Женечка Франкенштейн
Ассоциация критиков
Начну писать здесь. Буду по мере поступления...))
Начало у меня, значит, остаётся пока без изменений. Но работа уже идёт. План пишется..)))
В мертвых туннелях земных…
− Маша, алло! Я так рада тебя слышать. Как ты? Всё нормально. Ну, слава богу! Что ты делаешь? Давай, рассказывай…, − я держала в руках мобильник, единственную ниточку, связующую двух близких людей, находящихся на разных концах света.
− Да, сейчас, − я слышала в телефонной мембране её шаги.
− Тук-тук-тук…, − внезапно в барабанную перепонку ворвались зловещие звуки: Машины крики, звуки борьбы, потом снова удаляющиеся и затихающие Машины крики. Всё смолкло.
Я кричала:
− Алло! Алло!
Я оделась как обычно, стиль casual.
Я была невысокого роста, худощавого телосложения, на вид лет тридцати, не больше. Волосы я мыла почти каждый день и ополаскивала их «Пантином-ПроВи» от перхоти с запахом череды и ромашки. Поэтому мои тонкие черты лица, ничем не примечательные, в обрамлении длинных сияющих волос пшеничного цвета, завораживали своей простотой и открытостью. Глаза. Глаза – это отдельная песня. Зеркало души, как сказал кто-то из великих. Когда я просто поднимала глаза на встречных мужчин, они разворачивались на 180 градусов и, как крысы за дудочкой крысолова, шли за мной несколько шагов, потом спохватывались, кое-кто в недоумении что-то бормотал себе под нос и возвращался к своей дороге, а иные кричали: «Постойте, постойте, можно с Вами познакомиться? Мы где-то встречались…». Я не дарила им надежду, а шла, молча склонив голову на бок и сунув руки в карманы. На моём поясе неизменно в такт моим движениям подрагивал незаменимый во всех случаях жизни подарок, он же амулет – нож системы «Лезерман». Двенадцать необходимых для жизни предметов были всегда со мной, на моих бёдрах, в поясе для ремня. Плоскогубцы, острогубцы, большое лезвие, напильник, приспособления для открывания консервных банок и бутылок, отвертка, градуированная линейка, шило и т.д. И, самое главное: в деревянной рукоятке ножа находился встроенный модем и инфракрасный порт.
Когда мы вышли на улицу, начал накрапывать мелкий дождик. Деревья едва шелестели влажными листьями, тускло блестя в свете неяркого уличного освещения. Все куда-то торопились, убегая от дождя, лишь одинокая фигура рослого мужчины, движущаяся неторопливо в сторону вокзала, показалась нам немного необычной. Какого чёрта он прогуливается, когда уже за шиворот начинают бежать струйки пусть тёплой, но неуместной сейчас воды? Пробегая мимо ладно скроенной, высокой фигуры, Оксана озорно бросила: «Ипполит Матвеич, тёпленькая пошла… птрите спинку, пжлст…».
Ох, озорница, вся в меня…
Мужчина странно вздрогнул и повёл плечами. Мы пробежали мимо, обдав его хохотом и брызгами воды из-под наших каблуков. Мы торопились, банк скоро закрывался. По улицам сновали малолетние привокзальные шлюшки и озабоченные завсегдатаи многочисленных увеселительных заведений. Дождь, как ни странно, несколько отрезвил и успокоил мои нервы. Зубы уже не стучали, в голове было ясно, как никогда. Я верила, что всё будет хорошо.
Мужчина, прогуливающийся по улицам нашего городка, был приезжим. Звали его Дмитрий Александрович Мутов. Он был предпринимателем, мирно коротающим время до отправления ночного поезда. На вид лет тридцати пяти, интересный собеседник, обладающий приятным голосом и манерами. Он вполне мог провести время в компании какой-нибудь хорошенькой девушки, но в этот вечер ему почему-то захотелось побродить в одиночестве, наслаждаясь влажной свежестью ранней осени, легким покалыванием теплого дождя, неторопливой размеренностью провинциальной жизни. Глядя на мерцание мокрого асфальта, он медленно шел вдоль дороги, думая о чем-то своем, как вдруг его миросозерцание прервал звук тяжёлого предмета, упавшего на асфальт. Дмитрий напряг внимание - и услышал звук шагов, быстро удаляющихся в противоположную сторону - скорее всего пробегавшие мимо девушки выронили что-то по дороге. Мутов присмотрелся: на дороге лежал складной нож.
