Gobblin
Гуру
Наверное, я не скоро решусь снова ехать в аэропорт на общественном транспорте – это решение едва не привело к опозданию на самолет. Понятно, что общественный транспорт тут особо ни при чем, это, скорее, моя вина. Я умудрился перепутать маршрутки и, вместо Пулково-1 приехал в Пулково- 2 и Авиагородок. Какого же было мое разочарование, когда я узнал о своей ошибке….
Вот уже который раз я лечу на самолете и каждый раз, подходя к трапу, ощущаю некоторый трепет – они внушают уважение хотя бы своими размерами….
Ту 154, доставшийся нам, некоторое время рулил по аэродрому, неуклюжий на земле, словно морж или морской котик, потом выкатился на взлетную полосу, остановился, выжидая и начал разгон. Чувствуя мощь, с которой он разгонялся, я в который раз внутренне посмеялся над спором «взлетит ли самолет»….
Момент взлета был почти незаметен – только что чувствовалась дрожь от неровностей бетона, кажется, что на долю мгновения самолет завис над самой землей. И мягкая тяжесть ускорения, сменяющаяся легкостью….
Самолет заложил пологий вираж и я увидел свой дом, стремительно уходящий вниз, серую, блестящую ленту Невы, перечеркнутую вантовым мостом, светлую зелень лугов и полей вперемешку с тёмной хвоей лесов….
А потом было яркое-яркое небо и солнечный свет, лившийся через иллюминаторы и бескрайняя долина облаков, такая, какой я всегда представлял себе аризонскую пустыню – с глубокими, полными теней каньонами между каменистыми равнинами кучевых облаков, на дне которых порой сверкала настоящая вода, с обтесанными ветром скалами и легкими перьями облаков, раскинувшимися над ними. А вдали, на «холмах» облаков – облачные замки….
Когда принесли напитки, самолет вновь слегка поменял курс и солнечный свет снова хлынул в иллюминатор, пластиковый стакан с яблочным соком вспыхнул на солнце словно хрусталь, а я сидел и наслаждался простором и удобством кресла – передний салон 154-го оказался намного комфортней тех самолетов, к которым я привык. Я сидел и было мне хорошо и спокойно: мне казалось, что я впервые за много-много дней никуда не спешу. И я действительно поймал себя на мысли, что, действительно, на этот раз меня везут, а не я еду куда-то, злясь из-за пробок и невозможности толком припарковаться. А потом я снова посмотрел в иллюминатор и облака представились мне заснеженными холмами, а черный лес в из разрывах – проталинами в снегу. За бортом было солнце, золотистая белизна облаков…. И, наверняка, нестерпимый холод, памятный по заоблачной высоте гор.
Когда самолет начал снижаться и вошел в верхний слой облаков, за стеклом заклубился пронизанный светом туман, сменившийся непроглядной, чуть красноватой мглой – я успел подумать, что пилоты, ориентирующиеся здесь действительно молодцы. И в этот момент самолет вынырнул из облака и оказался над нижним слоем облаков, теперь уже значительно ниже. Они казались гигантскими клубками ваты, казалось, что самолет увязнет, он и правда задрожал, входя в облака, словно лимузин на не слишком хорошей дороге. И, когда он прошел второй слой облаков, я пожалел, что не взял фотоаппарат – сквозь разрыв в облаках пробивались солнечные лучи, образуя почти непрерывную плоскость. И, словно антипод небесной равнины – почти черный лес, пятна и щупальца не растаявшего снега на вершинах сопок. Расплавленным металлом – россыпь озер, таких же темных, как лес, там, куда не добиралось солнце….
Дрожь самолета – приветствие земли. И легкое разочарование от конца полета.
Я спустился по трапу, выдыхая пар – в Мурманске оказалось прохладно. Но впервые за долгое время я был спокоен и, наверное, умиротворен.
И, валяясь на диване с ноутбуком, стаканом вина и апельсином (да, понимаю, что это, наверное, извращение, но вот захотелось и пошел на поводу у желания) я думаю – как много в жизни хорошего, даже в повседневном, чего мы не замечаем, проходим мимо, занятые мыслями о работе, семейных проблемах, работе….
