Меч в истории холодного оружия

[Sonja Naimann]

Меч символизирует силу, власть, достоинство, лидерство, высшую справедливость, свет, мужество, бдительность. На метафизическом уровне он олицетворяет всепроникающий разум, силу интеллекта, проницательность.

Обоюдоострый меч - важный образ божественной мудрости и правды. В Откровении Иоанна меч исходит из уст Христа как символ непобедимой небесной истины. В буддизме меч воспринимается как оружие мудрости, отсекающее невежество. Вишну часто изображали с огненным мечом познания в руках.

Во многих мифологиях меч имеет амбивалентное значение, в котором, в основном, противопоставляется жизнь и смерть. Меч разделяет и отделяет - душу от тела, небо от земли. В некоторых традициях меч служит мостом в другой мир (например, мост Чинват в Древнем Иране).

И в то же время состоящий из лезвия и рукояти, меч является символом соединения, союза, особенно если принимает форму креста. Пожалованием меча сопровождалось принятие в рыцарское братство; положив руку на меч, произносили клятвы, обусловливавшие жизнь или, в случае их нарушения, смерть. Культ меча особенно заметен в японской традиции и у рыцарей Средневековья .

Меч известен как символ жизненной силы и атрибут бога войны. Меч может отождествляться с молнией богов-громовержцев (священный меч Сусаноо, сверкающий меч Яхве, меч-молния Индры, пламенеющий меч Вишну).

Меч облечен магической властью отражать силы тьмы. Часто огромный, изготовленный из небесного огня, он служит оружием богов Солнца и культурных героев, которые с его помощью сражаются с чудовищами (Мардук, разрубающий Тиамат; архангел Михаил, мечом повергающий Люцифера). Меч часто защищает девственницу от хтонического чудовища (Персей и Андромеда, святой Георгий).

При изготовлении этого грозного оружия использовались тайные знания и навыки, благодаря чему мечи наделялись сверхъестественными свойствами. Отсюда и многочисленные легенды о волшебных мечах, таких, как Экскалибур - меч короля Артура.

Меч западного типа, с его прямым лезвием, благодаря своей форме служит мужским, солнечным символом. Восточный меч, будучи изогнутым, представляет собой женское, лунное начало.

В индуизме Калки - предсказанное будущее воплощение Вишну - изображается на белом коне, держащими обычные эмблемы Вишну и оружие, подобное мечу. Калки будет рожден в конце Калиюги, нынешней темной эпохи, и возвестит начало новой юги. В ведической традиции меч символизирует молнию.

В буддизме меч воспринимается как оружие мудрости, символ просветления. "Подобно тому, как меч рассекает узлы, так и разум достигает самых укромных уголков буддийской мысли". Манджушри, один из трех главных бодхисаттв в буддийской мифологии, изображается держащим в поднятой правой руке пылающий меч и в левой руке книгу.

У даосов меч символизирует проникающее в суть явления озарение, победу над невежеством.

У японцев меч - это мужество, сила. Наряду с жемчужиной и зеркалом, священный меч, подаренный Сусаноо богине Аматэрасу, принадлежит к Трем Великим Сокровищам Императора. Бог бури Сусаноо добыл его в сражении с восьмиголовым драконом.

В скандинавской мифологии упоминается меч Фрейра, который сражался сам по себе, и меч Хеймдалля, стража у моста-радуги Биврест.

По древнегреческому преданию, сиракузский тиран Дионисий Старший предложил своему фавориту Дамоклу, считавшему его счастливейшим из смертных, на один день свой престол. Дамокл внезапно во время пира увидел над своей головой меч, висевший на конском волосе, и понял призрачность благополучия, постоянно присутствующую опасность при кажущемся процветании. "Дамоклов меч" - образное выражение, означающее постоянно угрожающую опасность при видимом благополучии.

В христианстве меч олицетворяет страсти Господни, мученичество. Он является оружием архангела Михаила, а также используется в качестве атрибута многих святых. С помощью меча отсекается все недостойное и бесплодное, "всякое дерево, не приносящее доброго плода". Библейские херувимы с огненными мечами охраняют врата рая. Меч при этом символизирует начало высшей справедливости.

У мусульман меч символизирует священную войну против неверных, а также войну человека против его собственного зла.

У алхимиков волнистые, напоминающие язык пламени, обоюдоострые мечи символизируют очищающий огонь, который, подобно духу, убивает и воскрешает к жизни.

 

[NADYN]

Termit_ka, вот поэтому-то так часто заблужаются те невежды, которые видят в мечах только оружие, способное нести смерть и кровь. А меч всегда нечто большее, всегда символ. Недаром мечам нередко давали имена, как друзьям, как близким людям. Вспомнить хотя бы Дурендаль Роланда.

 

[Sonja Naimann]

NADYN, поддерживаю целиком! Мечом гордились как другом и ухаживали как за девушкой. Во многих мифологиях есть истории про то, как первый меч (кинжал, нож) "рождался" из сердца или тела героя. Так что меч это продолжение тела или даже души человека.

 

[NADYN]

Termit_ka, эх, вспомнив Дурендаль, я совсем забыла еще об одном легендарном мече - Эскалибуре короля Артура

 

[Sonja Naimann]

Грейсвандер, Нарзил, Нотунг, Лунцуань, Тайэ...

 

[Доктор Имаго]

Интересная (но сомнительная) статья про меч Эскалибур
Что вы думаете по этому поводу?

