• Уважаемый посетитель!!!
    Если Вы уже являетесь зарегистрированным участником проекта "миХей.ру - дискусcионный клуб",
    пожалуйста, восстановите свой пароль самостоятельно, либо свяжитесь с администратором через Телеграм.

Игра: "Маска, я вас знаю!" - 2009

Статус
В этой теме нельзя размещать новые ответы.

Оладушка

Ассоциация критиков
Сегодня день сплошных радостей! Во-первых, "Михей" наконец-то заработал. Во-вторых, настало 1 апреля со всеми отсюда вытекающими. И в-третьих, приглашение на наш традиционный карнавал в "Прозе" неожиданно приняло так много чудесных людей - и старых знакомцев, и новеньких в нашем разделе, но не менее дорогих моему сердцу. :rolleyes:

Напоминаю правила игры, для тех, кто забыл или никогда не знал. Перед вами замечательные тексты наших не менее замечательных форумских авторов. Ваша задача - угадать, чьему перу (точнее, чьей клавиатуре :) ) принадлежит та или иная работа. Тот, кто угадает больше всего авторов, получит почётное звание "Проницательный читатель 2009" - или любое аналогичное по собственному выбору. Предлагаю играть две недели (до 15 апреля). Если окажется, что времени мало, продлим срок.

Своими подозрениями делимся в этой теме. Гости карнавала тоже могут угадывать - главное, не признаваться, под каким номером скрывается собственная работа.

Ещё раз напоминаю, что "Маска" - игра, а не конкурс. Анализировать и оценивать тексты не нужно. Если только автор захочет получить подробный разбор своей работы - тогда после конкурса он может заявить о своём на то желании, и кто из критиков захочет - откликнется.

Естественно, читателям захочется поделиться впечатлениями. Для этого, а также для всевозможных вопросов и обсуждений по игре заведена соседняя тема. Нижайше прошу воздержаться в ней от негативных отзывов. Позитивные отзывы, подробные рассказы, что понравилось и почему - всячески приветствуются. :)

Итак, среди гостей карнавала были замечены:
deja
fktrctq
Foxkid
Harmua_hukku
Hope
Jetar
Mari@Vladi
Old_Nik
Sirin
Донна Анна
Змей
Ники 13
Оладушка
руки Frau_Muller
Эней

Правда, вскоре один из гостей сбежал, сославшись на неотложные дела. А остальные предстали под такими вот масками:

Маска № 1.
В ожидании Морфея​

Час ночи. А точнее семь минут второго. Пора засыпать. Вот отправляю последнее сообщение: «Приятных снов, любимая :-*». Отправлено… доставлено. Телефон на полку, будильник заведен. Все. Спать, спать, спать. Закрываю глаза и… боже, как я ее люблю!!! Просто сил нет. Хотя вообще-то как раз наоборот. Сил полно, сердце в груди бьется быстрее обычного. На губах все еще вкус ее помады. Ах… строит только закрыть глаза, как сразу вижу весь сегодняшний день. Цветы, поцелуи на берегу небольшого озера в парке, как кормили уток с моста, как художник рисовал ее портрет. Он так старался, что рисовал втрое дольше обычного. Обещал за полчаса, а рисовал полтора… Какое-то банальное свидание получилось. Надо что-нибудь необычное придумать. Куда бы ее сводить? Что же такое запоминающееся сделать? Встречу ее завтра на выходе из дома с букетом в одной руке и каким-нибудь подарком в другой. Нет, завтра сутра в военкомат, отсрочку оформлять. Вставать в семь утра. Так, сколько сейчас натикало? Как?! Два часа ночи? Только что же час был?! Все. Завязываем с мечтами. Поворачиваюсь на бок и… если бы она сейчас лежала рядом. Вот прямо тут, лежала бы, положив голову на мою руку. Было бы так спокойно и хорошо. Я бы снова наблюдал, даже скорее подсматривал, как она спит. Так мило морщит носик во сне, а большой палец легонько касается губ. Видимо у нее еще с младенчества эта привычка. И выражение лица у нее в такие моменты детское, наивное. А локоны рассыпаны по всей подушке. Как же она прекрасна с растрепанными волосами! Так… какие нахрен волосы. Спать пора. Уже… как три часа?! Недавно же… ай ладно. Итак, ложусь на спину, глубокий вдох и… как же она приятно пахнет. Духов ровно столько, чтобы едва уловить их в сантиметре от ее шеи. Но они так заводят, будоражат кровь, щекочут в носу. А если вдохнуть полной грудью, то можно почувствовать, как их аромат заполняет легкие, полностью, без остатка вытесняя привычный воздух. От этого перехватывает дыхание, голова начинает кружиться, понимаешь, что нужно выдыхать, но не можешь выпустить его из груди. Незабываемо, непередаваемо, немыслимо, невозможно… невозможно заснуть. Уже, небось,… ну да, четыре утра. Ну разве так можно. Засну я сегодня, в конце концов, или нет! Завтра ведь еще и тест по английскому писать. Как представлю, что завалюсь, аж мурашки по коже бегут. Кожа, … какая у нее нежная, бархатистая кожа. Особенно после душа. Она заходит в комнату, сбрасывает халат и пристраивается, обнаженная, рядом. Ложится спиной ко мне, вплотную, не оставляя и миллиметра между нашими телами. Я обнимаю ее, прижимаю к себе и буквально проваливаюсь в мир неги, блаженства, спокойствия, умиротворенности. Я могу лежать так часами. Лежать и понимать, что нет никого прекрасней нее. Лежать, зарывшись носом в ее волосы, ощущать тепло ее тела и не думать. Просто не думать. Какое же это блаженство. А что в итоге? В итоге я сейчас лежу в своей кровати, обнимаю одеяло, носом уткнулся в подушку, а на лице наверняка самая идиотская из всех моих улыбок. Что там за шум в коридоре? Отец встал на работу, значит уже половина шестого. Ну и ночка, будь она неладна. Видимо, не суждено мне выспаться. Сколько там еще, полтора часа сна? Да уж… овечек что ли посчитать? Раз овечка, два овечка, три овеч… А! Что! Как! Ах… это будильник, враг человечества номер один. Нет, не будильник, это смс. От нее. «Мне что-то не спится, напиши что-нибудь приятное :-*». Время отправки – шесть двенадцать. Ну как ее после этого не любить.

Маска № 2.
Белое на ВДНХ​

Я сижу и читаю. Это так забавно и так мило, хотя и показательно в то же время — каким было счастье тогда и какое оно сейчас…

«Фонарик очень хорошо светит. Очень! Со старым и не почитаешь-то толком, а этот — нате ж. И под одеялом с ним совсем как на столе при лампе. А свечка так вообще этому чуду в подмётки не годится. И мама меня ещё спрашивала, зачем я беру в Москву фонарик. Ну я же не буду девчатам спать мешать. А так и почитать можно. Всё равно ведь не спится… Мы завтра... Тьфу ты, то есть, сегодня идём на ВДНХ. Вот он, маленький значок на карте. Вот она, мечта! Очень сложно учиться за яблочко или конфетки. А за ВДНХ легко. Нет, я люблю маму и её подарки, но ВДНХ… Это… Это... Это стимул. Во! Вы не поймите неправильно — я бы и без ВДНХ хорошо училась, но с ним легче. И… А вот и солнышко поднимается! Ура-ура-ура! Пора!!!»

Тогда эта девочка скинула одеяло так, что то слетело прямо на середину комнаты. И конечно же было аккуратно возложено обратно и заправлено по всем канонам и правилам. Ведь будущая комсомолка не могла позволить себе беспорядничать в государственном учреждении. Да и дома не могла позволить. Это же ответственность! Ну, в общем, весь отряд собрался и пошли они на экскурсию. А на ВДНХ было очень интересно — не было тогда ни реклам, ни баннеров разных, была только радость, и был энтузиазм. Искренний такой энтузиазм. Настоящий. И поэтому как зашла девочка в ворота, так потеряла дар речи – какое тут всё было!

«И вот зашли мы в ВДНХ и прямо как в сказке очутилися – столько людей ходит, все радостные и все счастливые. А ещё такие смешные дядьки в костюмах ходят и папками трясут, словно у них там песок насыпан и они его вытрясти хотят. Но песка не было, а вот листочки часто сыпались. Я даже парочку подобрала. Как раз возле того места…»

Вот здесь под «тем местом» девочка имеет ввиду стенд животноводства Краснодарского Края. Там рассказывали про всякие сметы и перевыполняловки, показывали трактора и автоматические доилки. И даже выставляли разных чемпионных животных.

