Симс-сериал: "Моя Лолита"

[male4ka]

Автор: Лада Лузина
Фотограф: male4ka
Редактор: male4ka
Жанр: драма
Экраницация одноименного рассказа Лады Лузиной "Моя Лолита"

Серия 1

Солнце брезгливо гладило облезлое, покрытое пылью зеркало в школьной учительской. Если бы это несчастное погасшее стекло, обреченное всю жизнь отражать высосанные жизнью лица безнадежных физичек и физкультурниц, имело сердце, то оно незамедлительно получило бы инфаркт. Сейчас в него гляделось само совершенство – я. Фейерверк рыжих волос, с геометрической точностью собранных в прическу, аккуратно подстриженный нос а-ля Брижит Бордо, вызывающе синие контактные линзы, голая спина, руки, шея. Все остальное – белый шелк, струящийся складками. Странное, отретушированное, картинно-прельстительное создание, словно бы вырезанное из глянцевого журнала и приклеенное каким-то шутником на фоне ущербного облупленного интерьера киевской школы.

Мы вошли в класс. Самый красивый мужчина страны, с роковым штампом в паспорте, свидетельствующим о том, что он мой муж и я. Когда он заходил (вне зависимости от того, куда он заходил) – женские сердца останавливались, как будильник.
Отказавшись от предложенного стула я хамски умостила свою шелковую задницу на стол, и, положив ногу на ногу, выставила на всеобщее обозрение босоножки из двух тонких перепонок, украшенных стразами.

– Думаю, наших гостей никому представлять не надо, – сказала классная руководительница. И тут же нелогично представила:

– Известный актер кино и не менее известная сценаристка, писательница, журналистка…

«Авантюристка и стерва», – мысленно добавила я.

– Ну, хорошо не буду вам мешать… – добавила учительница с неловкой светскостью.

Добив присутствующих своей фирменной улыбкой соблазнителя, Андрей произнес:

– Все очень просто. Летом мы начинаем съемки сериала для центрального телеканала. Нам нужна девушка на роль главной героини. Если одной из вас, мои дорогие юные красавицы, удастся пройти пробы, мы подпишем с ней контракт, и уже через пол года её лицо будет знать вся страна.

Андрей обвел глазами полумертвых школьниц.

– Я понимаю, вы сейчас волнуетесь. Но в данный момент никто не требует от вас демонстрации драматических талантов. Мы отбираем только подходящие типажи. Я буду называть фамилии по списку, а вы – вставать и представляться. Вот и все, что от вас нужно. Есть вопросы?

– Да. – Бойкая девчушка оклемалась и решила привлечь к себе внимание:

– А вы будете там играть?

– Да
– А про что фильм?

– Про любовь.

- А вы любите свою жену?

– Нет, – равнодушно сказал мой муж. Переждав точно рассчитанную паузу, Андрей окончил фразу:

– Я её о-бо-жаю!

На моем бесстыжем лице было написано: «Вот так-то, девочки: у меня самые модные босоножки в городе, я самая известная писательница в стране и мой муж – самый красивый мужчина Украины. За что, собственно, и покупали. Смотрите и завидуйте согласно сценарию».
Но это был лишь парадный фасад. Аляповатая, лживая, безвкусная витрина, рассчитанная на доверчивых покупателей! Моё предательское сердце дергалось под белым шелком не меньше, чем у восторженно вылупившихся на него малолетних красоток. А между легкомысленной рыжей прической копошились тоскливые мысли. Так, как сегодня, я не выпендривалась еще никогда. Даже перед спонсорами, министрами и мировыми знаменитостями. Ведь среди них не было её…. Тебя, моя дорогая девочка.
Где же ты?

– Аркадьева Людмила, – томно произнес мой неповторимый супруг.

Пышногрудая брюнеточка с пухлыми губами поспешно вскочила с места. Очаровательная штучка. Вполне могла бы претендовать на эту роль, если бы изначально она не предназначалась для другой. Кстати, интересно, что я буду делать, если, к моему вящему ужасу, малышка окажется редкой уродиной?
Я пристально вглядывалась в лица десятиклассниц, пытаясь узнать её. Если Юля удалась в папу, у неё должен быть безвольный подбородок и мягкие амфорные губы. А глаза – зеленые.

Когда я видела её в последний раз – тринадцать лет назад – они были точно такого же цвета, как у меня. Два удивленных кругленьких шарика смотрели из-под ровной челочки. Вместе с её проклятым отцом я выгуливала этого русого пухлощекого гномика в сиреневой курточке с остроконечным капюшоном. В Гидропарке шуршала серая безлюдная осень, но несколько усталых аттракционов еще отрабатывали свой срок. Игорь побежал за мороженым. А я стояла в двух шагах от нее, готовая в любую минуту подхватить нашу непредсказуемую лапочку за вертлявую попку, находящуюся в постоянном поиске приключений. Какая-то тетка в черном плаще угрюмо подбрела к нам и, с умилением взглянув на сиреневого гнома, слюняво просюсюкала:

– Какая у вас очаровательная дочечка. Сколько ей годиков?

– Три с половиной, - сцепив зубы, ответила я, издавна ненавидящая чужую приставучесть.

– Она на вас похожа.

