-
Уважаемый посетитель!!!
Если Вы уже являетесь зарегистрированным участником проекта "миХей.ру - дискусcионный клуб",
пожалуйста, восстановите свой пароль самостоятельно, либо свяжитесь с администратором через Телеграм.
Симс-сериал: "Жертва"
- Автор темы Катарина
- Дата начала
Просто очень захватывающе!Жду с нетерпением продолжения,а в голове придумываю своё
Катарина
Постоялец
Тинки, Айрин, Иулиания и все-все-все, кто читает и ждет продолжения, спасибо большое за терпение и понимание.
Следующая серия уже написана и отснята, отправила ее еще до ремонта редактору, но ответа от нее не получила. Попробую уговорить на это дело еще кого-нибудь. Если не получится, то буду выкладывать без проверки, надеюсь, качество от этого не пострадает (очень самонадеянно
).
Следующая серия уже написана и отснята, отправила ее еще до ремонта редактору, но ответа от нее не получила. Попробую уговорить на это дело еще кого-нибудь. Если не получится, то буду выкладывать без проверки, надеюсь, качество от этого не пострадает (очень самонадеянно
).
Катарина
Постоялец
Серия 4
Бледная луна заглядывала в окно палаты, скалилась и ухмылялась, подмигивала пустыми глазницами черепа. Что-то меня разбудило. Я поднялся с постели и начал вглядываться во тьму. Постепенно глаза привыкли к полумраку, и мне удалось рассмотреть очертания предметов и огромную тушу спящего соседа – конченого психа, который кого-то убил, изнасиловал и съел, именно в такой последовательности, и Ее. Сначала слышалось только сиплое, натужное дыхание, сопровождающееся свистом, будто у нее астма или пробито легкое. Потом в самом дальнем и темном углу появился смутный силуэт.
- Мама?
- Ты помнишь меня, сынок?
Фигура вышла из тени, но я отвернулся - не хотел видеть то, что Он сделал с ней. Она приблизилась и спросила:
- Какой ты помнишь меня?
Разной.
В белом платье в мелкий горошек, счастливой, улыбающейся, что-то напевающей только для себя самой. Мама брала меня к себе на работу в парикмахерскую, я сидел в углу и наблюдал за ней. Она порхала вокруг клиентов как легкая бабочка-однодневка. Прожила так недолго, еще меньше была счастлива и долго-долго горела в огне, на который доверчиво полетела. Zinger, как волшебная палочка, в ее руках творил чудеса. Ножницы могут не только уродовать, но и создавать красоту.
Помню больной и измученной, обнаженное тело в синяках, ссадинах и ожогах. И страдания, которые она причинила мне, тоже никогда не забуду. Дорого все – каждый момент из прошлого. Я всегда прощал ее.
- А еще?
Мертвой.
Она всегда носила на безымянном пальце тонкое золотое колечко с маленьким камушком. Никогда с ним не расставалась и не снимала ни при каких обстоятельствах. Оно и было основной причиной частых ссор. Отчим предлагал продать его, говорил, что ревнует и не может видеть на ней украшение, подаренное другим мужчиной. Обещал купить новое с настоящим бриллиантом, когда найдет постоянную работу. На самом деле алкаш просто хотел пропить его. Каждый раз скандал заканчивался дракой. Урод избивал ее, доставалось и мне за то, что пытался вмешаться. Я хотел защитить маму, но был маленьким и слабым, а он – большим и сильным. Беспомощность. Это чувство лишало воли, накрывало плотным покрывалом и изолировало от окружающего мира. Когда отчим засыпал, она обнимала меня и плакала. Я просил: «Мамочка, не делай этого, пожалуйста, не пей больше. Прогони его, и мы будем счастливы вдвоем». Но они всегда мирились и пили водку, но не в тот раз.
- Снимай, *ука, - он ударил кулаком в лицо с такой силой, что она упала.
- Не трогай, - я попытался отпихнуть отчима.
Но урод толкнул меня к стене. Мать прохрипела окровавленными губами:
- Ты мой защитник. Беги, сынок. Он убьет тебя.
Но я не послушался, а подбежал к столу, схватил первый, попавший под руку, острый предмет и воткнул ему в ляжку. Это оказались ножницы. Алкаш закричал и ударил меня, я снова отлетел к стене, стукнулся об нее головой и потерял сознание.
Очнулся ночью, кухню освещал фонарь с улицы, в светлом прямоугольнике на полу лежала мама. Вокруг нее расползлась лужа крови, в полумраке казавшаяся бурой. Последнее, что она видела в жизни – это я. Взгляд остекленевших глаз замер, на губах застыла странная улыбка, а неестественно вывернутая рука тянулась в мою сторону. Казалось, что мама жива и смотрит на меня. На четвереньках подполз к ней и сжал сломанную кисть. Кольцо было на месте. Она не сняла его. Он убил ее, а чертова побрякушка так и осталось на безымянном пальце.
Не знаю, сколько времени просидел так, держа ее за руку, большая стрелка на часах несколько раз обошла циферблат. Из комнаты доносился пьяный храп алкаша, гад забил ее до смерти и завалился спать. Дверь скрипнула и приоткрылась, послышался едва различимый шорох, и на кухню вошла Надя. Худые босые ноги оставляли на полу грязные влажные следы, в темноте казавшиеся черными. Половину лица прикрывали длинные волосы. Я знал, что за ними спрятана жуткая рана - дыра в черепе, через которую видны пульсирующий мозг и копошащиеся в нем личинки. Девочка присела рядом и стала гладить мамино плечо.
- Бедная, - прошептала Надя.
- Ты вернулась ко мне? – также тихо спросил я.
- Я не уходила от тебя. И Она всегда будет рядом. Мы здесь, - она дотронулась до моей груди, а потом до головы, - И здесь.
Соседка поднялась с колен и заставила встать меня. Откинула спутанные пряди в сторону, и я увидел проломленный череп. Мне не было страшно, друзья не должны бояться друг друга. Девочка повела меня в спальню, остановились возле кровати, на которой спал Он, и сказала:
- Ты не должен позволить остаться ему безнаказанным, - Надя вложила мне в руку ножницы.
- Его посадят в тюрьму.
- Отсидит, выйдет на свободу и снова кого-нибудь убьет. Мамы больше нет, он убил ее. Пройдут годы, он будет жить, а она лежать в могиле. Знаешь, как там одиноко и страшно, мокро и темно? Вода просачивается сквозь землю и гнилые доски гроба. Плоть разлагается и сползает с костей, а потом и они рассыпаются в прах.
- Не могу.
- Ты должен сделать это.
- А если проснется?
- Он мертвецки пьян. Когда почувствует что-нибудь, будет уже поздно.
- Я боюсь.
- Зло должно быть наказано, - Надя показал на его шею, - Бей сюда. Не промахнись, у тебя только один шанс.
И я ударил…
Ножницы могут покалечить, убить и восстановить справедливость, отомстить, принести покой и облегчение.
Утром следующего дня пришла баба Дуся. Она открыла дверь ключом, который оставила ей мама в пору, когда они еще общались как добрые соседи. Те времена давно прошли, а мать забыла забрать его обратно.
- Люба? – робко позвала с порога соседка. – Люба, у тебя все нормально? Я крики слышала, а потом тихо так стало, я даже забеспокоилась. Люба…
Старуха застыла в дверях. Перед ней предстала ужасная картина: мертвое изуродованное тело женщины на полу, маленький мальчик, забившийся в угол и ни на что не реагирующий, и Надя. Еще кровь, она была везде: на трупе, на полу, на стенах и на мне. Моя подруга рисовала ею домики, солнышки, деревья и человечков, выводила в вязкой луже забавные рожицы. Надюша не оставила меня наедине с двумя мертвецами, иначе бы я спятил. Она помогла – вытерла ножницы, спрятала их и велела молчать. Девочка прервала свое занятие, обернулась и прошептала, прижав указательный палец к губам:
- Не говори ничего.
- Убили, - тихо сказала Дуся. – Убил изверг.
Она подошла ко мне и помахала перед моим лицом рукой, потрясла за плечо, но я не отреагировал. На Наденьку соседка внимания не обратила. Старуха повернулась к маме и наклонилась над ней. Думал, чтобы проверить пульс, но бабка ловко сняла с покойницы кольцо и спрятала в кармане, а потом уже заголосила:
- Убили. Да что же это делается такое? Помогите! Убили изверги. Любку убили.
Ночью накануне экзаменов я не могла заснуть, ворочалась в постели, терзаемая переживаниями и мыслями о том, как все пройдет. Таращилась в темноте на табло электронного будильника и отсчитывала, сколько времени мне осталось на сон: пять часов, четыре, три, два. Усталость все-таки взяла свое, а в половине седьмого меня разбудили, нагло и бесцеремонно. Кто-то тряс меня за плечо и стягивал одеяло.
- Вера, вставай!
Аркадий. До чего же у него противный голос. Разве можно так поступать с людьми? Я попыталась спрятаться от него под пледом. Но брат не отставал:
- Давай поднимайся. Ты проспишь!
Совсем как моя мама. Она тоже так будила меня по утрам бесконечной: «Веровставой».
- Еще минуточку.
- Поднимайся, соня.
Он вырвал из-под головы подушку и крикнул в ухо:
- Тебе надо в институт!
Эта фраза вернула меня в реальность. Вспомнила, какой сегодня день, вскочила с постели, будто меня облили холодной водой, начала бегать по комнате, суетиться и впихивать в сумку тетрадки и учебники. Аркадий остановил бессмысленные манипуляции:
- Ничего из этого тебе не понадобится. Прими душ и приведи себя в порядок, а потом спускайся завтракать. Стол уже накрыт.
Я успокоилась и отправилась в ванную. Когда вышла оттуда заметила, что постель заправлена, разбросанные по полу книги и конспекты аккуратно сложены на столе, сумка собрана. Он навел порядок в комнате и решил за меня, что сегодня надеть! На стуле лежал мой единственный деловой костюм: узкие брюки со стрелками и приталенный пиджак. Лазил в моих вещах. Тут же проснулось упрямство, и я надела белую блузку и юбку, проигнорировав выбор брата.
За столом меня уже ждали папа и Аркадий, остальные домочадцы еще нежились в мягких постелях. Почему брату не спалось в такую рань, неужели переживал за меня?
