• Уважаемый посетитель!!!
    Если Вы уже являетесь зарегистрированным участником проекта "миХей.ру - дискусcионный клуб",
    пожалуйста, восстановите свой пароль самостоятельно, либо свяжитесь с администратором через Телеграм.

Музеи Москвы - Государственная Третьяковская галерея

  • Автор темы Автор темы NADYN
  • Дата начала Дата начала

NADYN

Модератор
Наверное, у каждого иногда возникает желание сходить в музей? :) Тем более, если музей находится не в Вашем родном городе? И вот появляется вопрос: «Куда идти?» или «А если я пойду туда, то что же я там смогу увидеть?» :) Надеюсь, что эта тема позволит Вам сформировать небольшое впечатление о Государственной Третьяковской галерее. Здесь будет собрана информация об истории музея, его основателях, тех художниках, картины которых Вы можете увидеть в залах Третьяковки, ну и, разумеется, многих шедеврах живописи.
Предлагаю и Вам поддержать развитие этой темы, добавляя не только собственные впечатления и советы, но и ту информацию, которую Вы сочтете полезной для остальных участников нашего форума.


Итак, Государственная Третьяковская галерея.
gal-tre.jpg

Основной адрес: Москва, Лаврушинский переулок, 10.
Проезд: станции метро «Третьяковская» или «Полянка»
Режим работы: ежедневно с 10:00 до 19:30
Выходной: понедельник :(


Но не стоит забывать, что у Третьяковской галереи есть и филиалы, о которых я расскажу чуть позже. ;)

[ADDED=NADYNRO]1087307192[/ADDED]
А пока немного истории. И нельзя говорить о музее без истории его основателя Павла Михайловича Третьякова (или даже основателей, ведь брат Сергей Михайлович также помогал в этом меценатстве)

Павел Михайлович Третьяков происходил из древнего, но небогатого купеческого рода, который жил в Малоярославце. Можно было бы составить подробную родословную знаменитого собирателя, если бы при отступлении Наполеоновской армии в 1812 году не сгорели архивы города.
В Москве предки Павла Третьякова обосновались в 1774 году.
Михаил Захарович, отец собирателя, проявлял в торговле большую энергию и способности. В 1831 году Михаил Захарович женился на Александре Даниловне Борисовой, дочери крупного коммерсанта по экспорту сала в Англию. Поначалу отец считал брак дочери неравным, но время показало, что зять Данилы Борисова оказался весьма деловым и удачливым. В 1832 у молодых родился первенец – Павел Михайлович Третьяков.
Ещё подростком Павел сделался помощником отца, вместе с младшим братом Сергеем исполнял обязанности "мальчика при лавке". Они помогали приказчикам, бегали по поручениям, выносили помои.
Михаил Захарович был человеком слабого здоровья и умер в 1850 году в возрасте сорока девяти лет. Жене Александре Даниловне следовало по завещанию ведать всеми делами до достижения 25-летия младшего из сыновей – Сергея, "дочерей держать при себе и по исполнении возраста выдать их замуж по своему усмотрению, а сыновей Павла и Сергея до совершеннолетия воспитывать, не отстранять от торговли и от своего сословия [...] и прилично образовывать".
В 1852 году, ввиду приближающейся свадьбы сестры Елизаветы Михайловны и старшего приказчика Владимира Дмитриевича Коншина, братья решили приобрести жилье – дом с большим двором и садом в приходе Николая Чудотворца, что в Толмачах. Молодые поселились внизу в двух комнатах с окнами в сад. Рядом с ними устроились братья. Сестра Софья с матерью заняли две комнаты в бельэтаже, а маленькая сестренка Надежда с гувернанткой жили в антресолях.
После смерти мужа Александра Даниловна считалась "временно" купчихой второй гильдии и сдала дело сыновьям в 1859 году. Они взяли себе в компаньоны мужа сестры Елизаветы, и в 1860 году появился "Магазин полотняных, бумажных, шерстяных товаров, русских и заграничных Торгового дома П. и С. братьев Третьяковых и В. Коншина в Москве, на Ильинке, против Биржи, д[ом] Иосифского монастыря".
К концу жизни купец первой гильдии Павел Третьяков владел не только этим магазином на Ильинке, но и имел льнопрядильную фабрику в Костроме, которая отличалась весьма высоким уровнем технического оснащения.
В 1865 году Павел Михайлович женился на Вере Николаевне, урожденной Мамонтовой. Она приходилась двоюродной сестрой хлебосольному хозяину подмосковного Абрамцева Савве Ивановичу Мамонтову и двоюродной тетушкой Вере Мамонтовой, ставшей моделью для картины В.А. Серова "Девочка с персиками" (1887).
Отношения в семье складывались счастливо, все дети дружили между собой. Старшие Вера и Саша были погодками, потом шли Люба и Миша, позднее, через четыре года после Миши, родилась Маша, а за ней последний – Ванечка, всеобщий любимец. Увы, Миша родился больным и не был дееспособным. Большое горе обрушилось на семью в 1887 году, когда за три дня от скарлатины, осложненной менингитом, умер восьмилетний Ваня.
Родители предпочли дать дочерям домашнее образование. Отец был для девочек примером трудолюбия, развивал вкус к хорошей живописи, а Вера Николаевна наградила дочерей своей музыкальной одаренностью. В зале стояли два концертных рояля фирмы "Бехштейн". Вера, Саша, Люба и Маша постоянно занимались музыкой, но особенно способной была Вера. Друг семьи Петр Ильич Чайковский даже советовал Вере поступать в консерваторию, но отец, будучи сторонником строгого воспитания, не позволил этого сделать.
В доме Третьяковых бывали И.С. Тургенев, композиторы Н.Г. Рубинштейн и П.И. Чайковский, художники И.Е. Репин, В.И. Суриков, В.Д. Поленов, В.М. Васнецов, В.Г. Перов, И.Н. Крамской. С некоторыми из них семья была в родстве: брат П.И. Чайковского Анатолий был женат на племяннице Павла Михайловича; жена художника В.Д. Поленова, Н.В. Якунчикова, приходилась племянницей Вере Николаевне.
В октябре 1867 года Вера Николаевна приняла от Городской думы попечительство над Пятницкой городской начальной женской школой. Из пятнадцати подобных школ Пятницкая стала лучшей.
Павел Михайлович был одним из попечителей Арнольдовского училища для глухонемых. В ответ на разговоры о своем богатстве он писал В.В. Стасову в 1879 году: "Я не располагаю такими средствами, какие некоторым могут казаться. Я не концессионер, не подрядчик, имею на своем попечении школу глухонемых [...]". В течение нескольких десятилетий он проявлял к училищу действенное внимание. Третьяковы, посещая эти учебные заведения, в воспитательных целях брали с собой дочерей, а всех учащихся знали по именам.
Павел Михайлович, сам купец в четвертом поколении, желал, чтобы его дочери вышли замуж только за купцов. Вере, полюбившей талантливого пианиста Александра Зилоти, двоюродного брата композитора С.В. Рахманинова, пришлось многое пережить, прежде чем отец дал разрешение на их брак, который состоялся в феврале 1887 года. Мужем Александры стал врач и коллекционер Сергей Боткин. Его брат Александр, доктор, затем гидрограф, исследователь Севера, женился на Маше. В мае 1894 года Люба вышла замуж за художника Николая Гриценко. Овдовев в 1900 году, вторым браком Любовь Павловна была замужем за знаменитым Львом Бакстом, живописцем и графиком, создателем костюмов и декораций к дягилевским спектаклям в Париже. Павлу Михайловичу достало широты взглядов, чтобы оценить по достоинству всех этих молодых людей.
Может создаться впечатление о жизни легкой, счастливой, беззаботной. Свободно ли дома распоряжались деньгами и были ли миллионершами выросшие дочери? В 1893 году Павел Михайлович пишет очень большое серьезное письмо дочери Александре, в котором объясняет свое представление о родительском долге: "Нехорошая вещь деньги, вызывающая ненормальные отношения. Для родителей обязательно дать детям воспитание и образование и вовсе не обязательно обеспечение". В том же письме были и такие слова: "Моя идея была с самых юных лет наживать для того, чтобы нажитое от общества вернулось также обществу (народу) в каких-либо полезных учреждениях; мысль эта не покидала меня всю жизнь".
В декабре 1898 Павел Михайлович умер. И хотя Вера Николаевна была на 13 лет моложе мужа, она пережила его только на 3 месяца

