Sirin
Ассоциация критиков
Или почему так привлекателен подстрочный перевод (продолжение другой записи).
Меня действительно крайне раздражает масса дурацких, совершенно никчемных поэтических переводов с английского, в частности я говорю сейчас о пробах перевести стихи Набокова на русский язык. Интересно, что "поэтический перевод" по идее должен, если не стараться передать правду оригинала, то хотя бы не уступать ему в красоте и изяществе слога. Но на удивление огромное количество подобных переводов (неточных переводов!), оказывается не то, что дурным, а вовсе отвратительным с одной именно поэтической точки зрения. Это проигрыш по всем фронтам.
Безусловно, прозаический, буквальный, подстрочный перевод лишен всех признаков поэтического текста, изъяты все изыски, принесены все какие только можно жертвы на алтарь Правды и Совести, убита муза, задушен поэт. Подстрочник - это кладбище Поэзии. Но почему там так хорошо, свободно и легко гуляется?
Ответить на вопрос в заглавии "почему так привлекателен подстрочный перевод?" я бы хотел наглядным примером. Возьмем стихотворение Набокова, которое было написано как образчик онегинской строфы для англоязычного читателя, которому предстояло осилить трудный подстрочный перевод этого самого "Юджина" и еще четыре тома обстоятельного комментария к нему (чем я, кстати, сейчас и занимаюсь с величайшим удовольствием). Это небольшое виртуозное произведение из двадцати восьми строчек или двух строф четырехстопного ямба с системой рифмовки абабееввиггидд (то бишь онегинская строфа как она есть). Я специально не буду сразу приводить текст оригинала и свой подстрочник, а перепечатаю сюда несколько переводов, которые мне удалось отыскать в колоссальном океане интернета. Я остановил выбор на пяти. Забавно отметить, что "On translating 'Eugene Onegin'" (так называется это стихотворение) пользуется наибольшей популярностью у переводчиков, а на втором месте, по моим подсчетам, стихотворение "The Room". Вот версии Л. Сухаревой, Захарова (моего тезки), Григория Агафонова, Марины Бородицкой и Михаила Блюмина, в приводимой последовательности (вовсе не обязательно читать их все, но выберите хотя бы одно любое):
Не буду разбирать каждый перевод, хотя с нескрываемым удовольствием я бы смаковал экзекуцию каждого... часами... сутками... Мм, ну да ладно, оставлю на потом. Но все же разбор некоторых особенно нелепых строк вы можете прочитать далее.
В пику всему этому кое-как зарифмованному абсурду я предлагаю свой абсолютно непоэтичный, абсолютно непривлекательный, но в меру правдивый (насколько вообще может быть достигнута правдивость перевода) прозаический подстрочник. Между прочим, даже прозаическим мне как-то не хочется его называть, потому что проза тоже содержит элементы поэзии, если проза, конечно, хороша. А в моем подстрочнике проза исполняет всего одну функцию - наиболее точная передача контекста. Иначе говоря, буквализм - это попытка словами русского языка сделать видимой ту истину, которая прячется за словами английского языка.
В моем представлении (если когда-нибудь мне все-таки удастся осуществить комментированный перевод "En evening of Russian poetry", который вобрал бы в себя и переводы всех остальных англоязычных стихов из сборника "Poems & Problems") буквалистический перевод следует оформить таким образом, как это показано ниже: т.е. именно в виде подстрочника, где под каждой строкой оригинала печатается строка перевода более мелким шрифтом и карандашно-серым цветом, представляя собой как бы тень английских слов, упавшую на русскую землю.


Помните, как раньше все американские фильмы на видеокасетах дублировались с прищепкой на носу (и к концу фильма переводчик, он же дублер, пролевал не меньше полстакана слез)? Вот таким гнусавым голоском мне почему-то представляется звучание подстрочника - звучит ужасно, суть, однако, ясна.
Меня действительно крайне раздражает масса дурацких, совершенно никчемных поэтических переводов с английского, в частности я говорю сейчас о пробах перевести стихи Набокова на русский язык. Интересно, что "поэтический перевод" по идее должен, если не стараться передать правду оригинала, то хотя бы не уступать ему в красоте и изяществе слога. Но на удивление огромное количество подобных переводов (неточных переводов!), оказывается не то, что дурным, а вовсе отвратительным с одной именно поэтической точки зрения. Это проигрыш по всем фронтам.