С трудом глотала завтрак, кусок застревал в горле, руки тряслись, а в голове крутились обрывки знаний. Я вдруг поняла, что ничего не помню, будто и не было трех лет в училище и ежедневной зубрежки. Как сдавать экзамены? Лучше не ждать унизительного момента провала на вступительных испытаниях, собрать вещи и вернуться домой, к маме под крылышко. Когда я опрокинула чашку и залила молоком скатерть, Аркадий сказал:
- Вообще не понимаю, чего ты так нервничаешь.
- Действительно, Вера. Все будет хорошо, - отец одобряюще улыбнулся, - Я же обещал тебе помочь. Вопрос уже решен - ты будешь учиться в этом университете. С тобой просто побеседуют.
Конечно, он уже поговорил с кем надо и заплатил. Деньги и связи решают все. Стало немного обидно – считают туповатой и не верят в мои возможности. Да, я не входила в колледже в список лучших студентов, и диплом не красный, но и троек в нем тоже нет. В подавленном настроении я села в машину. Отец отдал ее вместе с шофером в мое распоряжение, но ехать в институт отказался. Сказал, что был там накануне, сегодня его присутствие необязательно, меня уже ждут, и я сама прекрасно справлюсь. А вот Аркадий решил составить мне компанию. В последний момент открыл дверь и втиснулся на заднее сиденье.
- А ты куда? – возмутилась я.
- С тобой для поддержки.
- Обойдусь без тебя.
- Не сомневаюсь. А вдруг тебя кто-нибудь обидит?
- И что? Будешь защищать меня?
- Буду.
- Тоже мне защитник.
Помнила его последнюю выходку на качелях, и опасалась сидеть рядом с ним. Поэтому отодвинулась и поставила между нами сумку. Он лишь фыркнул в ответ и демонстративно отвернулся. Ну и ладно. Похоже, брат понял, насколько важен для меня этот день, и решил не «доставать». Так и ехали в тишине, каждый смотрел в свое окно и был погружен в глубокую задумчивость. Интересно, какие мысли бродили в голове Аркадия? Парень удивлял меня постоянно, то он самый заботливый и внимательный брат на свете, то озабоченный подросток, домогающийся сестры. Сегодня вот разбудил вовремя, убрался в комнате и поехал со мной в институт. А несколько дней назад вел себя очень странно. Тот поцелуй и вопрос, который он задал, не давали мне покоя. Почему Аркадий так вел себя? Никогда не считала себя красивой, в меня не влюблялись с первого взгляда, парни не бегали за мной толпами. И, естественно, с братом я не кокетничала, не давала никакого повода.
Аркадий остался ждать в машине, а я присоединилась к толпе абитуриентов перед входом института. Зашла со всеми в здание и, сама не заметила как, оказалась в аудитории, где проходили экзамены. Вытянула наугад билет, прочитала его, потом еще раз и поняла, что ничего не знаю. Вообще ничего. Все что учила несколько лет, а потом повторяла, улетучилось. Но села за парту и стала готовиться, даже смогла что-то написать.
- Колесникова. Вера Колесникова, - в помещение заглянул какой-то парень.
- Это я.
- К ректору.
Я вышла в коридор и пошла за провожатым.
- Кирилл, - представился он на ходу.
- Вера.
- Знаю, - усмехнулся провожатый.
Выглядел Кира забавно: всклокоченные рыжие волосы, россыпь веснушек на лице, белый халат нараспашку поверх цветастой рубашки, веселенькие шорты, похожие на семейные трусы, и шлепки. В общем, не студент-медик, а клоун из цирка или психбольницы, если учитывать спецодежду. По пути нам встретилась молодая женщина, которая сделала ему замечание:
- Емельянов, что за вид? Застегнитесь!
Нам тоже запрещали в училище ходить расстёгнутыми - будущий медработник должен выглядеть опрятно и внушать уважение. Но Кирилл отмахнулся от нее, буркнув:
- Потом.
- Кто это? – спросила я, когда мы свернули за угол.
- Зубочистка, ведет стоматологию. Жуткая стерва.
- Ты здесь учишься?
- Ну, да. Пришел хвосты сдавать, чтобы не отчислили. Вот мы и пришли.
Молодой человек довел меня до кабинета руководителя института и пожелал удачи. Ректором оказался милый старичок в очках в роговой оправе и стареньком сером костюме. Он задал мне несколько ничего не значащих вопросов, поговорил о былых временах, и после полутора часов воспоминаний сообщил, что я зачислена на первый курс. С чем меня и поздравил, велел кланяться папеньке и передать ему, чтобы чаще заезжал – на втором этаже еще надо окна поменять, а в анатомический театр нужна новая мебель. Интересно, сколько заплатил отец лично ему и отдал денег на нужды ВУЗа?
Во дворе меня ждал Кирилл, уже без халата и причесанный.
- Ну что? – спросил он.
- Поздравил с поступлением.
- Круто. Ты что блатная?
- Наверно. Как-то непривычно себя так чувствовать.
- Только не говори, что та шикарная тачка твоя.
- Это машина моего отца.
- Ты так говоришь, будто не имеешь к этому никого отношения.
- Ну, почти так. Я всего лишь бедная родственница из провинции, приехала к папе, которого не видела много лет.
- Понятно. Может, сходим куда-нибудь? Отметим твое зачисление и то, что я сегодня сдал последний зачет. Тут рядом есть одна замечательная кафешка, я угощаю.
- Меня брат ждет. Давай в следующий раз?
Мы стали договариваться о встрече и обмениваться номерами телефонов. Мне понравился этот парень, и очень хотелось завести друзей. Но вмешался Аркадий, лицо его было бледным, в красных пятнах, а руки сжаты в кулаки.
- Отвали от нее.
Мы недоуменно смотрели на него, пока Кирилл ни опомнился и ни спросил:
- Ты чего, друг?
- Твои друзья в овраге лошадь доедают. Вера, пошли, - он грубо схватил меня за руку и потянул к машине.
- Извини моего младшего брата, - сказала я Кириллу, - Он у меня нервный. Ты что себе позволяешь?
- Да мальчик, когда взрослые разговаривают, дети должны стоять в стороне.
- Сейчас ты у меня, *удак, в стороне постоишь!
- Слышь…
- За углом поссышь! Вера, нас ждут. Пошли.
Я не знала, что нашло на него, но чувствовала – лучше подчиниться. Новый знакомый и Аркадий выглядели возбужденными, дело могло закончиться дракой, да и сама сцена была отвратительной. Не могла понять, что так завело подростка, а Кириллу явно не нравилась его грубость. Таким еще брата я не видела. На нас все смотрели, вокруг собиралась толпа любопытных студентов. Всегда ненавидела скандалы и разборки.
По дороге домой мы ругались. Он отчитывал меня за внешний вид: юбка чересчур короткая, вырез у блузки слишком глубокий, яркий макияж. Вот и лезут ко мне всякие «дебилы»! Аркадий даже предложил мне поменять институт! Я пыталась защищаться, но вдруг поняла, что не должна перед ним оправдываться – пытаться что-то объяснить, значит признать вину. Когда подъехали к дому, послала его на три буквы и громко хлопнула дверью машины. Закрылась в своей комнате, позвонила Кириллу и договорилась встретиться вечером. Мои действия были вызваны злостью и обидой на пятнадцатилетнего недоросля, а не симпатией к новому знакомому.
_____
От автора. Серия выкладывается без проверки редактором. О замеченных ошибках прошу сообщать в ЛС. Спасибо
Серия 4
Бледная луна заглядывала в окно палаты, скалилась и ухмылялась, подмигивала пустыми глазницами черепа. Что-то меня разбудило. Я поднялся с постели и начал вглядываться во тьму. Постепенно глаза привыкли к полумраку, и мне удалось рассмотреть очертания предметов и огромную тушу спящего соседа – конченого психа, который кого-то убил, изнасиловал и съел, именно в такой последовательности, и Ее. Сначала слышалось только сиплое, натужное дыхание, сопровождающееся свистом, будто у нее астма или пробито легкое. Потом в самом дальнем и темном углу появился смутный силуэт.
- Мама?
- Ты помнишь меня, сынок?
Фигура вышла из тени, но я отвернулся - не хотел видеть то, что Он сделал с ней. Она приблизилась и спросила:
- Какой ты помнишь меня?
Разной.
В белом платье в мелкий горошек, счастливой, улыбающейся, что-то напевающей только для себя самой. Мама брала меня к себе на работу в парикмахерскую, я сидел в углу и наблюдал за ней. Она порхала вокруг клиентов как легкая бабочка-однодневка. Прожила так недолго, еще меньше была счастлива и долго-долго горела в огне, на который доверчиво полетела. Zinger, как волшебная палочка, в ее руках творил чудеса. Ножницы могут не только уродовать, но и создавать красоту.
Помню больной и измученной, обнаженное тело в синяках, ссадинах и ожогах. И страдания, которые она причинила мне, тоже никогда не забуду. Дорого все – каждый момент из прошлого. Я всегда прощал ее.
- А еще?
Мертвой.
Она всегда носила на безымянном пальце тонкое золотое колечко с маленьким камушком. Никогда с ним не расставалась и не снимала ни при каких обстоятельствах. Оно и было основной причиной частых ссор. Отчим предлагал продать его, говорил, что ревнует и не может видеть на ней украшение, подаренное другим мужчиной. Обещал купить новое с настоящим бриллиантом, когда найдет постоянную работу. На самом деле алкаш просто хотел пропить его. Каждый раз скандал заканчивался дракой. Урод избивал ее, доставалось и мне за то, что пытался вмешаться. Я хотел защитить маму, но был маленьким и слабым, а он – большим и сильным. Беспомощность. Это чувство лишало воли, накрывало плотным покрывалом и изолировало от окружающего мира. Когда отчим засыпал, она обнимала меня и плакала. Я просил: «Мамочка, не делай этого, пожалуйста, не пей больше. Прогони его, и мы будем счастливы вдвоем». Но они всегда мирились и пили водку, но не в тот раз.
- Снимай, *ука, - он ударил кулаком в лицо с такой силой, что она упала.
- Не трогай, - я попытался отпихнуть отчима.
Но урод толкнул меня к стене. Мать прохрипела окровавленными губами:
- Ты мой защитник. Беги, сынок. Он убьет тебя.