 

[Sonja Naimann]

Король Артур - итальянец, Ланселот - сармат... по-моему, не нужно доверять исследователям, которые стремятся сделать свою страну родиной для всяких мифов и героев.
В русских былинах мечи-кладенцы то и дело застревали в камнях да скалах, но это же не повод для...

 

[NADYN]

Ну да, теперь я примерно понимаю, откуда сюжетов набрали для "чудесного" фильма "Король Артур"

 

[NADYN]

Все-таки выложу я в теме отрывок из Кардини, который не проводит большой разницы между отношением к мечу у христиан и у язычников... Хотя, здесь ситуация довольно спорная.

"Святость меча пришла из мира степей, а германцы сыграли здесь роль посредников. Создатели ее — иранские народы. "

Читать дальше...

Об аланах Аммиан Марцеллин говорил, что у них нет ни храмов, ни святилищ, нет даже крытой соломенной крышей хижины. Один обнаженный меч, воткнутый в зем¬лю, которому они поклоняются как символу своего бога войны, властелина земель, их кочевий. Геродот упоминал подобный обычай у скифов, приносивших в жертву коней и стада старому железному мечу, символизирующему, быть может, бога войны Ареса. Скифский Арес — это бог Батрадз, с телом из кованой стали, сросшийся со своим мечом настолько, что отождествляется с ним. Он расправ¬ляется с противниками одним ударом меча и повергает их под копыта своего боевого коня. Его стальное тело выко¬вал небесный кузнец Курдалагон. Обратим лишь внима¬ние на то, до какой степени этот бог — стальной всадник напоминает катафрактия. Заслуживает внимания и то, что религиозно-воинские обряды скифов и аланов (в широ¬ком смысле — сарматов) схожи друг с другом и в том, что касается, например, обычая подвязывать скальп, снятый с противника, к упряжи своего коня. Другой скифский обы¬чай — чаша из черепа убитого врага — перешел непосред¬ственно к германцам. Вот почему сравнивать свидетель¬ства отца историков Геродота с показаниями Аммиана Марцеллина и Павла Диакона (1) — занятие весьма поучи¬тельное. При всей необходимости осторожного отноше¬ния как к прямым, так и косвенным свидетельствам все сказанное ими подтверждает неоднократно повторенное на этих страницах суждение о культурной тюрко-монгольско-ирано-германской общности, сложившейся в среде наро¬дов-всадников. Взглянув на факты с западной точки зре¬ния, мы замечаем, что культурная общность возникла как следствие гуннской волны, но предпосылки ее существо¬вали еще задолго до того, как на горизонте появились гун¬ны.
Обратимся, например, к религиозной символике вог¬нанного в землю меча как предмета культового поклоне¬ния. Его отголоски и сегодня слышны в кавказском и гер¬манском фольклоре. Меч пользовался почитанием еще в тот момент, когда волна гуннов поглощала аланов и готов. Меч имеет важнейшее значение в истории восхождения к вершинам власти самого Аттилы. Свои притязания на господство он обосновывал, используя знак богоизбран¬ности — меч, который был найден каким-то пастухом на пастбище. Когда Аттила взял в руки меч, это оружие пре¬вратилось в символ власти, освященный древней тради¬цией, в оплот и защиту гуннов. Когда-то в незапамятные времена народ гуннов потерял его, теперь же чудесным образом обрел. Вверив меч великому вождю, божествен¬ные силы передали ему тем самым осязаемый знак своего благоволения.
Элементы сакральности, связанные с символикой меча, которые можно вычленить в германских источниках, следующие: его чудесное происхождение, чаще всего бо¬жественное — сам бог вручает его герою; меч имеет лич¬ностную характеристику, что подчеркивается наречением его именем собственным; меч «испытывает потребности», «выдвигает претензии», даже «навязывает свою волю», то есть самовыражается как своего рода личность; меч свят настолько, что на нем приносят присягу.
Сигмунд, сын Вольсунга, получает по воле Одина меч, выхватив его без какого-либо усилия из Мирового древа, в ствол которого бог вогнал его по самую рукоять. Герой отказывается уступить его даже за целую меру золота, которая в три раза превосходит вес меча. С этим мечом он совершает великие подвиги. Клинок сломался только в тот момент, когда Сигмунд перестал пользоваться бо¬жественным благоволением. Он преломился, ударившись о копье самого Одина, который по-гомеровски вмешался вдруг в ход сражения. Жена Сигмунда сохранила обломки клинка. Из них был выкован меч Грам для сына, Сигурда, который прошел инициацию под руководством кузне¬ца. Грам творит чудеса героизма в мощной длани Сигурда: тут и разрубленная наковальня, и рассеченная шерстинка, увлекаемая течением реки, и, наконец, убийство дракона Фафнира. Инициация Сигурда завершается убий¬ством самого кузнеца. Все это согласуется со схемой, хо¬рошо известной этнографам.