[ADDED=NADYNRO]1087307633[/ADDED]
. Купец, коллекционер, меценат
Первые покупки художественных произведений, сделанные Павлом Третьяковым, относятся к середине 1850-х годов. На Сухаревке, где он покупал книги, 24-летний купец приобрел 11 графических листов. Через год у него появились картины, написанные маслом, в основном голландских мастеров. Позднее Третьяков отдал предпочтение русским художникам.
Еще в 1853 году появилось "Описание картинной галереи тайного советника Федора Ивановича Прянишникова". Личное знакомство с этой коллекцией в 1856 году, посещение Эрмитажа в Петербурге и побудило Павла Михайловича к собирательству. На первых порах он покупал работы своих еще мало известных современников. Картина В.Г. Худякова "Стычка с финляндскими контрабандистами" (1853) одной из первых появилась у Третьякова в 1856 году. Это год и считается временем рождения Третьяковской галереи.
В 1860 году, впервые отправившись за границу по делам своего Торгового дома и для самообразования, Павел Михайлович Третьяков составил завещательное письмо. В нем были примечательные строки: "Капитал же сто пятьдесят тысяч р. серебром я завещаю на устройство в Москве художественного музеума или общественной картинной галереи [...]". Подчиняясь именно этому желанию, он продолжал свою собирательскую деятельность. Один из старейших сотрудников основателя музея вспоминал, что Третьяков "определенно говорил: "Картины будут принадлежать всему народу". И нам, служащим галереи, постоянно внушал, что мы охраняем и заботимся о народном достоянии".
Павел Третьяков желал "собрать русскую школу, как она есть, в последовательном своем ходе". "Я беру… только то, что нахожу нужным для полной картины нашей живописи", – писал он в одном из писем Л.Н.Толстому.
Во время первого путешествия по Италии он знакомится с архитектором А.С. Каминским, который впоследствии стал мужем сестры Третьякова Софьи. Зная о произведениях К.П. Брюллова, находящихся в Италии, Третьяков просит приобрести у наследников археолога М. Ланчи его портрет. Так в 1860 году в коллекции появилась первая работа "великого Карла" "Портрет археолога М. Ланчи" (1851).
Со многими художниками Третьякова связывала искренняя дружба. Подчас покупка произведения определяла дальнейшую творческую судьбу мастера. Антиклерикальный настрой картины В.Г. Перова "Сельский крестный ход на Пасхе" (1861) не всем пришелся по вкусу. "Слухи носятся, – писал Третьякову художник В.Г. Худяков, – будто бы Вам от Священного Синода скоро сделают запрос: на каком основании Вы покупаете такие безнравственные картины и выставляете публично?" Павел Михайлович вынужден был дать властям подписку, что картина не будет выставляться на всеобщее обозрение. Но немало работ Перова позднее пополнили коллекцию.
Реалистическое направление живописи второй половины XIX века поднимало "больные вопросы" общества, которые волновали и Третьякова. Не случайно в собрании появились "Неравный брак" (1862) В.В. Пукирева, "Воспитанница" (1867) Н.В. Неврева, "Искушение" (1857) Н.Г.Шильдера, "Княжна Тараканова" (1864) К.Д. Флавицкого. Третьяков писал в своем завещании 1860 года:
"[…] капитал /8186 р./ и что вновь приобретется в торговле … прошу употребить на выдачу в замужество бедных невест, но за добропорядочных людей".
"Третьяковская школа"
Современников восхищали природный ум и требовательный вкус Третьякова. Он покупал картины нередко вопреки мнению критики, запрету цензуры, давлению признанных авторитетов. Если работа оказывалась у Третьякова, то для художников это было равнозначно общественному признанию. Он пользовался особым доверием живописцев, ему первому они показывали свои новые произведения в мастерских или на выставках, часто накануне вернисажа.
История Третьяковской галереи неразрывно связана Товариществом передвижных художественных выставок, и именно передвижники представлены здесь наиболее полно. Созданное в 1870 году Товарищество объединило художников, тяготевших к реалистическому изображению событий, образов и характеров российской жизни и ее прошлого. Они были убеждены в том, что задачей искусства является служение "серьезным интересам народа", и задумали знакомить со своим творчеством русскую провинцию. Третьяков разделял их убеждения, и в то же время морально и материально поддерживал художников. Во многом благодаря Третьякову передвижники смогли сохранить идейную и творческую самостоятельность. Один из западных критиков даже назвал эту "независимую группу художников", "живописцев национального быта и нравов" – "Третьяковскою школой".
Купец первой гильдии, имеющий льнопрядильную фабрику в Костроме и магазин на Ильинке в Москве, Третьяков самым усердным образом занимался собирательством, отдавая этому занятию много времени и сил.
На I-й выставке Товарищества передвижных художественных выставок, где экспонировалось 47 работ, Третьяков приобрел А.К. Саврасова "Грачи прилетели" (1871), Н.Н. Ге "Петр I допрашивает царевича Алексея в Петергофе" (1870). Полотно И.Н. Крамского "Христос в пустыне" (1872), купленное еще у него в мастерской, было представлено на 2-й передвижной выставке. О ней Третьяков говорил, что "это самая лучшая картина в нашей школе за последнее время".
Национальная портретная галерея.
К концу 1860-х Третьяков задумал создать портретную галерею российских "писателей, композиторов и вообще деятелей по художественной части". Она должна была стать музеем в музее – национальная портретная галерея в "общественном, всем доступном хранилище изящных искусств". По всей видимости, Третьяков находился во власти "модной" просветительской идеи XIX века о важной роли личности в истории, получившей распространение после открытия в Лондоне Национальной портретной галереи в 1856 году. Собиратель сам заказывал художникам портреты, горячо интересовался их работой, тем самым помогая развитию этого жанра. Многие портреты Перова, Крамского, Репина, Ярошенко исполнялись если и не по прямому заказу Третьякова, то с заведомой ориентацией на его музей в музее. Таким образом сам основатель стоял у истоков уникального портретного собрания Галереи.
В 1872 году к П.М. Третьякову поступила целая серия написанных В.Г. Перовым портретов знаменитых писателей: А.Н. Островского (1871), Ф.М. Достоевского (1872), А.Н. Майкова (1872), М.П. Погодина (1872), В.И. Даля (1872), И.С. Тургенева. Они демонстрировались на выставках Товарищества в 1872–1873 годах.
В течение почти четырех лет Павлу Михайловичу пришлось добиваться того, чтобы Лев Толстой согласился позировать Крамскому. Наконец в 1973 году писатель уступил, но при условии, что художником будет написан и второй его портрет, который останется в семье. Крамской выполнил эту просьбу. Оба полотна вполне устроили заказчиков.
По просьбе Павла Михайловича Крамским был написан и погрудный портрет поэта Н.А. Некрасова, который в то время тяжело болел.
Через десять лет после женитьбы, в 1875 году, Павел Михайлович пожелал иметь портрет своей жены. Как всегда, предварительно велась длительная переписка с И.Н. Крамским. В результате история оставила нам два портрета Веры Николаевны Третьяковой работы Крамского 1876 и 1879 годов.
Но сам Павел Михайлович всегда категорически отказывался позировать художникам. Как-то он приболел и вынужден был оставаться дома. Тогда-то И.Н. Крамскому и удалось написать его портрет (1876). Второй портрет основателя Галереи создал И.Е. Репин в 1883 году. По словам дочери Александры, Третьяков "не хотел его и не заказывал. Репин делал его для себя. Павел Михайлович дал уговорить себя тем охотнее, что любил Илью Ефимовича [...], и с удовольствием приезжал позировать по воскресеньям. Было это в зиму 1881/82 [...]".
Домашний музей
Семья Третьяковых переехала в Лаврушинский переулок в начале 1850-х и очень любила свой дом в Толмачах. Там жил до женитьбы Павел Михайлович с матерью, сестрами, семьей брата Сергея. Туда молодой женой пришла Вера Николаевна, там выросли все их дети, оттуда девочки вышли замуж.