Где-то в глубине души прекрасно понимая, что находка не сулит ему ничего хорошего, мужчина не удержался от желания рассмотреть ее поближе. Это был действительно интересный экземпляр - очевидно, что нож не был изделием массового производства, а многоцелевым ножом, стоящим немало денег. Ручка ножа была исполнена виртуозно, из крепкого, темно-коричневого дерева, по твердости не уступающего камню, но в тоже время мастеру, изготовившему ее, как-то удалось выполнить гравировку. Надпись готическим шрифтом гласила: «Фросе, учителю и другу».
Нож удобно лег в большую крепкую ладонь Дмитрия, и он как-то мгновенно осознал, что не хочет оставлять этот предмет лежать на дороге, чтобы кто-то другой подобрал его. Свободное время постепенно заканчивалось, и Мутов, воодушевленный столь неожиданной находкой, ускорил свое движение к вокзалу.
Мы подошли к зданию банка. Швейцар, распахивая входную дверь, услужливо склонил пред нами в поклоне свою седую голову. Другой швейцар подобострастно пытался отряхнуть воду с наших мокрых чёрных плащей и помочь снять их. Оксана по привычке сунула хрустящую купюру ему в карман, но раздеваться не было времени. Мы бегом вспорхнули по лестнице в её кабинет.
Я сунула руку в карман и обалдела: телефон, в котором хранились номера пластиковых карт, не работал и лежал дома… Что делать?
− Оксана, что делать? Дай я хоть соединюсь со своим домашним компьютером, чтобы взять там номер Машиной карты!
Оксана пододвинула свой ноут. В банке была очень надёжная защита, которая заключалась в замкнутой системе, не допускающей ни малейшего вторжения извне. Поэтому я отсоединила сетевой провод и стала соединяться через свой модем. Сигнал пошёл как-то слабо, но пошёл… Соединение включалось чрезвычайно медленно.
− Ну и скорость, − я присвистнула. – Что с моим Зухелем?
Кое-как я выцепила свой компьютер и расшаренную папку с грифом «Счета в банке», среди которых был и нужный мне – Машин.
− Нет, ты подумай, что за чче…,− ножа на поясе не было! Не было модема, работал лишь инфракрасный порт, который я никогда не выключала.
− Нож! Нож! Дайте мне нож!!
− Фрося, Фросечка, Фросенька! Успокойся, - Оксана не знала всех моих заковычек и подумала, что я снова хочу убить себя от отчаяния.
− В моём ноже модем! Мой нож! Куда он мог деться? – я выла от осознания потери.
И вдруг точка сборки повернулась, и я беспредельно чётко и быстро застучала по клавишам. Мозг работал слажено и точно, как микросхема. Я подсоединилась к службе Who Is (Ху из), определила своё географическое местоположение на земном шаре и теперь стала определять географическое положение своего модема. MAC- адрес устройства был записан на Оксанин ноут и определялся автоматически.
Вот с американского спутника я развернула карту нашего городка. Медленно, как медленно идёт соединение, можно умереть от ожидания. О, этот проклятый город алкоголиков и наркоманов!
«Дороги, кварталы, жилые массивы…
Нож, где мой нож?
Боги, дайте ж силы…»
Красная точка моего модема двигалась по дороге по направлению к вокзалу. Ещё немножко, и мой модем войдёт в здание вокзала и сольётся с другими красными точками железнодорожных модемов. Нет, только не это! Я быстро взяла Оксанин розовый Samsung и прописала в нём свой МАС-адрес. Теперь осталось только по мощности сигнала идти к своему ножу и завладеть им, чего бы мне это не стоило.
Я крикнула Оксане: − Делай перевод! – и выбежала в мокрый ночной город. На экране розового Samsunga виднелась одна полосочка сигнала от моего модема.
(продолжение следует)
Начало у меня, значит, остаётся пока без изменений. Но работа уже идёт. План пишется..)))
В мертвых туннелях земных…
− Маша, алло! Я так рада тебя слышать. Как ты? Всё нормально. Ну, слава богу! Что ты делаешь? Давай, рассказывай…, − я держала в руках мобильник, единственную ниточку, связующую двух близких людей, находящихся на разных концах света.
− Да, сейчас, − я слышала в телефонной мембране её шаги.
− Тук-тук-тук…, − внезапно в барабанную перепонку ворвались зловещие звуки: Машины крики, звуки борьбы, потом снова удаляющиеся и затихающие Машины крики. Всё смолкло.
Я кричала:
− Алло! Алло!
