SnowWhite
Участник
Серия двенадцатая. Часть четвертая.
Серия двенадцатая. Часть четвертая.
Дэниэл Лэнгфилд.
Hurt – Overdose
Со временем дела пошли в гору, конечно. В нашем доме сделалось теплее, светлее и уютнее, а неприятные запахи сменились ароматом кофе, мыла и чистящих средств. Мы не разбогатели, но, по крайней мере, обзавелись самым необходимым. А если бы не долги, мы бы даже могли позволить себе некоторые излишества. Да, у нас были долги: за машину, за регулярный ее ремонт, за походы к окулисту, за новое лечение, за посещение стоматолога (зубы мудрости — дерьмо, я вам скажу), за дорогие книги и учебники, но, по крайней мере, мы не голодали и не мерзли.
Работа в ресторане стала уже делом привычным и по накалу переживаний скоро ушла на второй план.
Мы углубились в учебу. Я серьезно налег на французский, поскольку у меня все еще возникали трудности на пути покорения важных дисциплин, при том, что меня регулярно баловали лестной похвалой и направляли в мою стороны взгляды полные восхищения. Я загорелся желанием стать лучшим на своем курсе - гонка за высшими баллами и признанием была азартной, а конкуренция приятно щекотала нервы.
Мэри тоже углубилась в учебу, только между ней и всеми остальными ее сокурсниками были хорошие отношения и теплая дружба (потому что все они были гребаными наркоманами).
Думаю, в тот период времени ее посетила муза; нас обоих охватил мощный, затяжной приступ энтузиазма, активности и вдохновения.
Именно тогда, помню, меня и остановил один незнакомый парень сообщив, что он находит групповую работу моей команды на тему микрохирургической резекции опухоли ствола головного мозга «блестящей» и «очень занимательной», тем самым пытаясь польстить мне и расположить к себе.
Его звали Луис и он не имел никакого отношения к нейрохирургии. Зато он имел отношение к пластической хирургии и, как и я, он являлся весьма страстным студентом. Луис каким-то образом прознал про то, что я состою в личных отношениях с изуродованной рубцами красавицей, и быстро да складно, словно коммивояжер, принялся рекламировать какую-то уникальную и новейшую технику по восстановлению кожных покровов.
Если отбросить лишнее, то этот парень просил у меня разрешения поэкспериментировать на Мэри.
Поначалу я, конечно, отказался от сомнительного предложения, но изучив интересные работы этого Луиса, призадумался.
Но чтобы уговорить Мэри пойти на такой серьезный шаг, пришлось приложить немало усилий. Но Мэри и слушать ничего не хотела о том, что кто-то прикоснется к следам ее страданий; одна только мысль о множественных предварительных осмотрах и подготовках наводила на нее дрожь.
Но я хотел, чтобы они исчезли. Как со временем затянулись раны, смазались воспоминания и ушли в прошлое наши настоящие имена.
Она согласилась только когда я сказал, что сам собираюсь довериться Луису и избавиться от своих шрамов... Когда я сказал, что мне очень страшно...
- Не люблю я это вспоминать, - пробормотал я, заглядывая в печальные глаза бармена, - Зря мы на это пошли...
На время лечения, обработок, операций и длительного периода восстановления, нам запрещено было принимать наши обычные пилюли счастья. Луис относился ко всему с невероятной серьезностью, поэтому даже питались мы по созданному им меню(и за его деньги) и жили в соответствии с созданным им распорядком дня.
Обезболивающее, жаропонижающее, и даже капли для носа — все это необходимо было сначала обговорить с Луисом.
Шрамы исчезли. Мой залатанный бок поначалу отличался от другого цветом, текстурой кожи, температурой, но шрамов на ней не было. И о том, что их там нет я забыл очень быстро, равно как и о том, что они там были...
С Мэри всё оказалось сложнее.
Ее спина сделалась совершенно идеальной, даже после первого вмешательства. Глубокая горячая ложбинка посередине, тонкая, нежная кожа покрывающая теплые лопатки, очаровательные ямочки над ягодицами и видимая бархатность всё спины. Только вот прикоснуться к ней я не мог еще очень долго. Слишком уж чувствительной была эта бумажная кожица.