Первоначально именно в доме размещалась коллекция П.М. Третьякова, но картин становилось все больше и больше. К 1972 году их насчитывалось более полутора сотен, и места в гостиной уже не хватало. Весной 1874 года для собрания было построено двухэтажное здание по проекту архитектора Александра Каминского (мужа сестры Третьякова). Оно примыкало к южной стене дома и располагалось в сторону соседней с их участком ограды церкви Святого Николая в Толмачах, захватив часть сада вокруг дома. Два зала соединялись внутренним переходом с жилой частью, но имели отдельный вход с улицы.
На первом этаже на перегородках были помещены работы старых мастеров, на стенах против окон – пейзажи С.Ф. Щедрина, Ф.М. Матвеева, М.И. Лебедева, М.Н. Воробьева. На втором этаже в высоком просторном зале находились работы современников – В.Г. Перова, В.И. Якоби, В.В. Пукирева, К.Д. Флавицкого и других.
Война и мир глазами художников
Самым крупным приобретением Третьякова (92000 рублей) была серия работ В.В. Верещагина. В 1872 году в мюнхенской мастерской художника Павел Михайлович увидел его Туркестанскую серию. Она произвела на собирателя огромное впечатление. Два года спустя Верещагин решил показать в Петербурге все полотна, созданные по материалам Туркестанского похода. Третьякову захотелось купить эту серию картин и подарить ее Московскому училищу живописи, ваяния и зодчества. Однако совет училища не принял дара из-за отсутствия необходимого помещения и за неимением средств для его постройки.
Тогда Павел Михайлович передал коллекцию Московскому обществу любителей художеств, но с условием, чтобы оно в течение трех ближайших лет нашло возможность для ее открытого показа. Общество не выполнило условия. Третьяков вернул в 1881 году этот свой первый дар городу Москве к себе в Галерею. К этому времени в собрании уже было 78 этюдов В.В. Верещагина, исполненных в Индии и приобретенных в 1880 году.
Нашли свое место в коллекции Павла Михайловича и нескольких картин Балканской серии В.В. Верещагина ("Шипка-Шейново. Скобелев под Шипкой" 1878–1879). 12 апреля 1877 года, в день объявления русско-турецкой войны, Вера Николаевна "молилась за столь дорогое начатое дело – освобождение славян от угнетения турок". Третьяковы внимательно наблюдали за театром военных действий. Они восхищались В.В. Верещагиным и В.Д Поленовым, работавшими военными корреспондентами. После возвращения Поленова в Россию, когда тот поселился в Москве, Третьяков стал пристально следить за его творчеством и приобрел написанный в 1878 году "Московский дворик".
…без различия рода и звания
Тягостные и печальные события 1881 года – смерть Ф.М. Достоевского, Н.Г. Рубинштейна, М.П. Мусоргского – сменились для Третьякова радостью, когда на 9-й передвижной выставке появилась картина В.И. Сурикова "Утро стрелецкой казни" (1881). Мощный талант 33-летнего художника привлекал Третьякова. В том же году Павел Михайлович решил открыть галерею для свободного посещения: "национально-художественная" и "историческая" галерея стала "публичною". Собранию был придан статус настоящего музея. Юридически галерея оставалась частной, но любой человек, "без различия рода и звания", мог бесплатно прийти сюда почти во все дни недели.
В 1882 году галерея снова расширилась, как и в первый раз за счет территории сада, окружавшего дом. Появились три новых зала наверху и столько же внизу – под углом к старому корпусу параллельно Малому Толмачевскому переулку. В нижних этажах были размещены Туркестанская серия и этюды из путешествия по Индии В.В. Верещагина. Картине "Утро стрелецкой казни" нашлось место в первом зале второго этажа новой пристройки. Там же оказались полотна А.К. Саврасова и других художников 1860–1870-х годов. Следующий зал посвятили произведениям И.Н. Крамского и Ф.А. Васильева. До конца жизни Третьякова экспозиция этого зала, так же как и развеска работ Верещагина в нижних, оставались неизменными.
В 1880-е годы к собранию прибавились выдающиеся произведения, составляющие и сегодня славу коллекции: "Портрет М.И. Лопухиной" (1797) кисти В.Л. Боровиковского, "Портрет Н.В. Кукольника" (1836) К.П. Брюллова, картины И.Е. Репина "Крестный ход в Курской губернии" (1880–1883) и "Царь Иван Васильевич Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года" (1885).
Еще три зала в верхнем этаже и пять в нижнем были пристроены в 1885 году. Это позволило несколько упорядочить экспозицию. В первый зал второго этажа новой пристройки были перенесены работы Н.А. Ярошенко, Н.Н. Ге. Далее – зал В.И. Сурикова с полотнами "Утро стрелецкой казни" (1881), "Меншиков в Березове" (1883), "Боярыня Морозова" (1887). Там же был расположен зал И.Е. Репина. На перегородках залов были выставлены пейзажи и среди них – работы И.И. Левитана. На первом этаже было выделено место для этюдов и эскизов А.А. Иванова (всего в коллекции насчитывалось более 70 его произведений). Благодаря своей прозорливости, Павел Михайлович еще в 1858 году приобрел "Портрет молодой женщины в повороте головы Иоанна Крестителя" и этюд "Лесная чаща при солнечном освещении" А.А. Иванова.
Дар открывать таланты
Требовалось недюжинное здоровье, чтобы ежегодно четыре раза ездить в Кострому на свою фабрику, не пропускать международные выставки в Европе, попадать вовремя на российские академические и передвижные выставки. Третьяков очень переживал, что "Бурлаки на Волге" (1870–1873, Государственный Русский музей) И.Е. Репина достались великому князю Владимиру, поэтому полотно "Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года" (1885) собиратель оставил за собой, еще не видя его на выставке. Эта картина тоже была запрещена властями к показу в собрании Третьякова, как когда-то "Сельский крестный ход на Пасхе" Перова, но спустя несколько месяцев запрет был отменен.
Для Третьякова вопрос, всегда ли удачными бывают его покупки, был болезненным. И.Е. Репин в письмах к собирателю подчас не одобрял его выбора. Можно только восхититься безошибочным "чутьем" Павла Михайловича, который вопреки мнению Репина, приобрел с ученической выставки картину еще никому неизвестного 18-летнего И.И. Левитана "Осенний день. Сокольники" (1879).
Непредвзятость, способность принять новые веяния в искусстве отличали его от современников, признававших только передвижников. Он сумел оценить 23-летнего В.А. Серова и его "Девушку, освещенную солнцем" (1888), хотя некоторые художники отзывались об этой картине чрезвычайно резко.
Подобное повторилось и при покупке работ М.В. Нестерова "Пустынник" (1888–1889) и "Видение отроку Варфоломею" (1889–1890). И именно вопреки мнению некоторых "ценителей" появилась в Галерее картина И.И. Левитана "После дождя. Плес" (1889).
В 1892 году в верхнем этаже прибавились два больших и один маленький залы, а внизу три небольших. В них экспонировались в основном произведения конца 1880-х годов и работы 1890-х по мере их поступления: картины С.А. и К.А. Коровиных, "Девушка, освещенная солнцем" (1888) В.А. Серова. Здесь были сосредоточены наиболее значительные работы И.И. Левитана – "Владимирка" (1892, подарок автора), два монументальных пейзажа "У омута" (1892), "Над вечным покоем" (1894) и эскиз к этой картине (самое последнее приобретение Третьякова). Над лестницей, ведущей вниз, во всю длину был помещен фриз В.М. Васнецова "Радость праведных о Господе. Преддверие рая" (1885–1896).
Рост собрания постоянно превосходил экспозиционные возможности галереи. Поэтому работы Ф.А Малявина "подвешивались" в зал И.И. Шишкина, И.К. Айвазовского и А.И. Куинджи. При этом значительным достижением следует считать организацию монографических залов. Они были предоставлены картинам особенно любимых мастеров – И.Н. Крамского, В.Д. Поленова, В.В. Верещагина, И.Е. Репина.