«А там стояла лошадь… Такая белая-белая, как сметана. И красивая-красивая, как мама. Я к ней подошла и она меня за прямо в волосы поцеловала. А потом подошёл дядя конюх и сказал, что лошадка очень любит сахар. А у меня не было сахара и я даже расстроилась, но дядя достал из кармана горсть белых кубиков и дал мне. У неё такой щекотный рот. А потом дядя конюх разрешил мне её погладить. Я её гладила-гладила, а потом она так личико вниз опустила, я не удержалась и вся за неё обхватилась. Потому что очень мне эта лошадка понравилась. Дядя конюх засмеялся, а наша вожатая сделала мне замечание, что нельзя таких лошадей сильно сжимать, потому что я могу её испортить. Я испугалась и быстро отпустила лошадку. И я бы её погладила, но дядя в костюме закончил выступать и мы пошли дальше. А я идти не хотела, но мне вожатая сказала, что надо, а завтра мы снова сюда придём и снова лошадку увидим. И я пошла».

И долго они ещё ходили отрядом по ВДНХ, смотрели разные картоши-кукурузы и платки-сарафаны. Но девочке это было неинтересно. Она всё думала, как бы тоже стать как дядя конюх — весёлой, с сахаром и лошадкой. И она себе обещала, что завтра придёт и обязательно попросит прощения у дяди конюха и у лошадки за то, что чуть ту не испортила. Но…

«Эту ночь я спала, потому что вожатая сказала, что если я не засну, то она оставит меня дежурной и не возьмёт на ВДНХ. А я не могла не идти – мне надо было извиниться. Не по-пионерски не извиняться. И я спала. А потом проснулась и мы опять пошли. Я так переживала, так переживала, что лошадка тогда обиделась. Но вожатая сказала, что ничего страшного и ничего та не обиделась. А я хотела всё равно извиниться. Но когда мы подошли, лошадки не было! Я стояла у калитки, а там уже стояла другая лошадка, но совсем не такая. Эта была такая коричневая и совсем не красивая. И я даже хотела заплакать, но ко мне подошёл дядя конюх и сказал, что лошадка уехала на другую выставку, где будет представлять всю нашу страну. И дал мне сахара. Но я не стала давать его новой лошадке, а просто сунула в фартук. А потом спросила не обиделась ли лошадка, что я её чуть не испортила. Дядя конюх засмеялся и сказал, что ничуть – ей даже понравилось. И я так обрадовалась, так обрадовалась, что даже чуть свой отряд не потеряла».

И потом эта девочка всем рассказывала, как она понравилась лошадке, которая поехала на выставку за всю нашу страну. И описывала эту лошадку в деталях и про сахар упоминала, и обязательно про доброго дядю конюха. И сама всем говорила, что хочет быть конюхом. Хотя, если честно, она всё так же хотела быть врачом, но вот чтобы та белая лошадка обязательно была рядом…

Маска № 3.
Dent de lait Dragon

В такие вещи труднее всего поверить, они так и остаются для нас то ли сном, то ли сказкой.

Быть может это воспоминание, быть может несбывшаяся мечта, я не знаю...

***​
"Да вот не рисуется она, зараза! Совсем. И все потому, что старый циркуль сломался в самый неподходящий момент — ты видишь? И что мне теперь делать? А? Как я должен ее рисовать? Как? Что-о? Кто там сказал — "от руки"? Ты издеваешься! Ты сам когда-нибудь пробовал рисовать гептаграмму от руки? А я пробовал, и ничего хорошего из этого не вышло", — я мрачно переругиваюсь с этим бестолковым смертным. Ну скажите на милость, зачем этот вредный человек так старательно вызывал демона? Заметьте, усталого и с полупустой готовальней. Думаете, для того, чтобы продать ему свою душу? Нет, отнюдь. Все это из простого любопытства, ему, видите ли, интересно - смогу ли я помочь ему снестись с кем-нибудь, как он выразился, посолиднее и сообразительнее, а у меня, как назло, не хватает сил, чтобы остановить его. Или не стоит? Нет, не стоит, пусть получит желаемое. Так что быстренько поможем несчастному обратится в "высшую инстанцию", там его сожрут без промедления и с удовольствием (а мне зачтется!), и я смогу спокойно удалиться и отдохнуть. Надоела человеческая суета.

Или помиловать дуралея? И отдохнуть.

Да-а, отдохнуть, как той прекрасной весной, ленивой и долгой, когда...

Опять кричит, торопыга. Кричит, мерзости, между прочим, и трясет осиновым колом, как будто я вампир. Терпеть не могу, когда меня называют снулым кровососом и принуждают рисовать гептаграмму по всем канонам и без инструментов, без капли благодарности, подгоняя и наглея.

Демон ему, видите ли, понадобился.

"Ладно, рисуем... Успокойся, видишь, я уже начинаю? Вот-вот, отойди подальше, отбрось кол и закрой рот. Наберись терпения, ты уже и так меня утомил. Жди!"

Лишь только луна ныряет в облако - я мягко, обеими ногами отталкиваюсь от сырой, пахнущей болотом земли. Удираю! Расправляю крылья и улетаю в сторону леса, втягивая клыки до нормальной длины и посмеиваясь над смертными. Глупцы, совсем расслабились и обленились. А теперь я от них улетаю, из этой промозглой осени прямо в пряную весну, в май.

Сквозь события и судьбы, свою печаль и чужую радость, в тот май, когда не было боли в уснувшем сердце, а был лишь жар солнца в крови...

***​
Славно.

Сидишь себе на вылезшем из песка сосновом корне, лысом и отполированным ветром, ноги спустив в ручей, а выше по течению кто-то набирает воду; здесь поток еще свеж, так же бурлив, но уже слегка замутнен, да и кто кроме меня сюда заберется. Я один и мне хорошо. Если пройти чуть ниже по ручью, то упрешься в болотце, по которому разбежались узкие струи потемневшей от торфа воды, а если подняться на полсотни шагов по склону, цепляясь за корни, обходя влажные валуны, то войдешь в сосновый бор, молодой, прозрачно-светлый от столпившихся по краю берез.

И ведь не лень мне было сюда спуститься? Не лень.

А вода в ручье не по-весеннему холодна, уходит меж пальцев, унося зимнюю тоску.

За спиной прошелестели шаги, палая хвоя заглушила их не до конца, и вот, она уже села рядом, покачнув толстую корягу. Наклонилась, зачерпнула воду ладонью у самых моих ног, неловко плеснув — капли срываются вниз, разбиваясь осколками радуги. Огоньки в ее глазах пляшут, как разошедшийся менестрель, в них тепло, то самое человеческое тепло, что опалит и согреет лучше всякого костра. Да она и сама — огонь; волосы ее цвета схваченных закатным пожаром сосен упали мне на лицо, оставляя горящие, как ожоги, следы, туманя запахом костра. Я не вспомню, о чем мы говорили, вместо слов — пустота... Но... Кажется, я рассказал ей сказку? Да, именно сказку.

***​
Длинный, высокий холм, рядом еще несколько таких же. Высохшая трава колеблется на ветру, тихо шелестит, а на вершине холма поднимается к небу замок — "Dent de lait Dragon": стены из светлого песчаника, выгоревшая черепица, ставни узких окон и ворота видны издалека, они окованы серебром и блестят. Белый замок, что похож на зуб, небольшой, но вытянутый ввысь, когда-то строился для принца, который так и не стал королем. Его создателей заботила красота, а не сила и крепость стен.

Нынешний князь, Храллин, потомок забытого в веках принца, стоял на дозорной башне...

В набегающих сумерках были видны далекие цепочки факелов, ползущие к основанию холма — а значит, к замку.

Это не удивительно — ведь одиноко стоящий мирный замок всегда кажется лакомым кусочком для разбоя, особенно, когда его обитатели позабыли о войнах.

Храллин собрал всех, кого можно было найти в замке, но их было мало и ни у кого из них не было опыта обороны при осаде. Впрочем, все они были умелые дуэлянты и каждый имел свой, особенный стиль боя, так требовали законы чести, так требовала традиция. Другого они не умели.

"Замок мал, и нас всего тридцать семь человек, долго ли мы продержимся? Кто из союзников разорвал договор?" — Храллин раздавал рунные клинки, вороненые кирасы, шлемы и ценные артефакты: облезлые плащи-полувидимки из чешуи дракона, мешочки-амулеты с горстью пыли из его же следа и остальную чушь, в которую и сам не верил. Но этого требовали традиции...

Клич атакующих срывался, терялся под стенами — на них оживали и бились тени, знамя белого замка полоскалось на ветру. Крики боли и страха разрывали воздух: одни падали со стен в ров, другие на каменные плиты замка, а кто-то еще держался, ему повезло. Число сражавшихся постепенно уменьшалось.

Знамя замка вяло сползло по шпилю дозорной башни, его заменило белое полотнище. С десяток израненных защитников и потерявший руку Храллин заперлись в ней и ждали традиционного парламентера, надеясь, что нападавшие удовольствуются выкупом и покинут замок, не подвергая его разграблению и раззору.

