Мarat
Гуру
Серия двадцатая. Часть первая.
Серия двадцатая. Часть первая.
Дэниэл Лэнгфилд.
«Great boy»
Colin Kenniff – Wind and Distance
Необходимость совершать вынужденный заезд по тихим окрестностям Марблмаунта ужасно тяготила меня поначалу, но всего через каких-то десять минут пути я переменился в своем отношении к этой неожиданной прогулке. И хоть картинка снаружи представлялась довольно однообразной: глухая черная чаща, густое темное небо и чернеющие на его фоне величественные пики гор, я все равно находил прелесть в контрасте между происходящим снаружи и внутри. Темная дорога влажно блестела от холодного ночного дождя, лес стоял непроглядной черной стеной, ни один автомобиль не проехал мимо за все время — в общем, пейзаж жутковатый. А в салоне моего автомобиля было тепло, уютно и тихо звучало местное радио, которое я находил совершенно очаровательным (почтенного возраста ведущий говорил о знаменитостях далекого прошлого), рядом сидел незаметный Чарли завороженно наблюдающий за мелькающими черными соснами.
Пустившись в путь изначально, я надеялся, что мальчишка просто уснет во время поездки, после чего мы вернемся и оба благополучно отправимся на боковую. Но Чарли и не думал спать, хотя и казался сонным поначалу.
В конце-концов, мы оказались недалеко от Берлингтона — единственного ярко освещенного пункта на нашем пути, где еще не все улеглись спать и где всё еще работали магазины. Один, по крайней мере, точно. Огромный и уродливый современный супермаркет слепил своим ядовитым неоновым светом и казался оскорбительно неуместным в окрестностях этой дремучей глуши. Здесь мы, однако, и остановились из-за отсутствия иного выбора.
— Пойдем, Чарли, - позвал я, отстегнув ремень безопасности с маленького пассажира.
Мальчик послушно держал меня то за руку, то за штанину, но не издавал ни звука при этом, не говорил ни единого слова. Выглядел он настолько сосредоточенно и серьезно, что это даже несколько разочаровывало. Ведь я о подобной поездке в детстве и мечтать не мог! С родителями, в супермаркет, в пижаме, в час ночи! Против всех правил! Вот улёт! Но Чарли, к сожалению, оставался напряженным и скованным и даже по сторонам глазеть не решался. С другой стороны, я же ему не родитель, а почти чужак, который его увел безо всяких объяснений, чего удивляться...?
Народу было предостаточно. Новенький круглосуточный супермаркет — точно яркий свет для глупых мотыльков в ночи. И чем ближе мы подходили ко входу, чем больше покупателей проходило мимо, тем сильнее я укреплялся в мысли о том, что соседство тихого деревенского городка с этим некрасивым современным магазином местных жителей только развращает и влияние имеет исключительно тлетворное и пагубное. Может, это во мне наш дорогой сосед заговорил, а может, я просто отвык от большого города и всего, что с ним связано, но слепящий свет, искусственный аромат кофе и визгливый голос менеджера из динамиков на парковке («господин в шляпе, вы забыли сосиски!») - все это ужасно отталкивало и напоминало о городском шуме, от которого я отвык.
Деваться было некуда.
— Как насчет тележки? - предлагал я с напускным энтузиазмом, незаметно пытаясь отодрать Чарли от своей одежды, - Я буду катать тебя туда-сюда.
Мальчик глядел на металлическую клетку с неподдельным ужасом и все крепче жался к моей шее.
Вот так, в обнимку, мы и вошли в богатый мир товаров, не имея ни малейшего представления о том, как и зачем вообще здесь оказались. Скорее всего, мы с Чарли, как и прочие здесь — глупые мотыльки заманенные ядовитым наружным освещением этого богомерзкого супермаркета. Да, окрестности давно укрыты мраком и больше мне нечего показать маленькому мальчику, именно поэтому я решил удивить его огромным ассортиментом чистящих средств, размерами отдела автомобильных покрышек, ароматами секции корма для животных, при этом неосознанно мурлыкая себе под нос песенку «a whole new world».
— О, Дорис, погляди-ка, погляди на этого малыша, - совсем рядом притормозила пожилая леди и принялась подзывать свою приятельницу, махая костлявыми пальцами в нашу сторону, - Погляди на него.