Безусловно, прозаический, буквальный, подстрочный перевод лишен всех признаков поэтического текста, изъяты все изыски, принесены все какие только можно жертвы на алтарь Правды и Совести, убита муза, задушен поэт. Подстрочник - это кладбище Поэзии. Но почему там так хорошо, свободно и легко гуляется?
Ответить на вопрос в заглавии "почему так привлекателен подстрочный перевод?" я бы хотел наглядным примером. Возьмем стихотворение Набокова, которое было написано как образчик онегинской строфы для англоязычного читателя, которому предстояло осилить трудный подстрочный перевод этого самого "Юджина" и еще четыре тома обстоятельного комментария к нему (чем я, кстати, сейчас и занимаюсь с величайшим удовольствием). Это небольшое виртуозное произведение из двадцати восьми строчек или двух строф четырехстопного ямба с системой рифмовки абабееввиггидд (то бишь онегинская строфа как она есть). Я специально не буду сразу приводить текст оригинала и свой подстрочник, а перепечатаю сюда несколько переводов, которые мне удалось отыскать в колоссальном океане интернета. Я остановил выбор на пяти. Забавно отметить, что "On translating 'Eugene Onegin'" (так называется это стихотворение) пользуется наибольшей популярностью у переводчиков, а на втором месте, по моим подсчетам, стихотворение "The Room". Вот версии Л. Сухаревой, Захарова (моего тезки), Григория Агафонова, Марины Бородицкой и Михаила Блюмина, в приводимой последовательности (вовсе не обязательно читать их все, но выберите хотя бы одно любое):
К переводу "Евгения Онегина"
1
Ну что есть перевод? Ведь это
крик попугая или треп
макаки, голова поэта
на блюде, оскверненный гроб.
О, Пушкин, многим паразитам
простится, коль простишь мне. Хитрым
обманом в стебель я проник
к твоим корням и пил из них.
Язык освоив твой, заметим,
побег иной уж я взрастил
и стансы новые привил
с твоей основою в сонете
колючке придорожной прозы.
Она – кузина твоей розы.
2
Дрожат слова при отраженье –
так пляшут в дымке огоньки
и удлиняются в движенье
на черном зеркале реки.
С настойчивостью постоянной
о, Пушкин, я серьгу Татьяны
все подымаю, как в бреду.
С твоим повесою бреду
угрюмым. Звук аллитераций
анализирую главы
восьмой, четвертый стих. Увы –
слились в поэте и схоласте
и пыль, и пыл: я голубь твой,
что метит памятник собой.
На перевод "Евгения Онегина"
1
Что перевод? Лишь бормотанье
Мартышки, попугая крик,
Поэта черепа мерцанье
И оскверненный смерти лик.
Кого клеймил ты униженьем,
Уж прощены. Прошу прощенья,
О Пушкин, хитростью лишь я
Сумел исследовать тебя;
Вдоль стебля к корню проникая,
Впитав, как новый, твой язык,
Взрастил свой стебель. Он возник,
Как твой, сонету подражая,
Соцветием правдивых проз -
Сестрой колючей твоих роз.
2
Значенье слов - лишь отраженье
Чуть удлиненных огоньков,
Крутящихся в речном теченье
В туманной мгле вдоль берегов.
Неуловимый Пушкин! Рьяно
Я мчусь во след с серьгой Татьяны
Повесе мрачному. И я
Нашел ошибку, проведя
Анализ сладостных созвучий,
Украсивших великий твой
Четвертый стих главы восьмой.
Мой долг - терпенье, пыл научный
Свести в итог: на монумент
Твой капнуть птичий экскремент.
О том, каково переводить "Евгения Онегина"
1
Что перевод? Лежит на блюде
Поэта скорбная глава,
Мартышки, попугаи, люди
Трещат - а суть стиха мертва.
О Пушкин! Жалких паразитов,
Ты не щадил, да Бог простит их,
Когда бы ты простил меня
За то, что я к твоим корням
Проник коварным короедом,
Вкусил от них - и свой росток
В твоем саду пустил из строк
Чужого языка, и следом
Среди четырехстопных роз
Шиповник моей прозы взрос.
2
Блеск отраженных слов дурманит -
И манит, словно огоньки
Ночного города в тумане
На зыбком зеркале реки.
Обманчив Пушкин! Без изъяна
Как передать "серьгу Татьяны",
"Повесу молодого" как?
