Окато был юношей из хорошей семьи, свято почитавшей традиции. К семнадцати годам он получил достойное образование: был обучен владению мечом, искусству каллиграфического письма, знал пятижды пять молитв каждому из пяти богов и сорок один традиционный стих, приличествующий случаю. Кроме того, обучили его стрельбе из большого лука и науке пыток.
Обладая этими знаниями, Окато поступил на службу к правителю провинции, едва исполнилось ему семнадцать, ибо всем известно, что семнадцать – это священное число, и нет лучшего возраста для начала служения. И впрямь, удача сопутствовала Окато, ибо правитель, заметив его мастерство во владении длинным мечом с лунным лезвием, оружием самым благородным и совершенным, призвал юношу в стражу ближних покоев.
Сам правитель был человеком пожилым. Провинция, в которой он правил, была удаленной от Столицы, а потому спокойной и не слишком бедной, ведь в летописях она упоминалась как небогатая, а значит, никто не требовал от правителя собирать высокие налоги. На памяти правителя крестьяне ни разу не бунтовали, горцы не совершали набегов, и стража правителя нужна была лишь для того, чтоб держать в узде лесных разбойников. Такое спокойствие влекло за собой лишь одну беду – правитель скучал.
И именно скука стала причиной его решения назначить Окато личным стражем юной наложницы, что была дорога сердцу правителя. Правитель пожелал узнать, что победит в душе молодого меченосца: естественное желание мужчины или почтение к господину и честь. Так же было ему интересно, прельстится ли наложница юностью и красотой своего стража или же побоится неминуемой кары.
С интересом наблюдал правитель, как Окато теряет покой, сопровождая красавицу-наложницу повсюду, кроме опочивальни и купален. И как наложница становится все печальней, желая недоступного.
Наложница, чье имя согласно традиции было забыто, ведь она – всего лишь дорогая игрушка, а вещам не свойственно иметь имена, много времени проводила в беседке, стоявшей на берегу ручья в окружении деревьев инори, цветущих и плодоносящих круглый год. Страж-меченосец вынужден был проводить время вместе с ней, слушая, как перекликается едва слышное журчание воды в ручье со звоном струн семнадцатиструнной арфы, на которой играла девушка.
- Юный Окато – как-то раз сказал правитель, - Я опасаюсь, что ты утратишь свое завидное мастерство мечника. Охраняя мою наложницу, ты, как и подобает стражу, молчалив и недвижен, а после заката никто не смеет брать в руки меч. К тому же, моя прекрасная наложница стала печальна, ведь служанка, сопровождавшая и развлекавшая ее ранее, больна, а печаль портит ее красоту. И потому я прошу тебя нарушить недвижность стража, чтобы извлечь из ножен твой несравненный меч и отточить твое мастерство, и прекратить молчание и говорить с ней, чтобы печаль не съела красоту моей любимой наложницы.
Юный Окато склонил голову в знак почтения к мудрости правителя и не заметил, как правитель улыбается, зная, что разговоры лишь усилят взаимное влечение.
Вскоре Окато, проводивший теперь время в беседах с наложницей, прочел семь традиционных стихов, приличествующих при беседе с женщиной, и, не считая возможным повторяться, попытался сам сочинять стихи, вызвав этим насмешки среди стражников, и, потерпев сокрушительное поражение, осознал, что стихосложение не скоро станет одним из его достоинств.
Из предгорий в дом правителя приехал гонец, принесший тревожные вести: с гор спустилось чудовище, наводящее ужас на жителей провинции. Летописцы занесли весть в огромную книгу, ибо каждое появление чудовища достойно быть упомянутым в летописи. Тревога правителя была обоснованной, ведь уже семь сотен лет никто не смог победить чудовище, а последние два столетия не находилось даже героя, осмелившегося поднять на чудовище меч. Опечаленный правитель приказал принести в жертву юную деву, выбранную согласно жребию, ведь кроме смерти от меча героя чудовище способно умиротворить лишь такое жертвоприношение.