[ADDED=NADYNRO]1087307965[/ADDED]
http://www.turgenev.ru/liber_info/texts/mecnew/pmtre.gif
 
Пока я не буду писать о русских иконах, великолепная коллекция которых также присутствует в залах Третьяковской галереи, а перейду к живописи XVIII века, начав с первых русских художников. Да, и необходимо отметить, что первым жанром в русской живописи стал портрет, когда наши художники только учились рисовать по европейскому образцу.

Иван Никитич Никитин — «Персонных дел мастер», любимый художник Петра I, предмет его патриотической гордости перед иностранцами, «дабы знали, что есть и из нашего народа добрые мастеры». И Петр не ошибался: «живописец Иван» был первым русским портретистом европейского уровня и в европейском смысле этого слова.
И.Н.Никитин происходил из семьи московских священнослужителей. Первоначальное художественное образование получил, вероятно, в Московской Оружейной палате и гравировальной мастерской при ней под руководством голландского гравера А. Шхонебека. В 1711 г. вместе с гравировальной мастерской был переведен в Петербург. Писать портреты, судя по всему, выучился самостоятельно, изучая и копируя имевшиеся в России работы иностранных мастеров. Благодаря своему таланту (а может быть, и родственникам, служившим в придворных церквях), Никитин быстро занял прочное положение при дворе. Петр Великий заметил его способности и отдал в учение к И.Г. Дангауеру.
В ранних (до 1716 г.) работах художника ощутима связь с парсунами — русскими портретами конца XVJI столетия, с их жестким и дробным письмом, глухими темными фонами, плоскостностью изображения, отсутствием пространственной глубины и условностью в распределении света и теней. Вместе с тем в них есть и несомненное композиционное мастерство, и умение эффектно задрапировать фигуру, передать фактуру различных материалов, гармонично согласовать насыщенные цветовые пятна. Но главное — от этих портретов остается ощущение какой-то особенной реалистической убедительности и психологической достоверности. Никитину совершенно чужда лесть, обычная для парадных портретов.
В 1716-20 гг. И.Н.Никитин вместе с младшим братом Романом, тоже живописцем, находится в Италии. Они посетили Флоренцию, где занимались под руководством Томмазо Реди, Венецию и Рим. Роман Никитин, сверх того, работал в Париже, у Н. Ларжильера.Из Италии И.Н.Никитин действительно вернулся мастером. Он избавился от недостатков рисунка и условностей ранних работ, но сохранил главные свои особенности: общий реализм живописи и прямоту психологических характеристик, довольно темный и насыщенный колорит, в котором преобладают теплые оттенки. К сожалению, судить об этом можно по очень немногим дошедшим до нас произведениям.
Он писал портреты самого императора (несколько раз), его супруги, великих княжон Анны, Елизаветы и Натальи и многих других высокопоставленных лиц. Художник был знаком с приемами главенствующего стиля эпохи — рококо, легкого и игривого, но использовал их лишь тогда, когда это действительно соответствовало характеру модели, как в портрете юного барона С.Г.Строганова (1726). Но пожалуй, лучшим произведением Никитина по красоте живописи, по глубине и сложности психологической характеристики является «Портрет напольного гетмана» (1720-е).
В 1725 г. Никитин в последний раз пишет с натуры царя. «Петр 1 на смертном ложе» (в музее Академии Художеств)— в сущности, большой этюд, исполненный свободно, однако цельный, продуманный и монументальный.
В царствование Екатерины I он поселился в Москве, где его брат, вернувшийся из-за границы несколько позже, занимался, главным образом, церковной живописью.
В 1732 г. Иван Никитин вместе с братьями Романом и Иродионом (протопопом Архангельского собора в Москве) был арестован по обвинению в распространении пасквилей на вице-президента Святейшего Синода Феофана Прокоповича, кстати, тоже выдвиженца и сподвижника Петра. Возможно, этому косвенно способствовала неудачная женитьба художника и последовавший затем развод: родственники бывшей жены стремились всячески навредить Никитину. Да его и так многие не любили за прямой и независимый нрав. После пяти лет казематов Петропавловской крепости, допросов и пыток братьев отправ- ляют в ссылку. Иван и Роман оказались в Тобольске. Они дождались реабилитации после смерти императрицы Анны Иоанновны в 1741 г. Но пожилой и больной художник уже не вернулся в родную ему Москву. Вероятно, он умер где-то на пути к ней. Роман Никитин умер в конце 1753 г. или в начале 1754г.

В Третьяковской галерее вы можете увидеть портрет канцлера Гаврилы Ивановича Головкина

167.jpg




Портрет Головкина принято считать одной из первых работ, выполненных художником по возвращении из Италии. Граф Гаврила Иванович Головкин— вице-канцлер, сподвижник Петра I, особенно преуспел на дипломатическом поприще благодаря свойственной ему ловкости и хитрости. Надпись на обороте портрета гордо сообщает, что «в продолжении канцлерства своего он заключил 72 трактата с разными правительствами».
Приковывает к себе внимание лицо Головкина с умным проницательным взглядом и твердой волевой складкой губ; в обрамлении серебристого парика оно выступает из черного пространства фона.
Никитину удалось выразить в этом портрете идеальный образ энергичного государственного деятеля — человека эпохи Петра. В его осанке нет напыщенности, но есть чувство собственного достоинства. Величественная сдержанность позы, андреевская лента и звезда, польский орден Белого Орла в виде креста на голубом банте придают торжественность и значительность.


Также вы можете увидеть и портрет царевны Натальи Алексеевны.
niknatal.jpg
Если не видно картины:http://nearyou.narod.ru/art/nikitin/niknatal.jpg
Наталья Алексеевна - царевна, дочь царя Алексея Михайловича и Натальи Кирилловны, младшая, любимая сестра Петра Великого. Охотно участвуя в забавах своего брата, Наталья Алексеевна особенно пристрастилась к театральным представлениям. Она сама сочиняла комедийные действия и была как бы режиссером придворного театра. В селе Преображенском она устроила (1707) в своем дворце домашний театр; туда, по ее желанию, перевезено было все "уборство" из "комедийной храмины", прежде помещавшейся на Красной площади в Москве. По сообщению графа Бассевича ("Записки о России при Петре Великом"), она сочинила две пьесы. Ее авторству приписываются: "Комедия о святой Екатерине", "Хрисанф и Дария", "Цезарь Оттон", "Святая Евдокия". Около 1710 г. царевна переселилась в Санкт-Петербург и здесь также устроила общедоступный и бесплатный театр
 
Итак, как говорится, продолжаем разговор (если я , конечно, не разговариваю сама с собой :( ). Алексей Петрович Антропов.

Главный живописец Святейшего Синода, академик Императорской Академии Художеств, учитель знаменитого Левицкого, Алексей Петрович Антропов родился в семье солдата Семеновского полка в Петербурге. Интерес к живописи проявился у мальчика еще в раннем детстве.
В 1732г. он был зачислен в Канцелярию от строений, где учился у А.М.Матвеева. Овладев профессиональными навыками, с 1739г. работал там же в «живописной команде», которой руководил И. Я. Вишняков.
В 1740 - 50-х гг. художник выполнял декоративные росписи во дворцах Петербурга и его пригородов.
Судить о степени их художественного достоинства сейчас трудно, так как большинство из них не сохранилось. Однако можно предположить, что Антроповым остались довольны, поскольку в 1752г. ему поручили весьма серьезный заказ — роспись киевского Андреевского собора, только что построенного архитектором Ф. Б. Растрелли. Этой работе художник отдал около трех лет.
В 1755 г. Антропова пригласили в Москву, где он расписал плафон во дворце графов Головиных.
Когда же в 1759 г. по инициативе графа И. И. Шувалова был основан Московский университет, художнику, ставшему уже известным, предложили место живописного мастера на факультете искусств. Оставался он там недолго, так как в 1761 г. получил назначение на должность главного художника Святейшего Синода в Петербурге.
В его обязанности входило наблюдать за работами петербургских иконописцев и писать портреты представителей русского духовенства.
Своеобразие его дарования раскрылось в портрете, в котором Антропов стремился изобразить человека без прикрас, не изменяя жизненной правде. В это время ему было уже за сорок и он пользовался уважением и известностью. Однако, он справедливо не числился среди мастеров первого ранга. Вернувшись в Петербург, Антропов решил усовершенствовать свое искусство и два года брал частные уроки у знаменитого итальянского портретиста П. Ротари.
В этот период помимо официальных портретов Антропов создал серию камерных изображений своих современников. Учёба у таких мастеров, как А.Матвеев, И.Вишняков, Л.Каравакк и П.Ротари, и личные способности позволили ему стать мастером русского камерного портрета, своеобразного по стилю, национального по характеру, талантливый ремесленник превратился в выдающегося и самобытнейшего русского художника. Особую известность получили выполненные им женские портреты.
Среди мужских камерных портретов работы Антропова следует отметить «Портрет казацкого атамана Ф. И. Краснощёкова». Герой Семилетней войны, полный энергии и жизненной силы, изображен в манере, характерной для украинских портретов XVIII столетия, что неудивительно, так как Антропов провел в Малороссии несколько лет и, безусловно, был знаком со своеобразным искусством местных портретистов.
Композиция этих и других портретов кисти Антропова отличается лаконичностью, модели изображены на нейтральном фоне. Цветовая гамма звучная, декоративная. Орнаментальность форм, тщательное выписывание деталей, присущие работам Антропова, идут от парсуны предшествующего столетия, но реалистическое восприятие натуры, тонкая наблюдательность, достоверная передача характеров — это новое в русском искусстве.
Даже в работах, сохранивших характерные черты парадного портрета, Антропов не изменял жизненной правде. Пример тому — большой «Портрет императора Петра III», выполненный художником для Сената.
В парных портретах Антропов придерживался единой композиционной схемы, почти ее не варьируя. Портреты Колычевых почти идентичны — изображенные даны в одной и той же позе и кажутся застывшими. Однако это однообразие компенсируется личным отношением художника к модели, он воспроизводит черты характера подчас прямолинейно, без прикрас. В пределах одноплановых решений он добивается удивительной завершенности в подаче образа, своеобразной гармонии, верности следования натуре.

