Роман ценю, уважаю и признаю гениальным, но вот не люблю. Не лежит к нему душа. Быть может, отношение было бы другим, если бы Петербург был моим городом, потому что без этого роман душой прочувствовать сложно, как мне кажется. Поэтому остается только эстетическое восхищение.
А вот еще интересная статья:
Я. Шулова. "Петербург" и "Петербурги" Андрея Белого
Из нее же хочется процитировать некоторые моменты:
"Его герои: сенатор Аблеухов, нервозный сын сенатора студент Николай Аполлонович, террорист Дудкин, провокатор Липпанченко, агент охранки Морковин, Софья Петровна и Сергей Сергеевич Лихутины. Они — живые люди и в то же время символы.
Но главный герой романа — Петербург, город Петра, созданный в традициях А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя и Ф. М. Достоевского. Вот приметы городского петербургского пейзажа: желтый особняк, “большой, электричеством блещущий мост”, фосфорический свет луны, Медный всадник.
Когда Белый создавал свой роман, быстрые темпы научно-технического прогресса, над последствиями которого задумывался Белый, изменили картину мира. Диапазон “Петербурга” расширяется до Вселенной, Галактики, космических пространств, с которыми сопрягается быт и история. Путь революции для Белого неприемлем. “Слышал ли ты октябревскую эту песню тысяча девятьсот пятого года: этой песни ранее не было, этой песни не будет…” Но есть другой вариант исторического процесса — плодотворный для Белого — поворот к ценностям античного мира и древнего Востока, евангельской этике".
<><><>
"Белый в одном ряду с Джойсом, Прустом, Кафкой. Он опередил их, предваряя поэтику их произведений. Если говорить о Белом как о прямом предшественнике Джойса, то следует назвать поток сознания, переосмысление античной мифологии (у Белого — мифы о Сатурне и Аполлоне, у Джойса — “Одиссея”) как способ символизации и придания происходящему вселенского сущностного характера, художественная реализация теории Фрейда, изображение подсознательного распада, одиночества, разрыва связей, эдипова комплекса, определяющего отношения персонажей (Николая Аполлоновича с отцом и матерью), кинематографичность (монтаж, основанный на сцеплении ассоциаций). Известно, что Джойс в Париже любил смотреть “Броненосец „Потемкин”” С. М. Эйзенштейна, который считал Белого своим учителем. Джойса, по его собственному признанию, привлек монтаж. Бездушная чиновничье-бюрократическая власть, которую символизирует Учреждение, возглавляемое сенатором Аблеуховым, бесконечно далекая от “фабричного люда”, — прообраз недоступного замка в одноименном романе Кафки.
Провокация, слежка, вездесущее и всемогущее охранное отделение, опутавшее всех персонажей, как липкая паутина, гнетущее чувство страха — предвосхищение “Процесса”.
Безысходность, полнейший жизненный тупик, осознание абсурда и ужаса, когда, по словам Ф. М. Достоевского, желаешь “насекомым сделаться”, переживают персонажи романа А. Белого, превращаясь в паука или тарантула и предваряя сюжет “Превращения”.
Белый обильно использует “ключевое слово”, перерастающее в многослойную символику, — прием, характерный для романа-притчи, например, “Шпиль” У. Голдинга. Многократно повторяющееся слово “бесовщина” символизирует террор и провокацию. Роман написан по законам музыкальной композиции — эксперимент, предваряющий опыты Д. Джойса и О. Хаксли. От романа “Петербург” Белый перешел к созданию “Петербургов”, в которых стремился зрелищно в киносценарной и драматургической форме воссоздать художественный строй романа. Его кинематогрофичность, опора на зрелищный цветозвуковой и жестовый образ позволила Белому, предрекшему кинематографу великое будущее (“Театр и современная драма”, “Синематограф”), создать талантливое, совершенно самостоятельное произведение — киносценарий “Петербург”1 . Он не дублирует роман, эпизоды разрастаются из отдельных штрихов, деталей, например, упоминание, что Николай Аполлонович — друг Сергея Сергеевича Лихутина, преображается в целую “картину воспоминаний”: двое юношей, один из них, сидя на дереве, восторженно говорит другу о своей любви к Софье Петровне. Белый в киносценарии как бы пишет “Петербург” заново, рисуя чисто кинематографическими средствами эпизоды, исполненные глубокого философского смысла (исторические судьбы России и Европы)".