Но я не послушался, а подбежал к столу, схватил первый, попавший под руку, острый предмет и воткнул ему в ляжку. Это оказались ножницы. Алкаш закричал и ударил меня, я снова отлетел к стене, стукнулся об нее головой и потерял сознание.
Очнулся ночью, кухню освещал фонарь с улицы, в светлом прямоугольнике на полу лежала мама. Вокруг нее расползлась лужа крови, в полумраке казавшаяся бурой. Последнее, что она видела в жизни – это я. Взгляд остекленевших глаз замер, на губах застыла странная улыбка, а неестественно вывернутая рука тянулась в мою сторону. Казалось, что мама жива и смотрит на меня. На четвереньках подполз к ней и сжал сломанную кисть. Кольцо было на месте. Она не сняла его. Он убил ее, а чертова побрякушка так и осталось на безымянном пальце.
Не знаю, сколько времени просидел так, держа ее за руку, большая стрелка на часах несколько раз обошла циферблат. Из комнаты доносился пьяный храп алкаша, гад забил ее до смерти и завалился спать. Дверь скрипнула и приоткрылась, послышался едва различимый шорох, и на кухню вошла Надя. Худые босые ноги оставляли на полу грязные влажные следы, в темноте казавшиеся черными. Половину лица прикрывали длинные волосы. Я знал, что за ними спрятана жуткая рана - дыра в черепе, через которую видны пульсирующий мозг и копошащиеся в нем личинки. Девочка присела рядом и стала гладить мамино плечо.
- Бедная, - прошептала Надя.
- Ты вернулась ко мне? – также тихо спросил я.
- Я не уходила от тебя. И Она всегда будет рядом. Мы здесь, - она дотронулась до моей груди, а потом до головы, - И здесь.
Соседка поднялась с колен и заставила встать меня. Откинула спутанные пряди в сторону, и я увидел проломленный череп. Мне не было страшно, друзья не должны бояться друг друга. Девочка повела меня в спальню, остановились возле кровати, на которой спал Он, и сказала:
- Ты не должен позволить остаться ему безнаказанным, - Надя вложила мне в руку ножницы.
- Его посадят в тюрьму.
- Отсидит, выйдет на свободу и снова кого-нибудь убьет. Мамы больше нет, он убил ее. Пройдут годы, он будет жить, а она лежать в могиле. Знаешь, как там одиноко и страшно, мокро и темно? Вода просачивается сквозь землю и гнилые доски гроба. Плоть разлагается и сползает с костей, а потом и они рассыпаются в прах.
- Не могу.
- Ты должен сделать это.
- А если проснется?
- Он мертвецки пьян. Когда почувствует что-нибудь, будет уже поздно.
- Я боюсь.
- Зло должно быть наказано, - Надя показал на его шею, - Бей сюда. Не промахнись, у тебя только один шанс.
И я ударил…
Ножницы могут покалечить, убить и восстановить справедливость, отомстить, принести покой и облегчение.
Утром следующего дня пришла баба Дуся. Она открыла дверь ключом, который оставила ей мама в пору, когда они еще общались как добрые соседи. Те времена давно прошли, а мать забыла забрать его обратно.
- Люба? – робко позвала с порога соседка. – Люба, у тебя все нормально? Я крики слышала, а потом тихо так стало, я даже забеспокоилась. Люба…
Старуха застыла в дверях. Перед ней предстала ужасная картина: мертвое изуродованное тело женщины на полу, маленький мальчик, забившийся в угол и ни на что не реагирующий, и Надя. Еще кровь, она была везде: на трупе, на полу, на стенах и на мне. Моя подруга рисовала ею домики, солнышки, деревья и человечков, выводила в вязкой луже забавные рожицы. Надюша не оставила меня наедине с двумя мертвецами, иначе бы я спятил. Она помогла – вытерла ножницы, спрятала их и велела молчать. Девочка прервала свое занятие, обернулась и прошептала, прижав указательный палец к губам:
- Не говори ничего.
- Убили, - тихо сказала Дуся. – Убил изверг.
Она подошла ко мне и помахала перед моим лицом рукой, потрясла за плечо, но я не отреагировал. На Наденьку соседка внимания не обратила. Старуха повернулась к маме и наклонилась над ней. Думал, чтобы проверить пульс, но бабка ловко сняла с покойницы кольцо и спрятала в кармане, а потом уже заголосила:
- Убили. Да что же это делается такое? Помогите! Убили изверги. Любку убили.
***
Ночью накануне экзаменов я не могла заснуть, ворочалась в постели, терзаемая переживаниями и мыслями о том, как все пройдет. Таращилась в темноте на табло электронного будильника и отсчитывала, сколько времени мне осталось на сон: пять часов, четыре, три, два. Усталость все-таки взяла свое, а в половине седьмого меня разбудили, нагло и бесцеремонно. Кто-то тряс меня за плечо и стягивал одеяло.
- Вера, вставай!
Аркадий. До чего же у него противный голос. Разве можно так поступать с людьми? Я попыталась спрятаться от него под пледом. Но брат не отставал:
- Давай поднимайся. Ты проспишь!
Совсем как моя мама. Она тоже так будила меня по утрам бесконечной: «Веровставой».
- Еще минуточку.
- Поднимайся, соня.
Он вырвал из-под головы подушку и крикнул в ухо:
- Тебе надо в институт!
Эта фраза вернула меня в реальность. Вспомнила, какой сегодня день, вскочила с постели, будто меня облили холодной водой, начала бегать по комнате, суетиться и впихивать в сумку тетрадки и учебники. Аркадий остановил бессмысленные манипуляции:
- Ничего из этого тебе не понадобится. Прими душ и приведи себя в порядок, а потом спускайся завтракать. Стол уже накрыт.
Я успокоилась и отправилась в ванную. Когда вышла оттуда заметила, что постель заправлена, разбросанные по полу книги и конспекты аккуратно сложены на столе, сумка собрана. Он навел порядок в комнате и решил за меня, что сегодня надеть! На стуле лежал мой единственный деловой костюм: узкие брюки со стрелками и приталенный пиджак. Лазил в моих вещах. Тут же проснулось упрямство, и я надела белую блузку и юбку, проигнорировав выбор брата.
За столом меня уже ждали папа и Аркадий, остальные домочадцы еще нежились в мягких постелях. Почему брату не спалось в такую рань, неужели переживал за меня?
С трудом глотала завтрак, кусок застревал в горле, руки тряслись, а в голове крутились обрывки знаний. Я вдруг поняла, что ничего не помню, будто и не было трех лет в училище и ежедневной зубрежки. Как сдавать экзамены? Лучше не ждать унизительного момента провала на вступительных испытаниях, собрать вещи и вернуться домой, к маме под крылышко. Когда я опрокинула чашку и залила молоком скатерть, Аркадий сказал:
- Вообще не понимаю, чего ты так нервничаешь.
- Действительно, Вера. Все будет хорошо, - отец одобряюще улыбнулся, - Я же обещал тебе помочь. Вопрос уже решен - ты будешь учиться в этом университете. С тобой просто побеседуют.
Конечно, он уже поговорил с кем надо и заплатил. Деньги и связи решают все. Стало немного обидно – считают туповатой и не верят в мои возможности. Да, я не входила в колледже в список лучших студентов, и диплом не красный, но и троек в нем тоже нет. В подавленном настроении я села в машину. Отец отдал ее вместе с шофером в мое распоряжение, но ехать в институт отказался. Сказал, что был там накануне, сегодня его присутствие необязательно, меня уже ждут, и я сама прекрасно справлюсь. А вот Аркадий решил составить мне компанию. В последний момент открыл дверь и втиснулся на заднее сиденье.
- А ты куда? – возмутилась я.
- С тобой для поддержки.
- Обойдусь без тебя.
- Не сомневаюсь. А вдруг тебя кто-нибудь обидит?
- И что? Будешь защищать меня?
- Буду.
- Тоже мне защитник.
Помнила его последнюю выходку на качелях, и опасалась сидеть рядом с ним. Поэтому отодвинулась и поставила между нами сумку. Он лишь фыркнул в ответ и демонстративно отвернулся. Ну и ладно. Похоже, брат понял, насколько важен для меня этот день, и решил не «доставать». Так и ехали в тишине, каждый смотрел в свое окно и был погружен в глубокую задумчивость. Интересно, какие мысли бродили в голове Аркадия? Парень удивлял меня постоянно, то он самый заботливый и внимательный брат на свете, то озабоченный подросток, домогающийся сестры. Сегодня вот разбудил вовремя, убрался в комнате и поехал со мной в институт. А несколько дней назад вел себя очень странно. Тот поцелуй и вопрос, который он задал, не давали мне покоя. Почему Аркадий так вел себя? Никогда не считала себя красивой, в меня не влюблялись с первого взгляда, парни не бегали за мной толпами. И, естественно, с братом я не кокетничала, не давала никакого повода.
Аркадий остался ждать в машине, а я присоединилась к толпе абитуриентов перед входом института. Зашла со всеми в здание и, сама не заметила как, оказалась в аудитории, где проходили экзамены. Вытянула наугад билет, прочитала его, потом еще раз и поняла, что ничего не знаю. Вообще ничего. Все что учила несколько лет, а потом повторяла, улетучилось. Но села за парту и стала готовиться, даже смогла что-то написать.
- Колесникова. Вера Колесникова, - в помещение заглянул какой-то парень.
- Это я.
- К ректору.
Я вышла в коридор и пошла за провожатым.
- Кирилл, - представился он на ходу.
- Вера.
- Знаю, - усмехнулся провожатый.
Выглядел Кира забавно: всклокоченные рыжие волосы, россыпь веснушек на лице, белый халат нараспашку поверх цветастой рубашки, веселенькие шорты, похожие на семейные трусы, и шлепки. В общем, не студент-медик, а клоун из цирка или психбольницы, если учитывать спецодежду. По пути нам встретилась молодая женщина, которая сделала ему замечание:
- Емельянов, что за вид? Застегнитесь!
Нам тоже запрещали в училище ходить расстёгнутыми - будущий медработник должен выглядеть опрятно и внушать уважение. Но Кирилл отмахнулся от нее, буркнув:
- Потом.
- Кто это? – спросила я, когда мы свернули за угол.
- Зубочистка, ведет стоматологию. Жуткая стерва.
- Ты здесь учишься?
- Ну, да. Пришел хвосты сдавать, чтобы не отчислили. Вот мы и пришли.