В залах Третьяковской галереи вы можете увидеть портрет статс-дамы А. М. Измайловой.

antr-izm.jpg
Если не видно картины:
http://nearyou.narod.ru/art/antropov/antr-izm.jpg

В 1758 году после долговременного отсутствия, связанного с работами в Киеве и Москве, Алексей Петрович Антропов возвратился в Петербург. В это время ему было уже за сорок и он пользовался уважением и известностью.
Однако он справедливо не числился среди мастеров первого ранга. Вернувшись в Петербург, Антропов решил усовершенствовать свое искусство и два года брал частные уроки у знаменитого итальянского портретиста П. Ротари. Результат был поистине чудесным: талантливый ремесленник превратился в выдающегося и, что особенно замечательно, самобытнейшего русского художника.
Первым и лучшим плодом этого обучения явился портрет статс-дамы А.М.Измайловой, урожденной Нарышкиной, дальней родственницы императрицы Елизаветы по отцу и ее любимицы.
Особенности антроповской манеры заключаются в колорите портрета. Художник прибегает к цветам почти лубочной яркости и дает их в сопоставлениях столь контрастных, которые, кажется, мыслимы лишь в плоскостных изображениях.
Щеки пожилой, полной дамы пылают, как маки, ее голову обрамляет кружевной чепец, украшенный по сторонам красными бантами и подвязанный розовыми лентами. Поверх белой кофты надето голубовато-синее платье, которое украшают усыпанный брильянтами орден с портретом императрицы и бледная роза с зелеными листьями.
Массивная фигура Измайловой помещается на фоне очень темного цвета с зеленым оттенком. Пользуясь такой палитрой, Антропов, однако, придает каждому тону светоносность и глубину, строит объемную форму, которая благодаря резким контрастам сочных красок выглядит исключительно динамичной, как бы заряженной внутренней энергией, прочной и весомой. А эти качества формы сообщают образу характер
волевой, смелый, необычайно живой и колоритный, каким и отличалась славившаяся в молодости красотою, обаятельная и умная наперсница Елизаветы.

Также Вы можете увидеть замечательный портрет неизвестной женщины.

antr-neizv.jpg


[ADDED=NADYNRO]1087336460[/ADDED]
А пока что я бы хотела сказать огромнейшее спасибо за помощь в создании этой темы dO nOt DiStuRb:D

[ADDED=NADYNRO]1087338367[/ADDED]
Луи Каравакк
(1684-1754)
ПЕТРОВСКОЕ ВРЕМЯ
Заметный след в русском искусстве оставил француз Луи (Людовик Каравакк). Луи Каравакк — «гасконец, как по рождению, так и по привычкам и манерам» (по выражению его современника академика Я. Штелина), родился в 1684 году в Марселе в семье резчиков-декораторов и был представителем третьего поколения «династии» Каравакков, связанных с декорированием кораблей в Тулоне, а позднее — галер в Марселе.
По семейной традиции Луи — младший сын Жан-Батиста Каравакка — начал свою деятельность в Арсенале галер в Марселе.
13 ноября 1715 года в Париже он заключил с П.Лефортом контракт на три года о поступлении на русскую службу живописцем «исторических картин, портретов, лесов, деревень, цветов и зверей в большом, малом и миниатюрном виде», с обязательством взять в помощники русских учеников.
В 1716 году художник приехал в Петербург, где прожил до конца своих дней.


На протяжении жизни в России Каравакк неоднократно писал Петра I и Екатерину I, их дочерей – Анну, Елизавету и Наталью, а также детей царевича Алексея – Наталью и Петра (впоследствии Петра II). По свидетельству Я. Штелина, портреты Каравакка отличались большим сходством с изображенными на них лицами.
В 1721-1727 гг. он исполнял росписи и руководил живописными работами в Петергофе. В 1725-27 гг. работал в Петербурге в “новых палатах” Летнего дворца, принимал участие в создании иконостаса церкви Зимнего дворца.
Однако, только при Анне Иоанновне,в 1730-х годах, благодаря протекции Э.Бирона был назначен «придворным первым живописного дела мастером». В последние годы жизни работал как декоратор, писал образа по заказу Елизаветы Петровны, исполнил ее большой парадный портрет. Среди его учеников - И.Я.Вишняков и А.Антропов
Художник работал напряженно и плодотворно, однако, от всей разнообразной его деятельности до нас не дошло почти ничего, за исключением портретов.
В России Каравакк завоевал себе исключительное положение, что свидетельствует не только о личной ловкости художника, но и о том, что он попал в Петербург как раз в тот момент, когда начали изменяться запросы русского общества, когда в России распространилось увлечение «придворным стилем», который представлял своим творчеством Каравакк.


Вы можете увидеть в залах Третьяковской галереи портрет императрицы Анны Иоанновны


karav7.jpg


Анна Иоанновна представлена во весь рост, в натуральную величину в огромной короне, со скипетром и державой. Коронационное платье, вытканное серебром и украшенное среребряным кружевом, золотая парчовая мантия с гербами выписаны тщательно, с документальной точностью.
По воспоминаниям современницы, Анна Иоанновна «престрашного была виду, отвратное лицо имела»,но Каравакк, как истинный царедворец, постарался польстить императрице, представив ее молодой и красивой женщиной.
Портрет выполнен как парадный, характерный для искусства XVIII века в Западной Европе. Он служил для прославления монархов и вельмож, поэтому поза, одежды, аксессуары в таком портрете имели важное значение для социальной характеристики модели.
 
И.Я.Вишняков
(1699 - 1761)

Иван Яковлевич Вишняков — знаменитый русский художник-портретист, монументалист, декоратор, один из представителей светского портрета в стиле рококо, руководитель Живописной команды Канцелярии от строений (1739 — 1761 г.).
И.Я.Вишнякова искусствоведы называют «загадочным мастером XVIII в.», и не только потому, что о его жизни и творчестве мало сведений, а еще в связи с тем, что огромное наследие художника из монументальных, декоративных работ и портретов представляет собой грустный номинальный перечень названий. От многочисленных произведений мастера, который с пятнадцати лет и до самой смерти не знал ни дня отдыха, сохранились только около десяти портретов.
Творческая судьба этого талантливого живописца, родившегося в 1699 г. в Москве в семье «императорского величества шатерных дел мастера» Якова Вишнякова, поистине трагична. В 1714 г. он был «отпущен от отца своего в Санкт-Петербург», где обучался «лаковому», а затем «живописному делу» у мастера Оружейной палаты В.Г.Грузинца, а после учебы, в 1727 г. его направили в Канцелярию от строений в звании «живописного подмастерья». Здесь, под началом руководителя Живописной команды Андрея Матвеева, Иван формировался как художник-монументалист, тесно сотрудничая с архитекторами, резчиками и скульпторами — всеми теми мастерами, которые создали декоративный стиль того периода, основанный на синтезе русского барокко и рококо.
Но еще в конце 20-х rr. началась совместная творческая деятельность Вишнякова и марсельского «живописного дела профессора» Луи Каравака (Каравакка). С 1727 г. он официально стал его учеником, так как иноземный мастер засвидетельствовал его умение «изрядно писать персоны с натурального». Хотя Иван великолепно справлялся с работами самостоятельно, делал ли он копии или сам «писал персоны Его Императорского Величества Петра I» и другиее портреты, выполнял массу декоративных и реставрационных работ, до 1739 г. он числился в подмастерьях. В этот год, после смерти А. Матвеева, Вишняков стал мастером и принял руководство над Живописной командой.
Дальнейшее его продвижение было довольно значительным. Он получил одно за другим звания прапорщика (1741 г.) и капитана (1742 г.), был возведен в ранг коллежского асессора, став таким образом дворянином (1745 г.), а в 1752 г. пожалован чином надворного советника и приведен к присяге.
Можно только удивляться тем объемам работ, которые легли на плечи Ивана Яковлевича. Высокое профессиональное мастерство обеспечивало ему еще большую нагрузку, и живописная «служба» больше походила на военную: приказали, значит, надо срочно сделать самому или обеспечить исполнителями. Кажется, можно было утонуть в ворохе высочайших указов, счетов и отчетов. А ведь Вишняков не только руководил всеми живописными работами в Петербурге, Москве и в загородных резиденциях двора, он и непосредственно в них участвовал.
Художник работал в тесном контакте с зодчими В.В.Растрелли, М.Г.Земцовым и декоратором Дж. Валериани, участвовал в бесконечных перестройках, в реставрациях и новом строительстве Зимнего, Летнего и Аничкового дворцов, Триумфальных ворот в Москве, Петропавловского собора, оперных домов, Петергофского и Царскосельского дворцов.
Роспись дворцовых интерьеров, создание образов для Троицкого собора и церкви Симеона и Анны, личные заказы императрицы Елизаветы Петровны перемежаются у Вишнякова с необходимостью мыть и чистить старые холсты, совместно с резчиками золотить «каймы» плафонов и люстры, сооружать декорации, переставлять рамы, надшивать холсты и одновременно выступать экспертом и консультантом по многочисленным живописным произведениям, следить за чистотой иконографии царствующих особ, чтобы не искажались их лики.