Но враги увидели, как обычное знамя вдруг сменилось белым стягом, гордым и зовущим, и им это показалось глупой насмешкой со стороны обреченных, вызовом продолжить и биться до конца. А это в их планы не входило.

Схватка утихла, пятерка уцелевших налетчиков спешно бежала прочь, в страхе ожидая погони и справедливой кары — кто-то же поднял знамя, белый яростный сигнал, наверняка вызывая подмогу...

***​
И смех ее помню, и нелепые вопросы, и честные ответы, и странное счастье, разжигающее сердце, и окрыляющая возможность снова быть самим собой — легко и просто — даже не задумываясь.

И так трудно было сказать, что люблю.

Наверное, все это было глупостью, встретились и разбежались, словно дети, веря, что лето впереди — навсегда, и любовь — легкие встречи.

Я вернусь в тот же май, я покину эту дряблую осень и найду те же ладошки и радугу у ручья. Снова расскажу старую сказку, но теперь до конца — я знаю, каков должен быть финал. И отважусь, отважусь сказать, что люблю.

Мои крылья станут белыми, юными, как молочный зуб Дракона. Мой зуб.

***​
Да. Я вернусь и расскажу ей не сказку, а правду: бой ни для кого не завершился победой, ведь разбойники не взяли добычи, а защитники замка умерли от ран, запершись в башне...
 
Маска № 4
ХАГИТ ОПАЗДЫВАЕТ В СРЕДУ

Пойдем на прогулку со мной? Мой друг, с которым я собираюсь вас познакомить, несмотря на расположенность к полноте, очень любит пешие прогулки при любой погоде. Сегодня, в день двухсотлетия Гоголя, погодка, кстати говоря, попортилась уже с ночи. Все деревья еще безлиственны, – и то дерево, название которого он никак не может узнать, этой ночью не могло нашуметь ему о дожде, но подоконник, жестяной скаредник, бодрствовал, подсчитывая со звоном копейки капель. Теперь вот то бусит, то накрапывает поувесистей, а ветерок приятно прохладен. Весна обождала в этом году.

Я за ним наблюдаю почти всю его жизнь (двадцать два отроду). Наиболее примечательная черта его внешности уже оглашена, а ничего более интересного не сыщешь в этом облике, – разве седину, но это надо пристального вглядываться или через лупу, если у вас плохое зрение.

Каждый рабочий день он совершает две получасовые прогулки от магазина до университета, в котором учился три года, а потом бросил. Ни о чем не жалеет, зато подружился с человеком, у которого родная душа, – благодаря случаю, не без моего участия, возможно, потому что случай курьезный. В спешке его ошибочно определили в группу смежной специальности с той, которую он выбрал. Полгода проучился там, чужак, смутно ощущая неладное. Смешанная группа, – что ж, бывает.

Каким-то образом мое присутствие почти всегда становится причиной мелких бедствий: в прошлом году перебои с доступом в интернет через университетскую сеть, какие-то неполадки с компьютером на этой неделе и только что сломанный наушник (L). Да что уж, хоть тряси, хоть нет, а ничего не поможет!

Однажды захотелось ему записать свой голос. Я, конечно, не мог такое пропустить. И началось: в течение месяца трагедия за трагедией. Что такое? Точно какая-то сила не желает, чтобы я поделился с форумчанами умением правильно читать стихи, не своим нечленораздельным голосом. Серия комических трагедий. Сломался диктофон. Отдали в ремонтную, но результат вышел незначительный. Чудовищный аппарат работает час, затем падает в обморок. Жизненные токи его оставляют. Вторично отдали в ремонтную (другую). Результат неясен. Операция происходит за закрытыми дверями, никто не выходит сообщить итог. Ко
всему диктофон не мой, а друга.

Даже не могу объяснить вам, какое именно влияние мы способны оказывать. Быть может, что этого влияния и вовсе не существует, – так, враки времени, происки пространства. Но признаюсь, иногда мне кажется, есть у него покровители покрылатей да подобрей, чем я.

С прогулки он возвращается к своей работе за прилавком. Я вообще-то никогда не заходил внутрь, лишь изредка, бывает, постою снаружи, загляну в окошко: темно, отражения, ничего не разобрать. Мы сейчас приблизимся, тут внутренним двориком пройти. Рытвины, калюжи, грязь. Ах, вот, что намного важнее: в центре двора удивительно красивая лужа, по форме напоминающая букву "с", поверхность которой полностью покрывает багряно-желто-зелено-синее извилистое масляное пятно. До вечера, дружок.

Ретроспективный обзор высвечивает в моей памяти мельчайшие детали, незначительнейшие события, свидетелем которых я был. Большой мяч, напоминающий млечный жиразол, молочный опал с радужкой, лежит в луже. Малость оплывшая горка золотистого песка в многочисленных луночках. Если долго рыть гибким пластмассовым совочком, можно докопаться до влажных камелопардовых слоев, а еще глубже песок чернеет. Воздух уплотняется, напрягается слух, сейчас появится вдали пассажирский
поезд, а потом громко пролетит мимо. После чего нашего мальчика прогонит сердитый владелец этой песочной горки.

Вчера ему пришлось обойти три продуктовых магазина в поисках хлеба, а все потому, что я за ним увязался. Однако в конце пути его ожидало вознаграждение: ярко-малиновая панорама заката прямо за старым зданием кинотеатра. Никак чье-то постороннее влияние. Все же оно не так сильно, через две минуты прервется подключение к интернету, и весь вечер
пойдет насмарку. Но прежде, разыскивая кое-какую информацию, он откроет страничку, откуда ненароком узнает название дерева, растущего под его окном.

Маска № 5.
Созвездие Южный Крест​

Шла и улыбалась в темноте под мокрым снегом, перебирая давние воспоминания, как лоскуты, из которых можно бы сшить одеяло, вот только неизвестно, кому и зачем. А могло бы получиться так красиво!

Серебряными нитями прошитый воздух, темно-синяя вода, малиновые блики солнца, блуждающие под веками, и голоса, сплетающиеся в древнюю мелодию, которую невозможно записать или запомнить.

Каждый год в марте они собирались всей группой в один и тот же день, и пять долгих лет она находила отговорки, чтобы не ходить на эти встречи, хоть и знала, что когда-нибудь придет, только чтобы заглянуть в его светлые глаза.

Все его девушки были безупречными синеглазыми красавицами, их он упорно отыскивал, на них женился и разводился с ними за эти годы после выпуска столько раз, что уже никого было этим не удивить.

И только ей, костлявой и нескладной Лошадке — как прилепилась, однако, кличка с первого курса, — фамилия такая была у нее — Лошадкина, — не светило ничего, но она была той самой, единственной, допущенной в мальчишеское братство, собиравшееся все лето напролет на узкой загаженной полосе пляжа.

— Извините пожалуйста, можно позвонить с вашей трубки, мне очень надо...

— Десять секунд твои, но имей в виду, если дольше...

— Я успею, честное слово!

Торопливо набрала номер, выпалила "ты где?" и кивнула головой. Семь секунд. Да, было такое время, когда мобильные операторы играли с населением в азартные игры.

— Учись, дура, смотри, как нормальные люди разговаривают! — кричал белотелый пухленький браток на свою бабу. А Лошадка уже бежала вприпрыжку к своим — "правее гостиницы, где камыши, у нас синее одеяло".

Они играли в "города" и бултыхались в волнах; почему-то в этой части пляжа всегда были волны, словно ее создала природа специально для них.

— Скоро же новый го-о-од! — орал он нарочито тонким голосом, заходя в воду, всегда впереди, — приплясывая и поеживаясь, и вдруг, всегда неожиданно, прыгал вперед, и вся компания с криками обрушивалась в воду.

Когда заходил разговор потом в их компании про лето и пляж, обязательно кто-нибудь вспоминал потом случай, когда он шел в залив спиной вперед, приговаривая — "вот мы в прошлом году тут с Лошадкой купались, волны были во!" и едва успел чиркнуть ладонью по горлу, как налетевшей волной его смыло, мелькнули пятки и донесся смех вперемешку с бульканьем, кашлем и матерком. Они срывались после работы в шесть часов ровно, и бежали к метро, чтобы встретиться на пляже и совершить нелепый ритуал: расстелить одеяло, пристроить в тень бутылки с пивом, а потом лениво, перебирая песок, вести разговоры ни о чем, о жизни, о чепухе, травить анекдоты и вспоминать пустяки, бежать наперегонки к воде и кувыркаться в воде, так, словно были для этого созданы.

Они ездили на залив до поздней осени, и вышло так, что остались вдвоем на осеннем пляже, докупавшись до синих губ, и самое разумное, что можно было сделать, только пойти в полупустой ресторанчик при санатории и накатить водки, просто чтобы согреться. Дождь зарядил сразу, едва за ними захлопнулась дверь. Говорили и пили, пока не пришло время бежать на последнюю электричку — о себе, о родителях, друзьях и о том, что скоро, уже совсем скоро наступит новый год, на этот раз по-настоящему.