Молодой человек довел меня до кабинета руководителя института и пожелал удачи. Ректором оказался милый старичок в очках в роговой оправе и стареньком сером костюме. Он задал мне несколько ничего не значащих вопросов, поговорил о былых временах, и после полутора часов воспоминаний сообщил, что я зачислена на первый курс. С чем меня и поздравил, велел кланяться папеньке и передать ему, чтобы чаще заезжал – на втором этаже еще надо окна поменять, а в анатомический театр нужна новая мебель. Интересно, сколько заплатил отец лично ему и отдал денег на нужды ВУЗа?
Во дворе меня ждал Кирилл, уже без халата и причесанный.
- Ну что? – спросил он.
- Поздравил с поступлением.
- Круто. Ты что блатная?
- Наверно. Как-то непривычно себя так чувствовать.
- Только не говори, что та шикарная тачка твоя.
- Это машина моего отца.
- Ты так говоришь, будто не имеешь к этому никого отношения.
- Ну, почти так. Я всего лишь бедная родственница из провинции, приехала к папе, которого не видела много лет.
- Понятно. Может, сходим куда-нибудь? Отметим твое зачисление и то, что я сегодня сдал последний зачет. Тут рядом есть одна замечательная кафешка, я угощаю.
- Меня брат ждет. Давай в следующий раз?
Мы стали договариваться о встрече и обмениваться номерами телефонов. Мне понравился этот парень, и очень хотелось завести друзей. Но вмешался Аркадий, лицо его было бледным, в красных пятнах, а руки сжаты в кулаки.
- Отвали от нее.
Мы недоуменно смотрели на него, пока Кирилл ни опомнился и ни спросил:
- Ты чего, друг?
- Твои друзья в овраге лошадь доедают. Вера, пошли, - он грубо схватил меня за руку и потянул к машине.
- Извини моего младшего брата, - сказала я Кириллу, - Он у меня нервный. Ты что себе позволяешь?
- Да мальчик, когда взрослые разговаривают, дети должны стоять в стороне.
- Сейчас ты у меня, *удак, в стороне постоишь!
- Слышь…
- За углом поссышь! Вера, нас ждут. Пошли.
Я не знала, что нашло на него, но чувствовала – лучше подчиниться. Новый знакомый и Аркадий выглядели возбужденными, дело могло закончиться дракой, да и сама сцена была отвратительной. Не могла понять, что так завело подростка, а Кириллу явно не нравилась его грубость. Таким еще брата я не видела. На нас все смотрели, вокруг собиралась толпа любопытных студентов. Всегда ненавидела скандалы и разборки.
По дороге домой мы ругались. Он отчитывал меня за внешний вид: юбка чересчур короткая, вырез у блузки слишком глубокий, яркий макияж. Вот и лезут ко мне всякие «дебилы»! Аркадий даже предложил мне поменять институт! Я пыталась защищаться, но вдруг поняла, что не должна перед ним оправдываться – пытаться что-то объяснить, значит признать вину. Когда подъехали к дому, послала его на три буквы и громко хлопнула дверью машины. Закрылась в своей комнате, позвонила Кириллу и договорилась встретиться вечером. Мои действия были вызваны злостью и обидой на пятнадцатилетнего недоросля, а не симпатией к новому знакомому.
_____
От автора. Серия выкладывается без проверки редактором. О замеченных ошибках прошу сообщать в ЛС. Спасибо
Последнее редактирование модератором:
А я бы ее убила (бабку то бишь). Этот кусок столько ненависти к мерзкой старухе вызвал. Да когда же эта несправедливость кончится -_-
Аркадий ревнивый малый, как оказалось.
PS. Ты себя недооцениваешь. Сильно. Даже без редактуры все очень и очень здорово
А ты меня пугала, будто здесь просто кошмар без Эльфы творится.
Катарина
Постоялец
Невидимка, я бы эту бабку тоже убила. Но мальчонка наш колечко-то вернет, в этом можно не сомневаться. Станет постарше и заберет "свое золотце" обратно. Скоро он начнет восстанавливать справедливость. Уже начал, если учитывать отчима, и продолжит, как говорится: чем дальше в лес, тем толще партизаны. Или тараканы в голове у Аркадия.
Аркадий ревнивый, да. И память у него хорошая, хоть он иногда и жалуется на нее. Но в данном случае им руководит не только ревность.
С Эльфой мне спокойней было, а без нее грустно. Я всегда в себе сомневаюсь. Например, вышла новая серия, а люди молчат, и я начинаю думать, что налажала настолько, что просто слов нет, или вообще неинтересно и скучно. (((
PS. пятую серию я тебе уже отправила)
Аркадий ревнивый, да. И память у него хорошая, хоть он иногда и жалуется на нее. Но в данном случае им руководит не только ревность.
С Эльфой мне спокойней было, а без нее грустно. Я всегда в себе сомневаюсь. Например, вышла новая серия, а люди молчат, и я начинаю думать, что налажала настолько, что просто слов нет, или вообще неинтересно и скучно. (((
PS. пятую серию я тебе уже отправила)
Иринка
Участник
Понравилось... Давненько не заходила сюда, потому что не рассчитывала увидеть новую серию...
Бабка эта... В общем понятно...
Красивые картинки... К тексту я не привередлива, но всё равно замечаю грубые ошибки... Тут ничего такого... Во всяком случае я ничего не заметила...
Умничка!!!!
Бабка эта... В общем понятно...
Красивые картинки... К тексту я не привередлива, но всё равно замечаю грубые ошибки... Тут ничего такого... Во всяком случае я ничего не заметила...
Умничка!!!!
Катарина
Постоялец
Иринка, думаю, многие не рассчитывали. Но я вернулась и теперь тема будет обновляться. Возможно, что даже на днях, жду своих редакторов))) и делаю снимки. А баба Дуся мне не нравилась с того момента, как появилась, еще когда ребенка обливала, коврик ей видите ли жалко. За картинки спасибо, у меня на них много времени и нервов уходит)))
Iron Lady
Гуру
Молчат, потому что не хочется лишний раз клепать флуда) Нового добавить нечего- как всегда, всё очень понравилось: и текст, и скрины. Предположения по поводу сюжета строить пока рано. Ну, если только поведение Аркаши показалось странным. Ревность? Не думаю. Место ревности там, где есть любовь, а Аркаша не выглядит влюблённым. Скорее богатым, самоуверенным подростком, который "всегда хотел иметь старшую сестру". Тут что-то другое, и я думаю что его с этим парнишкой связывает (или связывало) что-то в прошлом.
Катарина
Постоялец
Iron Lady, а ты правильно думаешь. Если бы ни большой перерыв между выходом этой и предыдущей части, то в памяти сохранилось бы то, что именно связывает Аркадия и товарища Емельянова. В первой части 3 серии он упоминается, и мне кажется, что по реакции А. можно сделать вывод, что это не просто однофамильцы, а один и тот же человек. Ревность, как и большинству людей, присуща и А., только ревновать можно не только объект воздыхания. Ревность ходит рядом с чувством собственности и завистью, я так думаю. И ничего общего с любовью не имеет, это скорее проявление недоверия. Но в данной ситуации, это не она. Могу даже сказать что: страх и ненависть. А любит ли А. Веру, даже я не знаю. События описываются от лица Веры, а она видит ситуацию со своей колокольни и не может быть объективной. Чувства и мысли А. пока скрыты. Ну и каждый любит, как умеет. Как в детстве: один мальчик девочке поможет ранец до дома донести, а другой этим же ранцем по голове стукнет. Кстати, у некоторых с возрастом это не проходит)))
Iron Lady
Гуру
Катарина
Всё. Перечитала, освежила память и поняла..
можно сделать вывод, что это не просто однофамильцы, а один и тот же человек. Интересно, а Аркаша его помнит (узнал) по фамилии, или по жизни как бэ отслеживает? Если второе, то удивительно, что он еще не прибил своего обидчика)).
Всё. Перечитала, освежила память и поняла..
можно сделать вывод, что это не просто однофамильцы, а один и тот же человек. Интересно, а Аркаша его помнит (узнал) по фамилии, или по жизни как бэ отслеживает? Если второе, то удивительно, что он еще не прибил своего обидчика)).
Катарина
Постоялец
Серия 5
Я стою у окна и смотрю на Веру. Она такая хрупкая и беззащитная. Улыбается мне и машет рукой, что-то говорит. Я не слышу ее, но деваю вид, что понимаю. Мир за решеткой такой же пленник как я. Мы заключены по разные стороны стальных прутьев, и нам некуда бежать. Ни здесь, ни там ничего не меняется, все те же серые стены, мертвые деревья и унылые лица. Идет ли дождь, падает ли снег — в любую погоду каждый день, в одно и то же время приходит Вера. Она мой якорь, который удерживает в этой реальности, не позволяет исчезнуть в темноте небытия. Моя явь. Прижимаюсь к холодному стеклу лбом и улыбаюсь.
— Твоя подружка, Красавчик?— спрашивает сосед-людоед, тихо подкравшийся сзади.
Эта жирная туша двигается бесшумно. Я представляю его затаившимся в темной подворотне, поджидающим новую жертву — одинокую женщину, которая поздним вечером возвращается домой. Она устала, в ее руках тяжелые сумки. Слышу стук каблуков по мокрому асфальту. Вокруг ни души, только эта толстая нежить поджидает за углом. Но она не видит его, здесь темно, фонари не горят, а в окнах домов чернота. До подъезда остается несколько метров. Ей надо пройти их, достать ключ и открыть дверь, но она не успевает. Маньяк вышел на охоту. Я больше не слышу ее шагов…
— Моя,— отвечаю ему.
— Когда я отсюда выйду, я найду её. Слышишь, Красавчик? Я выйду раньше тебя. Я найду ее и съем…
На днях «одолжил» в процедурном кабинете ножницы. Мне они нужнее. Медсестра отвлеклась, а я взял «игрушку» и спрятал в рукаве. Надеюсь, девчонку за это не накажут.
— Ты слышишь, Красавчик? Сначала я **ахну твою телку, а потом съем ее. Обглодаю лицо, а титьки пожарю на…
Я не хочу слушать это бред дальше, резко разворачиваюсь и всаживаю ножницы до колец в его правый глаз. Их длины должно хватить, чтобы достать до мозга, при условии, что он у него есть.