Иван Яковлевич при его даровании расходовал свои творческие силы на массу второстепенных работ. А ведь была еще большая семья: престарелая мать Акулина Ануфриевна, три сына от первого брака, вторая жена Марья Федоровна, родившая трех сыновей и дочь. Загруженный делами, он успевал заботиться об их судьбе и образовании, особенно об одаренном старшем Иване: хлопотал о его «живописном ученичестве в Канцелярии от строений и обучении итальянскому языку в надежде на заграничное пенсионерство». Поездка в Италию не была дозволена, но Иван и его младший брат Александр стали хорошими живописцами. С 1753 г. старший сын принимал непосредственное участие во всех работах отца и принял на'себя руководство Живописной командой после его смерти 8 августа 1761 г.
За четверть века, проведенного во главе Живописной команды Канцелярии от строений, художником была создана целая школа, которая может быть по праву названа «школой И. Я. Вишнякова». Система обучения, разработанная А. Матвеевым и совершенствованная Иваном Яковлевичем, легла в основу принципов преподавания в Академии художеств. Живописцы Г.Молчанов, И.Бельский, А.Антропов, иконописец М. Колокольников и десятки менее знаменитых художников были учениками этого замечательного педагога и заботливого наставника.
С годами Иван Яковлевич все больше тяготел к религиозной живописи и даже отстаивал свое право не только контролировать, но и писать иконостас для Андреевского собора в Киеве (икона Богоматери с младенцем, образ Св. Апостола Андрея Первозванного, 1750 — 1753 гг.). До самой смерти работал он над иконами большой церкви Зимнего дворца (1761 г.). Но портрет, который в русском искусстве был проверкой на высшую ступень живописного мастерства, остался ведущим жанром в творчестве Вишнякова.
0 первых его опытах как портретиста (портреты детей Ягожинского, герцога и герцогини Курляндских) трудно судить, так как они бесследно исчезли во времени, как и все декоративные работы. Но и сохранившихся вполне достаточно, чтобы понять, каким прекрасным мастером он был. Вишняков никогда не выезжал из России, не погружался в иную художественную среду, как его современники И. Н. Никитин или А. М. Матвеев, поэтому традиции русского искусства допетровского времени своеобразно сосуществуют в его живописи с новыми для России западноевропейскими принципами. В его портретах, особенно детских, отразился дух русского рокайльного искусства (в стиле рококо), но в них нет бездушности, фривольности, наружной слащавости и галантности, присущих западному рококо.
Вишняков не прошел «академической выучки», но знает об анатомии, однако, спокойноидет на нарушение ее правил. В знаменитом «Портрете Сарры-Элеоноры Фермор» ради изысканной красоты текучих линий и цельности силуэта фигуры наделяет юную дочь начальника Канцелярии от строений В.Фермора чрезмерно длинными руками. Словно дивный цветок неземной красоты, расцветает над великолепным муаровым платьем нежное девичье личико Сары Фермор (1749 г.). И если бы волею судьбы Вишняков, расходовавший свои жизненные и творческие силы на тысячи мелочей, создал бы только очаровательный образ Сары Фермор, то лишь за один этот портрет его могли бы считать «символом всего русского искусства XVIII в.к
Вишняков знает о прямой перспективе и использует ее, когда это совершенно необходимо, но скрупулезное соблюдение ее законов для него не более чем докучливая условность ( «Портрет Вильгельма Георга Фермора»). Он знает, что узоры на одежде должны следовать за ее складками, но тяга к декоративности чувств побеждает, и растительный узор и цветы на костюмах его персонажей распускаются зачастую как бы поверх складок, не желают полностью подчиняться их изгибам.
Мастер психологической характеристики, Вишняков внимательно изучает и тонко передает лица своих персонажей. Тело и фон для него — это не характеристика человека, и потому он пишет фигуры безукоризненно задрапированными, плоско и схематично. Но лица в портретах пронизаны теплотой и душевностью, в них есть «особая интимность и непритязательность», обаяние и цельность образа. Органичное соединение парусности, декоративной парадности и внешней статичности создают удивительный эффект, на фоне которого внутренний мир человека царствует над нарочитой скованностью фигуры. Даже руки, столь значимые для большинства портретистов, зачастую становятся у него как бы элементами костюма, подчиняются общему ритму, прячутся в складки. Это сочетание объемно написанной головы и несколько более плоскостно и декоративно трактованной фигуры в изукрашенном наряде, выступающей чаще всего из затемненного фона, придает портретам Вишнякова особую прелесть.
Безупречный «глаз» художника и безукоризненный вкус вывели Вишнякова в ряд лучших портретистов того времени. Недаром он был допущен не только копировать, но и писать портреты царствующих особ, а затем «тиражировать» их для многочисленных дворцов, государственных учреждений и частных высокопоставленных лиц.
Художнику нравилась декоративная роскошь парадных нарядов его эпохи, их театральность и праздничность. С восхищением он передает вещность и предметность мира, тщательно, с любовью выписывает изумительные костюмы XVIII столетия, с их тканями со сложными узорами, различных расцветок и фактур, с тончайшими вышивками и кружевами и украшениями. Как мастер-декоратор Вишняков создает исключительную цветовую гамму. И хотя узор словно наложен поверх негнущихся складок одежды, он осязаем и напоминает, по словам искусствоведа Т. В. Ильиной, «поле роскошной древнерусской миниатюры XVII в. или растительный орнамент фрески того времени». А над всем этим богатством вещного мира смотрят и дышат лица людей.
Среди них (кроме императорских особ) нет ни одного выдающегося государственного деятеля, как это было принято в петровское время.
Чета Николая и Ксении Тишининых (1755 г.) — помещики, Михаил Яковлев — сын знаменитого капиталиста, владельца сибирских железных дорог (парный портрет с супругой Степанидой, 1756 г.), М.С.Бегичев (1757 г.) — артиллерийский инженер, И.Н.Коцарев — представитель Комнатной конторы. И это стремление изображать ничем не знаменитых людей, раскрывать перед зрителем особое, личное пристрастие к обычному человеку стало несомненным новаторством художника в русском искусстве.
Как ни одному художнику его времени, Вишнякову удавались детские портреты. За скованной условностью парадных портретов мы видим серьезное и уважительное отношение к миру ребенка, отличному всеми чувствами и переживаниями от мира взрослых.
Вишняков относится к числу тех редких, рождающихся обычно в переходные эпохи, художников, в искусстве которых утонченное мастерство соединяется с наивностью, а изысканность — с непосредственностью восприятия. Поэтому созданный им образ Сарры Фермор — одетой во «взрослое» платье очаровательной девочки с непомерно длинными руками — стал своеобразным символом всего русского искусства середины XVIII столетия.


В залах Третьяковской галереи вы можете увидеть портрет Федора Голицина в детстве.

60gol.jpg



На подрамнике портрета мальчика Голицына сохранившаяся надпись «кн. Федора Николаевича Голицына на 9-м году своего возраста» дает основание для датировки картины не ранее 1758 и не позднее 1760, что по времени является последней из дошедших работ этого мастера.
Военный камзол — отнюдь не дань карнавальной моде. Детей из знатных дворянских семей еще при рождении записывали в армию, так что к совершеннолетию они получали офицерский чин.
В предыдущие столетия pебенок считался маленькой копией, уменьшенным вариантом взрослого человека — отсюда и обращение на «вы» к сиятельным детям и наряды, как у взрослых. Федя Голицын нарисован в такой позе, в какой обычно изображали умудренных жизнью и опытом полководцев: подбоченясь, по-хозяйски засунув руку за борт камзола, перетянутый поясом, он крепко стоит на широко расставленных ногах. Прислоненное к стулу ружье намекает, что Федя в свои юные годы -- отличный охотник; взгляд же его проницателен и мудр, как у ловкого придворного.
Одежда, в данном случае мундир конногвардейца, трактуется подчеркнуто декоративно. Цветовые пятна темно-синего, почти черного кафтана и красного камзола, золотого шитья подчеркивают светлоый тон, которым написаны лицо и волосы ребенка.
В портрете мальчика Голицына прослеживается русская традиция портретной живописи, которая вела свое начало от парсунной живописи Древней Руси. В основе выразительности парсуны лежал контраст подкупающей правды изображения лица и условной, как бы распластанной на плоскости фигуры.
Художник еще не свободен от прежних иконописных принципов письма: нейтральный глухой фон высветлен вокруг фигуры мальчика подобно нимбу над головой святого. Передача объемов также не входила в творческую задачу: изображение нарочито плоскостно, никаких градаций цвета, наоборот — как в живописи русских авангардистов, каждому цвету на этом старинном полотне отведен свой сегмент.