Как у других? Там всё не так.
Анализирую все звуки -
Их пир сквозит в словах простых...
Восьмой главы четвертый стих
Совсем замучил. От науки
Зачав, поэт произведет
На памятник тебе помет.
На перевод "Евгения Онегина"
1
Что перевод? Глава поэта
На блюде, с яростью в очах,
Взвизг обезьяньего фальцета
Иль просто оскверненный прах.
Но прощены да будут трутни,
Коль ты мои простишь мне плутни,
О Пушкин: я твой гордый ствол
От кроны до корней оплел
И, от корней вкусив заветных,
Пустил росток невдалеке
На вновь привитом языке,
Что вместо стройных строф сонетных
Тернистой прозою пророс -
Роднёй простецкой пышных роз.
2
Но отраженья слов непрочны,
Как городские огоньки,
Дробящиеся в час полночный
В текучем зеркале реки.
Подняв Татьянину сережку,
Опять присяду на дорожку
С твоим повесой молодым -
О Пушкин, ты неуловим!
Анализом аллитераций
Опять займусь в главе восьмой -
Не в том ли долг и жребий мой:
Ученый муж, служитель граций,
Чей труд - пометки голубей
На бронзе чопорной твоей.
К переводу "Евгения Онегина"
1
Что перевод? Прикрытый крышкой
Блистательный поэта бред,
Крик попугая, треп мартышки
И грубо попранный секрет.
О Пушкин, строгость к паразитам
Прибереги, - из них маститый
Путь непростительный нашел;
Таинственный исползав ствол,
Достиг я корня, напитался;
Язык твой зная назубок,
Взрастил затем я свой росток,
Который рос и превращался
В соцветие тернистых проз -
Сестер твоих сонетов-роз.
2
Слова дрожат лишь, отражаясь, -
Как городские огоньки,
Что пляшут, прячась и являясь,
На черном зеркале реки.
Поэт! Твой спутник неустанный,
Ношусь я все с серьгой Татьяны,
И все со мною твой чудак.
Ищу коллег неверный шаг
И нахожусь в плену созвучий,
Что так украсили собой
Четвертый стих главы осьмой.
1
Ну что есть перевод? Ведь это
крик попугая или треп
макаки, голова поэта
на блюде, оскверненный гроб.
О, Пушкин, многим паразитам
простится, коль простишь мне. Хитрым
обманом в стебель я проник
к твоим корням и пил из них.
Язык освоив твой, заметим,
побег иной уж я взрастил
и стансы новые привил
с твоей основою в сонете
колючке придорожной прозы.
Она – кузина твоей розы.
2
Дрожат слова при отраженье –
так пляшут в дымке огоньки
и удлиняются в движенье
на черном зеркале реки.
С настойчивостью постоянной
о, Пушкин, я серьгу Татьяны
все подымаю, как в бреду.
С твоим повесою бреду
угрюмым. Звук аллитераций
анализирую главы
восьмой, четвертый стих. Увы –
слились в поэте и схоласте
и пыль, и пыл: я голубь твой,
что метит памятник собой.
На перевод "Евгения Онегина"
1
Что перевод? Лишь бормотанье
Мартышки, попугая крик,
Поэта черепа мерцанье
И оскверненный смерти лик.
Кого клеймил ты униженьем,
Уж прощены. Прошу прощенья,
О Пушкин, хитростью лишь я
Сумел исследовать тебя;
Вдоль стебля к корню проникая,
Впитав, как новый, твой язык,
Взрастил свой стебель. Он возник,
Как твой, сонету подражая,
Соцветием правдивых проз -
Сестрой колючей твоих роз.
2
Значенье слов - лишь отраженье
Чуть удлиненных огоньков,
Крутящихся в речном теченье
В туманной мгле вдоль берегов.
Неуловимый Пушкин! Рьяно
Я мчусь во след с серьгой Татьяны
Повесе мрачному. И я
Нашел ошибку, проведя
Анализ сладостных созвучий,
Украсивших великий твой
Четвертый стих главы восьмой.
Мой долг - терпенье, пыл научный
Свести в итог: на монумент
Твой капнуть птичий экскремент.
О том, каково переводить "Евгения Онегина"
1
Что перевод? Лежит на блюде
Поэта скорбная глава,
Мартышки, попугаи, люди
Трещат - а суть стиха мертва.