— Ты не найдешь ее и ничего не сделаешь ей. Ты никогда не выйдешь отсюда. Ты больше никому ничего не сделаешь. Ты мертв! Каково чувствовать себя жертвой?
Санитары тащат меня по коридору в изолятор, а я улыбаюсь и смеюсь как сумасшедший. Я счастлив. Через несколько мгновений мне сделают инъекцию аминазина и наденут смирительную рубашку, но это того стоило.
Не знаю, сколько времени провел в больнице после смерти мамы — может год, а возможно пару месяцев. Из-за лекарств не мог адекватно воспринимать окружающий мир, меня словно окружал туман, из которого периодически выплывали смутные силуэты и расплывчатые лица. Незнакомцы притворялись, что хотят помочь, но я ни кому не верил и ни с кем не разговаривал. Все было безразлично и не отложилось в памяти. Не волновало, чем закончилось расследование убийства матери и ее сожителя, и было ли оно вообще. Кому нужны опустившиеся на самое дно социума алкоголики? Не знал, смогли ли следователи докопаться до истины, считали ли меня виноватым или только подозревали. Надя велела молчать, и я послушался — не отвечал на вопросы, как будто не слышал их. Моя медицинская карта распухла до невероятных размеров, каждый день в ней появлялись новые записи, вклеивались бланки с результатами анализов и обследований. Чаще всего там отмечались психиатры — мои добрые ангелы в белых халатах. Но и это не вызывало интереса. В итоге они понаставили диагнозов, среди которых мне почему-то запомнились «олигофрения» и «острый психоз», немного подлечили и отправили в интернат для умственно отсталых детей.
На первый взгляд там было лучше, чем дома — чистая, целая одежда, игрушки, кровати, кормили четыре раза в день. На завтрак давали бутерброды с красной икрой, а на полдник — йогурты или бананы. Спасибо спонсорам — этим замечательным людям, которым не безразличны обделенные судьбой и обществом больные дети. Спасибо им за щедрость и доброту.
Персонал относился ко мне хорошо, жалел. Я слышал за спиной вздохи нянечек и воспитательниц: «Бедный ребенок», «Какой красивый мальчик», «Он похож на маленького ангела». Все говорили, что в обычном детском доме меня обязательно бы усыновили, но с такими заболеваниями шансов нет. Отсюда не забирают дочек и сыночков, их сюда привозят. Никому не нужны такие дети. Перед нами только две дороги — оказаться в восемнадцать лет в доме престарелых или умереть. Последнее весьма вероятно, причина тому — халатность, за которую никто не нес ответственности. Как-то в отделении для лежачих не закрыли окно в тридцатиградусный мороз и несколько детей заболели пневмонией. Их увозили на скорой помощи в больницу, но назад они не вернулись. Мне было жаль маленьких человечков без ручек и ножек, тайком пробирался в их спальни, проверял форточки и укрывал одеялами.
За видимостью благополучия скрывалась мрачная действительность. Тут, как и везде, действовал принцип — большие обижают маленьких. Настоящая жизнь проходила за спинами взрослых. Те, кто хоть чуточку здоровее, умнее, хитрее остальных, лучше развит физически, занимали высшие ступени в иерархии воспитанников интерната. Здесь было немного развлечений — издевательства над слабыми и секс. Ребята пытались задирать меня, но я дал им отпор. Маленький и слабенький Шиза остался в залитой кровью кухне, он умер тогда. Сюда пришел Немой, который мог за себя постоять и умел убивать. Это оказалось легко и просто. Однажды поклялся себе, что больше никогда не буду беспомощным, и слово свое сдержал. Мы дрались, меня избивали, я сопротивлялся и платил тем же, если не получалось, то потом жестоко мстил. Лили в постель мочу и кричали, что Немой обоссался. Воровали мои вещи и портили их. Я не жаловался на них, а они не выдали, когда «рассчитался» с главным обидчиком.
После того как меня попытался изнасиловать какой-то верзила, я пробрался в комнату для занятий, взял ножницы, и когда он спал, отрезал под самый корень его «пипку». А пока микроцефал* кричал и пытался зажать руками рану в паху, выколол глаза. Вопли разбудили всех, но никто не спешил помочь истекающему кровью, просто стояли и смотрели, как он корчится от боли. Ночная нянечка пришла слишком поздно. Я успел вернуться в палату незамеченным, спрятать «игрушку» и окровавленную одежду, а позже избавился от них. Может меня и подозревали, но доказать ничего не смогли. А даже если бы все было иначе, какой спрос с олигофрена? Я несовершеннолетний идиот** и псих, таких не сажают в тюрьму. Убийство сошло мне с рук. Было разбирательство, взрослые пытались докопаться до правды, но им мешала круговая порука — если ты молчишь, то и тебя не заложат. Со стукачами разбирались быстро, а «своих» не выдавали. Мучить меня перестали, более того, начали уважать и бояться.
К нам часто приезжали спонсоры, но они общались с персоналом. Один дядя Коля уделял нам внимание. Он всегда приносил сладости, игрушки, диски с новинками кино. Каждый раз, когда мужчина приходил, его окружала толпа и провожала от ворот до кабинета директора и обратно. У него для всех находились подарки и добрые слова, он вел себя естественно и был «своим». Дядю Колю здесь любили и уважали, и каждый мечтал о том, чтобы он усыновил его. Спонсора игнорировали только двое воспитанников интерната: девочка, выкормленная собаками — Маугли индустриального города, и я. Она вообще ни на что не реагировала, только лежала на полу и постоянно смеялась или лаяла, а мне было все равно. Обычно я смотрел в окно или сидел, прижавшись спиной к батарее, не бегал за ним и не пытался понравиться, как остальные. Несколько раз замечал его заинтересованный взгляд. Он спрашивал обо мне, а ребята рассказали, что Немой сирота, мать и отчим убили друг друга, что провел сутки в квартире с трупами, с тех пор перестал разговаривать. Надо же, какая осведомленность. Хотя здесь знали друг о друге почти всё. Еще много всяких ужасов поведали, половину, конечно, сами сочинили, так ярко и красочно, что самому стало жутко и жалко себя.
Дядя Коля подходил ко мне, пытался угостить конфетами, поговорить, но я ничего не брал, равнодушно смотрел в сторону и уходил в палату. Однажды он спросил у меня:
— Сколько тебе лет, малыш?
Самому бы знать. Дома не нашли никаких документов: ни справок, ни паспортов, ни свидетельства о рождении. Все было давно потеряно и утрачено. А мой День рождения мать отмечала несколько раз в месяце, выгоняя при этом виновника торжества из квартиры. Я отставал в физическом развитии из-за постоянного недоедания, и не ходил в школу. Мне очень хотелось туда, но она говорила, что я слишком слабый и больной, чтобы учиться. Врачи определили мой возраст «на глаз». Но ничего из этого ему не рассказал, я же Немой.
Однажды кто-то спросил дядю Колю, есть ли у него свои дети. Тот ответил, что да, две дочери: одна еще совсем маленькая, другая живет с мамой. Мужчина достал из внутреннего кармана пиджака фотографию и показал, потом его что-то отвлекло, и он забыл о ней. Вечером я отнял снимок у какого-то пацана, потому что красть — плохо. Собирался молча вернуть владельцу, но как только взглянул на фото, что-то со мной произошло. Сердце ухнуло вниз, придавив желудок, живот заболел, а руки затряслись. Кровавый туман, постоянно застилавший глаза, отступил. Мне хотелось плакать, и я дал слезам волю. А когда успокоился, стало легко и хорошо, меня охватила эйфория; подобный восторг чувств до этого испытывал только, когда убивал. С черно-белой карточки мне улыбалась Надя, я не сразу понял, что это не она, а просто очень похожая на нее девочка. Сходство было потрясающим.
— Иди к ней,— сказала Надюша.— Я отпускаю тебя. Защити ее, чтобы с ней не случилось того же, что и со мной. Будь рядом и оберегай.
— А как же ты?
Девочка поцеловала меня на прощание и исчезла — растворилась в воздухе, будто и не было ее никогда. Вдруг почувствовал себя одиноким, никому не нужным и понял, что необходимо что-то менять. Осознал — выбор из двух дорог не для меня, судьба открыла мне третий путь. Был уверен, что все получится, и скоро я навсегда покину эту юдоль печали.
Когда дядя Коля приехал в следующий раз, я подошел к нему и улыбнулся. Все замерли, мужчина заинтересовано смотрел на меня, понимая, что мальчик-сирота не шоколадку у него просить будет.
— Это ваше?— протянул ему фото.
— Да, спасибо. Думал, что потерял.
Звук моего голоса произвел на окружающих сильное впечатление. Нас окутала тишина, которую постепенно стали нарушать едва различимые шепотки, постепенно перерастающие в неровный гул. «Немой заговорил!» Только малышка Маугли лежала на полу и хихикала, ей было хорошо и весело.
— Усыновите меня, пожалуйста.
Он долго молчал, я даже начал думать, что мужчина не ответит, развернется и уедет, чтобы больше сюда не возвращаться, и никогда мне не увидеть девочки с фотографии. Ребята вокруг замерли, им тоже было интересно, что скажет дядя Коля.
— Как тебя зовут, сынок?
— Аркадий.
После звонка Кириллу я вышла из комнаты и оказалась прижата братом к стене, который поджидал меня за дверью. Попыталась оттолкнуть его, но парень был сильнее, мои жалкие усилия лишь вызвали у него улыбку.
— Нам надо поговорить,— сказал он.
— Не хочу, отпусти.
— Вера, пожалуйста…
— Я уже двадцать лет как Вера. А тебе всего пятнадцать, не надо решать, где мне учиться и с кем встречаться.
Но Аркадий гнул свое:
— Останься дома, не ходи к нему.
Мы стояли почти вплотную в полутемном коридоре, куда в любую минуту мог кто-нибудь зайти. Снизу доносились приглушенные голоса, где-то рядом тикали часы. Он смотрел в глаза, я ощущала запах ментола и учащенное горячее дыхание на коже, в живот упиралось что-то твердое.
— У тебя эрекция?— возмутилась я.
— Да,— почти выдохнул, и его рука скользнула мне под юбку.— Ты слишком близко.
— Отвали,— толкнула его со всей силы и мне, наконец-то, удалось вырваться.— Ты просто озабоченный маньяк.
Брат рассмеялся:
— А ты тогда моя жертва.