Открылась дверь и они окаменели — сплошная стена воды стояла перед ними, белеющее в темноте здание санатория едва можно было разглядеть за ней. Переглянулись, достали зонтики, как дуэльные пистолеты. А после бежали по лесной тропинке, взявшись за руки, смеясь и перекрикивая гром, зонтики выворачивались наизнанку, а белые молнии уходили в землю — шагах в семи от них абсолютно беззвучно, но не было страшно ничуть, это она запомнила точно.
Возле самой платформы она метнулась через лужу бегом, потому что и так уже вымокла от шеи до пяток, а он всегда был упрямым, и решил прыгнуть. Они столкнулись на полдороге, упали в грязь и смеялись, сидя в грязной воде, под проливным дождем, как две человекообразные обезьяны в тропическом лесу.

— Лошадка, а ведь скоро лето, — сказал он этим мартовским вечером с таким выражением, будто они расстались вчера.

Спустя пять лет, в которые уместились все их разводы, дети, переезды и бесконечные зимние ночи.

Она улыбнулась и кивнула.

И теперь, по дороге домой, ей вспоминалась одна детская книга, где упоминалось про созвездие Южный Крест, которого она никогда не видела в своей жизни, да и не предполагала, если рассудить по обстоятельствам, когда-нибудь увидеть. По книге выходило так, что достаточно просто найти его на небе, и сразу станет понятно, где ты находишься и куда нужно плыть, вот только и всего. Надо только знать и верить, что ничего страшного или неправильного не случится в жизни, покуда плывешь себе туда, куда тебе надо, а над тобой, в кромешной холодной тьме сияет созвездие Южный Крест.

Маска № 6.
Страдания Общипалкина​



Чем ближе Общипалкин подходил к кабинету директора, тем сильнее колотилось его сердце, и обильнее потели ладони. Чья-то робкая надпись «Осторожно, злой директор!» на взывающей к ремонту стене коридора прогнать страхи токаря второго разряда совсем не помогала. Было тревожно, и Общипалкин страдал.

Директора, О. И. Волкова, он застал за рабочим столом. Лоснящиеся губы, чавканье и груда грязных тарелок смело свидетельствовали о том, что главный мозг завода находится на заслуженном отдыхе. Следуя профессиональному инстинкту, Общипалкин мысленно пожелал директору подавиться, а затем, логично предположив, что в расслабленном состоянии главный мозг завода обязан быть чуть менее злобным и категоричным, чем обычно, решил действовать.

– Уважаемый Олег Андрее… Иванович, – заикаясь, начал он. – Меня уполномочил говорить с Вами старший по цеху, Фукин. Вот наш ультиматум: мы требуем… просим повысить наши зарплаты…

Сначала Волков поперхнулся. После чего, не особо, видимо, сопротивляясь желанию организма выплеснуть наружу все свое возмущение, оглушительно чихнул.

– АПЧХИИИ! – стены и стекла вокруг затанцевали. Финал головокружительного танца обозначил зазвонивший телефон.

– Алло! – строго сказал директор.

– Будьте здоровы, дорогой наш Олег Иванович, – медовым голосом пожелали на другом конце провода.

Общипалкин нервно ковырял пуговицу рабочего халата. Страхи опять вернулись на облюбованное место в сердце токаря второго разряда.

– Ну что, Общипалкин, – положив трубку на место, спросил Волков, – может, для начала присоединишься к трапезе, отведаешь мясца?

Общапалкин насторожился. Голос директора звучал подозрительно мягко.

– Н-нет, Иван… Олег Иванович, спасибо, но я вегетарианец.

– Вегетарианец, говоришь? Жаль, жаль. Мясо – это пища для мозга. А, значит, мы и мыслим с тобой, возможно, по-разному. Понимаешь?

– Понимаю, – пытаясь понять, в чем тут подвох, кивнул Общипалкин.

– Ну, вот и хорошо. А мясо – это еще и витамины, без которых организм – ну никак! Вот ты мясо не ешь, а потому уже лысеешь.

– Ну… не обязательно все так. Это наследственность такая, Олег Иванович. Генетика… Вот мой отец – Вы его знаете, он тут тоже …

– Да-да, знаю, знаю, – перебил Волков. – Тоже токарем работает, знаю. Наследственность, говоришь? Неужели? И в шевелюре, и в мышлении, и в должности?

Общипалкин тупо нахмурил лоб.

- Теперь не понимаю, - честно признался он.

– Давай по порядку, – ответил директор. – У меня дома, во дворе, живут три симпатичные овечки. Я их держу не ради мясного интереса, совсем нет. Они для моей маленькой дочурки, которая их очень любит. Да, такие вот капризы у детей порой бывают. Так вот, если я подниму зарплату всему нашему цеху - а это тысяча рабочих, придется сильно урезать свою собственную. А раз так, то у меня случится финансовый кризис, а у овечек нарисуются две перспективы на будущее. Либо я их продаю соседней ферме, где их обязательно пустят на мясо, либо я, пытаясь сэкономить на корме и мясных закупках, сам пускаю животных под нож. Тебе овечек не жалко?

– Жалко, – искренне вздохнул Общипалкин. Он почувствовал, что в директоре все еще оставалось что-то человеческое.

– И мне жалко, Общипалкин, – с болью в голосе сказал директор, – и мне. Понимаешь?

Токарь мучительно думал. С одной стороны ему, как истинному вегетарианцу, хотелось спасти бедных овечек, а с другой, выбив у директора добавку к зарплатам, хотелось произвести впечатление на коллектив и заслужить уважение Фукина.

Общипалкин опять страдал.

– Вот, смотри, – Волков не сдавался. – Представь, что овечки – это рабочие нашего цеха. Добавь я всем вам зарплату, сам начну голодать. А какой смысл содержать сытую отару овечек, если сам голоден? Нет, тут придется резко сокращать овечек.

– Под нож пустить?! – ужаснулся Общипалкин.

– Ну, зачем такие крайности. Что мы, звери, что ли? Можно просто выгнать из овчарни на волю-матушку. Только где гарантия, что там, на воле, корма больше, чем в овчарне? А ведь мы с тобой, друг Общипалкин, овечек любим, да? Значит, надо искать баланс. И потому я спрашиваю: как нам сделать так, чтобы…

– И Волков сыт, и овцы целы были? – неожиданно озарило Общипалкина.

– Браво! Именно этого я от тебя и ждал. Вот это – мышление! Да еще с юмором! А ты говоришь «наследственность»! Какая к черту наследственность, брат? Ну, – немного смутился директор, – насчет шевелюры не отрицаю – родство у вас с отцом налицо, а вот в мышлении вы совершенно разные. А раз так, то и должности у вас должны быть соответствующими.

– То есть? – лимит озарений у Общипалкина на сегодня был исчерпан.

– Теперь ты старший по цеху, вот и все.

– Я? А Фукин? А коллектив что скажет?

– Эх, Общипалкин, Общипалкин… – Волков ласково погладил токаря по голове, – мясо-то все-таки начни кушать. Какой коллектив, что он тебе скажет? Это теперь ты все ему будешь говорить. А Фукин… а этот барашек…

– Овечка?

– Нет… – вздохнул Волков, – Фукин – это главный баран, и его пришлось пустить в расход. Ради благополучия остальных. Теперь ты на его месте. Ну, все, иди командовать, тебе пора.

Общипалкин вышел. В душе его, несмотря на неожиданное повышение, происходило что-то непонятное. Он все еще не понимал, где тут подвох, хотя и осознавал наверняка, что он есть. Распознать подвох мешало новое впечатление от директора: Волков оказался совсем даже не плохим человеком, умел говорить на равных и оценивать по заслугам. И очень любил овечек. Но почему же тогда ему, Общипалкину, теперь так неприятно принимать должность главного барана?

Общипалкин опять страдал.

Когда он уже был на улице, за спиной раздался странный треск, как будто кто-то очень громко чихнул, и все вокруг задрожало. Новый старший по цеху достал из кармана сотовый, набрал нужный номер и сказал в трубку: «Будьте здоровы, дорогой Олег Иванович ».

Маска № 7.
Татьянин день
Написано под влиянием малой прозы Татьяны Щепкиной-Куперник
Щепкина-Куперник, Татьяна Львовна (1874–1952) — актриса, драматург, писательница, поэтесса, переводчица и вообще удивительная женщина.

Вася Крашенинников, студент филологического факультета, спешит на рандеву с дамой сердца. Ловко увернувшись от несущегося на всех парах кабриолета, пересекает бульвар и торопливо шагает по Большой Никитской в сторону Университета.

