???
???
Aghast – The Darkest Desire
Доктор Лэнгфилд владеет такой внушительной коллекцией домашнего порно, что ему впору открывать собственный веб-сайт. А немного погодя еще и собственный фан-сайт, потому как во всех этих роликах обязательно присутствует его собственная статная фигура. И любовь. Много любви. Ведь со статной фигурой неизменно сливается маленькая, почти неуловимая в полумраке — фигурка его бывшей жены.
Несчастный доктор Лэнгфилд не может найти укрытия для своих сокровищ. Идеальным местом был бы запертый на ключик шкаф рядышком с ложем любви, на которое так часто был наведен объектив камеры; ложе в собственном убежище, в спальне, в родном доме... Только вот дома у доктора Лэнгфилда-то и нет. Хранить клад в родительском — аморально, «дома» - опасно, ведь там обитают вездесущие и цепкие щупальца новой супружницы; а старый угол на Бродвее теперь заставлен холстами да мольбертами, слушающими день ото дня звенящую тишину одиночества...
Бедный доктор Лэнгфилд.
Он хранит свой клад в офисе, думаю. Да-да, в Нью-Йорке — бесконечно далеко от меня.
Но я рассматривал и изучал эти записи так часто и так восторженно, что теперь кажется, будто я вечно близок к их союзу, я — их уродливое, невидимое дитя, зародившееся в эпицентре этой невероятной любви. Я, может, вырос и отделился, но они никогда не перестанут быть
моими...
Меланхоличное настроение толкает меня на поиски еще одной записи запечатлевшей их любовь, хотя я не делал этого уже очень давно. В офисе я обычно бываю собран и трезв от страстей, но не сегодня. Сегодня я кусаю губы от досады и пытаюсь игнорировать заполонившие мою голову докучливые мысли. Я не знаю зачем терзаю себя снова...
Не знаю...
В лунном свете и тусклых лучах настольной лампы, Мэри кажется маленькой и совершенно невесомой. Голова ее повернута к окну, и кажется, будто она чем-то обижена и вовсе даже и не рада предстоящим съемкам. Сперва я решил, будто Мэри спит и пока не подозревает о сюрпризе в виде какой-нибудь приятной ласки, но скоро заметил, как двигаются длинные тени ресниц на ее щеках - она все-таки моргала, а значит, не спала.
Доктор Лэнгфилд долго не появляется в кадре, но дает знать о своем присутствии: неровно вздыхает, щелкает замком, звенит своим ремнем и тихонько скрипит старыми половицами.
Появившись в кадре, он недолго смотрит в объектив с выражением некоторой спутанности на лице, а потом осторожно опускается на кровать, в котором лежит его жена, обнаженная неподвижная и блестящая, как восковая кукла.
Новый взгляд в камеру, на этот раз настороженный, хмурый.
Мэри подняла руку и лениво смахнула кудряшку с лица. Доктор Лэнгфилд медлил.
Мне сделалось холодно от этой странной картины; все во мне без предупреждения и оглушительно рухнуло вниз. Перед глазами все пышнее и ярче распускалась какая-то глумливая и насмешливая пародия на мою интимную жизнь, на мой страх, на мою страсть.
Доктор Лэнгфилд мелко дрожал и снова глядел в камеру. Казалось даже, что черный глаз объектива мешает ему, что он бы предпочел абсолютное отсутствие свидетелей, даже таких неживых, как видеокамера. Почему бы ее не выключить, в таком случае...? Ни он, ни его жена, судя по всему, не в настроении для съемок горячего кино...
Я, должно быть, пытался отвлечься на эти мелочи, чтобы не замечать этой болезненной схожести с моими собственными видеозаписями.
Доктор трясся и неровно выдыхал, напрягая руки в нерешительности. Господи боже мой, как он напоминает мне дитя стоящее на свежей могилке и не решающееся отведать дикой клубники, что каким-то сумасшедшим образом взвилась на кладбищенской земле...
Она такая красивая, такая притягательная.
Как я хочу попробовать ее, понюхать ее, почувствовать ее вкус...
Я хочу ее. Хочу взять в руки и насладится ее ароматом, ее соком, ее цветом и запахом...
Можно ли? Это правильно?
Я не отравлюсь, если не сумею остановить свой страстный голод...?
Доктор Лэнгфилд счастлив был бы отравиться своей бывшей женой. Он, вероятно, это и пытался сделать. Если бы поцелуи могли отравлять, то доктор бы умер уже после первого, что поместил в центре дрожащего живота своей супруги. Уж очень он получился страстным.
Едва ли его ласки можно назвать ласками. С каждым новым прикосновением он все сильнее напоминал мне того голодного мальчика на клубничной могилке. Он буквально поедал свою жену, задыхался от жадности, паники, страсти и слез. Он вкушал ее, втягивал, впитывал, всасывал...
Чем дальше, тем сильнее мне хотелось остановить запись, выключить ее, удалить и забыть... Чем дальше, тем сильнее мне чудилось невозможное: они сняли это специально, чтобы подразнить меня, поглумиться над моим уродством, над моей ограниченностью...
О, нет...
Доктор Лэнгфилд любит свою жену. Мэри — его сиамский близнец, неотделимая часть, родной организм, с которым они соединены, кажется, общей кровеносной системой и жизненно-важными органами. Оторванный доктор мучается болями в тех местах, откуда вырвали Мэри, а Мэри слишком уж ненормальна, чтобы не путать свои любовные боли с какими-нибудь обычными фантомными.
До сих пор, думаю. Конечно.
Помню, меня было заинтересовала загадочная история их расставания, но я скоро плюнул на произошедшее в их союзе, и сильно разочаровался и в очаровательной Мэри, и в ее убогом супруге.
Но поскольку они никогда не станут для меня чужими, при том, что я для них совершенный чужак, мне тяжело отказаться от возможности лицезреть их любовь...
- Что это за место...? - прошептал я жарко, надеясь, должно быть, отвлечься от чужой страсти, от тихого голоса нежно зовущего Дэни по имени, - Гостиница? Какой-то хороший отель...? Нет, нет... фотографии на тумбочке... чей-то дом. Чей же? Решили порезвиться в гостях, так я понимаю...
- Потише, - тишина моего кабинета нарушилась хрипловатым требованием моей напарницы.
- Ладно, конечно... - шептал я бездумно, не сводя больных глаз с экрана, - Но когда это было снято? Загара не разглядеть... а это значит... нет, нет... Волосы Мэри, да. Думаю, это период перед свадьбой... или же... наверняка...
- Господи... - напарница зажимает уши, чтобы не слышать моих шепотков.
- Ох...
В конце-концов она не выдерживает и поднимается, вынуждая меня выключить жаркий фильм. От ее присутствия мне уютно и спокойно, ее нежное сопение из угла почему-то напоминает мне о доме моего детства, поэтому-то ей и позволено наблюдать за тайной частью моей жизни.
Я хочу гладить ее светлые волосы и подолгу глядеть в голубые глаза, однако не испытываю ни малейшего желания познать ее остывшей плоти. В холодном обличии она перестанет понимать меня. И тогда у меня не будет больше никого...
- Ты обещал помочь, - произносит она, застегивая босоножки.
- Да, - кивнул я тихо.
Два года назад я подарил ей кота. Неделю назад этот трус удрал во время прогулки — вероятно, испугался шума, а теперь засел где-то и глупо таращится на мир из своего укрытия.
Я найду его. Я знаю, что найду.
![[Lies]](/data/avatars/s/0/59.jpg?1744723881){kind=avatar}