Потом увидев со спины Оксану, идущую со сковородкой, я заорала:
− Оксана, Оксана! Что-то случилось! Что-то там произошло!
− Да не мешай ты мне жарить яичницу, Фрося! Вечно из-за тебя всё подгорит, − Оксана вновь удалилась на кухню.
В полнейшей фрустрации я опустилась на корточки, сползая спиной по пошатнувшейся стене. Маша. Что с ней? Что это было? Это сон? И тут я увидела у себя в руках непонятный предмет. Это был лёгкий пластиковый экран, почти квадратный, размером с коробочку от компакт-диска, но гораздо толще. Это не телефон и не смартфон. Он был почти невесом. Я разглядывала в нём картинку как в Интернете, но совсем незнакомую, очень яркую, с Java-апплетами и с какой-то японской анимацией, япона мать, сто лет бы я её видела в гробу. На фоне розово-фиолетово-желтых вспышек большеглазые чудовища лепетали чуть слышно детскими голосами − касикомо-пуси-пусю − какую-то японскую песенку. Дешёвая пластмассовая игрушка, непонятный экран, переливающийся всеми цветами радуги. Неожиданно на нём появилось белое диалоговое окно, по которому побежали отчётливые строки на русском языке. Раздающаяся из экрана музыка смолкла.
− Мазерфакер, − это что-то передают про Машу.
Я вглядывалась в строчки, всплывающие на экране, но от волнения они разъезжались под моим взглядом, как сливочное масло, поддетое кончиком горячего ножа. Я ничего не видела. Что-то надо сделать, если сейчас передача закончится, я не узнаю, что с Машей произошло …
Взглянув на работающий компьютер, я захотела присоединить эту чёртову побрякушку к нему, чтобы на обычном мониторе перехватить логи, куки, хосты, − что там ещё бывает в этом дурацком Интернете, но экран не имел ни кнопок управления, ни портов входа-выхода. Вернее, я не знала, как эта чёртова штуковина функционирует. И я даже не понимала, как она попала ко мне в руки. В воздухе снова что-то просвистело. Пшик-пшик. И у меня перед глазами возникло это: отвратительно жёлтые скворчащие кружки, бывшие куриными яйцами в обрамлении белой поджаристой пены. Короче, меня реально помутило, и я блеванула, обжегшись лбом об край чёрного чугуна.
Очнулась я на кровати. Я лежала в постели. Сверху на мне сидела кошка. В комнате было светло. Это был уже следующий день. Из окон доносился обычный будничный шум. Я встала, и из зеркала на меня глянуло нечто. Я не узнала себя и провела рукой по щеке. Лицо было, как чужое. Зрачки были на все глаза, а радужной оболочки не было вовсе. Я посмотрела на свет окна, чтобы сузить зрачки, и вновь перевела взгляд в зеркало. Они не сузились. Я стала, как какая-то анимэшка или как эмка: вся белая с чёрными буркалами. Не суть важно. Где Маша?
Я кинулась искать свой мобильник, по которому вчера, по которому вчера, вчера.… Это было или этого не было?
Я нашла его. Вот он – «цвета индиги, весь покрытый испариной мелкой, тёмно-сине-зелёной фиги, если включишь, он скажет: Welcome!». Но не Welcome, не надоевший рингтон четырёхлетней давности:
Push me
And then just touch me
Do I can't get my
Satisfaction
группы Benny Benassy не раздался. Он молчал, как пень. Я жала на все кнопки, подсоединила его к зарядке, вынула батарейку и sim-карту, снова вставила, − всё тщетно.
Вошла Оксана, неся на подносе чашку чая и какие-то сласти. Я посмотрела на домработницу. Её вид тоже оставлял желать лучшего. Какая-то вся перекошенная, как давняя пациентка невропатолога. Ну и видок в двадцатипятилетнем возрасте. Вот что значит муж-пьяница.
− Оксана, ты что какая-то вздрюченная сегодня? Что случилось? − мы были подругами.
− Отстань, ты, Фрося! Ты сама вздрюченная.