Январский мороз щиплет за щёки, одежда не спасает от пронизывающего холода, ибо «ветром подбита, да на меху рыбьем», как шутит московская тётушка Поликсена Антоновна, пустившая внучатого племянника к себе на квартиру. Жильцом тётушка довольна — внимательный, вежливый, учится прилежно, держит себя скромно, не шатается по кабакам с девицами, как иные его товарищи, кутящие на родительские денежки. Васе гулять не с руки, да, собственно, и не на что. Дома в Мценске у матери, вдовы мелкого чиновника, подрастает ещё двое сыновей и дочь, и каждого нужно одеть, накормить, дать образование, да поставить на ноги. Неудивительно, что помощи от родных Вася не ждёт, напротив, сам старается при всякой возможности отправить им хоть немного денег, по почте или с оказией.

Зарабатывает Вася уроками. Три раза в неделю пешком — в целях экономии — ходит в роскошный особняк на Остоженку, смущаясь под взглядом холуев, поднимается по белоснежным мраморным ступеням, чтобы по несколько мучительно долгих часов, среди лепнины, хрусталя и бронзы, заниматься с премилым, но весьма недалёким десятилетним здоровячком Петей. Иногда на занятия заглядывает и Петин отец, владелец винных магазинов, вальяжно, по-барски, усаживается в вольтеровское кресло, запахивает на жирном волосатом теле стёганный атласный халат, хмурит лоб, вслушиваясь в разговор.

— Это что же, латынь? Ишь ты, чего только не придумают в этих гимназиях... А ты, Петька, учись, учись! Кабы я в своё время учился, то сейчас бы не водкой торговал, а уже в Думе бы сидел! Что, студент, скажешь, не так?

— Так, — сквозь зубы отвечает студент, бурля в душе классовой ненавистью и думая о том, что, пожалуй, нелюбимый властями Карл Маркс, книгами которого охотно снабжает Василия приятель — убеждённый коммунист, во многом-то и прав...

Но сегодня, на Васино счастье, занятий с Петей нет. Да ещё и праздник — Татьянин день! Подвыпившая студенческая братия веселится уже с утра, но румяные от мороза стражи порядка поглядывают на них снисходительно — нынче московский градоначальник велел смотреть на их художества сквозь пальцы.

Вася торопится. На углу Моховой улицы, у храма великомученицы Татьяны его уже ждёт Танечка, консерваторка, как зовёт её Поликсена Антоновна. Васе до сих пор памятно, как год назад он увидел свою возлюбленную впервые. Статная девушка в полушубке и коротеньких полусапожках, несла толстую пачку нот, оступилась и уронила белоснежные листы прямо в грязь. Никому из проходящих и проезжающих мимо не было до неё никакого дела, лишь Вася поспешил придти на помощь, наклонился, собрал ноты и отдал незнакомке.

— Благодарю вас! — горячо сказала она и вся залилась ярким румянцем.

А тот так и замер, не в силах отвести от неё взгляда. Как непохожа была Танечка, с её свежим личиком, длинной русой косой и нежным высоким голосом на худосочных стриженых и охрипших от курения девиц, с которыми знались приятели Василия!..

Завидев Васю, спешащего к ней по Большой Никитской, Таня вся так и светится от радости. До чего ж идёт к ней улыбка! Подбегает, берёт за руки, и, едва поприветствовав, принимается торопливо рассказывать:

— Знаешь, а я сейчас была с подругой на лекции в университете, профессор так интересно рассказывал! О будущем! Представляешь, ещё каких-то двадцать–тридцать лет — и люди полетят на Марс! А через сто лет человечество уже полностью освоит Солнечную систему, а, может, и весь космос! И вообще, через сто лет вся жизнь так изменится, всё-всё будет по-другому!

— А мне кажется, принципиально ничего не изменится, — улыбается Вася. — Так, мелочи всякие... Но по большому счёту, как всё было век назад, так будет и через сто лет. И жизнь, и люди будут всё те же. Как сейчас, в две тысячи девятом году, так и через сто лет тоже... Извини, отвечу, — в кармане его куртки уже давно заливается электронной трелью мобильник.
 
Маска № 8.
Озеро в Отрадном


Когда смотришь в небо, то кружится голова. Это так необычно — открыть глаза и смотреть в небо. В высоком синем безмолвии движутся облака, и вместе с ними из головы уплывают все мысли. Я перестаю думать о тебе и обо мне. Вокруг пустота, и мы растворены в этой пустоте, в этом лете, в этой траве у этого озера…

Ты лежишь рядом, и я чувствую тепло твоей руки через десять сантиметров пространства между нами. Я могу протянуть руку и коснуться тебя, коснуться твоего мира и нашей любви. Назойливо жужжащие насекомые нагло обрывают мои грёзы, и спокойствию приходит конец. Я резко поднимаюсь и смотрю на небо, на зелёную траву, на водную гладь.

— Хжонщ бжми в тжчьинйе в Щебжешинйе, — произносишь ты то, что крутится у меня в голове и не находит воплощения. Эту фразу мы разучивали неделю, когда собирались ехать в Польшу. «Жук жужжит в траве, жук жужжит в траве», — заговорчески щебечем мы по-русски и по-польски и смеемся от ощущения свободы и бесконечности отпущенного времени.

Вокруг звенит и беснуется лето. В траве происходит такое, чего нет в обычной жизни. Всё прыгает, ползёт, стрекочет и заскакивает друг на друга. Мне бы хотелось быть одной из этих беззаботных букашек и никогда ни о чём не думать.

Мы добирались сюда на рейсовом автобусе через холмы и косогоры по серо-голубой ленте асфальта, нагретый воздух над которой парит и искажает ближайший пейзаж. Очень хотелось окунуться в прохладную воду, поэтому мы отправились в неблизкий путь. В твоём городишке негде купаться, из водоемов только стремительный ручей с запахом сероводорода и странным названием Удрай. Куда ехать, сказал твой папа: «Сядете на автобус до Пустоши, а сойдёте в Отрадном». Мы так и сделали. Миновали леса, холмы, торфяные болота и пристроились вслед за семейством в белых панамах, с двумя детьми и пляжными сумками. Они привели нас к озеру. Но что это за озеро! Так… одно название.

Маленькое, круглое, как копейка, закатившаяся в зелёную траву. Глинистые берега бурно поросли всем, чем только можно. На противоположной стороне осока и побеги камыша, справа вплотную подступил тёмный ельник, а посередине водной глади сплела стебли и листья водяная лилия. Сами бутоны ещё не вызрели, но парочка уже показала белые лепестки, заключенные в тугие зелёные чашелистики. Я хочу подарить тебе водяную лилию, символ верности и любви.

Вода в озере на редкость темная, и тишина разлита кругом. Стоит оторвать голову от травы, от мелких жужжащих летающих букашек, как ошарашивает эта тишина. В прилегающих кустах и деревьях ни единого звука, и вода замерла, как неживая. Цвет у неё почти чёрный, несмотря на солнечный летний день и синее небо. «Туда нельзя заплывать, где лилии», — говоришь ты. — «Там засасывает, — мне папа говорил, что нельзя».

—Это омут, да, Наташа? — спрашиваю я.

— Ну, не совсем омут, а озеро, в котором ничего не водится.

Семья, расположившаяся рядом, тоже не торопится лезть в воду. Они разбросали на белой простыне кучу ненужных, на мой взгляд, предметов, а воспитательно-профилактическая работа с детьми в самом разгаре.

Я хочу дотронуться до тебя и поцеловать, но посторонние взгляды не позволяют мне этого.

— Тебе нравиться здесь? - спрашиваешь ты.

— С тобой везде нравится, ты же знаешь, радость моя… — я отвечаю.

Ты улыбаешься, твои щеки рдеют от моих слов или от высоко стоящего солнца. Я смотрю на твои губы, смешной носик с россыпью веснушек и знаю, что никого дороже тебя нет. Я поднимаюсь и иду к озеру.

Дно вязкое и илистое. Ноги утопают в черной жиже, а вода притягивает. Я отталкиваюсь ногами и плыву вперёд к нерасцветшим бутонам.

— Алёнушка! Стой, вернись! — кричишь ты, всплёскивая белыми руками. — Туда нельзя.

Но я очень хочу достать этот цветок. Я быстро плыву саженками, пока мои плечи и бока не начинают касаться водных отростков. Это очень неприятно, кажется, что они могут оплести и утащить на дно. Я неистово колочу руками по воде, и сотни брызг отторгаются от черной поверхности и блестящими каплями виснут в воздухе.

— Что ты там делаешь? — кричишь ты.

— Я борюсь за наше счастье, — я отвечаю.

Ты сидишь на берегу, и твои волнистые длинные волосы украшает нераспустившийся бутон. Я обнимаю, притягиваю тебя к себе, шепчу на ухо слова любви. Жарко. Опять надоедает мошкара. Снова хочется окунуться в черную прохладную воду, и снова страшно от звенящей тишины и пустоты вокруг.