Также вы можете увидеть один из лучших портретов императрицы Елизоветы Петровны

43elizav.jpg
 
Федор Рокотов

Жизнь Федора Степановича Рокотова, самого поэтического портретиста XVIII века, долгое время оставалась загадкой. Художник, пользовавшийся огромной славой при жизни, после смерти был забыт на целое столетие.
Его картины находятся во многих музеях больших и малых городов России и, к сожалению, прекрасные портреты называются "Портрет неизвестной(ого)". Лишь XX век вернул это имя русскому искусству.
Достоверных сведений о рождении и первых годах жизни Федора Степановича Рокотова не сохранилось. Предполагается, что он родился в 1735 г. в селе Воронцове, которое по нынешнему территориальному делению находится в черте Москвы. В энциклопедии указано, что он был сыном крепостного князей Репниных.. По другим сведениям, происхождение вел из небогатых дворян и рано приобщился к труду живописца.
Ничего не известно ни об учителях художника, ни о раннем периоде его творчества. Однако, к 50-ым годам его портреты были уже известны в Москве.
В 1755 году в Москву приехал граф И.И.Шувалов набирать одаренных юношей для Петербургской Академии художеств. Екатерининский вельможа, образованный человек своего времени, поборник русской художественной школы И.И.Шувалов, заметил молодого живописца и, видимо, поддержал его. В Государственном Историческом музее сохранилась копия картины Рокотова «Кабинет И. И. Шувалова» (около 1757). Помимо художественной она представляет и ценность историческую как первое изображение русской портретной галереи, сделанное русским художником.
Кстати, это, вероятно, одна из очень немногих, если не единственная из работ, не относящихся к богатейшему портретному наследию Рокотова. Из портретов тех лет сохранился только "Портрет неизвестного(1757г)", предположительно единственный автопортрет художника, остальное утеряно.
В эти годы в России открывались два высших учебных заведения — университет в Москве и Академия художеств в Петербурге. Способных к наукам и искусствам разыскивали повсюду: в солдатских ротах и сиротских приютах, в помещичьих усадьбах и среди истопников. Одних оставляли в Москве, других отсылали в Петербург, куда с группой первых студентов академии, в 1760г приехал и Рокотов.
Еще не было учителей, не знали, как и чему станут учить, даже здание академии еще не начали строить, а занятия уже шли. Под классы наскоро сняли дом князя Мещерского на 7-й линии Васильевского острова. У студентов был разный возраст и неодинаковые способности: одни, как Рокотов, уже могли писать картины, другие едва держали карандаш. Пока дожидались приглашенных из Европы учителей, умеющие рисовать и писать занимались с новичками. Некоторые из них, так и не став студентами, назначались преподавателями. Федора Рокотова определили руководить натурным классом.
Рокотову повезло. Он нашел себе покровителя в высшем свете. Однако, главными его покровителями были талант и огромный труд с юных лет. Не прошло и пяти лет, как Рокотов приехал в Петербург, а о нем уже знали при дворе.
На формирование личностити Ф.С.Рокотова повлияло знакомство с М.В.Ломоносовым. Думается, что тема человеческого достоинства, столь явственно звучащая в портретах Рокотова, была определена не без влияния гениального ученого и литератора, каким был Ломоносов. По протекции И. И. Шувалова и рекомендации М. В. Ломоносова в 1757 г. художнику было поручено исполнение мозаичного портрета императрицы Елизаветы Петровны (с оригинала Л. Токке), заказанного для Московского университета.
Эта работа имела успех при дворе, благодаря чему Рокотов позднее получил предложение написать портреты Петра III (1762?), Екатерины II (1769?) и семилетнего великого князя Павла Петровича (1761), будущего императора Павла I. Tронный портрет Екатерины II так польстил императрице, что та приказала впредь писать ее лицо с оригиналов Рокотова.
Судьба продолжала благоволить к художнику. Придворные наперебой заказывали ему портреты. Бывало, в мастерской Рокотова собиралось до сорока начатых холстов. Занятый еще и в академии, он успевал писать с натуры только лица. Остальное по указаниям мастера дописывали и ученики.
Художнику едва минуло тридцать два года. Он достиг того, о чем, казалось, даже мечтать не мог крепостной. Рокотовские портреты украшали салоны и гостиные петербургской знати. Позировать молодому живописцу считалось честью. Жизнь испытывала его славой.
Но самое серьезное испытание она приберегла на 1765 год. 25 июня этого года Федор Степанович Рокотов был произведен в академики...
В блистательном официальном Петербурге художнику душно было от дворцовых церемониалов, лжи, лести и интриг. Душно становилось и в академии. Приезжих иностранцев лелеяли, угождали их прихотям и капризам.
К русским относились равнодушно, подчас с небрежением. Кто мог — приспосабливался. Преподавательская работа отнимала массу сил и времени. Кроме того, президент АХ И.И.Бецкой запретил художникам, преподававшим в классах, заниматься собственной творческой деятельностью, что для Рокотова было неприемлемо. Рокотов не мог и не желал. Ему нужна была свобода, чтобы творить. Через несколько месяцев он покинул стены АХ .
Восемь суток Рокотов путешествовал из Петербурга в родную ему Москву. Здесь, вдали от официального Петербурга, среди людей, проникнутых идеалами просветительства, художник нашел понимание, признание и благоприятные условия для творчества. Недоброхоты писали, что художник «за славою стал спесиви важен». Рокотов, надо полагать, всегда помнил: он не из знати — и это определяло его подчас подчеркнуто-заносчивое поведение, направленное на тех, кто хотел унизить его.
Заказов было множество. Порой он создавал целые галереи портретов представителей одного рода в различных его поколениях, таковы изображения членов семей Барятинских, Голицыных, Румянцевых, Воронцовых
Рокотов не стремился подчеркивать внешние достоинства своих моделей — яркость и красоту лиц, пышность нарядов, напротив, его привлекал внутренний мир человека, личность и обаяние натуры, зыбкость и переменчивость затаенных чувств и переживаний.
Писал Рокотов и известных литераторов своего времени - поэтов В.И.Майкова и А.П.Сумарокова
Среди наиболее известных полотен этого периода портреты A.П.Струйской, Е.В.Санти, В.Е.Новосильцевой, В.Н.Суровцевой, «Портет неизвестного в треуголке».
Таинственные полулыбки героинь рокотовских портретов, их загадочные, удивлённые или слегка прищуренные глаза, легкая живописная дымка («сфуммато»), сливающаяся с фоном изображения, из которого выступают неясные очертания пудреных париков и закутанных в атлас плеч, стали отличительными чертами манеры художника, по которой его произведения узнавались и современниками, и нынешним поколением любителей искусства.
«Пленительную трепетность» женским образам Рокотова, прежде всего, придавало живописное мастерство, отличающее его портреты. Легкий мазок, прозрачные лессировки, делающие незаметными переходы от одного цвета к другому, изысканная колористическая гамма — зеленовато-болотный и золотисто-коричневый, блеклo-розовый и жемчужно-серый — были излюбленными приемами живописца. Женские портреты Рокотова имеют часто овальную форму, и это тоже придает им особое изящество и романтичность.
1770 - 80ые гг. оказались наиболее плодотворными в жизни и творчестве Рокотова, в 1790-е он писал гораздо реже, а в последние годы жизни совсем не работал — стал плохо видеть, да и спрос на его картины значительно упал.
О последних годах жизни мастера известно лишь, что он безвыездно жил в Москве. Своей семьи у художника не было, и самыми близкими его родственниками и наследниками явились племянники.
Умер Федор Степанович Рокотов 24 декабря 1808 года в Москве и похоронен в Ново-Спасском монастыре.
Ещё четыре года фамилия умершего художника механически оставлялась в АХ в списках живущих. Академия художеств удивительно легко забыла человека, которого избрала когда-то одним из первых своих членов, не помнила лучшего портретиста второй половины прошлого века. Вряд ли знала, где находятся его многочисленные портреты, поднявшие русскую живопись на уровень европейской. Ни одна газета не поместила некролога. О Рокотове надолго забыли...
Когда XX век заинтересовался далеким XVIII столетием, вспомнили и Федора Рокотова. Стали разыскивать и собирать его портреты. Их сохранилось много, но только некоторые были подписаны мастером.