Для домработницы ответ был слишком наглый, но Оксана не нуждалась в моих деньгах. В моей квартире она пряталась от своего мужа-пьяницы, появляясь поздно вечером с дрожащими руками и неизменно звенящими в них фужерами хрусталя. Когда-то их подарили ей на свадьбу, но теперь из дюжины прекрасных бокалов осталось только два. Выбегая из дома, Оксана захватывала всё самое ценное. Моих денег как раз хватало на то, чтобы восстанавливать утраченное и разбитое в непонятных припадках слепой ярости, которая охватывала Оксаниного мужа после алкогольных излияний. Я машинально размешивала фарфоровой ложечкой сахар в фарфоровой чашке. Фарфор – моя слабость. Машинально взяла большой кружок печенья, поднесла, было ко рту, но тут, из моих глаз чуть не брызнули слёзы. На печенье шрифтом Arial 16-того кегля была написано капслоком МАРИЯ. Скажите, ну кто придумал называть печенья женскими именами, и, как скажите, надо потом это откусывать и жевать? Если бы печенье называлось ВАДИМ, я бы съела целую дюжину, не раздумывая. ВАДИМ или ТОЛЯ, но такое кощунство я перенести не могла. Фарфоровая ложечка с брызгами у пала на скатерть. Я с размаху плеснула остатки чая на подоконник в сторону цветов. Пусть пьют. Хорошо, что не на Оксану, а то чаша её терпения тоже переполнилось бы, потому что она и так постоянно находилась на взводе из-за своего мужа-пьяницы.
− Фрося?
− Что Фрося, 39 лет уже Фрося, − я не хотела рассказывать Оксане о происшедшем. Она бы внесла в это дело ещё большую сумятицу и панику.
− Дай мне, Оксана, свой телефон, − я требовала.
Оксана молча протянула мне розовую пафосную дрянь фирмы Samsung. Я вставила свою sim-карту и остановилась на имени Маша. Лихорадочно нажала кнопку вызова. Эти длинные-длинные-длинные гудки, длящиеся целую вечность в воспалённом сознании. Аппарат абонента выключен или абонент находится вне зоны действия сети, и на английском то же самое: «A telephone for a subscriber is turned off or a subscriber is out of area of action of network».
− Фак! − но это лучше, чем гудки без ответа, я думаю так.
− Что-нибудь с Машей случилось? − сама догадалась Оксана.
Я не смогла сдержаться, и рассказала ей всё: про наш разговор, про её перехватывающие моё дыхание сдавленные крики, про глухие звуки ударов. Слёзы выступили у меня на глазах, я зарыдала.
− Ну и что, ты что, не понимаешь? − Оксана сделала ударение на слове «что», − …это такой же придурок, как мой муж, у неё завёлся. Он может быть пьяный или её приревновал к телефонному звонку…
− Как это завёлся, что это, мышь какая, чтобы заводится, − я сказала.
− Ну, ты точно, настоящая Фрося! − Оксана негодовала, − Ты сидишь в своём компьютере, и не знаешь, что люди могут общаться реально, потому что это настоящая жизнь, а не твои френдс-ленты. Френдс-бои, − вот к чему тебе надо стремиться!
Я молча хлопала глазами и смотрела на жёлтые пятна, − давние следы синяков на Оксаниной шее, − ровно пять штук.
− Подожди, а ты видела вчера эту коробочку пластмассовую прозрачную, вроде маленького экранчика? − вспомнила я.
− Нет, ничего не видела, никакой коробочки», − ответила Оксана, − Давай-ка, подруга, выйдем на свежий воздух, что-то ты мне не нравишься. Пойдём положим деньги на Машину пластиковую карту и посмотрим: если она снимет деньги, то всё в порядке.
Я не стала спорить с Оксаной. Она банкирша и мыслит своими финансовыми категориями. В финансах она очень успешна, и в своём банке у неё всё хорошо, а вот в личной жизни – нет. У меня наоборот: всё хорошо в личной жизни, но в финансовой бывают проблемы. Недавно мне пришёл исполнительный лист за какие-то переговоры от оператора сотовой связи Beeline, которые я никогда не вела, и на сумму − я присвистнула, когда увидела, − 666 долларов США. Оксана сказала, что надо без споров погасить долг, иначе начнут капать проценты. Тут я пасс. Моя домработница точно знает, где что капает, и откуда что может свалиться на наши бедные головы. Единственное, что она не понимает: как пользоваться компьютерами. Когда у неё было ещё не так много денег, и муж не пил, она приходила ко мне обучаться компьютерной грамотности. А потом всё разом навалилось: и деньги пошли, и муж запил, и начался такой тремор рук, что всё валилось подчистую, а клавиатура сразу блокировалась так, что компьютер перезагружался самопроизвольно. Она плюнула на это дело, и девочка из банка за неё строчит все эти отчёты и балансы и проводки, а Оксана больше думает о том, как отучит мужа от водки, простите за каламбур, но как отучишь, когда деньги налом валятся. Уже Оксана всем стала говорить, что она подрабатывает у меня, помогая по хозяйству, т.к. денег не хватает. Но кто верит?