Я нервно сцепил зубы и здорово напрягся из-за возможной необходимости объяснять двум столетним бабушкам обстоятельства отсутствия какого-либо родства между мной и Чарли.
— Как он похож на моего Луиса! - заворковала вторая дама, беззастенчиво пощипав Чарли за румяную щеку.
— Нет, копия моего Джорджа, - отмахнулась первая и потянулась к нам, тоже пожелав приласкать мальчика, - Погляди на брови и уши! Ах, какой ты милый!
— Не стесняйся бабушек, мое золото! Лучше скажи, сколько тебе лет? - к моему счастью, она почти сразу же поглядела на меня, переадресовав вопрос, - Сколько ему?
— Четыре, - широко улыбнулся я, зачем-то горделиво раздув грудь. Должно быть решил, что так они точно определят во мне папашу и не станут задавать лишних вопросов.
— Сердце твоей матери, должно быть, разбито вдребезги, - еще нежнее заговорила первая леди, поглаживая то щеки то плечи Чарли, - Ты знаешь, что не похож ни на кого, кроме своего отца...?
— Господь с тобой, Фрэнсис! Почему это разбил?! - шутливо возмутилась ее приятельница.
— Ох! - отмахнулась она, - Вечно она за слова цепляется, старая черепаха.
— Чего?
— Сделайте еще одного такого, сэр, - ласково погладила мою руку Фрэнсис, игнорируя свою приятельницу, - У вас прекрасная семья. Всего вам хорошего.
Изобразив невероятное удовольствие от такого неожиданного обмена любезностями, я рассыпался в благодарностях и тут же укатил подальше, напрягаясь от вероятной перспективы столкнуться с такими же общительными покупателями. Мы привлекали слишком много внимания. Местные любят детей (поскольку их здесь не очень много), а Чарли — прелестный ангел, прекрасный как картинка, поэтому каждый считал своим долгом посюсюкать, подмигнуть, улыбнуться, скорчить рожу или погладить его по голове. Улыбчивый мясник кивнул на мальчика и показал мне большой палец. Я даже и не подозревал, что такое бывает.
Магазинное приключение продолжалось. Чарли все еще висел на мне, а впереди дребезжала пустая тележка. Общения, даже какого-нибудь привычного и доступного мальчику, между нами не происходило, пока мы не оказались в отделе фруктов и овощей.
— Ого! - воскликнул он.
— Да. Мы прибыли в овощной отдел, - сообщил я сам себе, на что Чарли отреагировал очень живо: уставился на меня во все глаза и даже будто бы ожидал продолжения.
— Банан! - внезапно отвлекся он и принялся дрыгаться, - Банан! Банан!
— Точно, - я разместил нашу первую покупку в тележке.
— Оооо... - взбудоражился мальчик, увидев что-то неподалеку.
Чарли снова заерзал и выпустил мою одежду из своих кулаков. Я отпустил его и даже позволил убежать от меня. Он резво бросился к полкам с цитрусовыми и набрал там несколько лимонов.
— Во э... амон! - лепетал он, протягивая мне желтые плоды.
— Лимоны, - кивнул я.
— Гоки, - он скривился.
— Кислый, - кивнул я, неожиданно обнаружив, что могу различать некоторые слова в его нетвердой речи.
— Ну да, да... - он хмуро отмахнулся от меня, чем очень рассмешил.
Думаю, мы скупили значительную часть отдела фруктов и овощей, а все потому, что я не сразу понял, что Чарли указывая пальцем и называя что-либо, вовсе не требует купить это, а просто демонстрирует мне свои познания. Понял я это только когда он указал на декоративную пальму в горшке.
В отделе со сладостями Чарли, конечно, оживился еще сильней. Еще бы, на пестрых упаковках и обертках красовались близкие детям фиговины: веселые звери, улыбчивые фрукты и ягоды с ногами и руками, яркие звездочки, уродливые гномы, волшебные феи, разномастные дети и прочее. Чарли размахивал руками и тыкал пальцем во все, что узнавал.
И чем больше я наблюдал за ним, тем явственней в нем проявлялась этакая детская «нормальность». Он напоминал Пейтон Сью, которая в раннем возрасте точно так же озвучивала названия предметов вокруг себя, обозначала каждого члена семьи, знакомила сразу со всеми своими игрушками и всё только ради того, чтобы щегольнуть своей осведомленностью. Чарли точно так же гордился своими новоприобретенными знаниями и изо всех сил стремился показать мне, что он больше уже не такой молчаливый и незнающий как раньше.