Гадатели бросили семнадцать костяных пластин с божественными знаками в священный бассейн и, истолковав знамение, верховный гадатель опустился на колени перед господином, не смея говорить. Лишь приказ самого правителя заставил старца разомкнуть уста.
Божественные знаки указали на женщину, что дорога сердцу правителя. Тот был вдов, дочерей у него не было, а всех родственников он давно уже удалил от себя, и потому ни одна родственница не подходила для жертвоприношения. Лишь одна женщина была дорога сердцу пожилого наместника - юная наложница, которую, если верить книге домоправителя, когда-то звали Инори, как вечноцветущее дерево.
Опечаленный, правитель повелел священникам приготовить девушку к жертвоприношению, ибо спокойствие провинции было для него превыше всего.
Три дня и три ночи должна была избранная в жертву провести в молитвах, чтобы очистить тело и душу от скверны. Под руки увели ее священники, недвижен остался Окато, ибо таков был приказ господина.
Ночью юноша взял свой меч в ножнах из лакированной кожи, большой лук и связку стрел с наконечниками в форме семигранной пирамиды, пригодных для пробивания брони, и отправился в путь. Утром пришел он к дому старого гадателя, чтобы спросить у него совета. Гадатель, едва юноша появился у него на пороге, рассмеялся, словно омерзительный зверь чаэ-ниш, и бросил к ногам Окато костяную пластину со знаком смерти.
- Семь столетий никто не побеждал чудовище, юный меченосец. Последний герой, которому это удалось, исчез, не успев никому рассказать, каким ударом сразил он чудовище. Нет у меня для тебя совета, есть лишь предсказание: если ты сразишься с чудовищем, то ждет тебя поражение и позор.
Юноша ничего не ответил гадателю и ушел, в знак презрения оставив гадателю шесть монет вместо семи, предписанных традицией. Главное он узнал – чудовище можно победить, пусть даже это и не удавалось никому столь долгое время.
На закате второго дня пришел Окато в разрушенную чудовищем деревню и воззвал к нему, вызывая на бой. Увидев чудовище, он ощутил ужас, какого не знал до того, но не обратился в бегство. Семигранные стрелы не пробили броню чудовища, и тогда Окато нарушил священный запрет и, обнажив меч, отбросил ножны и бросился в атаку…
Убив и сожрав Окато, чудовище переломило пополам его клинок и замерло в ожидании жертвы, ибо помнило, что следом за героями приходят священники с жертвой.
Три дня молений закончились, и на рассвете четвертого дня, сопровождаемая священниками, наложница в последний раз прошла по двору дома правителя к паланкину с траурными занавесями. Она огляделась по сторонам в поисках Окато, который должен был сослужить ей последнюю службу, сопроводив к паланкину, но его не было среди стражей, слуг и домочадцев правителя.
Послушники, меняя друг друга, несли паланкин весь день и к закату прибыли к разоренной деревне. Увидев чудовище, они пали на колени, и только священник Тёмного Бога остался на ногах, распевая молитву своему повелителю.
Бывшая наложница медленно прошла по главной улице деревни и приблизилась к чудовищу, подобно скале возвышавшемуся над хижинами. У ног его она увидела обломки меча Окато и обрывки его одежды, и, опустившись на колени, прикоснулась к рукояти меча.
Сожрав и её, чудовище удалилось в горы, вспоминая и проклиная те времена, когда оно было последним героем, сразившим чудовище.
Имя Окато не сочли достойным упоминания в летописи провинции, ибо, вступив в бой с чудовищем без позволения господина, да еще и пытаясь защитить наложницу, бывшую всего лишь вещью, он потерял лицо.
Только крестьяне, вскапывая свои поля, поют песни о юном Окато, но песни крестьян недолговечны, в отличие от летописей, и вскоре его забудут совсем.