Я ушла, а он остался. Мелькнула мысль, что хорошо было бы запереть комнату, мало ли что придумает мелкий извращенец, но не хотелось возвращаться и снова оставаться с ним наедине. Могла бы пожаловаться папе, но потом вспомнила его слова: «Не обращай внимания — пожилой человек». А теперь он сошлется на переходный возраст и посоветует не принимать все близко к сердцу. Так смысл ему что-то рассказывать? Да и ябедой никогда не была, всегда старалась решать конфликты сама, ну а если честно, то просто избегала их. Мне всегда было проще переступить через собственное мнение, уступить и согласиться. Вот такой я человек — бесхарактерная тряпка. Но не в этот раз! Впервые чувствовала, что еще чуть-чуть и взорвусь. Внутри меня все кипело и клокотало, гнев душил. Огромных усилий стоило не вцепиться в белобрысые волосы брата. Что себе позволяет этот малолетка?
По случаю удачного «поступления» был устроен торжественный ужин с бесчисленным количеством столовых приборов. Он уже не казался извращенной пыткой — успела на досуге посмотреть справочник по этикету, который взяла у брата, когда мы еще «дружили». За столом собралась вся семья, даже Тамара Фёдоровна осчастливила всех своим присутствием. После падения с лестницы дама редко выходила из комнаты. Мне почти удалось забыть о ее существовании. Она сдержанно поздоровалась со мной и поздравила. Удивительные перемены. Позже всех пришел Аркадий, а я решила стереть с его лица самодовольную ухмылку и сообщила всем, что познакомилась кое с кем в институте и пойду гулять. Никто не возражал.
— Как его зовут?— спросила Светлана.
— А откуда ты знаешь, что это он?
— Могу дать тебе одно из своих платьев,— женщина улыбнулась.— У меня есть несколько, которые подойдут тебе. Ты в них будешь изумительно смотреться.
Поблагодарила ее и проигнорировала скрежет рядом — брат скрипел зубами. Отец предложил машину с шофером, но я отказалась, решив поехать на такси. Когда внимание с меня переключилось на более отвлеченные темы, взяла вилку и собралась покушать, но Аркадий помешал. Он схватил меня за руку со столовым прибором и шепнул:
— Ты решила отправиться с ним на свидание?
— Не пойму, почему ты так переживаешь по этому поводу?
— Умоляю тебя, не ходи,— он сильнее сдавил пальцы.— Прошу тебя…
— Отстань от меня, а?
— Сделаю все, что скажешь. Стану самым лучшим братом на свете, или, если хочешь, буду вести себя тиши травы и ниже воды…
— Ниже травы, тише воды,— поправила я его.
— Так ты согласна?— он улыбнулся.
— Заманчивое предложение, но нет.
Радость исчезла с его лица, оно снова стало серьёзным и даже немного печальным. А мне хотелось съесть ужин. Нехорошо идти на первое свидание голодной. Ну, я надеялась, что это все-таки будет романтическая встреча, а не дружеские посиделки в каком-нибудь кабаке. Проблемы Аркадия меня не волновали — это его тараканы в голове, а не моя беда. Мы знакомы совсем недолго, можно сказать, без года неделю, а он уже пытается руководить мной и указывать, что делать. Брат продолжал держать меня за руку, и из-за него я не могла воспользоваться вилкой. Это начинало раздражать.
— Прости меня, ты сама виновата…
Дальше события развивались так быстро, что не успела помешать брату и не сразу поняла, что же произошло. Он поцеловал мое запястье, а потом воткнул уменьшенную копию трезубца из серебра в тыльную сторону своей ладони. Со стороны выглядело так, будто это сделала я. Аркадий кричал от боли, все вскочили, началась суета, ор. Брат вопил:
— Да отпусти же ее.
А я вцепилась в злосчастную вилку и не могла до конца осознать случившееся. Меня в чем-то обвиняли, никто не слушал мои оправдания. Отец сказал, что разберется со мной позже, и повез сына в больницу, Светлана увела Леночку в детскую. А Тамара Федоровна обрушила на меня поток ругани — недолго старушка держалась. Я была так потрясена выходкой подростка, что не особо вникала в ее слова. До меня долетали лишь обрывки фраз, смысл которых сводился к следующему: «лучше бы ты никогда не приезжала», «бедному мальчику и так досталось», «а тут еще ты», «я всегда была против, но меня никто не слушает», «уезжай». Убежала в комнату и закрылась там, плакала от жалости к самой себе.
— Собирай вещи, ты уезжаешь.
— Аркадий сам…
— Я все видел, Вера,— перебил отец.— У тебя двадцать минут на сборы.
Мне стало так обидно, что Ниагарский водопад из моих глаз хлынул еще сильнее. Отец настолько доверял сыну, что даже не дал мне возможности оправдаться, защитить себя. Конечно, он не общался с дочерью много лет, ограничивался лишь скупыми письмами в пару строк и редкими звонками. Не видел, как я росла и взрослела, не проверял дневник, не водил на новогодние утренники в Дом культуры, не читал сказок. Слишком много «не». Все это досталось Аркадию. И теперь этот мелкий гаденыш разрушил мою жизнь, перечеркнул будущее одной жирной чертой. Прощай медицинский институт, столица и все мечты. А ведь сестра предупреждала насчет брата, только ей никто не верил и я в том числе. Было противно, омерзительно, у меня началась истерика. Ревела в голос и не могла успокоиться.
— Хватит,— папа был непреклонен.— Я отвезу тебя на вокзал.
Говорил громко и четко, почти кричал. Тамара Федоровна должна торжествовать. В узкой щели между дверью и полом шевельнулась тень. Кто-то подслушивал нас. Наверняка, это мерзкая старуха, стояла там и довольно улыбалась.
— Да пошел ты к черту…
— Выбирай выражения!
В тот момент было плевать на то, что оскорбила его. Если так легко отказывается от меня, почему я должна щадить его чувства? Правильно бабуля про него говорила: «Пень с глазами». Что мне сказать маме? Мысли путались, руки дрожали, я начала складывать вещи, с трудом запихивая в сумки одежду и книги. Отец молча помогал. Мы не разговаривали, и мне не хотелось его видеть. Пусть вся семейка исчезнет, забудется как страшный сон. Книгу, подаренную Аркадием, не взяла, оставила лежать на видном месте.
В машине мне удалось успокоиться, только плечи иногда вздрагивали. Сидела на заднем сиденье и сверлила взглядом затылок отца. Он сам управлял машиной. Надо же, как ему не терпелось избавиться от меня.
— Может, все-таки выслушаешь?
— Не отвлекай от дороги.
Вот и весь разговор. Через некоторое время я предприняла еще одну попытку поговорить с папой, но и она не увенчалась успехом. Автомобиль остановился, и мы вышли.
— Что-то не похоже на вокзал,— сказала я, глядя на высотный дом, у которого мы припарковались.
— Пока поживешь здесь, доча. Мне надо кое-что рассказать тебе.
_____
* Микроцефалия (от греч. μικρός — маленький и κεφαλή — голова) — значительное уменьшение размеров черепа и соответственно головного мозга при нормальных размерах других частей тела. М. сопровождается умственной недостаточностью - от нерезко выраженной имбецильности до идиотии. (Википедия)
** Идиоти́я (прост. идиотизм) (от др.-греч. ἰδιωτεία (idioteia) — «невежество») — самая глубокая степень умственной отсталости, характеризующаяся почти полным отсутствием речи и мышления. (Википедия)
Серия 5
Я стою у окна и смотрю на Веру. Она такая хрупкая и беззащитная. Улыбается мне и машет рукой, что-то говорит. Я не слышу ее, но деваю вид, что понимаю. Мир за решеткой такой же пленник как я. Мы заключены по разные стороны стальных прутьев, и нам некуда бежать. Ни здесь, ни там ничего не меняется, все те же серые стены, мертвые деревья и унылые лица. Идет ли дождь, падает ли снег — в любую погоду каждый день, в одно и то же время приходит Вера. Она мой якорь, который удерживает в этой реальности, не позволяет исчезнуть в темноте небытия. Моя явь. Прижимаюсь к холодному стеклу лбом и улыбаюсь.
— Твоя подружка, Красавчик?— спрашивает сосед-людоед, тихо подкравшийся сзади.
Эта жирная туша двигается бесшумно. Я представляю его затаившимся в темной подворотне, поджидающим новую жертву — одинокую женщину, которая поздним вечером возвращается домой. Она устала, в ее руках тяжелые сумки. Слышу стук каблуков по мокрому асфальту. Вокруг ни души, только эта толстая нежить поджидает за углом. Но она не видит его, здесь темно, фонари не горят, а в окнах домов чернота. До подъезда остается несколько метров. Ей надо пройти их, достать ключ и открыть дверь, но она не успевает. Маньяк вышел на охоту. Я больше не слышу ее шагов…
— Моя,— отвечаю ему.
— Когда я отсюда выйду, я найду её. Слышишь, Красавчик? Я выйду раньше тебя. Я найду ее и съем…
На днях «одолжил» в процедурном кабинете ножницы. Мне они нужнее. Медсестра отвлеклась, а я взял «игрушку» и спрятал в рукаве. Надеюсь, девчонку за это не накажут.
— Ты слышишь, Красавчик? Сначала я **ахну твою телку, а потом съем ее. Обглодаю лицо, а титьки пожарю на…
Я не хочу слушать это бред дальше, резко разворачиваюсь и всаживаю ножницы до колец в его правый глаз. Их длины должно хватить, чтобы достать до мозга, при условии, что он у него есть.
— Ты не найдешь ее и ничего не сделаешь ей. Ты никогда не выйдешь отсюда. Ты больше никому ничего не сделаешь. Ты мертв! Каково чувствовать себя жертвой?
Санитары тащат меня по коридору в изолятор, а я улыбаюсь и смеюсь как сумасшедший. Я счастлив. Через несколько мгновений мне сделают инъекцию аминазина и наденут смирительную рубашку, но это того стоило.
