ко мне так никто и не пришел. Я хотела позвать кого-нибудь, чтоб они увидели, что я сдалась, чтобы прекратили все это, но голос меня не слушался. В мире не осталось ничего: ни цветов, ни запахов, ни звуков, и только под хрупкой черепной коробкой жило волшебной жизнью хрустальное «Кап-кап-кап».
Я находилась тогда в здравом, насколько это возможно, уме. Мне постоянно что-то вводили в кровь, но эти вещества не затуманивали разум. Им не надо было, чтобы я бредил или видел маленьких эльфов. Им надо было, чтобы я понимала все, что они со мной делают. Чтобы я усвоила раз и навсегда, что сопротивляться им бессмысленно, что они все равно сделают со мной все, что захотят.
Не знаю, сколько времени я просидела под бесконечно капающей водой, я, наверное, несколько раз теряла сознание, но все же, когда пришли санитары, я помнила о своем решении подыграть планам моих мучителей. Я даже не пытался сопротивляться тому, что в мою и без того исколотую вену впилась очередная игла. Да, наверное, и не смог бы, если бы даже и захотел. Меня сняли с кресла и оставили на кровати, даже не привязав. И когда следующим утром пришел профессор Морган со свитой, я покорно дал им себя осмотреть, не сказав ни слова. Они удовлетворенно кивали головами, одобрительно похлопывали друг друга по плечам, а я только тупо улыбался, не менее тупо глядя в одному мне видимую точку на стене.
Но я не могу рассказывать дальше. Сейчас время обеда, и через несколько секунд войдет Марк. Его смена еще не закончилась. Надеюсь, нам не дадут сегодня фасоль. Я ненавижу фасоль.