Да, речевой скачок был очень заметен, что не могло не радовать меня. Речь пока была малопонятной и скудной, но словарный запас мальчика значительно расширился и теперь состоял не из одного лишь короткого «пап». Теперь он лихо складывал новые слова в простые фразы. Похоже, что я слишком уж критично и невнимательно отнесся к его состоянию при первичном осмотре. Я ведь тогда даже и помыслить не мог о том, что есть какая-то надежда на его нормальное развитие.
В отделе с игрушками Чарли мгновенно перевоплотился в обыкновенного мальчишку. Он принялся носиться между полками, хватать плюшевых зверей, ронять всё на пол и быстро и радостно лепетать что-то. Если не прислушиваться, то его бормотания не были такими режущими слух или привлекающими внимание, не казались какой-то иностранной тарабарщиной. Он говорил складно и фразово, но все равно непонятно.
— Во! - заорал он, подпрыгивая и указывая на многоэтажную карусель для игрушек, - Во э!
Я поднял его повыше, чтобы он смог достать то, что ему так сильно приглянулось.
— Во э мой пап! - кричал он размахивая плюшевой пандой, - Мой пап!
— Это не Пап, Чарли. Пап остался в машине, - объяснил я, - Это панда.
— Ну да! Мой пап, - заявил он вцепившись в игрушку, - Мой Пап — э пап.
— А-а, - неуверенно протянул я, - Пап — это панда.
— Ну да! - взмахнул руками Чарли, должно быть пораженный моей глупостью.
— Я думал, что Пап — это кот. Или белка.
— Не-е-ет.
Следующей игрушкой привлекшей внимание Чарли стал кучерявый пластиковый младенец в розовом комбинезоне. Мальчик замер и внимательно уставился на этого спящего в картонной коробке пупса.
— Во э... во э... - почти шепотом лепетал он, должно быть не зная, что перед ним такое.
— Кукла.
— Во э... - серьезно кивнул он, после чего его будто осенило, - Во э мама и Лулу. Мама и Лулу.
Не то чтобы я был осведомлен на тему отношений между Мэри и Чарли, но кое-что мне было известно о том, что мальчика безуспешно пытаются научить называть приемную мать «мамой». Несмотря на все усилия, он продолжает называть всех и каждого «Пап». А теперь выясняется, что он все-таки знает, кто такая «мама» и даже употребляет это слово в своей речи, только, однако, не применяя его к Мэри. Похоже, в его голове складывается какая-то ассоциативная цепочка связывающая игрушечного младенца с «мамой».
— А где мама? - спросил я зачем-то.
— Мами Лу, - быстро ответил Чарли, но я не понял, что он имел ввиду, - Мамы Лулу.
— Чья мама?
— Мама Лу.
— А Лу — это кто?
— Во, - мальчик ткнул пальцем в куклу и тут же затараторил, - Oh-la-la... Merci, mama...
Тошное отчаяние и тоска сковали мое сердце и легкие. Я действительно считал что нахождение рядом с Чарли меня дисциплинирует и стирает из головы мысли о грехах, что я вожделел, поэтому последняя его фраза стала неприятным, отрезвляющим шлепком по лицу. Он должен быть моим. Нет, не милый Чарли, не он. Моим должен был быть тот ребенок, что забавно смешивает французский и английский в своей речи. За все годы брака я сжился с этой мыслью, даже не считал этот факт чем-то интересным и забавным, просто воспринимал, как должное...
Чарли погладил мою ладонь — хотел, вероятно, взять меня за руку, но тут же передумал и убежал к новым игрушкам.
Он забыл про куклу и начал примеряться к огромному скейтборду: уселся на него и принялся кататься взад-вперед отталкиваясь от пола ладонями. Когда он укатился почти до соседнего отдела с детскими вещами, случилось кое-что неприятное.
Какой-то кривоногий омерзительный толстяк, у которого отсутствовали передние зубы, а щеки были вымазаны пастилой и шоколадом, начал шумно носиться вокруг Чарли, громко топать ногами и нарочито привлекать внимание своими противными воплями:
— Папа купил мне бейсбольную форму! Папа купил мне бейсбольную форму! - сотрясая пол и стены, - И перчатку! И перчатку!