Оксана сняла свою официантскую форму и аккуратно повесила в мой шкаф. В банк она ходила в строгом чёрном костюме – пиджак-юбка и белой блузке, которую она постоянно крутила в моей стиральной машине с новым отбеливателем Frau_Schmidt. Отбеливатель мне присылали мои родственники, уехавшие на постоянное место жительства в Германию в начале 90-х. И почему они слали мне отбеливатель, когда я просила кофе? Нервный муж Оксаны, оказывается, не выносил успешной финансовой деятельности своей жены, и всё время пытался запятнать её репутацию, подбрасывая в стирающуюся белую блузку свои дырявые чёрные носки.
− Оксана, Оксана! Что-то случилось! Что-то там произошло!
− Да не мешай ты мне жарить яичницу, Фрося! Вечно из-за тебя всё подгорит, − Оксана вновь удалилась на кухню.
В полнейшей фрустрации я опустилась на корточки, сползая спиной по пошатнувшейся стене. Маша. Что с ней? Что это было? Это сон? И тут я увидела у себя в руках непонятный предмет. Это был лёгкий пластиковый экран, почти квадратный, размером с коробочку от компакт-диска, но гораздо толще. Это не телефон и не смартфон. Он был почти невесом. Я разглядывала в нём картинку как в Интернете, но совсем незнакомую, очень яркую, с Java-апплетами и с какой-то японской анимацией, япона мать, сто лет бы я её видела в гробу. На фоне розово-фиолетово-желтых вспышек большеглазые чудовища лепетали чуть слышно детскими голосами − касикомо-пуси-пусю − какую-то японскую песенку. Дешёвая пластмассовая игрушка, непонятный экран, переливающийся всеми цветами радуги. Неожиданно на нём появилось белое диалоговое окно, по которому побежали отчётливые строки на русском языке. Раздающаяся из экрана музыка смолкла.
− Мазерфакер, − это что-то передают про Машу.
Я вглядывалась в строчки, всплывающие на экране, но от волнения они разъезжались под моим взглядом, как сливочное масло, поддетое кончиком горячего ножа. Я ничего не видела. Что-то надо сделать, если сейчас передача закончится, я не узнаю, что с Машей произошло …
Взглянув на работающий компьютер, я захотела присоединить эту чёртову побрякушку к нему, чтобы на обычном мониторе перехватить логи, куки, хосты, − что там ещё бывает в этом дурацком Интернете, но экран не имел ни кнопок управления, ни портов входа-выхода. Вернее, я не знала, как эта чёртова штуковина функционирует. И я даже не понимала, как она попала ко мне в руки. В воздухе снова что-то просвистело. Пшик-пшик. И у меня перед глазами возникло это: отвратительно жёлтые скворчащие кружки, бывшие куриными яйцами в обрамлении белой поджаристой пены. Короче, меня реально помутило, и я блеванула, обжегшись лбом об край чёрного чугуна.
Очнулась я на кровати. Я лежала в постели. Сверху на мне сидела кошка. В комнате было светло. Это был уже следующий день. Из окон доносился обычный будничный шум. Я встала, и из зеркала на меня глянуло нечто. Я не узнала себя и провела рукой по щеке. Лицо было, как чужое. Зрачки были на все глаза, а радужной оболочки не было вовсе. Я посмотрела на свет окна, чтобы сузить зрачки, и вновь перевела взгляд в зеркало. Они не сузились. Я стала, как какая-то анимэшка или как эмка: вся белая с чёрными буркалами. Не суть важно. Где Маша?
Я кинулась искать свой мобильник, по которому вчера, по которому вчера, вчера.… Это было или этого не было?
Я нашла его. Вот он – «цвета индиги, весь покрытый испариной мелкой, тёмно-сине-зелёной фиги, если включишь, он скажет: Welcome!». Но не Welcome, не надоевший рингтон четырёхлетней давности:
Push me
And then just touch me
Do I can't get my
Satisfaction
группы Benny Benassy не раздался. Он молчал, как пень. Я жала на все кнопки, подсоединила его к зарядке, вынула батарейку и sim-карту, снова вставила, − всё тщетно.
Вошла Оксана, неся на подносе чашку чая и какие-то сласти. Я посмотрела на домработницу. Её вид тоже оставлял желать лучшего. Какая-то вся перекошенная, как давняя пациентка невропатолога. Ну и видок в двадцатипятилетнем возрасте. Вот что значит муж-пьяница.