Наша любовь как это озеро, как омут. Она затягивает и пугает одновременно, как будто среди жаркого лета попадаешь в холодный каменный склеп. Я люблю тебя, я никогда от тебя не отрекусь.

Маска № 9.
Сочельник в городе Н.​


Все было серым. Деревья, асфальт, здания. И даже небо. Завтра рождество, а снега с начала зимы так и нет. Только белые шапочки, шарфы и пуховики некоторых прохожих, светлыми, почти снежными пятнами изредка оживляли унылый зимний городской пейзаж.

Я стояла, прижавшись щекой к холодному оконному стеклу, наблюдая как быстро наступающие сумерки, умелой рукой художника смешивают все оттенки серого воедино, проявляя вечерний черно-белый негатив.

Внизу, недалеко от подъезда, на асфальтированном пятачке рядом с люком теплотрассы целыми днями суетились голуби вперемешку с воробьями, подбирая крошки хлеба и крупу, брошенные им сердобольными прохожими. Сверху воробьи казались маленькими коричневыми кляксами среди больших грубых сизых мазков.

Но сейчас вечером воробьев не было видно, да и голуби, захлопав крыльями, резко взмыли вверх. Куда-то под крыши домов.

Я отошла от окна и вовремя.
— Женя! — Начальница открыла дверь своего кабинета.
— Сейчас придет молодой человек, проводишь его ко мне.
— Хорошо. — Я улыбнулась Ладе Викторовне. Для нее все кто моложе сорока — молодые люди. В редакции ее любили.

Тук, тук. И опять — тук, тук. Кто-то стучал в окно. Аккуратно так, словно выбивая морзянку. И это не считая, что кабинет и приемная находились на четвертом этаже.

Осторожно отодвинув жалюзи, я увидела на металлическом карнизе… голубя. Повернув голову набок, он в упор, не мигая, смотрел на меня через стекло. Таких птиц я не видела раньше. Весь белый, с хохолком на голове и оранжевым ободком вокруг темного глаза и светлым клювом. С изящными маленькими лапками ярко-красного цвета. Минуту или меньше мы смотрели друг на друга.

Кто-то тихо кашлянул сзади. Я даже не услышала шагов. Вздрогнув, резко дернула жалюзи на окне, одновременно задев рукой стопку папок со старыми рукописями, лежавшую на подоконнике. Шум от рассыпанных папок и шелест бумаги окончательно спугнул голубя.

Взглянув краем глаза, я увидела, что это молодой мужчина. Сердито сопя, я наклонилась, чтобы собрать рукописи. Надо же — совсем рыжий. Наклонился и он.

— Евгений Иванович, Вы уже пришли! — На шум вышла редакторша. Мы оба с посетителем подняли головы, наконец-то посмотрев друг на друга.

Он был рыжий. Со смешным чубом, взъерошено торчавшим кверху. С веснушками на носу и на лице. И с глазами цвета некошеного луга.

Женя встал, положил поднятые им папки на стол и вошел в кабинет вместе с Ладой, постоянно оглядываясь на меня. Темное пальто, светлый, крупной вязки свитер и светло-голубые джинсы никак не сочетались с яркими, почти красными кожаными ботинками. Я засмеялась. Он напомнил мне голубя.

Хорошо, что дверь в кабинет была уже закрыта, и меня никто не услышал.

Взглянув в зеркало возле входной двери, я вздохнула.
Из него смотрела рыжая девушка со смешным чубом, взъерошено торчавшим кверху. С веснушками на носу и на лице. И с темно-зелеными глазами.

Дверь открылась.

— Не забудьте, не меньше десяти авторских листов.
Лада Викторовна проводила начинающего писателя до двери.
Улыбаясь, он кивнул ей, задержав взгляд на мне.
— До свидания.
— До свидания. — Тихо пробормотала в ответ, краснея и не узнавая сама себя.

На улице включились фонари. Я опять смотрела в окно, прижавшись щекой к холодному стеклу. Оглянется или нет? Оглянулся. И помахал рукой.

Пошел снег. Крупные хлопья падали вниз. Сквозь полуоткрытые жалюзи я увидела, как мелькнула белая тень... Или показалось? Все-таки будет рождество …

Маска № 10.
Мысли, навеянные Мартом-протальником.


Сырое мартовское утро. Смотрю в окно и вижу сплошную серость: мокрый кирпич домов,грязный асфальт с островками серого снега, голые деревья, серое кровоточащее влагой небо, серый лед под талой водой — Март-Протальник!

Скучно и грустно. Из-под заляпанной грязной «Калины» выбралась толстая рыжая кошка, поежилась, потянулась, и, не спеша, потрусила в сторону помойки. Да… Вам бы переночевать на сырой земле — видок был бы тоже не сахарный! И все же рыжее пятно в сплошной серости напомнило мне о весне. Поднимаю глаза к небу: его заслонили высокие тополя. Их стройные стволы оказались с молодым зеленоватым оттенком! И на их фоне дома стали сиреневыми, асфальт — розовато-коричневым, а небо — нежно-голубым.

И в центре этой пасторали — рыжая кошка старательно умывает грязной лапой свою умудрённую невзгодами голову, как апофеоз жизнеутверждающей наглости!

В четком квадрате воды ровно стоят семь тополей с зеленоватой корой, от которой повеяло весной. Рядом — темно-зеленые ели в сугробах – последний оплот зимы, зацепившейся морозным облаком за колючие иголки. А дождик насмешливо царапает стекло, рисуя светлое будущее.

Розы в вазе смотрятся теперь не чужеродными инопланетянами, они вполне в теме.

Утреннюю тишину ничто не нарушает. Всё в ожидании следующей сцены.

Первый прохожий неслышно появляется на тротуаре. Молодой мужчина в черной куртке, руки в карманах. На лице покой, сосредоточенность на своих мыслях. Ровные стрелки на брюках, шарф на шее приоткрывает белый воротничок. Он спешит на работу, а время - нет шести. Не для себя, для семьи, несмотря на дождь, слякоть, желание поспать. От него веет теплом. Его, наверное, любят: мама, жена, ребенок. У него все хорошо. Он слегка раскачивается при ходьбе: влево, вправо, влево, вправо…

И я вспоминаю вчерашний день. Я шла через залитую водой площадь, и яркое солнце скакало по лужам: вверх, вниз, вверх, вниз. Соседский озорной парень догнал меня и обнял за плечи, мы прошли так несколько шагов, и солнце плескалось в лужах перед нами: влево, вправо. В его глазах тоже плескались лучи: влево, вправо, влево, вправо… Смешно!

Весна, как речная волна, то накатит, то отхлынет. Вчера был шторм, сегодня- затишье. Где же заблудилась моя весна?

Шесть часов, заиграло радио. Пел Киркоров. И я открываю для себя заново песню «Полетели»:

«Полетели сквозь окна, занавешенные дождем,

чтобы ты не промокла, я буду твоим плащом.

Полетели сквозь стрелы, под обстрелом и под огнем,

Чтобы ты не сгорела, я буду твоим дождем!»

Она перекликается с моими мыслями. Как здорово чувствовать чью-то заботу о себе. Чувствовать, что для кого-то ты — самое важное в жизни! И когда же это случится? Когда же оно придет, настоящее, без сомнений, ясное, как день?
Приходят на ум строчки:
«Но день придет, и вспыхнет молния,

Все будет радостью наполнено,

И над равниной жизни яростно

Взовьется сердце гордым парусом!»

Все обязательно будет, и весна, и любовь, и Он: красивый, умный, родной. Пусть не со мной, но с кем-то в этом мире. Только когда, где?

Быстрее бы, сердце ждать не хочет, не может… ведь мне сегодня — пятьдесят…

Маска № 11.
МИШКИНА ЛЮБОВЬ ИЛИ ЛЮБОВЬ ЗЛА​

Летят, летят в агонии счастливой
Сгорают мотыльки — им умереть
Не страшно, а с тобой все справедливо,
Не жалуйся, душа должна болеть...​

(Владимир Леви)​

Теплые летний вечер, в небе тонкий серп нарождающейся луны, стрекочут кузнечики, летают летучие мыши, в воздухе пахнет чем-то сладким. Беседую с Мишкой о даме своего сердца, у меня есть еще время до свидания с ней. Поглядываю в небо, огромные летучие мыши наши враги, моя первая любовь погибла от их когтей. Вдруг Мишка остановился, присел на забор и зачарованно уставился в окно соседнего дома.
— Она прекрасна, — прошептал он.
Я проследил за его взглядом и обомлел, в окне была ведьма. Значит рассказы стариков не байки. Она была не то чтобы прекрасна, а яркой, и притягивала к себе, как магнит притягивает гвозди. Мишка двинулся к окну.
— Ты, что? — я бросился на него, — это же верная смерть, и мы свалились в траву. Когда мы поднялись, в окне ее уже не было. О происшедшем я рассказал старейшинам. Мишка был вызван на совет старейшин. Глава клана строго выговаривал,
— Она тебе не пара, не из нашего рода, ведьма и погубила не один десяток молодых мужчин. Ищи пару среди равных себе. Мишка, опустив голову, тихо отвечал,
— Я люблю только её.