Не знаю, сколько времени провел в больнице после смерти мамы — может год, а возможно пару месяцев. Из-за лекарств не мог адекватно воспринимать окружающий мир, меня словно окружал туман, из которого периодически выплывали смутные силуэты и расплывчатые лица. Незнакомцы притворялись, что хотят помочь, но я ни кому не верил и ни с кем не разговаривал. Все было безразлично и не отложилось в памяти. Не волновало, чем закончилось расследование убийства матери и ее сожителя, и было ли оно вообще. Кому нужны опустившиеся на самое дно социума алкоголики? Не знал, смогли ли следователи докопаться до истины, считали ли меня виноватым или только подозревали. Надя велела молчать, и я послушался — не отвечал на вопросы, как будто не слышал их. Моя медицинская карта распухла до невероятных размеров, каждый день в ней появлялись новые записи, вклеивались бланки с результатами анализов и обследований. Чаще всего там отмечались психиатры — мои добрые ангелы в белых халатах. Но и это не вызывало интереса. В итоге они понаставили диагнозов, среди которых мне почему-то запомнились «олигофрения» и «острый психоз», немного подлечили и отправили в интернат для умственно отсталых детей.
На первый взгляд там было лучше, чем дома — чистая, целая одежда, игрушки, кровати, кормили четыре раза в день. На завтрак давали бутерброды с красной икрой, а на полдник — йогурты или бананы. Спасибо спонсорам — этим замечательным людям, которым не безразличны обделенные судьбой и обществом больные дети. Спасибо им за щедрость и доброту.
Персонал относился ко мне хорошо, жалел. Я слышал за спиной вздохи нянечек и воспитательниц: «Бедный ребенок», «Какой красивый мальчик», «Он похож на маленького ангела». Все говорили, что в обычном детском доме меня обязательно бы усыновили, но с такими заболеваниями шансов нет. Отсюда не забирают дочек и сыночков, их сюда привозят. Никому не нужны такие дети. Перед нами только две дороги — оказаться в восемнадцать лет в доме престарелых или умереть. Последнее весьма вероятно, причина тому — халатность, за которую никто не нес ответственности. Как-то в отделении для лежачих не закрыли окно в тридцатиградусный мороз и несколько детей заболели пневмонией. Их увозили на скорой помощи в больницу, но назад они не вернулись. Мне было жаль маленьких человечков без ручек и ножек, тайком пробирался в их спальни, проверял форточки и укрывал одеялами.
За видимостью благополучия скрывалась мрачная действительность. Тут, как и везде, действовал принцип — большие обижают маленьких. Настоящая жизнь проходила за спинами взрослых. Те, кто хоть чуточку здоровее, умнее, хитрее остальных, лучше развит физически, занимали высшие ступени в иерархии воспитанников интерната. Здесь было немного развлечений — издевательства над слабыми и секс. Ребята пытались задирать меня, но я дал им отпор. Маленький и слабенький Шиза остался в залитой кровью кухне, он умер тогда. Сюда пришел Немой, который мог за себя постоять и умел убивать. Это оказалось легко и просто. Однажды поклялся себе, что больше никогда не буду беспомощным, и слово свое сдержал. Мы дрались, меня избивали, я сопротивлялся и платил тем же, если не получалось, то потом жестоко мстил. Лили в постель мочу и кричали, что Немой обоссался. Воровали мои вещи и портили их. Я не жаловался на них, а они не выдали, когда «рассчитался» с главным обидчиком.
После того как меня попытался изнасиловать какой-то верзила, я пробрался в комнату для занятий, взял ножницы, и когда он спал, отрезал под самый корень его «пипку». А пока микроцефал* кричал и пытался зажать руками рану в паху, выколол глаза. Вопли разбудили всех, но никто не спешил помочь истекающему кровью, просто стояли и смотрели, как он корчится от боли. Ночная нянечка пришла слишком поздно. Я успел вернуться в палату незамеченным, спрятать «игрушку» и окровавленную одежду, а позже избавился от них. Может меня и подозревали, но доказать ничего не смогли. А даже если бы все было иначе, какой спрос с олигофрена? Я несовершеннолетний идиот** и псих, таких не сажают в тюрьму. Убийство сошло мне с рук. Было разбирательство, взрослые пытались докопаться до правды, но им мешала круговая порука — если ты молчишь, то и тебя не заложат. Со стукачами разбирались быстро, а «своих» не выдавали. Мучить меня перестали, более того, начали уважать и бояться.
К нам часто приезжали спонсоры, но они общались с персоналом. Один дядя Коля уделял нам внимание. Он всегда приносил сладости, игрушки, диски с новинками кино. Каждый раз, когда мужчина приходил, его окружала толпа и провожала от ворот до кабинета директора и обратно. У него для всех находились подарки и добрые слова, он вел себя естественно и был «своим». Дядю Колю здесь любили и уважали, и каждый мечтал о том, чтобы он усыновил его. Спонсора игнорировали только двое воспитанников интерната: девочка, выкормленная собаками — Маугли индустриального города, и я. Она вообще ни на что не реагировала, только лежала на полу и постоянно смеялась или лаяла, а мне было все равно. Обычно я смотрел в окно или сидел, прижавшись спиной к батарее, не бегал за ним и не пытался понравиться, как остальные. Несколько раз замечал его заинтересованный взгляд. Он спрашивал обо мне, а ребята рассказали, что Немой сирота, мать и отчим убили друг друга, что провел сутки в квартире с трупами, с тех пор перестал разговаривать. Надо же, какая осведомленность. Хотя здесь знали друг о друге почти всё. Еще много всяких ужасов поведали, половину, конечно, сами сочинили, так ярко и красочно, что самому стало жутко и жалко себя.
Дядя Коля подходил ко мне, пытался угостить конфетами, поговорить, но я ничего не брал, равнодушно смотрел в сторону и уходил в палату. Однажды он спросил у меня:
— Сколько тебе лет, малыш?
Самому бы знать. Дома не нашли никаких документов: ни справок, ни паспортов, ни свидетельства о рождении. Все было давно потеряно и утрачено. А мой День рождения мать отмечала несколько раз в месяце, выгоняя при этом виновника торжества из квартиры. Я отставал в физическом развитии из-за постоянного недоедания, и не ходил в школу. Мне очень хотелось туда, но она говорила, что я слишком слабый и больной, чтобы учиться. Врачи определили мой возраст «на глаз». Но ничего из этого ему не рассказал, я же Немой.
Однажды кто-то спросил дядю Колю, есть ли у него свои дети. Тот ответил, что да, две дочери: одна еще совсем маленькая, другая живет с мамой. Мужчина достал из внутреннего кармана пиджака фотографию и показал, потом его что-то отвлекло, и он забыл о ней. Вечером я отнял снимок у какого-то пацана, потому что красть — плохо. Собирался молча вернуть владельцу, но как только взглянул на фото, что-то со мной произошло. Сердце ухнуло вниз, придавив желудок, живот заболел, а руки затряслись. Кровавый туман, постоянно застилавший глаза, отступил. Мне хотелось плакать, и я дал слезам волю. А когда успокоился, стало легко и хорошо, меня охватила эйфория; подобный восторг чувств до этого испытывал только, когда убивал. С черно-белой карточки мне улыбалась Надя, я не сразу понял, что это не она, а просто очень похожая на нее девочка. Сходство было потрясающим.
— Иди к ней,— сказала Надюша.— Я отпускаю тебя. Защити ее, чтобы с ней не случилось того же, что и со мной. Будь рядом и оберегай.
— А как же ты?
Девочка поцеловала меня на прощание и исчезла — растворилась в воздухе, будто и не было ее никогда. Вдруг почувствовал себя одиноким, никому не нужным и понял, что необходимо что-то менять. Осознал — выбор из двух дорог не для меня, судьба открыла мне третий путь. Был уверен, что все получится, и скоро я навсегда покину эту юдоль печали.
Когда дядя Коля приехал в следующий раз, я подошел к нему и улыбнулся. Все замерли, мужчина заинтересовано смотрел на меня, понимая, что мальчик-сирота не шоколадку у него просить будет.
— Это ваше?— протянул ему фото.
— Да, спасибо. Думал, что потерял.
Звук моего голоса произвел на окружающих сильное впечатление. Нас окутала тишина, которую постепенно стали нарушать едва различимые шепотки, постепенно перерастающие в неровный гул. «Немой заговорил!» Только малышка Маугли лежала на полу и хихикала, ей было хорошо и весело.
— Усыновите меня, пожалуйста.
Он долго молчал, я даже начал думать, что мужчина не ответит, развернется и уедет, чтобы больше сюда не возвращаться, и никогда мне не увидеть девочки с фотографии. Ребята вокруг замерли, им тоже было интересно, что скажет дядя Коля.
— Как тебя зовут, сынок?
— Аркадий.
***
После звонка Кириллу я вышла из комнаты и оказалась прижата братом к стене, который поджидал меня за дверью. Попыталась оттолкнуть его, но парень был сильнее, мои жалкие усилия лишь вызвали у него улыбку.
— Нам надо поговорить,— сказал он.
— Не хочу, отпусти.
— Вера, пожалуйста…
— Я уже двадцать лет как Вера. А тебе всего пятнадцать, не надо решать, где мне учиться и с кем встречаться.
Но Аркадий гнул свое:
— Останься дома, не ходи к нему.
Мы стояли почти вплотную в полутемном коридоре, куда в любую минуту мог кто-нибудь зайти. Снизу доносились приглушенные голоса, где-то рядом тикали часы. Он смотрел в глаза, я ощущала запах ментола и учащенное горячее дыхание на коже, в живот упиралось что-то твердое.
— У тебя эрекция?— возмутилась я.
— Да,— почти выдохнул, и его рука скользнула мне под юбку.— Ты слишком близко.
— Отвали,— толкнула его со всей силы и мне, наконец-то, удалось вырваться.— Ты просто озабоченный маньяк.
Брат рассмеялся:
— А ты тогда моя жертва.
Я ушла, а он остался. Мелькнула мысль, что хорошо было бы запереть комнату, мало ли что придумает мелкий извращенец, но не хотелось возвращаться и снова оставаться с ним наедине. Могла бы пожаловаться папе, но потом вспомнила его слова: «Не обращай внимания — пожилой человек». А теперь он сошлется на переходный возраст и посоветует не принимать все близко к сердцу. Так смысл ему что-то рассказывать? Да и ябедой никогда не была, всегда старалась решать конфликты сама, ну а если честно, то просто избегала их. Мне всегда было проще переступить через собственное мнение, уступить и согласиться. Вот такой я человек — бесхарактерная тряпка. Но не в этот раз! Впервые чувствовала, что еще чуть-чуть и взорвусь. Внутри меня все кипело и клокотало, гнев душил. Огромных усилий стоило не вцепиться в белобрысые волосы брата. Что себе позволяет этот малолетка?