− Оксана, ты что какая-то вздрюченная сегодня? Что случилось? − мы были подругами.
− Отстань, ты, Фрося! Ты сама вздрюченная.
Для домработницы ответ был слишком наглый, но Оксана не нуждалась в моих деньгах. В моей квартире она пряталась от своего мужа-пьяницы, появляясь поздно вечером с дрожащими руками и неизменно звенящими в них фужерами хрусталя. Когда-то их подарили ей на свадьбу, но теперь из дюжины прекрасных бокалов осталось только два. Выбегая из дома, Оксана захватывала всё самое ценное. Моих денег как раз хватало на то, чтобы восстанавливать утраченное и разбитое в непонятных припадках слепой ярости, которая охватывала Оксаниного мужа после алкогольных излияний. Я машинально размешивала фарфоровой ложечкой сахар в фарфоровой чашке. Фарфор – моя слабость. Машинально взяла большой кружок печенья, поднесла, было ко рту, но тут, из моих глаз чуть не брызнули слёзы. На печенье шрифтом Arial 16-того кегля была написано капслоком МАРИЯ. Скажите, ну кто придумал называть печенья женскими именами, и, как скажите, надо потом это откусывать и жевать? Если бы печенье называлось ВАДИМ, я бы съела целую дюжину, не раздумывая. ВАДИМ или ТОЛЯ, но такое кощунство я перенести не могла. Фарфоровая ложечка с брызгами у пала на скатерть. Я с размаху плеснула остатки чая на подоконник в сторону цветов. Пусть пьют. Хорошо, что не на Оксану, а то чаша её терпения тоже переполнилось бы, потому что она и так постоянно находилась на взводе из-за своего мужа-пьяницы.
− Фрося?
− Что Фрося, 39 лет уже Фрося, − я не хотела рассказывать Оксане о происшедшем. Она бы внесла в это дело ещё большую сумятицу и панику.
− Дай мне, Оксана, свой телефон, − я требовала.
Оксана молча протянула мне розовую пафосную дрянь фирмы Samsung. Я вставила свою sim-карту и остановилась на имени Маша. Лихорадочно нажала кнопку вызова. Эти длинные-длинные-длинные гудки, длящиеся целую вечность в воспалённом сознании. Аппарат абонента выключен или абонент находится вне зоны действия сети, и на английском то же самое: «A telephone for a subscriber is turned off or a subscriber is out of area of action of network».
− Фак! − но это лучше, чем гудки без ответа, я думаю так.
− Что-нибудь с Машей случилось? − сама догадалась Оксана.
Я не смогла сдержаться, и рассказала ей всё: про наш разговор, про её перехватывающие моё дыхание сдавленные крики, про глухие звуки ударов. Слёзы выступили у меня на глазах, я зарыдала.
− Ну и что, ты что, не понимаешь? − Оксана сделала ударение на слове «что», − …это такой же придурок, как мой муж, у неё завёлся. Он может быть пьяный или её приревновал к телефонному звонку…
− Как это завёлся, что это, мышь какая, чтобы заводится, − я сказала.
− Ну, ты точно, настоящая Фрося! − Оксана негодовала, − Ты сидишь в своём компьютере, и не знаешь, что люди могут общаться реально, потому что это настоящая жизнь, а не твои френдс-ленты. Френдс-бои, − вот к чему тебе надо стремиться!
Я молча хлопала глазами и смотрела на жёлтые пятна, − давние следы синяков на Оксаниной шее, − ровно пять штук.
− Подожди, а ты видела вчера эту коробочку пластмассовую прозрачную, вроде маленького экранчика? − вспомнила я.
− Нет, ничего не видела, никакой коробочки», − ответила Оксана, − Давай-ка, подруга, выйдем на свежий воздух, что-то ты мне не нравишься. Пойдём положим деньги на Машину пластиковую карту и посмотрим: если она снимет деньги, то всё в порядке.