Божественное происхождение и у меча, выкованного Виландом, научившимся мастерству у кузнеца-наставника Мимира и гномов с горы Каллав. Виланд вызывает на со¬ревнование другого великого кузнеца — Амилиаса. Став¬ка — жизнь, как часто случается в соревновании между сверхъестественными мастеровыми. Их мастерство окру¬жено тайной. Амилиас выковывает железную кольчугу и шлем, но Виланд одним махом разрубает и шлем, и коль¬чугу, и самого соперника. Не поэтическое ли это преувели¬чение? Тут же вспоминается, реальное событие: гибель Одоакра, разрубленного пополам мечом Теодориха. Этим оружием восхищался Кассиодор. Гипербола не только поэ¬тический прием, но и метод хронографической прозы и эпистолографии. И все же... когда собственными глазами ви¬дишь следы ужасающих ран на бренных останках воинов той эпохи, поднятых из могил, невольно спрашиваешь се¬бя: неужели все, о чем говорится в текстах, всего лишь «гипербола»?
Другой меч чудесного происхождения — это Хрутинг, один из самых прекрасных, о которых известно с незапа¬мятных времен. Клинок его из стали, закаленной соком ядовитых трав, кровью, добытой в сражении. Ни разу не подвел он воина, крепко сжимавшего его рукоять в пылу битвы, смело шедшего навстречу опасности. Это истори¬ческий меч, воспетый рунами. И еще он — меч Беовульфа (1), которым тот умертвил чудовище. Его клинок раство¬рился в «ядовитой крови поверженного противника». В ру¬ке героя осталась драгоценная рукоять, которая тоже если и не божественного, то уж, во всяком случае, сверхъ¬естественного происхождения. Этот меч выковали вели¬каны.
Своему сокровенному боевому другу герой дает имя. Начертанные на клинке руны — магический язык меча. Тайна, окутывающая его происхождение, превращает меч в существо одушевленное, живое, со своим собственным характером — в личность. Меч Тюрвинг взыскует смерть человека всякий раз, когда его вынимают из ножен. Дайнслеф наносит незаживающие раны. Хвитинг поражает про¬тивника и исцеляет друга. Атвейг поет, когда воин обнажа¬ет его во время битвы, истекает кровью, когда где-нибудь далеко идет сражение (2). Необыкновенное это оружие мо¬жет выйти из повиновения и не подчиниться правилам по¬гр****ьного обряда: драгоценный дар должен перейти в руки преемника.
Значимость оружия, главным образом меча, среди гер¬манских народов отражена в юридических установлениях Оружие в центре всех основных моментов жизни юноши-воина. Оно дается ему как дар, когда он вступает в возраст совершеннолетия. Коль скоро юноша-воин в состоя¬нии владеть оружием, то оно свидетельство его свободного состояния. Оружие — дар, которым обмениваются жених и невеста при вступлении в брак. И еще: оружие — часть ритуала присяги, священный знак — меч, вогнанный в зем¬лю по самую рукоять. В этом обычае нельзя не увидеть то, о чем было сказано выше. Это скифо-алано-гуннский ритуал. Присяга, приносимая на оружии, засвидетельст¬вована в «Эдде», юридическими источниками едва ли не всех германских народов. До какой степени оружие выра¬жает, вернее сказать, символизирует мужское начало, видно из законов аламаннов: представители обоего пола присягают на том, что им более всего дорого. Мужчины клянутся во имя войны, женщины — во имя материнства. Она клянется «сосцами своими» либо «грудью своей», он — «оружием своим». Особый вид присяги на оружии знаменует у северных народов вступление в военную сви¬ту вождя — comitatus. По некоторым свидетельствам, воин, совершающий обряд вступления в comitatus, дол¬жен был приложить рукоять меча ко лбу, произнося при этом слова клятвы.
Священная и правовая значимость оружия, конечно же, не могла быть полностью предана забвению, когда германские варвары приняли христианство, религию мира, а не войны. Но закономерен вопрос, в какой степени они приняли эту религию на самом деле? Следует спросить, в какой степени их христианство было религией мира? Это центральная и многообразная тема. Сейчас же огра¬ничимся повторением, быть может, известных фактов. Законы лангобардов и баваров, ставших христианами, говорят о «священном оружии», то есть таком, которое было освящено, очищено от скверны греха. На таком ору¬жии закон разрешал приносить клятву. Таким оружием можно было пользоваться, чтобы вершить суд божий. Итак, освящение функционально и призвано оправдать в глазах новоиспеченных христиан сакральное использо¬вание оружия. Практика, разумеется, древняя и язы¬ческая, но столь прочно укоренившаяся в гражданском сознании и правовом обиходе, что отвергать ее, особенно в обществе, которое оправдывает войной существование своих институтов, вряд ли представлялось возможным.
Буквальное, или, если угодно, примитивно материа¬листическое, прочтение Священного писания подкрепляло практику применения оружия, включив его в новую систе¬му ценностей. Меч — символ силы, справедливости, от¬мщения, не так ли? Разве Иисус не сказал, что не мир, но меч принес он на землю? У кого нет меча, пусть продаст плащ свой и купит меч? Не призывал ли св. Павел взять в руки меч господен, то есть слово господне? Не сказано ли в «Откровении от Иоанна» об обоюдоостром мече, исхо¬дящем из уст восседающего на белом коне и ведущего за собой рать ангельскую? Возражать, что аллегорический смысл всех этих призывов содержит отрицание примене¬ния оружия в земном царстве, бесполезно. Слова, особенно в понимании народов, приученных к магии, обладают само¬стоятельной ценностью, выходящей за рамки концепций, которые они выражают. Но сейчас нас интересует не столь¬ко действительное значение оружия в Священном писании, сколько тот смысл, который видели в нем «варва¬ры».
