Aleksandrina
Писатель
Все происходило постепенно: сначала, дважды выплакавшись (годовая норма "осадков") и выкричавшись до хрипоты, я приняла решение, успокаивающе свойственное и обнадеживающе разумное - выкручиваться.
Началась жизнь по плану, пошаговая реконструкция дня, рационализаторство. Под флагом рассудочной деятельности на всех парусах корабль моей надежды на исцеление летел к весьма прозаическим берегам замысловатого счастья без пугающе-ярких переживаний, неконтролируемых чувств, зависимостей. Думать о правильных вещах было легко и приятно; мир вернулся с головы на ноги. Но вражеская агитация звучала из каждого радио, не говоря о ничего не подозревающих собеседниках, живущих сердцем.
Легко не думать о Боливии, астероидах, болезни Лайма - все это компоненты гипотетического мира, но вот любовь... Ею пропитаны тексты песен, сюжеты фильмов, беседы с товарищами, а также - улицы, кафе, ночные клубы, пляжи. И там, где говорили: "страсть", "поцелуй", "разлука", "нежность", я слышала только имя "Х."
Мука была невыносимой. Усилия, направленные на то, чтобы отвлечься от болезненных мыслей, вопросов без ответов, горечи разбитой мечты, шли прахом. В какой-то момент, не в силах принять собственный отказ, я изменила позицию по данному вопросу, причем, кардинально. Чтобы уснуть, я представила, что Х. рядом, и память откликнулась с небывалым энтузиазмом на эту воображаемую близость: запах, тембр шепота, оттенок радужки в приглушенном свете - созданный образ был максимально достоверен, и действие его было велико. Покой, радость, легкое, сладковатое тепло, умиротворенность. Кто из нас в момент боли не залез бы на рога к Дьяволу за лекарством?
Фантазии помогали недолго. Ощущение постоянного осязаемого присутствия Х. рождало желание прикосновения, недоступное с воображаемыми возлюбленными. Вернувшись к прежнему состоянию, я осознала, что никак не могу смириться с произошедшим, и эта мысль повела за собой в плодородный край удобных точек зрения и окрыляющих предположений, нелепых, но дающихся легко, как никогда прежде. Сны не внемлили моим мольбам доставить Х. в мои объятия на впечатляющее ложе в изолированной комнате (желательно, чтобы сон длился всю ночь). Оставалось пытаться обмануть собственные рецепторы с помощью воображения.
Исчерпав ресурсы обонятельной, осязательной и аудиальной памяти, я предприняла отчаянную попытку думать о нем с теплотой и даже отправила прощальное сообщение примирительного характера, что открыло еще одну дорогу в Ад: надо ли говорить, что единственным прощальным сообщением дело не кончилось. И захотелось стать хрестоматийной барышней с разбитым сердцем: забрасывать возлюбленного письмами, доставать, требуя внимания, караулить у подъезда и на выходе из офиса. Побороть его каждый раз оказывалось удивительно просто - стоило представить сие в объективной реальности, и несуразность отбивала всякий интерес.
Остановилась на вопрощающей стадии с явным намерением двинуться по кругу. Если в течение срока, дольшего, чем полгода, не удается не то что стереть - уменьшить остроту чувств, то неужели им не будет конца еще столько же? Если Х. - не наказание злопамятной вселенной, то что за цефаловирус заставил меня сбиться с курса? И, наконец, что будет, если мы столкнемся на улице... Смогу ли я хотя бы - дышать...
Началась жизнь по плану, пошаговая реконструкция дня, рационализаторство. Под флагом рассудочной деятельности на всех парусах корабль моей надежды на исцеление летел к весьма прозаическим берегам замысловатого счастья без пугающе-ярких переживаний, неконтролируемых чувств, зависимостей. Думать о правильных вещах было легко и приятно; мир вернулся с головы на ноги. Но вражеская агитация звучала из каждого радио, не говоря о ничего не подозревающих собеседниках, живущих сердцем.
Легко не думать о Боливии, астероидах, болезни Лайма - все это компоненты гипотетического мира, но вот любовь... Ею пропитаны тексты песен, сюжеты фильмов, беседы с товарищами, а также - улицы, кафе, ночные клубы, пляжи. И там, где говорили: "страсть", "поцелуй", "разлука", "нежность", я слышала только имя "Х."
Мука была невыносимой. Усилия, направленные на то, чтобы отвлечься от болезненных мыслей, вопросов без ответов, горечи разбитой мечты, шли прахом. В какой-то момент, не в силах принять собственный отказ, я изменила позицию по данному вопросу, причем, кардинально. Чтобы уснуть, я представила, что Х. рядом, и память откликнулась с небывалым энтузиазмом на эту воображаемую близость: запах, тембр шепота, оттенок радужки в приглушенном свете - созданный образ был максимально достоверен, и действие его было велико. Покой, радость, легкое, сладковатое тепло, умиротворенность. Кто из нас в момент боли не залез бы на рога к Дьяволу за лекарством?
Фантазии помогали недолго. Ощущение постоянного осязаемого присутствия Х. рождало желание прикосновения, недоступное с воображаемыми возлюбленными. Вернувшись к прежнему состоянию, я осознала, что никак не могу смириться с произошедшим, и эта мысль повела за собой в плодородный край удобных точек зрения и окрыляющих предположений, нелепых, но дающихся легко, как никогда прежде. Сны не внемлили моим мольбам доставить Х. в мои объятия на впечатляющее ложе в изолированной комнате (желательно, чтобы сон длился всю ночь). Оставалось пытаться обмануть собственные рецепторы с помощью воображения.
Исчерпав ресурсы обонятельной, осязательной и аудиальной памяти, я предприняла отчаянную попытку думать о нем с теплотой и даже отправила прощальное сообщение примирительного характера, что открыло еще одну дорогу в Ад: надо ли говорить, что единственным прощальным сообщением дело не кончилось. И захотелось стать хрестоматийной барышней с разбитым сердцем: забрасывать возлюбленного письмами, доставать, требуя внимания, караулить у подъезда и на выходе из офиса. Побороть его каждый раз оказывалось удивительно просто - стоило представить сие в объективной реальности, и несуразность отбивала всякий интерес.
Остановилась на вопрощающей стадии с явным намерением двинуться по кругу. Если в течение срока, дольшего, чем полгода, не удается не то что стереть - уменьшить остроту чувств, то неужели им не будет конца еще столько же? Если Х. - не наказание злопамятной вселенной, то что за цефаловирус заставил меня сбиться с курса? И, наконец, что будет, если мы столкнемся на улице... Смогу ли я хотя бы - дышать...