Я не стала спорить с Оксаной. Она банкирша и мыслит своими финансовыми категориями. В финансах она очень успешна, и в своём банке у неё всё хорошо, а вот в личной жизни – нет. У меня наоборот: всё хорошо в личной жизни, но в финансовой бывают проблемы. Недавно мне пришёл исполнительный лист за какие-то переговоры от оператора сотовой связи Beeline, которые я никогда не вела, и на сумму − я присвистнула, когда увидела, − 666 долларов США. Оксана сказала, что надо без споров погасить долг, иначе начнут капать проценты. Тут я пасс. Моя домработница точно знает, где что капает, и откуда что может свалиться на наши бедные головы. Единственное, что она не понимает: как пользоваться компьютерами. Когда у неё было ещё не так много денег, и муж не пил, она приходила ко мне обучаться компьютерной грамотности. А потом всё разом навалилось: и деньги пошли, и муж запил, и начался такой тремор рук, что всё валилось подчистую, а клавиатура сразу блокировалась так, что компьютер перезагружался самопроизвольно. Она плюнула на это дело, и девочка из банка за неё строчит все эти отчёты и балансы и проводки, а Оксана больше думает о том, как отучит мужа от водки, простите за каламбур, но как отучишь, когда деньги налом валятся. Уже Оксана всем стала говорить, что она подрабатывает у меня, помогая по хозяйству, т.к. денег не хватает. Но кто верит?
Оксана сняла свою официантскую форму и аккуратно повесила в мой шкаф. В банк она ходила в строгом чёрном костюме – пиджак-юбка и белой блузке, которую она постоянно крутила в моей стиральной машине с новым отбеливателем Frau_Schmidt. Отбеливатель мне присылали мои родственники, уехавшие на постоянное место жительства в Германию в начале 90-х. И почему они слали мне отбеливатель, когда я просила кофе? Нервный муж Оксаны, оказывается, не выносил успешной финансовой деятельности своей жены, и всё время пытался запятнать её репутацию, подбрасывая в стирающуюся белую блузку свои дырявые чёрные носки.
Я была невысокого роста, худощавого телосложения, на вид лет тридцати, не больше. Волосы я мыла почти каждый день и ополаскивала их «Пантином-ПроВи» от перхоти с запахом череды и ромашки. Поэтому мои тонкие черты лица, ничем не примечательные, в обрамлении длинных сияющих волос пшеничного цвета, завораживали своей простотой и открытостью. Глаза. Глаза – это отдельная песня. Зеркало души, как сказал кто-то из великих. Когда я просто поднимала глаза на встречных мужчин, они разворачивались на 180 градусов и, как крысы за дудочкой крысолова, шли за мной несколько шагов, потом спохватывались, кое-кто в недоумении что-то бормотал себе под нос и возвращался к своей дороге, а иные кричали: «Постойте, постойте, можно с Вами познакомиться? Мы где-то встречались…». Я не дарила им надежду, а шла, молча склонив голову на бок и сунув руки в карманы. На моём поясе неизменно в такт моим движениям подрагивал незаменимый во всех случаях жизни подарок, он же амулет – нож системы «Лезерман». Двенадцать необходимых для жизни предметов были всегда со мной, на моих бёдрах, в поясе для ремня. Плоскогубцы, острогубцы, большое лезвие, напильник, приспособления для открывания консервных банок и бутылок, отвертка, градуированная линейка, шило и т.д. И, самое главное: в деревянной рукоятке ножа находился встроенный модем и инфракрасный порт.
Когда мы вышли на улицу, начал накрапывать мелкий дождик. Деревья едва шелестели влажными листьями, тускло блестя в свете неяркого уличного освещения. Все куда-то торопились, убегая от дождя, лишь одинокая фигура рослого мужчины, движущаяся неторопливо в сторону вокзала, показалась нам немного необычной. Какого чёрта он прогуливается, когда уже за шиворот начинают бежать струйки пусть тёплой, но неуместной сейчас воды? Пробегая мимо ладно скроенной, высокой фигуры, Оксана озорно бросила: «Ипполит Матвеич, тёпленькая пошла… птрите спинку, пжлст…».
Ох, озорница, вся в меня…
Мужчина странно вздрогнул и повёл плечами. Мы пробежали мимо, обдав его хохотом и брызгами воды из-под наших каблуков. Мы торопились, банк скоро закрывался. По улицам сновали малолетние привокзальные шлюшки и озабоченные завсегдатаи многочисленных увеселительных заведений. Дождь, как ни странно, несколько отрезвил и успокоил мои нервы. Зубы уже не стучали, в голове было ясно, как никогда. Я верила, что всё будет хорошо.