В залах Третьяковской галереи вы можете увидеть чудесный портрет Александры Струйской, чью биографию я также скоро выложу. Ведь она была настоящей Музой.


struiska.jpg


[ADDED=NADYNRO]1087769439[/ADDED]
Ее глаза — как два тумана,
Полуулыбка, полуплач,
Ее глаза — как два обмана,
Покрытых мглою неудач.

Александра Петровна Струйская вдохновляла не только поэтов своего времени. Спустя два столетия после ее смерти, Николай Заболоцкий, вглядываясь в портрет работы знаменитого Рокотова, писал:

...Ты помнишь, как «из тьмы былого,
Едва закутана в атлас,
С nopтpeтa Рокотова снова
Смотрела Струйская на нас?


Она как будто призвана была быть вечной музой поэта. В своем XVIII веке она пленила загадочной внешностью еще одного из них — своего мужа.
Николай Еремеевич Струйский, богатый пензенский помещик, преданно и отнюдь не взаимно любил поэзию. К несчастью, его слава, как поэта, не пережила его. Но, как все пииты, он был немного не от мира сего: устроил себе кабинет на самом верху огромного дома-дворца и назвал его Парнасом, все дни просиживал там, писал вычурные стихи, спускаясь оттуда на грешную землю часто лишь для того, чтобы отдать их печатать. При этом среди своих соседей прослыл он чудаком и оригиналом. «Всё обращение его было дико, а одевание странно», — писал его друг. Наверное, нелегко приходилось его красавице-жене: одержимый поэзией, он жил в каком-то другом измерении. Но союз их был счастливым.

Они поженились с Александрой Петровной в 1772 году. До этого, поэт уже был женат на своей ровеснице Олимпиаде Балбековой, они обвенчались в 1768 году и жили в Москве, но через год она умерла от родов, и в своих воспоминаниях о первой жене Струйский писал:

« Не знающу любви я научал любить!
Твоей мне нежности нельзя по смерть забыть!»

Безутешный вдовец, потерявший еще и дочек-близняшек, уехал в свое поместье Рузаевку и стал жить затворником. И вот однажды там произошла встреча-видение...

Юная Александра Петровна Озерова, дочь помещика Нижнеломовского уезда Пензенской губернии Озерова, была родственницей любимца Павла I, влиятельного графа П.Х.Обольянинова, женатого на ее кузине.
Когда Александра Петровна вышла замуж за Струйского, ей было семнадцать или восемнадцать лет. Вскоре после свадьбы супруги совершили путешествие в Москву, где Николай Ереемевич заказал своему старому доброму приятелю, художнику Рокотову, их фамильные портреты.
Два портрета молодоженов вошли в золотой фонд русской живописи.

Художнику удалось передать романтичность и порывистость поэтической натуры «странного барина». «Мерцающие краски, размытые контуры лица, горящие глаза — все это делает образ Струйского экзальтированным и несколько таинственным», — пишет искусствовед.

Но еще более загадочен и таинственен портрет юной Александры. Изящный овал лица, тонкие летящие брови, легкий румянец на щеках и такие задумчивые, выразительные глаза, чуть-чуть грустные, едва замечающие окружающее, а скорее, всматривающиеся куда-то вдаль, или внутрь себя, или в будущее.

Художник Рокотов, о котором Струйский, едва ли не единственный, оставил подобие воспоминаний и которого Николай Еремеевич весьма высоко ценил , согревался душой в этой семье, которая часто наезжала в Москву и приглашала любимого художника.

Сохранилась легенда о любви Рокотова к Струйской, видимо, навеянная особым тоном очарования и удачей таланта художника, создавшего ее портрет. Вряд ли это было на самом деле так, хотя, конечно, Александра Петровна не могла оставить равнодушным ничье сердце.

Сам Струйский так описывал свою возлюбленную в одном из множества стихотворений, посвященных ей:

Когда б здесь кто очей твоих прелестных стоил,
Давно б внутрь сердца он тебе сей храм построил,
И в жертву б он себя к тебе и сердце б нес.
Достойна ты себя, Сапфира!.. и небес.
Почтить твои красы, как смертный, я немею,
Теряюсь я в тебе?.. тобой я пламенею.
(«Элегия к Сапфире»)

Хозяйство не досаждало, ее окружала атмосфера творчества и красоты. Дом, в котором они жили, был возведен по рисункам самого Растрелли. В столетнем саду, окружавшем его, можно было гулять по аллеям, по берегам проточных прудов или забрести в замысловатый кустарниковый лабиринт, мечтая, взирать на окружающую красоту... А потом к чаю спускался поэт и читал восторженные стихи.
До наших дней дошла одна из книг Струйского — «Еротоиды. Анакреонтические оды». Все «оды» в ней переполнены объяснениями в любви к той, которая звалась в стихах Сапфирой, а в жизни — Александрой, любимой женой.

В доме была прекрасная библиотека из авторов отечественных и заграничных, Струйский с молодости собирал ее и был тонким книжным ценителем, а затем к ним прибавились и роскошные книги, изданные в его собственной типографии. Картинная галерея была составлена в соответствии со вкусами того времени и вкусами хозяина.

Потомки поэта вспоминали, что у Струйских «везде висели фамильные портреты: в углублении большой гостиной, над диваном... портрет самого Николая Еремеевича, а рядом, тоже в позолоченной раме, портрет Александры Петровны Струйской, тогда еще молодой и красивой»
«в картинной галерее были известные художники русской и иностранной школы.
Была и еще одна тайна в фамильных портретах, она лишь недавно раскрыта искусствоведами. В доме хранился портрет молодого человека с нежными чертами лица, пышным галстуком и накидкой, драпирующей фигуру. На обороте портрета была загадочная зашифрованная надпись.


Александра Петровна Струйская пережила своего мужа-поэта на 43 года. Он часто бывал вспыльчив, но скорее пoэтически, нежели как самодур.

Его друг И.М. Долгоруков по доброму вспоминал его «со всеми его восторгами и в пиитическом исступлении».
Николай Еремеевич создал вокруг своей возлюбленной необычную для того времени атмосферу поклонения, восторга и творчества, духовного тепла и созидания. Oн оставил после себя на многие годы освященный своей любовью воздух усадьбы Рузаевка, где выросли еще многие поколения дворян, сохранив в ней дыхание муз, среди них был поэт А. Полежаев. Он оставил своим наследникам главное богатство — блаженство творчества и красоты

Александра Петровна подарила мужу восемнадцать сыновей и дочерей, из которых четверо были близнецами и десять умерли в младенчестве. Но всю оставшуюся жизнь ее согревал пламень поэтического вдохновения мужа.

А. П. Струйская была бабушкой поэта А.И.Полежаева — внебрачного ребенка ее сына Леонтия. Из всей семьи Струйских только у нее поэт находил ласку и заботу. До самой смерти, в 1838 году, Полежаев переписывался с Александрой Петровной и посылал ей свои стихи.

Посетившая ее в 1836 году Н.А.Тучкова-Огарева пишет о том приятном впечатлении, которое произвела на нее Александра Петровна.

Ей было восемьдесят шесть лет, когда она тихо покинула этот мир. А для нас она так и осталась той прекрасной, в легкой дымке загадки и очарования, немного грустной и едва улыбающейся молодой женщиной с портрета Рокотова.
Наверное, это была одна из самых красивых женщин «безумного осьмнадцатого столетья»...
(по материалам рассказа Марины Ганичевой)
 
Ина,
NADYN, в первом сообщении дана ссылка на музей Тургенева. Можете объяснить, почему?
Там раньше была страница, посвященная Третьяковке, но, похоже, она полетела. Тема старая. Буду восстанавливать ссылки, а также картины.
 
Дело в том что я живу в Эстонии а до Москвы очень дорого доехать. Я изучяю историю искусств и поэтому знакома с некотырыми картинами которые находятся в Третьяковке. Но мне очень хочется увидить из в живую.
 
Ина, нее, не мой, я сама ни разу сайт не делала, но сайт и правда замечательный. Только такое чувство, что не обновлялся давно.
 
Назад
Сверху