Чарли поднялся со скейта и настороженно уставился на толстого мальчишку, который, распознав, видимо, в малыше слабую жертву, приблизился почти вплотную и принялся яростно топать и орать.
— Я большой, а ты маленький! Я большой, а ты МАЛЕНЬКИЙ!!!
Перепугавшийся Чарли тут же потянул ко мне руки, желая оказаться подальше от этого омерзительного задиры.
Неподалеку стоял и ухмылялся гораздо более крупный вариант нашего обидчика — его отец. Мужчина был одет точно так же как и сын, и являлся гордым обладателем такого же нездорового пуза. Заметив, как Чарли испуганно прижался ко мне и чуть ли не зажмурился от ужаса, он расплылся в некрасивой улыбке.
— Заметил, что мой медведь чуть не затоптал вашего кузнечика, - хмыкнул он с явным удовольствием, а потом облизал алые губы, подмигнул мне и хлопнул по плечу, - Вы уж простите. Мальчишки есть мальчишки.
Чарли казался расстроенным совсем недолго. Стоило ему услышать от меня слово «придурки» брошенное в сторону этих мерзких бегемотов, как он уставился на меня и напряг губы, будто бы пытаясь улыбнуться. Ему понравилось ругательство, не знаю, хорошо это или плохо. Я бы еще хотел ему сказать, что ненавижу бейсбол и что бабушка Лэнгфилд в такой ситуации, скорее всего бы высыпала тараканьей отравы в их тележку, а потом бы еще двинула одному из них локтем в лицо, при этом бесконечно извиняясь за свою старческую неловкость. Но мальчик был увлечен игрой с пандой, поэтому я не хотел напоминать ему о случившемся.
Скоро он, конечно, устал и заметно потяжелел в моих руках. Когда мы заняли очередь на пункт кассира, он уже больше не держался, а просто висел на мне, изредка подрагивая от накатывающего сна и внезапных пробуждений. А когда он окончательно уснул, я ощутил знакомое, неприятное ощущение мгновенно вызывающее тревогу. Кто-то буравил меня взглядом.
Оглянувшись по сторонам, я немедленно заприметил пару глаз наблюдавших за мной через полку с конфетами в соседней очереди.
Прямо и пристально, без какого-либо смущения, меня разглядывал какой-то незнакомый парень. Он был долговяз и болезненно худ, желтые волосы его были грязными и нечесаными, на сером лице проступали розовые пятна, а глаза были красными, с темными кругами под ними. При всей своей хрупкости и очевидной слабости и изможденности, человек этот вызывал у меня неприязнь. Взгляд его мне совершенно не понравился.
Как только подошла наша очередь расплачиваться за покупки, я тут же забыл про незнакомца и прицепился к учтивому помощнику кассира, который должен был помочь мне упаковаться и дойти до машины, поскольку я не мог делать этого, имея лишь одну свободную руку.
На выходе я снова вспомнил о том парне и обернулся, чтобы убедиться в том, что этот тип не преследует нас и не собирается оглушить нас с работником супермаркета, чтобы потом похитить Чарли.
После пары минут в машине, в течении которых я изучал выходивших из супермаркета посетителей, тревога моя прошла и я все мысли перекинул на поездку домой. На дисплее забытого мною телефона высветилось страшное количество пропущенных вызовов от Мэри, Ванессы и миссис Лэнгфилд.
— Вот это - по-настоящему страшно, - хмыкнул я.
Я отправил краткое «едем» своей матери, после чего отключил устройство, бросил его на заднее сиденье и завел мотор. Чарли спал теперь так крепко, что ничто вокруг не могло потревожить его. В руках он все еще сжимал новую игрушку и целую кучу разных сладостей. Картинка была настолько умиротворяющей, что я даже зевнул предвкушая уже долгожданный отдых и даже забыл о том, что дома не обойдется без некрасивой сцены.
P.S Я занят второй частью. Спасибо вам!
Серия двадцатая. Часть первая.
Дэниэл Лэнгфилд.