Мужчина, прогуливающийся по улицам нашего городка, был приезжим. Звали его Дмитрий Александрович Мутов. Он был предпринимателем, мирно коротающим время до отправления ночного поезда. На вид лет тридцати пяти, интересный собеседник, обладающий приятным голосом и манерами. Он вполне мог провести время в компании какой-нибудь хорошенькой девушки, но в этот вечер ему почему-то захотелось побродить в одиночестве, наслаждаясь влажной свежестью ранней осени, легким покалыванием теплого дождя, неторопливой размеренностью провинциальной жизни. Глядя на мерцание мокрого асфальта, он медленно шел вдоль дороги, думая о чем-то своем, как вдруг его миросозерцание прервал звук тяжёлого предмета, упавшего на асфальт. Дмитрий напряг внимание - и услышал звук шагов, быстро удаляющихся в противоположную сторону - скорее всего пробегавшие мимо девушки выронили что-то по дороге. Мутов присмотрелся: на дороге лежал складной нож.
Где-то в глубине души прекрасно понимая, что находка не сулит ему ничего хорошего, мужчина не удержался от желания рассмотреть ее поближе. Это был действительно интересный экземпляр - очевидно, что нож не был изделием массового производства, а многоцелевым ножом, стоящим немало денег. Ручка ножа была исполнена виртуозно, из крепкого, темно-коричневого дерева, по твердости не уступающего камню, но в тоже время мастеру, изготовившему ее, как-то удалось выполнить гравировку. Надпись готическим шрифтом гласила: «Фросе, учителю и другу».
Нож удобно лег в большую крепкую ладонь Дмитрия, и он как-то мгновенно осознал, что не хочет оставлять этот предмет лежать на дороге, чтобы кто-то другой подобрал его. Свободное время постепенно заканчивалось, и Мутов, воодушевленный столь неожиданной находкой, ускорил свое движение к вокзалу.
Мы подошли к зданию банка. Швейцар, распахивая входную дверь, услужливо склонил пред нами в поклоне свою седую голову. Другой швейцар подобострастно пытался отряхнуть воду с наших мокрых чёрных плащей и помочь снять их. Оксана по привычке сунула хрустящую купюру ему в карман, но раздеваться не было времени. Мы бегом вспорхнули по лестнице в её кабинет.
Я сунула руку в карман и обалдела: телефон, в котором хранились номера пластиковых карт, не работал и лежал дома… Что делать?
− Оксана, что делать? Дай я хоть соединюсь со своим домашним компьютером, чтобы взять там номер Машиной карты!
Оксана пододвинула свой ноут. В банке была очень надёжная защита, которая заключалась в замкнутой системе, не допускающей ни малейшего вторжения извне. Поэтому я отсоединила сетевой провод и стала соединяться через свой модем. Сигнал пошёл как-то слабо, но пошёл… Соединение включалось чрезвычайно медленно.
− Ну и скорость, − я присвистнула. – Что с моим Зухелем?
Кое-как я выцепила свой компьютер и расшаренную папку с грифом «Счета в банке», среди которых был и нужный мне – Машин.
− Нет, ты подумай, что за чче…,− ножа на поясе не было! Не было модема, работал лишь инфракрасный порт, который я никогда не выключала.
− Нож! Нож! Дайте мне нож!!
− Фрося, Фросечка, Фросенька! Успокойся, - Оксана не знала всех моих заковычек и подумала, что я снова хочу убить себя от отчаяния.
− В моём ноже модем! Мой нож! Куда он мог деться? – я выла от осознания потери.
И вдруг точка сборки повернулась, и я беспредельно чётко и быстро застучала по клавишам. Мозг работал слажено и точно, как микросхема. Я подсоединилась к службе Who Is (Ху из), определила своё географическое местоположение на земном шаре и теперь стала определять географическое положение своего модема. MAC- адрес устройства был записан на Оксанин ноут и определялся автоматически.
Вот с американского спутника я развернула карту нашего городка. Медленно, как медленно идёт соединение, можно умереть от ожидания. О, этот проклятый город алкоголиков и наркоманов!
«Дороги, кварталы, жилые массивы…
Нож, где мой нож?
Боги, дайте ж силы…»
Красная точка моего модема двигалась по дороге по направлению к вокзалу. Ещё немножко, и мой модем войдёт в здание вокзала и сольётся с другими красными точками железнодорожных модемов. Нет, только не это! Я быстро взяла Оксанин розовый Samsung и прописала в нём свой МАС-адрес. Теперь осталось только по мощности сигнала идти к своему ножу и завладеть им, чего бы мне это не стоило.
Я крикнула Оксане: − Делай перевод! – и выбежала в мокрый ночной город. На экране розового Samsunga виднелась одна полосочка сигнала от моего модема.
(продолжение следует)
*
Ирония и никакой жалости!
Кстати, Мутов, самый асексуальный персонаж и антипатичный, чего его жалеть? Ни за что! Пусть помучается. 