Разумеется, с победой христианства мечи более не ос¬вящают при помощи рунических заклятий, хотя вполне ве¬роятно, что в тайных закопченных мастерских германские кузнецы по-прежнему нашептывают за работой древние carmina, заклиная владыку подземного царства. Быть может, в намерения тех, кто насаждал христианство, вхо¬дило, чтобы освящение оружия соответствовало двум вза¬имодополняющим целям: во-первых, ввести в круг христи¬анской культуры, так сказать, «окрестить» древний свя¬щенный обычай; во-вторых, изгнать во имя Христа дья¬вольские силы, гнездящиеся в оружии, очистить от них последнее прибежище старых языческих богов. Литурги¬ческое освящение сменяет древний магический ритуал. Вместо рун — надписи, в том числе и религиозного содер¬жания. Не исключено, что справедливо мнение, будто при принесении присяги в христианскую эпоху главное зна¬чение имел не клинок меча, а рукоять. Действительно, в средние века рукоять меча все чаще использовалась в ка¬честве хранилища реликвий. Приобретение рукоятью крес¬тообразной формы могло привести при совершении риту¬ального акта к «исчезновению» функциональной значи¬мости меча как орудия войны. Он становился символом, священным предметом. Однако христианское средневе¬ковье, хотя и пыталось заменить оружие святыми мощами при принесении присяги, в конце концов предпочло дву¬смысленность, заключив реликвии в рукоять холодного оружия.
С одной стороны, речь шла, по сути дела, об ассоциа¬тивной связи между хранилищем святынь и оружием, уста¬навливавшейся с той целью, чтобы клялись на святыне, а не на оружии как таковом; при этом отнюдь не страдали традиционные чувства германского воина, в нем не воз¬буждались отрицательные эмоции по отношению к новой религии. Но с другой стороны, не имеем ли мы дело с неким экспериментом, если и не магическим по своей сути, то уж, во всяком случае, имеющим определенный магический компонент? Вделанные в рукоять святыни, быть может, увеличивали силу оружия, обеспечивая неуязвимость сво¬его хозяина наподобие волшебных мечей германского эпо¬са, тех самых, которые пели и жаждали кровопролития. Сама крестовина рукояти на протяжении всего «золотого времени» рыцарства, не выполняла ли она апотропеическую функцию? «Се крест Господен, которого бегут вра¬ги»,— гласила, например, ритуальная формула поклоне¬ния св. распятию. Снова война как психомахия. В эту кон¬цепцию прекрасным образом вписывается и этот эле¬мент.
Вспомним великолепный пример оружия — хранилища святыни. В рукоять своего меча-спаты Дюрандаль Роланд вделал: кровь св. Василия, нетленный зуб св. Петра, вла¬сы Дионисия, божия человека, обрывок ризы Приснодевы Марии. В рукояти другого меча — гвоздь из распятия. Воин, присягнувший на подобной святыне и нарушивший данное слово, был уже не просто клятвопреступником. Он совершал святотатство.
Христианские нововведения на примере святынь доста¬точно очевидны. Но была и невидимая сторона оружия, действовавшего в рыцарском эпосе. Оно по-прежнему не порывало с германской мифологией. Его нарекали собст¬венным именем: Дюрандаль Роланда, Жуаёз Карла Вели¬кого, Экскалибур легендарного короля Артура. Рождение оружия окутано покровом тайны. Экскалибур, например, добыт из скалы, но чудесным образом исчезает, как только умирает король. Чья-то неведомая длань, восстав из водя¬ной пучины, похищает меч. Ангел вручает оружие Карлу, чтобы он наградил им лучшего из своих воинов-вассалов. Оружие всегда личность. Карлов меч «не желает» ломать¬ся в роковой день Ронсевальского побоища, «не хочет» оставить своего сеньора. Меч — одушевленное, очелове¬ченное существо, могущее внушать к себе любовь. Немало сказано о том, что в «Песне о Роланде» отсутствуют жен¬ские персонажи и любовная интрига. Патетическое и ми¬молетное видение Альды не в счет. Но забывают при этом о любовном гимне, который пронизан высоким чув¬ством, идущим из глубины сердца, когда Роланд обраща¬ется к своей верной подруге-спате — Дюрандаль (spatha — ж.р.); обрекая ее на «вдовство», Роланд оплаки¬вает судьбу Дюрандаль, ведь она остается одна, без своего господина. Он умоляет ее выполнить его последнюю волю и, наконец, заключив в прощальном объятии, обещает ей верность за гробом.
Роланд умирает, но, готовясь переступить порог между жизнью и смертью, даже и не помышляет о прекрасной Альде, вскоре угасшей от горя и любви к своему суженому. Нет, не восхитительные переливы ее златых локонов воз¬никают перед угасающим взором рыцаря. Он видит сталь¬ной блеск клинка своей боевой подруги.
Даже умирая, Роланд все-таки успевает закрыть своим телом возлюбленную спату. Христианский рыцарь посту¬пил так, как поступали все воины, чьи бренные останки покоятся в торжественной тишине франкских, аламаннских и лангобардских погребений. Прошли века, и рука любознательного археолога совлекла с них покров тайны.