«Great boy»
Colin Kenniff – Wind and Distance
Необходимость совершать вынужденный заезд по тихим окрестностям Марблмаунта ужасно тяготила меня поначалу, но всего через каких-то десять минут пути я переменился в своем отношении к этой неожиданной прогулке. И хоть картинка снаружи представлялась довольно однообразной: глухая черная чаща, густое темное небо и чернеющие на его фоне величественные пики гор, я все равно находил прелесть в контрасте между происходящим снаружи и внутри. Темная дорога влажно блестела от холодного ночного дождя, лес стоял непроглядной черной стеной, ни один автомобиль не проехал мимо за все время — в общем, пейзаж жутковатый. А в салоне моего автомобиля было тепло, уютно и тихо звучало местное радио, которое я находил совершенно очаровательным (почтенного возраста ведущий говорил о знаменитостях далекого прошлого), рядом сидел незаметный Чарли завороженно наблюдающий за мелькающими черными соснами.
Пустившись в путь изначально, я надеялся, что мальчишка просто уснет во время поездки, после чего мы вернемся и оба благополучно отправимся на боковую. Но Чарли и не думал спать, хотя и казался сонным поначалу.
В конце-концов, мы оказались недалеко от Берлингтона — единственного ярко освещенного пункта на нашем пути, где еще не все улеглись спать и где всё еще работали магазины. Один, по крайней мере, точно. Огромный и уродливый современный супермаркет слепил своим ядовитым неоновым светом и казался оскорбительно неуместным в окрестностях этой дремучей глуши. Здесь мы, однако, и остановились из-за отсутствия иного выбора.
— Пойдем, Чарли, - позвал я, отстегнув ремень безопасности с маленького пассажира.
Мальчик послушно держал меня то за руку, то за штанину, но не издавал ни звука при этом, не говорил ни единого слова. Выглядел он настолько сосредоточенно и серьезно, что это даже несколько разочаровывало. Ведь я о подобной поездке в детстве и мечтать не мог! С родителями, в супермаркет, в пижаме, в час ночи! Против всех правил! Вот улёт! Но Чарли, к сожалению, оставался напряженным и скованным и даже по сторонам глазеть не решался. С другой стороны, я же ему не родитель, а почти чужак, который его увел безо всяких объяснений, чего удивляться...?
Народу было предостаточно. Новенький круглосуточный супермаркет — точно яркий свет для глупых мотыльков в ночи. И чем ближе мы подходили ко входу, чем больше покупателей проходило мимо, тем сильнее я укреплялся в мысли о том, что соседство тихого деревенского городка с этим некрасивым современным магазином местных жителей только развращает и влияние имеет исключительно тлетворное и пагубное. Может, это во мне наш дорогой сосед заговорил, а может, я просто отвык от большого города и всего, что с ним связано, но слепящий свет, искусственный аромат кофе и визгливый голос менеджера из динамиков на парковке («господин в шляпе, вы забыли сосиски!») - все это ужасно отталкивало и напоминало о городском шуме, от которого я отвык.
Деваться было некуда.
— Как насчет тележки? - предлагал я с напускным энтузиазмом, незаметно пытаясь отодрать Чарли от своей одежды, - Я буду катать тебя туда-сюда.
Мальчик глядел на металлическую клетку с неподдельным ужасом и все крепче жался к моей шее.
Вот так, в обнимку, мы и вошли в богатый мир товаров, не имея ни малейшего представления о том, как и зачем вообще здесь оказались. Скорее всего, мы с Чарли, как и прочие здесь — глупые мотыльки заманенные ядовитым наружным освещением этого богомерзкого супермаркета. Да, окрестности давно укрыты мраком и больше мне нечего показать маленькому мальчику, именно поэтому я решил удивить его огромным ассортиментом чистящих средств, размерами отдела автомобильных покрышек, ароматами секции корма для животных, при этом неосознанно мурлыкая себе под нос песенку «a whole new world».
— О, Дорис, погляди-ка, погляди на этого малыша, - совсем рядом притормозила пожилая леди и принялась подзывать свою приятельницу, махая костлявыми пальцами в нашу сторону, - Погляди на него.
Я нервно сцепил зубы и здорово напрягся из-за возможной необходимости объяснять двум столетним бабушкам обстоятельства отсутствия какого-либо родства между мной и Чарли.
— Как он похож на моего Луиса! - заворковала вторая дама, беззастенчиво пощипав Чарли за румяную щеку.
— Нет, копия моего Джорджа, - отмахнулась первая и потянулась к нам, тоже пожелав приласкать мальчика, - Погляди на брови и уши! Ах, какой ты милый!