По случаю удачного «поступления» был устроен торжественный ужин с бесчисленным количеством столовых приборов. Он уже не казался извращенной пыткой — успела на досуге посмотреть справочник по этикету, который взяла у брата, когда мы еще «дружили». За столом собралась вся семья, даже Тамара Фёдоровна осчастливила всех своим присутствием. После падения с лестницы дама редко выходила из комнаты. Мне почти удалось забыть о ее существовании. Она сдержанно поздоровалась со мной и поздравила. Удивительные перемены. Позже всех пришел Аркадий, а я решила стереть с его лица самодовольную ухмылку и сообщила всем, что познакомилась кое с кем в институте и пойду гулять. Никто не возражал.
— Как его зовут?— спросила Светлана.
— А откуда ты знаешь, что это он?
— Могу дать тебе одно из своих платьев,— женщина улыбнулась.— У меня есть несколько, которые подойдут тебе. Ты в них будешь изумительно смотреться.
Поблагодарила ее и проигнорировала скрежет рядом — брат скрипел зубами. Отец предложил машину с шофером, но я отказалась, решив поехать на такси. Когда внимание с меня переключилось на более отвлеченные темы, взяла вилку и собралась покушать, но Аркадий помешал. Он схватил меня за руку со столовым прибором и шепнул:
— Ты решила отправиться с ним на свидание?
— Не пойму, почему ты так переживаешь по этому поводу?
— Умоляю тебя, не ходи,— он сильнее сдавил пальцы.— Прошу тебя…
— Отстань от меня, а?
— Сделаю все, что скажешь. Стану самым лучшим братом на свете, или, если хочешь, буду вести себя тиши травы и ниже воды…
— Ниже травы, тише воды,— поправила я его.
— Так ты согласна?— он улыбнулся.
— Заманчивое предложение, но нет.
Радость исчезла с его лица, оно снова стало серьёзным и даже немного печальным. А мне хотелось съесть ужин. Нехорошо идти на первое свидание голодной. Ну, я надеялась, что это все-таки будет романтическая встреча, а не дружеские посиделки в каком-нибудь кабаке. Проблемы Аркадия меня не волновали — это его тараканы в голове, а не моя беда. Мы знакомы совсем недолго, можно сказать, без года неделю, а он уже пытается руководить мной и указывать, что делать. Брат продолжал держать меня за руку, и из-за него я не могла воспользоваться вилкой. Это начинало раздражать.
— Прости меня, ты сама виновата…
Дальше события развивались так быстро, что не успела помешать брату и не сразу поняла, что же произошло. Он поцеловал мое запястье, а потом воткнул уменьшенную копию трезубца из серебра в тыльную сторону своей ладони. Со стороны выглядело так, будто это сделала я. Аркадий кричал от боли, все вскочили, началась суета, ор. Брат вопил:
— Да отпусти же ее.
А я вцепилась в злосчастную вилку и не могла до конца осознать случившееся. Меня в чем-то обвиняли, никто не слушал мои оправдания. Отец сказал, что разберется со мной позже, и повез сына в больницу, Светлана увела Леночку в детскую. А Тамара Федоровна обрушила на меня поток ругани — недолго старушка держалась. Я была так потрясена выходкой подростка, что не особо вникала в ее слова. До меня долетали лишь обрывки фраз, смысл которых сводился к следующему: «лучше бы ты никогда не приезжала», «бедному мальчику и так досталось», «а тут еще ты», «я всегда была против, но меня никто не слушает», «уезжай». Убежала в комнату и закрылась там, плакала от жалости к самой себе.
Рыдала до тех пор, пока не вернулся папа. Он зашел в спальню, посмотрел на мое лицо, покрасневшее и опухшее от слез, и покачал головой.— Собирай вещи, ты уезжаешь.
— Аркадий сам…
— Я все видел, Вера,— перебил отец.— У тебя двадцать минут на сборы.
Мне стало так обидно, что Ниагарский водопад из моих глаз хлынул еще сильнее. Отец настолько доверял сыну, что даже не дал мне возможности оправдаться, защитить себя. Конечно, он не общался с дочерью много лет, ограничивался лишь скупыми письмами в пару строк и редкими звонками. Не видел, как я росла и взрослела, не проверял дневник, не водил на новогодние утренники в Дом культуры, не читал сказок. Слишком много «не». Все это досталось Аркадию. И теперь этот мелкий гаденыш разрушил мою жизнь, перечеркнул будущее одной жирной чертой. Прощай медицинский институт, столица и все мечты. А ведь сестра предупреждала насчет брата, только ей никто не верил и я в том числе. Было противно, омерзительно, у меня началась истерика. Ревела в голос и не могла успокоиться.
— Хватит,— папа был непреклонен.— Я отвезу тебя на вокзал.
Говорил громко и четко, почти кричал. Тамара Федоровна должна торжествовать. В узкой щели между дверью и полом шевельнулась тень. Кто-то подслушивал нас. Наверняка, это мерзкая старуха, стояла там и довольно улыбалась.
— Да пошел ты к черту…
— Выбирай выражения!
В тот момент было плевать на то, что оскорбила его. Если так легко отказывается от меня, почему я должна щадить его чувства? Правильно бабуля про него говорила: «Пень с глазами». Что мне сказать маме? Мысли путались, руки дрожали, я начала складывать вещи, с трудом запихивая в сумки одежду и книги. Отец молча помогал. Мы не разговаривали, и мне не хотелось его видеть. Пусть вся семейка исчезнет, забудется как страшный сон. Книгу, подаренную Аркадием, не взяла, оставила лежать на видном месте.
В машине мне удалось успокоиться, только плечи иногда вздрагивали. Сидела на заднем сиденье и сверлила взглядом затылок отца. Он сам управлял машиной. Надо же, как ему не терпелось избавиться от меня.
— Может, все-таки выслушаешь?
— Не отвлекай от дороги.
Вот и весь разговор. Через некоторое время я предприняла еще одну попытку поговорить с папой, но и она не увенчалась успехом. Автомобиль остановился, и мы вышли.
— Что-то не похоже на вокзал,— сказала я, глядя на высотный дом, у которого мы припарковались.
— Пока поживешь здесь, доча. Мне надо кое-что рассказать тебе.
_____
* Микроцефалия (от греч. μικρός — маленький и κεφαλή — голова) — значительное уменьшение размеров черепа и соответственно головного мозга при нормальных размерах других частей тела. М. сопровождается умственной недостаточностью - от нерезко выраженной имбецильности до идиотии. (Википедия)
** Идиоти́я (прост. идиотизм) (от др.-греч. ἰδιωτεία (idioteia) — «невежество») — самая глубокая степень умственной отсталости, характеризующаяся почти полным отсутствием речи и мышления. (Википедия)
Последнее редактирование модератором:
Катарина
Постоялец
Aisgil, скоро навалю. Надо еще кое-что дописать, подправить и додумать. И тебе уже говорила, что следующий кусок от лица Укупника-младшего получился большим и пойдет как самостоятельная серия. А о том, что скажет папа Вере, узнаем потом, хотя нетрудно предположить, о чем пойдет речь. Ну что он еще может ей сказать?
Aisgil
Фотограф
Катарина, ахахах, я уж забыла про Укупника)
Ну а по поводу разговора — мало ли что там ей папа еще наговорит. Можт еще чего, что мы не знаем.
Не понятно только, чо этого парня так все жалеют дружно. Даже маленькой Лене не поверили, хотя обычно верят именно мелким. Или Аркаша такой типа весь из себя ущербный и так вот прям ему по жизни досталось, что это его поступки с лихвой перекрывает?
Ну а по поводу разговора — мало ли что там ей папа еще наговорит. Можт еще чего, что мы не знаем.
Не понятно только, чо этого парня так все жалеют дружно. Даже маленькой Лене не поверили, хотя обычно верят именно мелким. Или Аркаша такой типа весь из себя ущербный и так вот прям ему по жизни досталось, что это его поступки с лихвой перекрывает?
Катарина
Постоялец
Aisgil, а ты считаешь, ему мало досталось? Просто если я еще добавлю, он не выдержит. А ваще об этом папа Веры вполне может рассказать, речь-то наверняка о парне пойдет, а не о том кто станет следующим президентом. А тебе его чо совсем не жалко, у меня так сердце сжимается.
Почему-то родственники большинства злодейских злодеев были не в курсе их дел, удивленно хлопали глазами и говорили: мой муж/папа/сыночка такого не мог сделать, это они сами виноваты, спровоцировали, соблазнили и т.п.
И здесь каждый поет со своей колокольни, не стоит полностью доверять им.
Почему-то родственники большинства злодейских злодеев были не в курсе их дел, удивленно хлопали глазами и говорили: мой муж/папа/сыночка такого не мог сделать, это они сами виноваты, спровоцировали, соблазнили и т.п.
И здесь каждый поет со своей колокольни, не стоит полностью доверять им.
Aisgil
Фотограф
Катарина, не, мне его жалко конечно. Я когда читала о его детстве, сердце колотилось как припадочное и брови сами собой хмурились, но все эти прелести не отменяют его поступков, а только объясняют их. И еще откуда папа Веры может прям все знать? Прям все-то вряд ли. И с большими неточностями (тип отчим и маман угробили друг дружку и никто им третий не помогал в этом).
Или дядя Коля задушевные беседы вел с мальчонкой об загубленых душах? По вечерам, сидя у камина и потягивая котов за хвосты. Идиллия.
Или дядя Коля задушевные беседы вел с мальчонкой об загубленых душах? По вечерам, сидя у камина и потягивая котов за хвосты. Идиллия.
Катарина
Постоялец
Aisgil, что может знать дядя Коля, обсуждать еще рано. Давай доживем до серии. А то мне кажется, что ты из меня клещами все вытягиваешь, хитрая моя. Осмелюсь только предположить, что дядя Коля знал, какого ребенка он берет в семью, но конечно без многих подробностей. А ваще трупы-то в разных комнатах лежали, следователи тоже не дураки. Избежать ответственности ему удалось благодаря юному возрасту и психическому состоянию. У него уже начались "приходы". И я не пытаюсь его оправдать и защитить, он не должен нравиться и вызывать симпатию. Он монстр, начинающий свое кровавое восхождение.