 

[Доктор Имаго]

Об аланах Аммиан Марцеллин говорил, что у них нет ни храмов, ни святилищ, нет даже крытой соломенной крышей хижины. Один обнаженный меч, воткнутый в зем¬лю, которому они поклоняются как символу своего бога войны, властелина земель, их кочевий.

NADYN, что-то подобное я слышал про русов.

 

[Algo]

Как изогнутые, так и прямые мечи появились еще в эпоху бронзы. Кривой и прямой мечи различались, в первую очередь, балансом. Центр тяжести прямого меча располагался на уровне гарды или на насколько сантиметров выше. Кривой же меч уравновешивался примерно на середине клинка. В отличие от своего прямолинейного собрата, он предназначался в первую очередь для рубящего удара. Изгиб рубящей кромки делал клинок более прочным, а высокое расположение центра тяжести значительно увеличивало его пробивную силу.
С другой стороны, “низкая” центровка делала прямой меч оружием очень удобным и “быстрым”. Это открывало широкие возможности для нанесения колющих ударов. В качестве рубящего оружия прямой меч оправдывал себя только при весе 2.5-3.5 кг (да и то с грехом пополам). Это вынуждало воина на случай встречи с бронированным противником носить еще и топор.
Обычный на Ближнем Востоке в раннем средневековье, кривой меч весом 1.5 кг и расширяющимся к концу клинком длиной около 50 см разрубал доспехи не хуже, чем вдвое более тяжелый европейский риттершверт (длинный рыцарский меч). Вот только “дальнобойность” его была невелика. А делать кривой меч длинным не имело смысла, ведь при клинке в 100 см. он ничем не отличался бы от секиры. Наконец, кривой меч мог иметь только одну рубящую кромку. А это в эпоху производства оружия путем сварки железа и стали означало вдвое меньший срок службы. Ведь, при ударах клинки стремительно тупились и иззубривались. Зато кривой меч часто имел массивный рифленый обух. Иногда в отверстия на обухе даже вставлялись несколько колец. “Веселее, когда звенят”? Нет... Весело было, когда удавалось принять удар вражеского клинка на это рифление или на сами кольца. Противнику после этого оставалось только бежать за новым мечом...
Кривой меч имел одни преимущества, а прямой — другие. Но достоинства прямых мечей долгое время перевешивали. Ведь всадникам, сидящим на громадных боевых конях, требовались длинные клинки. Прямыми мечами во времена Крестовых походов вооружались не только европейские рыцари, но и большая часть арабской кавалерии. Основными клиентами оружейных мастерских в средние века были всадники — тот, кто имел коня, мог позволить себе купить меч. А всаднику требовался клинок одновременно длинный, нетяжелый и хорошо приспособленный для рубящего удара. Ведь попытка нанести колющий удар в движении означала для конника, в лучшем случае, потерю оружия. В худшем — гарда ломала ему запястье.
До появления упругой стали прямой меч с “низким” балансом был наилучшим компромиссом. Но мечи из твердой стали выходили очень недолговечными и тупыми. Рубящую кромку было сложно заточить — она легко крошилась.
Сделать длинным, легким, прочным и острым можно только клинок из упругого материала, и древние металлурги настойчиво искали способ научить сталь пружинить. Но как, если расплавить железо в древних и средневековых печах было невозможно? Впервые упругая сталь — булат — была получена индийскими мастерами еще в I тысячелетии до н. э. Технология производства булата по меркам средних веков была невероятно сложной. Требовались чистая железная руда и печь из огнеупорного кирпича. На заключительной стадии плавки науглероживание производилось не древесным углем, а графитом. Печь должна была остывать очень медленно — несколько суток. В этом заключался первый секрет (при очень медленном охлаждении в железе, разогретом до пластического состояния, возникали крупные кристаллы). Второй же секрет заключался в том, что происходит этот процесс только в необычайно чистом железе. Для этого требовалось закладывать в печь графит (чистый углерод) вместо угля.
Но результат стоил затрат! Булатный клинок выходил втрое прочнее сварного, не ломался, и мог быть заточен до бритвенной остроты. Типичный “прикол” того времени — уронить шелковый платок на лезвие такого меча. Невесомая ткань легко распадалась надвое. Тем не менее, на протяжении всего средневековья булат производился только в Индии. “Похищать” его секрет у индийских мастеров было бессмысленно. Все равно графит за пределами Индии практически не добывался.
Более технологичный путь получения упругой стали, при котором не требовались ни какая-то особенная руда, ни графит, ни специальные печи, был найден в Китае во 2 веке нашей эры. Железную заготовку расковывали в длину, складывали пополам, потом снова расковывали и складывали — так раз 30-40, пока хватит металла. А с каждой проковкой его оставалось все меньше. Раскаленное железо быстро окислялось. В итоге получалась заготовка, в которой чередовалось много слоев металла с высоким и низким содержанием углерода. Выкованный таким образом клинок всегда можно было узнать по красивому волнистому рисунку, проступавшему на лезвии после полировки.
По более прогрессивной технике, проковывался пучок заранее заготовленной проволоки или ленты с определенным содержанием углерода. Так тратилось значительно меньше времени и железа. Но и в этом случае вес готового изделия составлял всего 15% от веса заготовки.
Под названием “вуц” упругая китайская сталь успела прославиться даже в Риме. Европейцы познакомились с узорчатым железом во время Крестовых походов, и стали называть его “дамасской сталью” или просто “дамаском” — так как в 12-13 веках основным центром металлургии на Ближнем Востоке был сирийский город Дамаск. В Иран, Сирию и Аравию технология производства дамаска проникла из Китая в 6-7 веках. Из Ирана дамаск попадал в Хазарию, а с 11 века сабли стали использоваться и на Руси. Русские называли такую сталь “красным” (красивым) железом или “булатом”. Настоящий булат был редок даже в Азии, и на Русь практически не попадал.
После появления дамасских клинков жесткие доспехи стали уступать место мягким. На Востоке вошли в моду шелковые халаты. Они давали воину отличную защиту и, в отличие от пеньковых кафтанов и войлочных бурок, совершенно не ограничивали подвижность. Арабы стали надевать на шлемы тюрбаны — толстые жгуты из грубой крапивной ткани. К 17 веку тюрбан превратился в огромную шапку из множества слоев материи, набитую, к тому же, пенькой и ватой. Надевать под него железный шлем стало не нужно. Не только сабли, но и палицы оказались бессильными против такой брони. По мере распространения сабель кольчуги и кожаные панцири сменялись стегаными халатами и набитыми пенькой и конским волосом стрелецкими кафтанами.
На появление мягкой брони оружейники ответили ковкой клинков с микропилой. То есть ковать оружие начали так, чтобы волокна стали располагались под углом к рубящей кромке. Тогда на лезвие возникали неразличимые глазу, но очень опасные зубчики. Шелк бессмысленно рубить, но ничто не мешает его резать. Возможность уменьшить вес оружия втрое сделала смещение центра тяжести к гарде ненужным. Напротив, появлялись все основания сместить центр тяжести к острию, а сам клинок изогнуть для увеличения эффективности рубящего удара.
Радикальное улучшение качества материала позволило всадникам обзавестись легким рубящим оружием. Так появился скимитар — меч весом около 1-1.4 кг с изогнутым, расширяющимся к острию клинком, длиной 70-90 см. Скимитары использовались не только кавалерией, но и пехотой. Еще в раннем средневековье в Китае появились двуручные скимитары весом 2.5-3.5 кг и клинками длиной 100-120 см. Предназначались они, как и положено двуручным мечам, для борьбы с кавалерией. Если быть точнее — с конями (арабы сносили такими двуручниками головы коням крестоносцев). На Ближнем Востоке скимитары стали использоваться еще в 6-7 веках. Но даже в эпоху Крестовых походов такое оружие рассматривалось как драгоценность. Только в 14 веке скимитары и сабли стали главным оружием азиатской кавалерии. В 15 веке мечи были вытеснены саблями и на Руси, хотя металл для клинков ввозился в Московию по Волге из Ирана. В Западную Европу азиатское оружие практически не попадало. Но уже в 16 веке европейцы начали ковать сабли из “английской” стали. А в 17 веке в Европе стал производиться и дамаск. Первыми освоили технику выковывания клинков из пучка проволоки мастера испанского города Толедо.
Сабли появились вскоре за скимитарами и постепенно вытеснили их. Совершенствование мастерства кузнецов позволило сделать клинок более узким и длинным. Кроме того, расширение было заменено “елманью” — утолщением вблизи острия. Выковать клинок с елманью было значительно сложнее, чем плоский. Зато равномерное по ширине лезвие сабли удобно было убирать в ножны. Иногда для переноски скимитары снабжались собственными ремнями. Точнее — шелковыми лентами. Один конец ленты крепился к рукоятке, второй пропускался через проушину или кольцо в обухе. Но носить острый меч таким способом было не только неудобно, но и опасно.