Бедная Мэри круглыми сутками лежала на животе и плакала, пропуская занятия и работу, и вдобавок отказываясь отпускать меня куда-либо. Я подбадривал ее как мог, находил слова, чтобы поднять ее, накормить и отправить хотя бы в ее любимую мастерскую, и со временем терапия заботы и любви начала работать все лучше и лучше. В хлопотах о Мэри я забыл о своей собственной депрессии и желании возобновить прием антидепрессантов. Почти. Редкие вспышки стрессов негативно сказались на моем зрении. Я снова потерял возможность управлять автомобилем.
Тогда Мэри начала заботится обо мне, что помогло ей окончательно встать на ноги. Отсутствие лекарств для настроения и необходимость посещать Лиуса и его знакомых специалистов, конечно, несколько омрачало наше существование, но мы старались держаться...
- Ее поддерживали богатенькие друзья из города, которые дарили ей «пудру» для вдохновения, - фыркнул я, любуясь блеском начищенных рюмок.
Она принесла кокаин в наш дом.
И сделала его моей новой любовью.
Тот период делится у меня на две части: в одной (эту я помню гораздо более расплывчато) я радостно бегал на лекции, писал музыку, любил Мэри и вообще всё и всех вокруг, был бодр и активен, а во второй я пребывал в страшной депрессии, ничего не хотел, мучился от кошмаров и навязчивых мыслей, а еще периодически задерживался где-то, в надежде найти какие-нибудь новые и более мощные лакомства для мозгов и души.
Конечно я понимаю, что это, вероятно, было итогом моего синдрома отмены антидепрессантов, но тогда, чувствуя уже, что направился по неправильной дороге, я пытался вернуться к своим обычным безобидным пилюлькам. Только ничего у меня не вышло.
В отличии от Мэри.
Она не пристрастилась к наркотикам и не испытывала желания вернуться к антидепрессантам. И вообще, следует отметить, что многие лишения она сносила весьма мужественно. К примеру, мое отсутствие, отсутствие интима между нами, отсутствие денег и еды. Она даже забыла про свою главную вредную привычку только потому, что денег на сигареты у нас не было.
И она не жаловалась.
Думаю, что она ненавидела меня молча.
До поры до времени.
В конце-концов она просто засунула меня в клинику подальше от моих друзей торгующих Счастьем и Безмятежностью. В больнице я провел что-то около недели, после которых взвыл волком и принялся уговаривать Мэри забрать меня домой. Я слезно клялся ей, часами ползал перед ней на коленях, серьезно предлагал ей водить меня на поводке и контролировать мои расходы, но она просто поверила мне на слово. И зря.
Я продержался дня три.
Она вернула меня в клинику без малейших разговоров. И, вероятно от обиды, забыла о своем лживом возлюбленном на целых две недели. Потом была еще неделя, когда я снова клялся и божился бросить наркотики и сделаться ради нее нормальным человеком.
Пришлось пойти на ее условия и вернуться в штаты, поближе к родителям. Резкая смена окружений и языка сказалась на мне негативно. Всё резкое сказывалось на мне негативно. Любая дурацкая мелочь вызывала у меня желание закинуться чем-нибудь сильным.
Мэри думала, будто близость родителей удержит меня от новых походов за порошком и таблетками, но она ошиблась.
- А чего ты хотел? Мало кто уживается с наркоманом, - покачал головой бармен.
- Угу, - промычал какой-то вдрызг пьяный старик, что на протяжении всего моего рассказа кивал своей головой.
- Это только начало! - горячо возразил я... - Все по-настоящему началось, когда она ушла от меня...
Наша крошечная квартирка была мертва. Мэри и все ее вещи всё еще были внутри, но слишком уж близко к выходу. Наше жилище погибло тогда, когда начала собирать их и запихивать в чемодан.
- Я поеду к твоим 'годителям. Я ничего не 'гасскажу им п'го тебя. Пока не 'гасскажу. - пожала плечами она, опустив почему-то виноватые глаза, - Но я не могу здесь больше оставаться. Мне ст'гашно одной.
Она подняла свой чемоданчик и быстро выпорхнула вон.
Я испугался. Я так испугался...
---
P.S. Это еще даже до свадьбы, не путайтесь. Спасибо за внимание! Делитесь мыслями, я тут.
Серия двенадцатая. Часть четвертая.
Дэниэл Лэнгфилд.