— Не стесняйся бабушек, мое золото! Лучше скажи, сколько тебе лет? - к моему счастью, она почти сразу же поглядела на меня, переадресовав вопрос, - Сколько ему?
— Четыре, - широко улыбнулся я, зачем-то горделиво раздув грудь. Должно быть решил, что так они точно определят во мне папашу и не станут задавать лишних вопросов.
— Сердце твоей матери, должно быть, разбито вдребезги, - еще нежнее заговорила первая леди, поглаживая то щеки то плечи Чарли, - Ты знаешь, что не похож ни на кого, кроме своего отца...?
— Господь с тобой, Фрэнсис! Почему это разбил?! - шутливо возмутилась ее приятельница.
— Ох! - отмахнулась она, - Вечно она за слова цепляется, старая черепаха.
— Чего?
— Сделайте еще одного такого, сэр, - ласково погладила мою руку Фрэнсис, игнорируя свою приятельницу, - У вас прекрасная семья. Всего вам хорошего.
Изобразив невероятное удовольствие от такого неожиданного обмена любезностями, я рассыпался в благодарностях и тут же укатил подальше, напрягаясь от вероятной перспективы столкнуться с такими же общительными покупателями. Мы привлекали слишком много внимания. Местные любят детей (поскольку их здесь не очень много), а Чарли — прелестный ангел, прекрасный как картинка, поэтому каждый считал своим долгом посюсюкать, подмигнуть, улыбнуться, скорчить рожу или погладить его по голове. Улыбчивый мясник кивнул на мальчика и показал мне большой палец. Я даже и не подозревал, что такое бывает.
Магазинное приключение продолжалось. Чарли все еще висел на мне, а впереди дребезжала пустая тележка. Общения, даже какого-нибудь привычного и доступного мальчику, между нами не происходило, пока мы не оказались в отделе фруктов и овощей.
— Ого! - воскликнул он.
— Да. Мы прибыли в овощной отдел, - сообщил я сам себе, на что Чарли отреагировал очень живо: уставился на меня во все глаза и даже будто бы ожидал продолжения.
— Банан! - внезапно отвлекся он и принялся дрыгаться, - Банан! Банан!
— Точно, - я разместил нашу первую покупку в тележке.
— Оооо... - взбудоражился мальчик, увидев что-то неподалеку.
Чарли снова заерзал и выпустил мою одежду из своих кулаков. Я отпустил его и даже позволил убежать от меня. Он резво бросился к полкам с цитрусовыми и набрал там несколько лимонов.
— Во э... амон! - лепетал он, протягивая мне желтые плоды.
— Лимоны, - кивнул я.
— Гоки, - он скривился.
— Кислый, - кивнул я, неожиданно обнаружив, что могу различать некоторые слова в его нетвердой речи.
— Ну да, да... - он хмуро отмахнулся от меня, чем очень рассмешил.
Думаю, мы скупили значительную часть отдела фруктов и овощей, а все потому, что я не сразу понял, что Чарли указывая пальцем и называя что-либо, вовсе не требует купить это, а просто демонстрирует мне свои познания. Понял я это только когда он указал на декоративную пальму в горшке.
В отделе со сладостями Чарли, конечно, оживился еще сильней. Еще бы, на пестрых упаковках и обертках красовались близкие детям фиговины: веселые звери, улыбчивые фрукты и ягоды с ногами и руками, яркие звездочки, уродливые гномы, волшебные феи, разномастные дети и прочее. Чарли размахивал руками и тыкал пальцем во все, что узнавал.
И чем больше я наблюдал за ним, тем явственней в нем проявлялась этакая детская «нормальность». Он напоминал Пейтон Сью, которая в раннем возрасте точно так же озвучивала названия предметов вокруг себя, обозначала каждого члена семьи, знакомила сразу со всеми своими игрушками и всё только ради того, чтобы щегольнуть своей осведомленностью. Чарли точно так же гордился своими новоприобретенными знаниями и изо всех сил стремился показать мне, что он больше уже не такой молчаливый и незнающий как раньше.
Да, речевой скачок был очень заметен, что не могло не радовать меня. Речь пока была малопонятной и скудной, но словарный запас мальчика значительно расширился и теперь состоял не из одного лишь короткого «пап». Теперь он лихо складывал новые слова в простые фразы. Похоже, что я слишком уж критично и невнимательно отнесся к его состоянию при первичном осмотре. Я ведь тогда даже и помыслить не мог о том, что есть какая-то надежда на его нормальное развитие.