Молодежи было запрещено появляться в районе дачного поселка под страхом смерти, во блага нашего клана. Но Мишка не мог, ни о чем другом думать, только о ней. На него все махнули, что поделаешь с сумасшедшем. Весь следующий вечер Мишка кружил вокруг дома, в надежде увидеть свою любовь. Но она не показалось в окне ни в этот вечер, ни в последующие. Неделю ее не было видно. Все начали успокаиваться и забывать об опасности, кроме Мишки, он потерял покой и сон, и грезил о ней.

И вот она появилась. Яркая, светящаяся, завораживающая своей красотой, печально смотрела на Мишку, и беззвучно звала его. Мишка с криком
— я иду к тебе любимая бросился к ней, и с размаху натолкнулся на невидимую стену. Он снова, и снова пытался пройти сквозь стену, но она не подавалась, так и бился до рассвета об стену.

Следующий вечер был особенный, темное небо без луны, теплый без движения воздух и она в окне, я услышал, стук Мишкиного сердца. Он оттолкнул меня и бросился в открытое окно к любимой. Я надеялся, что та непонятная преграда не подпустит Мишку к ведьме. Но преграды не было, и Мишка влетел в окно в объятие к своей любимой. Крылья вспыхнули, и Мишка рухнул на стол.

Маска № 12.
Сука-Любовь​


Каждая девушка, с которой я разговаривала на эту тему, хоть раз да произнесла: «Со мной этого не случится!» Они уверены, что уж они-то сумеют убежать, отшутиться, сделать еще черт знает что, но остаться целыми. Люди думают, что если не бродить по пустым улицам поздно вечером, не разговаривать с незнакомцами и прочая, прочая – значит, они в безопасности. Им никогда не заломит руки в лифте сосед, которого они знают уже лет десять, их никогда не ударит муж, они никогда… Спасительное слово, за которым так удобно прятаться от мира. А потом останется лишь недоумение: «Как такое могло случиться со мной, ведь я никогда…»

Я тоже так думала раньше. А теперь только и делаю, что вспоминаю.


Саша бил меня аккуратно и расчетливо тыльной стороной ладони. Я делала все – угрожала, отшучивалась, пыталась сбежать, спрыгнуть с балкона (и не успела, к счастью или на беду – за что и получила еще с пяток ударов). Я умоляла его на коленях, можете это представить? Он называл меня «Сука-Любовь» и не останавливался. А с утра прикладывал к синяку кусок замороженного мяса, обнимал и тетешкал, как малого ребенка:
— Ну что ты, Любаш, не плачь, я же старался бить без синяков. Все в порядке, ты же понимаешь, сама меня разозлила. Я ни за что не стал бы бить, ты же знаешь, как я тебя люблю. Ну, перестань, не притворяйся, ты тоже этого хотела. Сама ведь меня раздразнила, помнишь?
И я соглашалась со всем, лишь бы уйти из этой квартиры.
Он был по-своему галантен, даже вызвал и оплатил мне такси – и я всю дорогу проревела в машине. Водитель, узнав, в чем дело, оставил номер знакомого следователя – вдруг я решусь.


Бумажка с телефоном до сих пор валяется где-то дома.
Мне бы хотелось в тот вечер быть пьяной настолько, чтобы ничего не помнить, но я ничего не пила. Вся та ночь, как она есть, осталась со мной, и никуда от этого не сбежать, как бы ни хотелось. Память не спрашивает, что важно, а что нет – и всегда бьет исподтишка. Я стою в магазине, выбираю гель для душа, и тут:


— М-м, какой запах, - Саша провел носом по моей шее,- что это? Духи?
— Я ими не пользуюсь. Может, гель для душа.
— Мне нравится, эротичный, - он довольно засмеялся, - а от меня как пахнет?
— Перегаром, - я устало отвернулась, а он шлепнул меня по щеке. Легко, по сравнению с прошлыми ударами. Можно даже сказать – ласково.
— Сука ты, Любка, сука и язва.


Наутро я вылила весь флакон с тем гелем в ванную и никогда больше не покупала эту марку. Меня тошнило от этого запаха, и я была искренне рада, что эту линию сняли с производства.

Я помню, как пришла домой, крадучись, стараясь никого не потревожить – вдруг спросят, в чем дело, что я им отвечу? Как сказать – я хотела расстаться с парнем, мы пошли к нему домой поговорить, и он меня изнасиловал?

Я спряталась в душе на два часа, пытаясь избежать разговоров, а может, еще и потому, что там не было слышно моего плача. И все же мне пришлось выйти, чтобы встретить взгляд сестры и рассказать, что случилось.


Вы – ангелы, чистые и невинные, и дай вам Бог никогда не узнать, каково это – пытаться рассказать, а в глазах близкого человека видеть эту волшебную мантру, которую вы шепчете изо дня в день: «Со мной этого никогда не случится!»

А впрочем, это не так уж и страшно, позже привыкаешь. Это происходит незаметно. Сначала ты думаешь, что нужно спрятаться, потом отдыхаешь от кошмаров по ночам, бежишь в работу, гулянки, запои - каждому свое, после решаешь, что нужно успокоиться и упорядочиться. И кропотливо раскладываешь все по полочкам, ничего не получая извне. Потом круг замыкается, и ты снова пробуешь забыться - но уже мимолетно, и это всего лишь легкая дремота перед полным затишьем.

Проходит время, и вроде бы ты смирилась со всем, и сама потихоньку начинаешь повторять: «Я больше никогда в это не вляпаюсь!»

И никому ни единого слова о том, что было. Потому что я никогда не смогу забыть, и все это наслоилось и смешалось – и каждое слово подкреплено ударом. Я помню то, что мне сказали. И знаю, что это неправда, но жутко боюсь услышать снова: «Сука ты, Любка, ты же сама виновата».

Потому что слышать такое от близких людей выше моих сил.

Маска № 13.
Любовь по-лондонски

Солнце, безжалостное солнце. В небе ни единого облачка. Солнце слепит, но больше не греет. Коротко северное лето.

Земля почти промёрзла, скудная пожелтевшая трава почти не скрывает её.

Топ-топ-топ! Это бежит кролик. Кролик спасает свою шкуру. Ему страшно.

Беги, кролик, беги!

Бум-бум-бум! Это бежит охотник. Охотник бежит за кроликом. Он голоден.

Бах! Бах! Это стреляет ружьё. Ружьё выплёвывает патроны.

Иииии! Это визжит кролик. Дробь попала ему в лапку. Он пытается бежать на трех, но почти безуспешно.

Ааааа! @##$#$%&! Это кричит охотник. На бегу он попал ногой в норку суслика и со всего маху распластался по земле. Его нога повреждена, ему больно. От злости он бросает подвернувшийся под руку камень в кролика.

Шлёп! Камень попадает кролику прямо по хребту. У него отнимаются обе лапки. Он больше не может бежать. Судорожно перебирает он передними лапками, пытаясь ползти.

Ползи, кролик, ползи!

Охотник тем временем перезаряжает ружьё, встаёт и, стараясь не опираться на больную ногу, бредёт вслед за кроликом.

Пиф-паф! Ружьё стреляет снова.

Ой-ёй-ёй! Передние лапки кролика задело дробью. Он продолжает упорно ползти.

Ползи, кролик, ползи!

Тыдыщ! Охотник перезаряжает ружьё, но при этом попадает другой ногой в норку крота, и вместо кролика стреляет себе в голову. Охотник выбыл из игры.

Уфф-ффухх! Из последних сил кролик вонзает длинные резцы в землю и подтягивает свое тело вперёд. Поднимает мордочку и вгрызается снова. Подтягивает свое тело…

Ползи, кролик, ползи!

Грызи, кролик, грызи!

Страна маленьких палок ждёт тебя.

Маска № 14.
Где-то где-то на очень далёкой планете Чпок…​

— Мам, почему «Чпок»?

— Ну, пусть будет «Чавк». Или «Шмыг». Ешь кашу-то. И слушай, не перебивай больше, а то перестану рассказывать.