Ссылку не даю - сайт несерьезный Но текст, по-моему, вполне профессиональный.

 

[Algo]

В продолжение темы.

Японская катана — меч очень необычный. Даже куда более необычный, чем принято считать. Перечисление странностей катаны можно начать с того, что она — все-таки меч, хотя и выглядит, как сабля. С прямыми мечами катану роднит низкое расположение центра тяжести. Это, казалось бы, указывает на преимущественно колющее назначение оружия. Но зачем колющему мечу изогнутый клинок? Это неудобно. Еще неудобнее колоть, удерживая меч двумя руками, а ведь рукоятка катаны сделана именно под две руки. Двуручный захват требуется для того, чтобы быстро занести тяжелый меч. Усилению удара легким клинком он никоим образом не способствует.
Действия самурая, сражающегося катаной, надо признать, не менее странны, чем сам этот меч. Японец не рубит и не колет, а наносит необычные скользящие удары. Он... режет! Вот, стало быть, зачем нужна вторая рука. Поскольку инерция оружия не используется (при таком весе и расположении центра тяжести инерции, можно считать, вовсе нет), на рукоятку приходится сильно нажимать. Никакое холодное оружие не наносило таких страшных ран, как режущее. Во время Второй Мировой войны американцы предостерегали своих солдат от попыток закрываться винтовками от ударов японских мечей, запросто перерубавших огнестрельное оружие. Но не стоит забывать, что наносить удары режущими клинками было очень трудно. Они оправдывали себя только как бронебойное оружие, причем далеко не против всякой брони. Но ствольная сталь была мягкая, поэтому винтовка, по большому счету — не показатель “крутизны” катаны. Японский плетеный доспех, в котором шелковыми шнурами были скреплены пластинки из твердой стали, катана не брала. Катана — не средневековый меч. Такой, какой мы привыкли ее видеть, катана стала только в 17 веке. До 17 века самураи были конными воинами. Соответственно, и мечи им требовались совсем другие.
Режущим оружием были, конечно, не только катаны. На Ближнем Востоке в позднем средневековье режущие сабли стали даже преобладать. Классическим примером может служить кавказская шашка, предназначенная для разрезания бурок и папах. Шашка имела “высокий” баланс, и удар ею наносился резкий, от себя, что, конечно, было удобнее для всадника. Но затем клинок требовалось вести таким же скользящим движением, как катану. Это называется “рубить с оттяжкой”.
После перевооружения кавалерии саблями значительно легче стало и европейское защитное снаряжение. Рубящий удар фактически может обрушиться только на голову или плечи. Так что доспехи всадника быстро свелись к усиленному конским хвостом шлему и легким наплечникам из железа и шелковых шнуров — эполетам. Пехоте же не нужны были и эполеты. Даже драгунский конь имел не меньше 165 см в холке — ударить пехотинца всадник мог олько по голове. В 17 веке голову, шею и плечи европейского воина защищал парик. Парик уже сам по себе, особенно, если его обсыпать пудрой, “держал” рубящие удары шпаг. На случай же удара саблей поверх парика надевалась треуголка. Треуголка с париком давала лучшую защиту, чем бронзовый шлем с конским хвостом, но всадники еще долгое время предпочитали жесткие шлемы. Парик мало помогал при падении с лошади.
В 18 веке на смену непрактичному парику пришел удобный кожаный шлем кивер с заимствованным у турецких тюрбанов султаном — торчащим вверх пучком конского волоса и проволоки. Гвардейцы вместо киверов использовали огромные меховые папахи. Но оригинальнее всего оказался путь, выбранный японцами. Самураи стали носить на головах нечто, до изумления напоминающее легендарный тазик для бритья дона Кихано (благодаря “блестящему” переводу Сервантеса более известного как Дон Кихот). Японский шлем — настолько плоский, что европейцы долгое время принимали такие шлемы за маленькие щиты — носился без подшлемника. В качестве “амортизирующей шапки” самурай использовал собственные волосы, сплетая их в тугой узел на макушке. Неустойчиво сидящий на узле волос шлем не давал себя разрубить. Под ударами он раскачивался, и даже самый “зубастый” клинок соскальзывал с него.