Hurt – Overdose
Со временем дела пошли в гору, конечно. В нашем доме сделалось теплее, светлее и уютнее, а неприятные запахи сменились ароматом кофе, мыла и чистящих средств. Мы не разбогатели, но, по крайней мере, обзавелись самым необходимым. А если бы не долги, мы бы даже могли позволить себе некоторые излишества. Да, у нас были долги: за машину, за регулярный ее ремонт, за походы к окулисту, за новое лечение, за посещение стоматолога (зубы мудрости — дерьмо, я вам скажу), за дорогие книги и учебники, но, по крайней мере, мы не голодали и не мерзли.
Работа в ресторане стала уже делом привычным и по накалу переживаний скоро ушла на второй план.
Мы углубились в учебу. Я серьезно налег на французский, поскольку у меня все еще возникали трудности на пути покорения важных дисциплин, при том, что меня регулярно баловали лестной похвалой и направляли в мою стороны взгляды полные восхищения. Я загорелся желанием стать лучшим на своем курсе - гонка за высшими баллами и признанием была азартной, а конкуренция приятно щекотала нервы.
Мэри тоже углубилась в учебу, только между ней и всеми остальными ее сокурсниками были хорошие отношения и теплая дружба (потому что все они были гребаными наркоманами).
Думаю, в тот период времени ее посетила муза; нас обоих охватил мощный, затяжной приступ энтузиазма, активности и вдохновения.
Именно тогда, помню, меня и остановил один незнакомый парень сообщив, что он находит групповую работу моей команды на тему микрохирургической резекции опухоли ствола головного мозга «блестящей» и «очень занимательной», тем самым пытаясь польстить мне и расположить к себе.
Его звали Луис и он не имел никакого отношения к нейрохирургии. Зато он имел отношение к пластической хирургии и, как и я, он являлся весьма страстным студентом. Луис каким-то образом прознал про то, что я состою в личных отношениях с изуродованной рубцами красавицей, и быстро да складно, словно коммивояжер, принялся рекламировать какую-то уникальную и новейшую технику по восстановлению кожных покровов.
Если отбросить лишнее, то этот парень просил у меня разрешения поэкспериментировать на Мэри.
Поначалу я, конечно, отказался от сомнительного предложения, но изучив интересные работы этого Луиса, призадумался.
Но чтобы уговорить Мэри пойти на такой серьезный шаг, пришлось приложить немало усилий. Но Мэри и слушать ничего не хотела о том, что кто-то прикоснется к следам ее страданий; одна только мысль о множественных предварительных осмотрах и подготовках наводила на нее дрожь.
Но я хотел, чтобы они исчезли. Как со временем затянулись раны, смазались воспоминания и ушли в прошлое наши настоящие имена.
Она согласилась только когда я сказал, что сам собираюсь довериться Луису и избавиться от своих шрамов... Когда я сказал, что мне очень страшно...
- Не люблю я это вспоминать, - пробормотал я, заглядывая в печальные глаза бармена, - Зря мы на это пошли...
На время лечения, обработок, операций и длительного периода восстановления, нам запрещено было принимать наши обычные пилюли счастья. Луис относился ко всему с невероятной серьезностью, поэтому даже питались мы по созданному им меню(и за его деньги) и жили в соответствии с созданным им распорядком дня.
Обезболивающее, жаропонижающее, и даже капли для носа — все это необходимо было сначала обговорить с Луисом.
Шрамы исчезли. Мой залатанный бок поначалу отличался от другого цветом, текстурой кожи, температурой, но шрамов на ней не было. И о том, что их там нет я забыл очень быстро, равно как и о том, что они там были...
С Мэри всё оказалось сложнее.
Ее спина сделалась совершенно идеальной, даже после первого вмешательства. Глубокая горячая ложбинка посередине, тонкая, нежная кожа покрывающая теплые лопатки, очаровательные ямочки над ягодицами и видимая бархатность всё спины. Только вот прикоснуться к ней я не мог еще очень долго. Слишком уж чувствительной была эта бумажная кожица.
Бедная Мэри круглыми сутками лежала на животе и плакала, пропуская занятия и работу, и вдобавок отказываясь отпускать меня куда-либо. Я подбадривал ее как мог, находил слова, чтобы поднять ее, накормить и отправить хотя бы в ее любимую мастерскую, и со временем терапия заботы и любви начала работать все лучше и лучше. В хлопотах о Мэри я забыл о своей собственной депрессии и желании возобновить прием антидепрессантов. Почти. Редкие вспышки стрессов негативно сказались на моем зрении. Я снова потерял возможность управлять автомобилем.