О Пушкин! Жалких паразитов,
Ты не щадил, да Бог простит их,
Когда бы ты простил меня
За то, что я к твоим корням
Проник коварным короедом,
Вкусил от них - и свой росток
В твоем саду пустил из строк
Чужого языка, и следом
Среди четырехстопных роз
Шиповник моей прозы взрос.
2
Блеск отраженных слов дурманит -
И манит, словно огоньки
Ночного города в тумане
На зыбком зеркале реки.
Обманчив Пушкин! Без изъяна
Как передать "серьгу Татьяны",
"Повесу молодого" как?
Как у других? Там всё не так.
Анализирую все звуки -
Их пир сквозит в словах простых...
Восьмой главы четвертый стих
Совсем замучил. От науки
Зачав, поэт произведет
На памятник тебе помет.
На перевод "Евгения Онегина"
1
Что перевод? Глава поэта
На блюде, с яростью в очах,
Взвизг обезьяньего фальцета
Иль просто оскверненный прах.
Но прощены да будут трутни,
Коль ты мои простишь мне плутни,
О Пушкин: я твой гордый ствол
От кроны до корней оплел
И, от корней вкусив заветных,
Пустил росток невдалеке
На вновь привитом языке,
Что вместо стройных строф сонетных
Тернистой прозою пророс -
Роднёй простецкой пышных роз.
2
Но отраженья слов непрочны,
Как городские огоньки,
Дробящиеся в час полночный
В текучем зеркале реки.
Подняв Татьянину сережку,
Опять присяду на дорожку
С твоим повесой молодым -
О Пушкин, ты неуловим!
Анализом аллитераций
Опять займусь в главе восьмой -
Не в том ли долг и жребий мой:
Ученый муж, служитель граций,
Чей труд - пометки голубей
На бронзе чопорной твоей.
К переводу "Евгения Онегина"
1
Что перевод? Прикрытый крышкой
Блистательный поэта бред,
Крик попугая, треп мартышки
И грубо попранный секрет.
О Пушкин, строгость к паразитам
Прибереги, - из них маститый
Путь непростительный нашел;
Таинственный исползав ствол,
Достиг я корня, напитался;
Язык твой зная назубок,
Взрастил затем я свой росток,
Который рос и превращался
В соцветие тернистых проз -
Сестер твоих сонетов-роз.
2
Слова дрожат лишь, отражаясь, -
Как городские огоньки,
Что пляшут, прячась и являясь,
На черном зеркале реки.
Поэт! Твой спутник неустанный,
Ношусь я все с серьгой Татьяны,
И все со мною твой чудак.
Ищу коллег неверный шаг
И нахожусь в плену созвучий,
Что так украсили собой
Четвертый стих главы осьмой.
Не буду разбирать каждый перевод, хотя с нескрываемым удовольствием я бы смаковал экзекуцию каждого... часами... сутками... Мм, ну да ладно, оставлю на потом. Но все же разбор некоторых особенно нелепых строк вы можете прочитать далее.
В пику всему этому кое-как зарифмованному абсурду я предлагаю свой абсолютно непоэтичный, абсолютно непривлекательный, но в меру правдивый (насколько вообще может быть достигнута правдивость перевода) прозаический подстрочник. Между прочим, даже прозаическим мне как-то не хочется его называть, потому что проза тоже содержит элементы поэзии, если проза, конечно, хороша. А в моем подстрочнике проза исполняет всего одну функцию - наиболее точная передача контекста. Иначе говоря, буквализм - это попытка словами русского языка сделать видимой ту истину, которая прячется за словами английского языка.
В моем представлении (если когда-нибудь мне все-таки удастся осуществить комментированный перевод "En evening of Russian poetry", который вобрал бы в себя и переводы всех остальных англоязычных стихов из сборника "Poems & Problems") буквалистический перевод следует оформить таким образом, как это показано ниже: т.е. именно в виде подстрочника, где под каждой строкой оригинала печатается строка перевода более мелким шрифтом и карандашно-серым цветом, представляя собой как бы тень английских слов, упавшую на русскую землю.


Помните, как раньше все американские фильмы на видеокасетах дублировались с прищепкой на носу (и к концу фильма переводчик, он же дублер, пролевал не меньше полстакана слез)? Вот таким гнусавым голоском мне почему-то представляется звучание подстрочника - звучит ужасно, суть, однако, ясна.