Джим Моррисон - не просто музыкант. Под ликом рок-звезды скрывалась более глубокая, таинственная душа пророка, городского мистика, поэта и шамана, медиума и проводника по темной стороне последней империи - Соединенным Штатам Америки.
При жизни Моррисона не признавали как поэта и крупного интеллектуала. Во многом шлейф непредсказуемого шута тянется за ним вечной тенью. Однако, продолжают издаваться его стихи (в том числе, и в русских переводах), а все большее число значительных, утонченных ценителей поэзии, переводчиков и историков литературы обращается к его творчеству.
Вниманию читателя предлагается перевод одного из самых известных интервью лидера The Doors, приоткрывающее завесу таинственного внутреннего мира этого выдающегося художника.
Мне кажется, поклонники The Doors видят вас мессией, спасителем, который дарует им освобождение. Какое чувство вы испытываете в связи с этим? Этот груз для вас – тяжелая ноша?
Это абсурд. Как можно освободить того, кто не обладает мужеством, чтобы встать и самому заявить о собственной свободе? Думаю, это ложь – люди заявляют, что хотят быть свободны – каждый настаивает на том, что свобода – это самое желанное для него, самое священное и драгоценное из человеческих устремлений. Но это чушь! Свобода вселяет в них ужас – они вцепились в свои оковы. Они ведут борьбу с любым, кто осмелился посягнуть на их плен. Это их безопасность… Как они могут ожидать свободы от меня или кого-то еще, если на самом деле ее не хотят?
А почему, как вы думаете, люди испытывают страх перед свободой?
Мне кажется, люди сопротивляются ей, поскольку страшатся непознанного. Но в этом и заключена ирония… То непознанное уже однажды было познано. Это то, чему принадлежат наши души… Единственное решение – для всех, для каждого – посметь заглянуть в лицо величайшему ужасу, который только возможен. Открыть себя для себя самого – перед глубочайшим страхом. После чего страх теряет власть, теряет свое значение и исчезает. Теперь вы свободны.
Что вы сами подразумеваете под свободой?
Есть разные виды свободы – тут много недопонимания… Величайшее освобождение – стать тем, кто ты есть на самом деле. Мы приобретаем роль в обмен на реальность. Мы предаем собственные ощущения ради спектакля. Мы расстаемся со способностью чувствовать, а вместо этого надеваем маски. Не может быть никакой крупномасштабной революции до тех пор, пока не будет переворота внутри личности, на индивидуальном уровне. Сначала все должно произойти внутри.
Можно отнять у человека политические свободы, но это не затронет его – до тех пор, пока его не лишат свободы чувств. Это может его уничтожить.
Но как кто-то другой может отнять у вас право чувствовать?
Некоторые люди с радостью со своей свободой расстаются – но вот других к этому принуждают. Тюрьма начинается с рождения. Общество, родители – они отказывают нам в сохранении той свободы, с которой мы все рождены. Масса утонченных и коварных способов наказать человека за то, что он смеет быть чувствительным. Ты видишь: все вокруг разрушили природу собственного чувства. И начинаешь им подражать.
Вы имеете в виду, что всех нас, в сущности, воспитывают и растят для того, чтобы защитить и увековечить то общество, которое лишает нас самих внутренней свободы?
Разумеется… образование, религиозные лидеры, и даже друзья, или так называемые друзья – перехватывают инициативу, когда семья отходит в сторону. Они настаивают на том, чтобы мы чувствовали только то, чего от нас ожидают. Они хотят, чтобы наши чувства всегда формировались загодя. Мы похожи на актеров – брошенных в этот мир странствовать в поисках фантома… в бесконечном поиске полузабытой тени нашей утерянной реальности. Когда другие требуют, чтобы мы стали теми, кем они сами хотят, они принуждают нас к уничтожению собственной личности, того, кто мы есть на самом деле. Очень расчетливое убийство… и самые любящие родители и родственники совершают его с улыбкой на лице.
А возможно ли личности освободиться от этих репрессивных сил – по собственной воле, без помощи со стороны?
Такую свободу нельзя заслужить. Никто ее для вас не завоюет. Рассчитывать придется только на себя. Если ищешь кого-то, кто сделает все вместо тебя – кто-то вне самого себя – то, значит, продолжаешь полагаться на других. Ты все еще уязвим для этих злых, репрессивных внешних сил.
Но разве невозможно для всех, кто желает освобождения, объединиться – соединить усилия, может быть, хотя бы каждому из них придать сил? Должно быть, это возможно.
Друзья могут помочь друг другу. Подлинный друг – тот, кто дает тебе абсолютную свободу быть самим собой – и чувствовать. Или не чувствовать. Что бы ты ни чувствовал в данную секунду – для них в порядке вещей. Вот в чем сущность и настоящей любви – дать человеку быть тем, кто он есть… Большинство же любит того, кем ты притворился… Ради сохранения их любви ты продолжаешь притворяться, сдерживать себя. Начинаешь любить собственное притворство… Правда, что мы заперты внутри образа, действа – и, самое печальное, люди так привыкают к образу, что срастаются с собственной маской в одно целое. Им нравятся кандалы. Они забыли обо всем, что составляло их сущность. А если пробуешь им напомнить об этом, они тебя ненавидят – им кажется, будто ты стремишься украсть самое драгоценное, что есть у них.
В этом есть грустная ирония. Разве не видят они того, что вы пытаетесь указать им – путь к свободе?
Большинство людей не имеет представления о том, что они теряют. Общество придает наибольшую ценность контролю – сокрытию собственных чувств. Наша культура осмеивает «примитивные культуры» и горда тем, что подавляет естественные порывы и инстинкты.
Во многих стихах вы любуетесь и открыто преклоняетесь перед первобытными людьми, к примеру, индейцами. Вы хотите сказать, это не человечество в целом, но наше конкретное общество – порочно и разрушительно?
Посмотрите, как живут другие культуры – в мире, гармонии с землей, лесами, животными. Они не заняты строительством боевых машин и не вкладывают миллионы долларов в уничтожение других стран, политические взгляды которых не совпадают с их собственными.
То есть, мы живем в больном обществе.
Верно… и, самое страшное, мы сами и не знаем, что больны… Есть слишком много вещей, к которым мы привязаны, а, значит, на шкале ценностей свобода занимает свое законное место в самом низу.
Но разве не может художник как-то изменить ситуацию? Если бы вы, как художник, не чувствовали, что в ваших силах что-то менять, как бы вы жили тогда?
Я дарю образы – воскрешаю те воспоминания о свободе, до которых еще можно дотянуться – как и The Doors, верно? Но мы можем лишь открыть двери, а не заставить людей шагнуть внутрь. Я не смогу освободить их, пока они сами не захотят этого – больше, чем чего-либо еще… Может, у первобытных людей было меньше ерунды, от которой было нужно отказаться, избавиться от нее. Человек должен отказаться от всего – не только от богатства. От всей той чуши, которой его учили – от того, чем промывали мозги. Все это нужно отринуть, дабы совершить прорыв. Но большинство людей не желает этого.
ис.