Как уже было сказано выше, азиатские оружейники умели изготавливать клинки с микропилой. Но им долго пришлось ломать голову над тем, как объединить ффективность режущего удара с простотой рубящего. Результатом напряженного творческого поиска стало появление сабель и скимитаров с необычайно сильным изгибом клинка. Казалось бы, зачем сгибать клинок под углом 40-50 градусов? Таким оружием колоть будет невозможно, да и общая длина сабли уменьшится. Но средневековые мастера знали, что делают. Нелепые с виду сильноизогнутые сабли (в Европе они обычно назывались “турецкими”) оказались страшным оружием.
Такие сабли рубили и резали одновременно — так называемая оттяжка клинка при ударе производилась не неудобным движением к себе, а естественным движением руки вниз, с использованием инерции оружия. Но колоть турецкой саблей было, действительно, почти невозможно. Часто ее острие даже не затачивалось. Чтобы наделить такой меч возможностью колющего удара, следовало совместить на одной линии рукоятку и острие, придав клинку двойной изгиб. S-образную форму, кстати, имели еще древнеегипетские бронзовые мечи кхопеши. В средние века мечи с двойным или даже обратным изгибом иногда ковались, но только турецкие оружейники сумели “довести идею до ума”. Так появилось самое мощное клинковое оружие — ятаган. В литературе ятаганами иногда называют скимитары и сабли, а иногда это название закрепляется исключительно за кинжалами янычар. Это неправильно. Ятаганом можно называть только оружие с небольшим двойным изгибом. Длина клинка могла быть разная. У янычар ятаганы действительно были короткими, но кавалерийские образцы могли иметь клинки длиной до 90 см. Вес же ятаганов, независимо от их размеров, составлял, как минимум, 0.8 кг. При меньшем весе оружием становилось трудно рубить.
Ятаганом можно было колоть, рубить и резать. Причем рубящие удары наносились верхней частью клинка, а режущие нижней — вогнутой — частью. То есть резали ятаганом, как шашкой или катаной, поэтому гарды он не имел. Но была разница. На ятаган не требовалось наваливаться двумя руками, как на японский меч, его не надо было медленно вести, как шашку. Пешему бойцу достаточно было резко дернуть ятаган назад. Всадник же должен был его просто удерживать. Остальное, что называется, было делом техники. Вогнутый клинок “вгрызался” во врага сам. А чтобы ятаган не вырвался из руки, его рукоятка снабжалась ушами, плотно охватывающими кисть бойца сзади. У наиболее тяжелых образцов под обычной рукояткой располагался упор для второй руки. О пробивной силе ятаганов достаточно сказать, что даже 50-сантиметровые кинжалы янычар пробивали рыцарские латы.
Палаш — оружие с прямым клинком односторонней заточки — в Европе долгое время рассматривался как альтернатива сабле. Чаще всего появление этого оружия датируется 16 веком, хотя на самом деле палаш намного древнее. Прямые мечи односторонней заточки встречались в Европе в 10-11 веках, еще раньше палашами из иранского дамаска вооружалась кавалерия хазар. Известно такое оружие было и в средневековом Китае, и в Индии, и на Ближнем Востоке. Но настоящее признание, пусть даже временное, палаши получили только в Западной Европе. Еще в 18 веке большая часть европейской кавалерии вооружалась именно палашами. Тяжелая же кавалерия — кирасиры — вооружалась палашами и в 19 веке. В отличие от сабли, палаш имел “низкий” баланс, что, наряду с прямой формой клинка, делало его значительно более удобным для колющего удара. Но рубить наравне с саблей палаш начинал, только если был на 25-30% тяжелее. Поэтому вес европейских палашей достигал 1,4 кг.