Час ночи, а на улице светло. А мне хорошо и немного одиноко.
Писано нонче ночью, пощено нонче днем
Вот уже который раз я лечу на самолете и каждый раз, подходя к трапу, ощущаю некоторый трепет – они внушают уважение хотя бы своими размерами….
Ту 154, доставшийся нам, некоторое время рулил по аэродрому, неуклюжий на земле, словно морж или морской котик, потом выкатился на взлетную полосу, остановился, выжидая и начал разгон. Чувствуя мощь, с которой он разгонялся, я в который раз внутренне посмеялся над спором «взлетит ли самолет»….
Момент взлета был почти незаметен – только что чувствовалась дрожь от неровностей бетона, кажется, что на долю мгновения самолет завис над самой землей. И мягкая тяжесть ускорения, сменяющаяся легкостью….
Самолет заложил пологий вираж и я увидел свой дом, стремительно уходящий вниз, серую, блестящую ленту Невы, перечеркнутую вантовым мостом, светлую зелень лугов и полей вперемешку с тёмной хвоей лесов….
А потом было яркое-яркое небо и солнечный свет, лившийся через иллюминаторы и бескрайняя долина облаков, такая, какой я всегда представлял себе аризонскую пустыню – с глубокими, полными теней каньонами между каменистыми равнинами кучевых облаков, на дне которых порой сверкала настоящая вода, с обтесанными ветром скалами и легкими перьями облаков, раскинувшимися над ними. А вдали, на «холмах» облаков – облачные замки….
Когда принесли напитки, самолет вновь слегка поменял курс и солнечный свет снова хлынул в иллюминатор, пластиковый стакан с яблочным соком вспыхнул на солнце словно хрусталь, а я сидел и наслаждался простором и удобством кресла – передний салон 154-го оказался намного комфортней тех самолетов, к которым я привык. Я сидел и было мне хорошо и спокойно: мне казалось, что я впервые за много-много дней никуда не спешу. И я действительно поймал себя на мысли, что, действительно, на этот раз меня везут, а не я еду куда-то, злясь из-за пробок и невозможности толком припарковаться. А потом я снова посмотрел в иллюминатор и облака представились мне заснеженными холмами, а черный лес в из разрывах – проталинами в снегу. За бортом было солнце, золотистая белизна облаков…. И, наверняка, нестерпимый холод, памятный по заоблачной высоте гор.
Когда самолет начал снижаться и вошел в верхний слой облаков, за стеклом заклубился пронизанный светом туман, сменившийся непроглядной, чуть красноватой мглой – я успел подумать, что пилоты, ориентирующиеся здесь действительно молодцы. И в этот момент самолет вынырнул из облака и оказался над нижним слоем облаков, теперь уже значительно ниже. Они казались гигантскими клубками ваты, казалось, что самолет увязнет, он и правда задрожал, входя в облака, словно лимузин на не слишком хорошей дороге. И, когда он прошел второй слой облаков, я пожалел, что не взял фотоаппарат – сквозь разрыв в облаках пробивались солнечные лучи, образуя почти непрерывную плоскость. И, словно антипод небесной равнины – почти черный лес, пятна и щупальца не растаявшего снега на вершинах сопок. Расплавленным металлом – россыпь озер, таких же темных, как лес, там, куда не добиралось солнце….
Дрожь самолета – приветствие земли. И легкое разочарование от конца полета.
Я спустился по трапу, выдыхая пар – в Мурманске оказалось прохладно. Но впервые за долгое время я был спокоен и, наверное, умиротворен.
И, валяясь на диване с ноутбуком, стаканом вина и апельсином (да, понимаю, что это, наверное, извращение, но вот захотелось и пошел на поводу у желания) я думаю – как много в жизни хорошего, даже в повседневном, чего мы не замечаем, проходим мимо, занятые мыслями о работе, семейных проблемах, работе….
Час ночи, а на улице светло. А мне хорошо и немного одиноко.
Писано нонче ночью, пощено нонче днем
