Ему хотелось высечь в камне что-то глубокое и нетленное. Что-нибудь вроде: «Я, Кевин Клейборн, был здесь в октябре 2065 года. И были здесь тучи – в небе и в моей душе; и молнии сжигали меня. И все было очень плохо».
Но – гранит есть гранит, и Кевину удалось выбить лишь «К.» и «К.» Пришлось потратить немало сил, чтобы надпись вышла глубокой – хотя бы в буквальном смысле.
Закончив, Кевин сложил свои инструменты на землю. За его спиной зеленым и янтарным цветами пульсировал Край Апельсинов – округ Ориндж. Край яркий, сильный, трепещущий, живой, как его, Кевина, сердце. Его мир, пронизанный океанским ветром. Руки соединились вместе, и – удар! Если бы Хэнк не взял тот последний удар!.. Если бы только Рамона… Если бы Том… Если бы весь мир… Целый мир разом, со всеми его предательскими ударами, с нежданным и неизбежным горем!.. И Кевин подумал, что именно он и есть самый несчастный человек на свете.
И от этой мысли он расхохотался.
Но – гранит есть гранит, и Кевину удалось выбить лишь «К.» и «К.» Пришлось потратить немало сил, чтобы надпись вышла глубокой – хотя бы в буквальном смысле.
Закончив, Кевин сложил свои инструменты на землю. За его спиной зеленым и янтарным цветами пульсировал Край Апельсинов – округ Ориндж. Край яркий, сильный, трепещущий, живой, как его, Кевина, сердце. Его мир, пронизанный океанским ветром. Руки соединились вместе, и – удар! Если бы Хэнк не взял тот последний удар!.. Если бы только Рамона… Если бы Том… Если бы весь мир… Целый мир разом, со всеми его предательскими ударами, с нежданным и неизбежным горем!.. И Кевин подумал, что именно он и есть самый несчастный человек на свете.
И от этой мысли он расхохотался.