О достоинствах сабли лучше всего говорит тот факт, что все прочие виды холодного оружия с длинным клинком были вытеснены ею в честной конкурентной борьбе. В конце концов, сабле удалось одолеть даже ятаган.
В 60-х годах 19 века оружейники наконец-то научились плавить сталь. Вскоре появился ее особый сорт — “сабельная”. Новые клинки, за характерный оттенок блеска прозванные “селедками”, не уступали по качеству булатным — разваливали человека от плеча до пояса и разрубали стальные шлемы. Они могли производиться машинным способом, а следовательно, были дешевле и доступнее клинков ручной работы.
Для пеших воинов клинковое оружие всегда имело только вспомогательное значение. Лучшего же, чем сабля, оружия для всадника придумать было нельзя. Сабли сохранялись на вооружении кавалерии до тех пор, пока существовала сама кавалерия.

 

[NADYN]

Ну о мечах можно читать и без картинок, хотя с картинками конечно лучше Дамам не свойственно зевать при обсуждении мечей, так как это почти что хужожественные произведения, в отличие от вульгарных танков. Шутка.
Кстати, ведь можно поговорить и об истории конкретных мечей, принадлежаших конкретным людям.
Так как я уже выкладывала иннформацию о мече Жанны Д'Арк в соответсвующей теме, то тут просто дам ссылку на свое сообщение.
З.Ы. Обажаю себя цитировать

 

[Algo]

NADYN,

Ну о мечах можно читать и без картинок, хотя с картинками конечно лучше

Раз лучше - значит добавлю.

Дамам не свойственно зевать при обсуждении мечей, так как это почти что хужожественные произведения, в отличие от вульгарных танков.

Мечи, рыцари, романтика... А тут чумазые танкисты в стальном гробу... И пахнет в танке нехорошо ... Обидно, честное слово, [скупая мужская слеза капает на затвор танковой пушки]!

истории конкретных мечей, принадлежаших конкретным людям

А у них - у мечей - есть история? Качество металла во времена дАрк было просто отвратным для долгой жизни и долгой истории.

 

[NADYN]

Algo,

Мечи, рыцари, романтика... А тут чумазые танкисты в стальном гробу... И пахнет в танке нехорошо ... Обидно, честное слово, [скупая мужская слеза капает на затвор танковой пушки]!

Ну романтику в немытых рыцарях, мало умеющих читать и писать и постоянно страдающих от укусов вшей и блох, тоже могут увидеть только те дамы, что начитались романов Вальтера Скотта (ах, Айвенго, ах Квентин Дорвард) или Томаса Мэлори с Кретьеном де Труа (ах Тристан, ах Ланселот) Кстати, есть же точка зрения о том, что война как таковая калечит психику человека, а война в Средневековье - неотъемлемая часть жизни, так что...
А вот мечи - это красиво

А у них - у мечей - есть история? Качество металла во времена дАрк было просто отвратным для долгой жизни и долгой истории.

А вот здесь врывается человеческий фактор. Меч важен не сам по себе, а тем, что им владел тот или иной человек.

 

[Доктор Имаго]

скупая мужская слеза капает на затвор танковой пушки

Algo, не плачь, лет через 500 дамы тоже будут восхищаться изяществом танков.

 

[Algo]

Доктор Имаго,

не плачь, лет через 500 дамы тоже будут восхищаться изяществом танков

Доктор, как вы меня утешили!

Обещанные картинки

1) Персидская сабля шемшир (конец 18го века)
2) Сабля
3) Шашка
4) Катана
5) Ятаган

И вот интересная ссылка http://budo-vld.by.ru/cold.shtml?sable

 

[Доктор Имаго]

Algo, чё-то катана странноватая, острие какое-то непривычное.

 

[Algo]

Доктор Имаго,

чё-то катана странноватая, острие какое-то непривычное

Фото взял с сайта, торгующего раритетным оружием. Там сказано - катана 18го века. Так что, если не подделка, то и такие катаны были.
Забыл сказать, что шемшир (там фотографии двух разных) и ятаган тоже раритетные, а шашка и сабля - современных умельцев.

 

[Toshka]

Простите великодушно, но смею с Вами не согласиться.

Shel, просто очень долго существовала традиция размещать в рукоятке меча развещались части мощей святых. Опять же рукоятка и лезвия образовывали форму креста.
Ксати, ведь в этот же период происходит эволюция в восприятии Христа, в восприятии церкви. Отсюда и воинственность. Но что бы не уходить от темы, пускаясь в рассуждения о религии, лучше дам ссылку на работу Франко Кардини "Истоки средневекового рыцарства"

Вот уже несколько лет, как я занимаюсь изучением истории холодного оружия. Самый любимый вид - это меч. Так вот, в рукояти мечей мощи святые не закладывали! Это сказки, сочиненные в более позднее время! Спросите, чем докажешь? А вот чем: возьмите в руки меч рукоять которого не целиковая, а имеет некое углубление или капсулу внутри (ведь мощи надо разместить с великим почтением и уважением. Мы ведь люди набожные и суеверные, как ни как на дворе лихое средневековье. Простите за небольшое отвлечение от темы. А терперь в этим мечо у которого в рукояти дыра, т.е. полое пространство, попробуйте пору-тройку раз ударить по чему-нибудь твердому: мечу соперника или доспеху (желательно его же. а не своему), а после посмотрите. что от него останется.... На самом деле на самом клинке выбивались молитвы (либо полностью, либо только первые буква. По этой теме есть много статей Кирпичникова, т.к. именно он изобрел метод очистки полотна без нанесения ущербы надписям и рисункам. А так же по расшифровке молитв есть две книги на польском языке. Если очень надо. то могу поискать их название (т.к. наизусть не помню). Вы имеете право со мной не согласиться, но вот с Кирпичниковым спорить бесполезно. Этот человек знает в сотни раз больше нас всех.