В отделе с игрушками Чарли мгновенно перевоплотился в обыкновенного мальчишку. Он принялся носиться между полками, хватать плюшевых зверей, ронять всё на пол и быстро и радостно лепетать что-то. Если не прислушиваться, то его бормотания не были такими режущими слух или привлекающими внимание, не казались какой-то иностранной тарабарщиной. Он говорил складно и фразово, но все равно непонятно.
— Во! - заорал он, подпрыгивая и указывая на многоэтажную карусель для игрушек, - Во э!
Я поднял его повыше, чтобы он смог достать то, что ему так сильно приглянулось.
— Во э мой пап! - кричал он размахивая плюшевой пандой, - Мой пап!
— Это не Пап, Чарли. Пап остался в машине, - объяснил я, - Это панда.
— Ну да! Мой пап, - заявил он вцепившись в игрушку, - Мой Пап — э пап.
— А-а, - неуверенно протянул я, - Пап — это панда.
— Ну да! - взмахнул руками Чарли, должно быть пораженный моей глупостью.
— Я думал, что Пап — это кот. Или белка.
— Не-е-ет.
Следующей игрушкой привлекшей внимание Чарли стал кучерявый пластиковый младенец в розовом комбинезоне. Мальчик замер и внимательно уставился на этого спящего в картонной коробке пупса.
— Во э... во э... - почти шепотом лепетал он, должно быть не зная, что перед ним такое.
— Кукла.
— Во э... - серьезно кивнул он, после чего его будто осенило, - Во э мама и Лулу. Мама и Лулу.
Не то чтобы я был осведомлен на тему отношений между Мэри и Чарли, но кое-что мне было известно о том, что мальчика безуспешно пытаются научить называть приемную мать «мамой». Несмотря на все усилия, он продолжает называть всех и каждого «Пап». А теперь выясняется, что он все-таки знает, кто такая «мама» и даже употребляет это слово в своей речи, только, однако, не применяя его к Мэри. Похоже, в его голове складывается какая-то ассоциативная цепочка связывающая игрушечного младенца с «мамой».
— А где мама? - спросил я зачем-то.
— Мами Лу, - быстро ответил Чарли, но я не понял, что он имел ввиду, - Мамы Лулу.
— Чья мама?
— Мама Лу.
— А Лу — это кто?
— Во, - мальчик ткнул пальцем в куклу и тут же затараторил, - Oh-la-la... Merci, mama...
Тошное отчаяние и тоска сковали мое сердце и легкие. Я действительно считал что нахождение рядом с Чарли меня дисциплинирует и стирает из головы мысли о грехах, что я вожделел, поэтому последняя его фраза стала неприятным, отрезвляющим шлепком по лицу. Он должен быть моим. Нет, не милый Чарли, не он. Моим должен был быть тот ребенок, что забавно смешивает французский и английский в своей речи. За все годы брака я сжился с этой мыслью, даже не считал этот факт чем-то интересным и забавным, просто воспринимал, как должное...
Чарли погладил мою ладонь — хотел, вероятно, взять меня за руку, но тут же передумал и убежал к новым игрушкам.
Он забыл про куклу и начал примеряться к огромному скейтборду: уселся на него и принялся кататься взад-вперед отталкиваясь от пола ладонями. Когда он укатился почти до соседнего отдела с детскими вещами, случилось кое-что неприятное.
Какой-то кривоногий омерзительный толстяк, у которого отсутствовали передние зубы, а щеки были вымазаны пастилой и шоколадом, начал шумно носиться вокруг Чарли, громко топать ногами и нарочито привлекать внимание своими противными воплями:
— Папа купил мне бейсбольную форму! Папа купил мне бейсбольную форму! - сотрясая пол и стены, - И перчатку! И перчатку!
Чарли поднялся со скейта и настороженно уставился на толстого мальчишку, который, распознав, видимо, в малыше слабую жертву, приблизился почти вплотную и принялся яростно топать и орать.
— Я большой, а ты маленький! Я большой, а ты МАЛЕНЬКИЙ!!!
Перепугавшийся Чарли тут же потянул ко мне руки, желая оказаться подальше от этого омерзительного задиры.