Тогда Мэри начала заботится обо мне, что помогло ей окончательно встать на ноги. Отсутствие лекарств для настроения и необходимость посещать Лиуса и его знакомых специалистов, конечно, несколько омрачало наше существование, но мы старались держаться...
- Ее поддерживали богатенькие друзья из города, которые дарили ей «пудру» для вдохновения, - фыркнул я, любуясь блеском начищенных рюмок.
Она принесла кокаин в наш дом.
И сделала его моей новой любовью.
Тот период делится у меня на две части: в одной (эту я помню гораздо более расплывчато) я радостно бегал на лекции, писал музыку, любил Мэри и вообще всё и всех вокруг, был бодр и активен, а во второй я пребывал в страшной депрессии, ничего не хотел, мучился от кошмаров и навязчивых мыслей, а еще периодически задерживался где-то, в надежде найти какие-нибудь новые и более мощные лакомства для мозгов и души.
Конечно я понимаю, что это, вероятно, было итогом моего синдрома отмены антидепрессантов, но тогда, чувствуя уже, что направился по неправильной дороге, я пытался вернуться к своим обычным безобидным пилюлькам. Только ничего у меня не вышло.
В отличии от Мэри.
Она не пристрастилась к наркотикам и не испытывала желания вернуться к антидепрессантам. И вообще, следует отметить, что многие лишения она сносила весьма мужественно. К примеру, мое отсутствие, отсутствие интима между нами, отсутствие денег и еды. Она даже забыла про свою главную вредную привычку только потому, что денег на сигареты у нас не было.
И она не жаловалась.
Думаю, что она ненавидела меня молча.
До поры до времени.
В конце-концов она просто засунула меня в клинику подальше от моих друзей торгующих Счастьем и Безмятежностью. В больнице я провел что-то около недели, после которых взвыл волком и принялся уговаривать Мэри забрать меня домой. Я слезно клялся ей, часами ползал перед ней на коленях, серьезно предлагал ей водить меня на поводке и контролировать мои расходы, но она просто поверила мне на слово. И зря.
Я продержался дня три.
Она вернула меня в клинику без малейших разговоров. И, вероятно от обиды, забыла о своем лживом возлюбленном на целых две недели. Потом была еще неделя, когда я снова клялся и божился бросить наркотики и сделаться ради нее нормальным человеком.
Пришлось пойти на ее условия и вернуться в штаты, поближе к родителям. Резкая смена окружений и языка сказалась на мне негативно. Всё резкое сказывалось на мне негативно. Любая дурацкая мелочь вызывала у меня желание закинуться чем-нибудь сильным.
Мэри думала, будто близость родителей удержит меня от новых походов за порошком и таблетками, но она ошиблась.
- А чего ты хотел? Мало кто уживается с наркоманом, - покачал головой бармен.
- Угу, - промычал какой-то вдрызг пьяный старик, что на протяжении всего моего рассказа кивал своей головой.
- Это только начало! - горячо возразил я... - Все по-настоящему началось, когда она ушла от меня...
Наша крошечная квартирка была мертва. Мэри и все ее вещи всё еще были внутри, но слишком уж близко к выходу. Наше жилище погибло тогда, когда начала собирать их и запихивать в чемодан.
- Я поеду к твоим 'годителям. Я ничего не 'гасскажу им п'го тебя. Пока не 'гасскажу. - пожала плечами она, опустив почему-то виноватые глаза, - Но я не могу здесь больше оставаться. Мне ст'гашно одной.
Она подняла свой чемоданчик и быстро выпорхнула вон.
Я испугался. Я так испугался...
---
P.S. Это еще даже до свадьбы, не путайтесь. Спасибо за внимание! Делитесь мыслями, я тут.
. Подождала бы лучше недельку и с чаем бы потом прочитала
спасибо большое! Музыка сама нас находит. Частенько слышим что-то, что прямо-таки просится в историю. Плейлист у нас огромный просто.
.
![[Lies]](/data/avatars/s/0/59.jpg?1744723881){kind=avatar}