…Где-то где-то на очень далёкой планете Чпок-Чавк-Шмыг жили такие маленькие смешные существа. Чудики. Они были очень глупые, трусливые и совсем не приспособленные к жизни на собственной планете. Потому что рано или поздно все они (ну буквально каждый, без исключения!) умирали. Жизнь у них была очень тяжёлая. Они не умели обходиться без кислорода и воды, им постоянно было что-нибудь нужно – или поесть, или поспать, или попрыгать, или ещё что-то из миллиона таких же нелепых вещей. Стоило легонько уколоть одного из них, как он тут же выпускал зачем-то лужу красной жидкости и сразу делал вид, что отдыхает. А другие при этом бегали вокруг него и смешно махали отростками.

— Вот так?

— Эээ, ну ты поосторожнее, вот теперь каша пролилась! Ладно, пусть это будет ещё один Млечный Путь. Но остатки доешь всё равно!

…Мало того, что эти чудики сами по себе были нежизнеспособными, так они из последних сил старательно уничтожали свою планету. Встав поутру, каждый из них старался приложить как можно больше сил для общего дела: кто-то усердно портил бумагу, чтобы можно было вырубать всё больше леса, кто-то участвовал в загрязнении океана или атмосферы…

— Мам, а что такое «атмосфера»?

— Это такая вязкая штука, в которой жили чудики. Они не могли без неё жить.

— А тогда зачем же они её загрязняли?

— Ты сам подумай, чудики – они же такие хрупкие, несчастные, больные и умирающие, зачем им планета? Они просто больше не хотели жить.

— А, ну да, я бы тоже не захотел!

— Погоди смеяться, рано пока. Знаешь, что такому бедному чудику было нужно для полного счастья? Чтобы где-то поблизости всё время находился другой такой же убогий чудик. Да-да, они так и говорили: «Хочу, чтобы ты всегда был рядом со мной». Это у них называлось «любовь».

Тексты в электронном виде находятся здесь.
 
Оладушка, рассуждения толком не сложились, так что пусть будет как будет.

4. "ХАГИТ ОПАЗДЫВАЕТ В СРЕДУ"

Это Sirin? Я уверена, что это либо он, либо специальный закос под него... Змея или Энея. Кажется, что анахронизмы, диалектизмы и редкоупотребляемые слова специально подобраны, чтобы сработать, как приманка, ложная веха, или это все ж таки Sirin. :):):)

бусит - 1. бусить [хвастать, врать, бахвалить; городить вздор, чепуху; пускать пыль в глаза (Даль, бус)] см. хвастать (Словарь синонимов);
2. бусить безличн. моросить, идти мелкому дождю, бусу, чичеру, ситничку, мжичке или слякоти…(Даль).
обождала - обОЖдать, сов. (разг.). 1.кого-что или без доп.Подождать, пробыть нек-рое время в ожидании кого-чего-н.О. в приемной. Он занят срочным делом, придется о. О. часок. О… (Ушаков) и
обЖИдать , обождать, вы(со, пере, под)жидать, ждать несколько времени… (Даль).
калюжи - калюжа, калюжка ж. южн. тул. калужина, мочежина, лужа, грязь. См. калуга, Калюх(кал?) м. новг. поганая посудина для помоев, для корма собак и пр… (Даль).
жиразол - жиразолЬ ж. опал, драгоценный камень молочного цвета с радужным отливом; || халцедон с огневым отливом… (Даль).
камелопардовый - камелопард (Втор. XIV, 5) - животное, обозначенное в приведенной цитате, относится к семейству антилоп. Камелопард новой естественной истории живет на вершинах гор Швейцарии, Германии и Греции… (Библейская энциклопедия) и
камелопард м. животное гираф или жирафа, Сamelopardalis… (Даль).

6. "Страдания Общипалкина" - Old_Nik или Донна Анна.

7. "Татьянин день" - Оладушка или Донна_Анна.

9. "Сочельник в городе Н." - Эней.

12. "Сука-Любовь" - не думаю, что это смог бы написать мужчина. Быть может, deja, Foxkid или руки Frau_Muller. Почему - deja - не знаю, но кажется, что она могла бы это написать, Foxkid - не только могла написать, но и язык изложения схож, а вот - руки Frau_Muller - на всякий случай, стиль, вроде бы не ее, но кажется-кажется-кажется... В общем, я бы в большей степени отдала это Foxkid.

13. "Любовь по-лондонски" - Донна_Анна или Old_Nik. А вот потому что.

... Run rabbit — run rabbit — Run! Run! Run!
Run rabbit — run rabbit — Run! Run! Run!
Bang! Bang! Bang! Bang!
Goes the farmer’s gun.
Run, rabbit, run, rabbit, run...

... Беги, кролик — беги, кролик — беги, беги, беги!
Беги, кролик — беги, кролик — беги, беги, беги!
«Бах! Бах! Бах! Бах!»
Стреляет фермер из ружья
Беги, кролик — беги, кролик — беги...

14. "Где-то где-то на очень далёкой планете Чпок…" - Jetar.
 
Ну что, други мои? Торжественно поздравим
Ники 13
и
руки Frau_Muller
, которые оказались необыкновенно догадливы и вычислили аж по пять авторов!
Но при этом пальма первенства принадлежит не им, а самому проницательному читателю (и самому, кстати, активному отгадчику), угадавшему аж шесть авторов.
Это, конечно же,
Mari@Vladi
Победителю громкое троекратное раскатистое ура и право целый год зваться "Проницательный читатель 2009" - или как-то аналогично на собственное усмотрение.

Ну, а кто же скрывался под какой маской?
Прежде всего начнём с имени того, кто не участвовал. Это
Змей :)
Ну, а далее список авторов:
1. "В ожидании Морфея" — fktrctq
2. "Белое на ВДНХ" — Jetar
3. "Dent de lait Dragon" — Harmua_hukku
4. "Хагит опаздывает в среду" — Sirin
5. "Созвездие Южный Крест" — Донна Анна
6. "Страдания Общипалкина" — Эней
7. "Татьянин день" — Оладушка
8. "Озеро в Отрадном" — руки Frau_Muller
9. "Сочельник в городе Н." — Mari@Vladi
10. "Мысли, навеянные Мартом-протальником" — Ники 13
11. "Мишкина любовь" — Hope
12. "Сука-Любовь" — Foxkid
13. "Любовь по-лондонски" — Old_Nik
14. "Где-то где-то на очень далёкой планете Чпок…" — deja

Авторы все молодцы, а новички - особенно!

Как всегда авторы, желающие получить отзывы (а, возможно, и критический разбор своих текстов), открыто признаются в этом и создают тему - или добавляют эту работу в уже имеющуюся.
Я чур буду первой, вот ссылка: http://www.mixei.ru/showthread.php?p=2285451#post2285451
 
Не стал откладывать обещаное на три года. Галактика пару часиков подождала и дети не топтались по голове... В общем — создались идеальные условия для чтения и осознания))).
Ладка, сенкс за то, что спрятала маски под море — не было искушения заглядывать под тэги.))) Так что, сначала откоменчусь, а уж потом полезу смотреть, кто прятался под масками.)))
Все рассматривать не буду. Никакой критеги, только скажу о том, что понравилось или зацепило больше всего.)))
«Татьянин день».
Я в полном восторге!!!))) Интрига удалась! Погружаешься в атмосферу начала прошлого века и вдруг - «БАЦ!» - выныриваешь в настоящем!)))

«Белое на ВДНХ».
Сначала просто не понравилось (без обид!): какие-то скачки от «я поехала» до «та девочка»... Только со второго захода понял, что я — тормоз речь-то идет о дневнике ребенка!))) И все стало на свои места. Детская романтика, детское счастье... Чтение с фонариком под одеялом и БЕЛАЯ ЛОШАДЬ... Действительно, счастье ребенка и счастье взрослого сильно отличаются!))))

«Озеро в отрадном»
Счастье быть рядом с любимым человеком и желание совершать ради него безумные поступки.)))
Кста, видел комент «рассказ о лесбиянках»... Вот почему-то не лепится это слово к рассказу. И понимаешь, что речь о любви двух девушек, ан — не лепится!

«Март-протальник»
Весна... И разве 50 — это возраст, чтобы забыть, что это такое эта весна? ))) Плохо, что опоздала, но — прекрасно, что всет-ки пришла!)))
апофеоз жизнеутверждающей наглости
фраза — просто ВАУ!!! Я в нее влюбился!)))

«Мишкина любовь»
После эпиграфа ожидал примерно такой концовки... Но и подумать не мог, что все будет так буквально!)))

«Dent de lait Dragon»
Все красиво — дракон, сбежавший к мечте, май, любовь... Дальше — я не понял при чем здесь осада замка и зачем любимой рассказывать как действительно окончилась история? ))) Но это все — мои непонятки. Рассказ понравился!)

Вот, сопссно, то, что понравилось больше. )))
Ребят, всем спасибо за рассказы! Все молодцы!)))

кста, как оказалось, угадал Лисенку и Сирина.))) Но это уже не в счет. Кто нэ успэл - тот апаздал!
 
Статус
В этой теме нельзя размещать новые ответы.
Назад
Сверху