Неподалеку стоял и ухмылялся гораздо более крупный вариант нашего обидчика — его отец. Мужчина был одет точно так же как и сын, и являлся гордым обладателем такого же нездорового пуза. Заметив, как Чарли испуганно прижался ко мне и чуть ли не зажмурился от ужаса, он расплылся в некрасивой улыбке.
— Заметил, что мой медведь чуть не затоптал вашего кузнечика, - хмыкнул он с явным удовольствием, а потом облизал алые губы, подмигнул мне и хлопнул по плечу, - Вы уж простите. Мальчишки есть мальчишки.
Чарли казался расстроенным совсем недолго. Стоило ему услышать от меня слово «придурки» брошенное в сторону этих мерзких бегемотов, как он уставился на меня и напряг губы, будто бы пытаясь улыбнуться. Ему понравилось ругательство, не знаю, хорошо это или плохо. Я бы еще хотел ему сказать, что ненавижу бейсбол и что бабушка Лэнгфилд в такой ситуации, скорее всего бы высыпала тараканьей отравы в их тележку, а потом бы еще двинула одному из них локтем в лицо, при этом бесконечно извиняясь за свою старческую неловкость. Но мальчик был увлечен игрой с пандой, поэтому я не хотел напоминать ему о случившемся.
Скоро он, конечно, устал и заметно потяжелел в моих руках. Когда мы заняли очередь на пункт кассира, он уже больше не держался, а просто висел на мне, изредка подрагивая от накатывающего сна и внезапных пробуждений. А когда он окончательно уснул, я ощутил знакомое, неприятное ощущение мгновенно вызывающее тревогу. Кто-то буравил меня взглядом.
Оглянувшись по сторонам, я немедленно заприметил пару глаз наблюдавших за мной через полку с конфетами в соседней очереди.
Прямо и пристально, без какого-либо смущения, меня разглядывал какой-то незнакомый парень. Он был долговяз и болезненно худ, желтые волосы его были грязными и нечесаными, на сером лице проступали розовые пятна, а глаза были красными, с темными кругами под ними. При всей своей хрупкости и очевидной слабости и изможденности, человек этот вызывал у меня неприязнь. Взгляд его мне совершенно не понравился.
Как только подошла наша очередь расплачиваться за покупки, я тут же забыл про незнакомца и прицепился к учтивому помощнику кассира, который должен был помочь мне упаковаться и дойти до машины, поскольку я не мог делать этого, имея лишь одну свободную руку.
На выходе я снова вспомнил о том парне и обернулся, чтобы убедиться в том, что этот тип не преследует нас и не собирается оглушить нас с работником супермаркета, чтобы потом похитить Чарли.
После пары минут в машине, в течении которых я изучал выходивших из супермаркета посетителей, тревога моя прошла и я все мысли перекинул на поездку домой. На дисплее забытого мною телефона высветилось страшное количество пропущенных вызовов от Мэри, Ванессы и миссис Лэнгфилд.
— Вот это - по-настоящему страшно, - хмыкнул я.
Я отправил краткое «едем» своей матери, после чего отключил устройство, бросил его на заднее сиденье и завел мотор. Чарли спал теперь так крепко, что ничто вокруг не могло потревожить его. В руках он все еще сжимал новую игрушку и целую кучу разных сладостей. Картинка была настолько умиротворяющей, что я даже зевнул предвкушая уже долгожданный отдых и даже забыл о том, что дома не обойдется без некрасивой сцены.
P.S Я занят второй частью. Спасибо вам!
Чарли по-французски заговорил. Я абсолютно убеждена в том, что в нем какая-то чертовщинка. То звери как примагниченные к нему липнут, теперь мне показалось, что в кучерявой кукле он увидел ребенка Мэри, которого, возможно чувствует. Значит это кучерявая девочка по имени ЛУ. Может, еще над этим подумать, потому что Лу - как-то уж совсем по-деревенски
.
Подождите, я еще ничего не прочитал! Кроме этого:
. Предполагаю, что парень предоставил свои реальные документы, в которых звать его Дэвидом, и значит, это его настоящее имя. Либо же, его подослал ??? с фальшивыми документами, чтобы засесть в городке и следить или вредить Лэнгфилдам. 
![[Lies]](/data/avatars/s/0/59.jpg?1744723881){kind=avatar}