С тех пор я три раза изменила имя и цвет волос и один – фамилию и форму носа. Юля не могла узнать меня в этой знаменитости, искрящейся стразами, лучезарной славой и блестящим красавцем мужем. Впрочем, она не вспомнила бы меня, даже если бы я пришла бы к ней сегодня прямо из того далекого сентябрьского дня. Точно так же, как я не могла угадать ее среди груды полуоформившехся грудей, неумело накрашенных ногтей и осолевших от восторга глаз, и вынуждена была ждать, пока элегантный голос Андрея вежливо доплетется до буквы «Р».

– Романовская Юля.

Бледнокожая девочка в среднем ряду неуверенно поднялась с места и поглядела на меня.
«Да, радость моя, – скорбно согласилась я. – Тебе есть чего бояться. Ведь весь этот дорогостоящий, сияющий спонсорскими деньгами проект по моему гениальному сценарию, мой красавец муж, мое платье от покойного Версаче, каждый холеный ноготь на моем пальце – были созданы исключительно для того, чтобы разрушить твою жизнь раз и навсегда».

 

[male4ka]

Серия 2

– Ты уверена, что это именно та девочка, которая нам нужна? – с сомнением спросил режиссер. Он удивленно уставился на Юлю, замершую в кресле на другом конце зала.

На ней было черное короткое платье с тоненькими лямочками и черные босоножки без каблука с петельками для большого пальца. Она была так заманчиво закрыта: плечи, коленки, ступни – все вовнутрь. Ее чересчур полные ножки были плотно сдвинуты, а руки сложены на коленях. Плотно обтянутая тканью грудь едва дотягивала до первого размера. И каждый стеснительный поворот трогательно обнаженной шеи, каждое движение зажатых плечей, словно базарные зазывалы, кричали о ее вопиющей невинности.
Я облизнулась и отрезала по буквам:

– Да, со-вер-шен-но.

Режиссер Сергей Петрович обреченно посмотрел на меня и вздохнул:

– Конечно же, лапочка, вы руководитель проекта и вам решать…. Но посмотрите. Она же непрошибаемо скована… Что мы будем с ней делать?

– Ну, в чем проблема? – я раздраженно глянула на Петровича. – В сценарии ясно сказано: герой Андрея соблазняет невинную девочку – до знакомства с ним она даже ни разу не целовалась. Если бы он подцепил какую-нибудь современную оторву, через которую уже прошел целый эскадрон, то и разговора бы не было.

– Я все понимаю, лапочка, – мягко согласился Сергей Петрович, – ни на секунду не забывая, за чьи шиши тут заказывают музыку. – Первые десять серий с ней даже работать особо не надо. Достаточно, чтобы она смотрела на Андрюшу таким же робким и неуверенным взглядом, как сейчас. Но у меня возникает вполне закономерный вопрос: что мы будем делать потом, когда пойдут все эти страсти, аборты, самоубийства и постельные сцены? Быть может, нам лучше взять барышню поопытней, которой, по крайней мере, не пройдется объяснять, что это такое? Конечно, во время пути наша девочка может подрасти. Но кто даст гарантию, что ее первый юношеский роман, во-первых, совпадает по графику со съемками, во-вторых, будет таким же несчастным? Ведь, насколько мне известно, Господь Бог не числится в штате нашей съемочной группы….

– Зато в ней числюсь я. И я сама буду работать с ней над ролью.

Я в упор уставилась на нашего штатного творца, с интересом ожидая, потребует ли он от меня дополнительных комментариев. В ответ Петрович только состроил гримасу, свидетельствующую о том, что он все понял, и вопрос автоматически снимается с повестки дня. Его лицо предательски дернулось жалостью, в складках лба явственно пропечаталась клинопись:
«Лапочка моя, какая же ты …сволочь».

– Так бы сразу и сказала, – хихикнул мгновенно успокоившийся Андрей. – А то мне это и в голову не пришло. Ведь она совершенно не в твоем вкусе. – И, скривившись насмешливыми губами, заговорчески прошептал мне в ухо: – В таком случае мы идеально впишемся в сценарий – насколько я тебя знаю, ровно через два месяца она тебе смертельно надоест.

– Ошибаешься. – Я лениво потерлась о его холеную загорелую щеку, ощутив привычное эстетическое удовольствие без всякой примеси эротики. – Все будет гораздо хуже.

Серия 3

Градусник в отчаянии показывал + 40. Мир за окном медленно и верно подыхал от летней жары. Человеческие желания, намерения, обязательства и даже мозги таяли, словно мороженое на блюдечке, превращаясь в сладкую вязкую жижу. Пуританское киевское солнце сошло с ума и скалилось с неба, будто маньяк-убийца. Сегодня оно было моим сообщником.

Я равнодушно смотрела, как эта бестия тыкается в наше окно кровожадной рыжей мордой, словно акула в иллюминатор. Безрезультатно. По всему дому были включены кондиционеры. Деньги, как им и положено, спасали своих обладателей от голода, холода и жары, позволяя жить, в то время как всем остальным приходилось выживать.
Прекрасный день для начала операции.

Набрав телефонный номер, я умилено промурлыкала в черную трубку:

– Привет, Юля.… Узнаешь? Как тебе эта жара? – в ответ, как и ожидалось, послышался задыхающийся голос. – Да, да, все умирают… – сердобольно согласилась я. – Но у нас через неделю съемки. Надо встретится, поговорить о роли.… Приезжай ко мне – это единственное место, где сейчас можно жить.… Через два часа машина будет стоять у твоего подъезда. До встречи!

Положив трубку, я удовлетворенно потянулась, с вожделением обдумывая детали грядущего свидания. Несмотря на двенадцатый час, мы с Андреем валялись в прохладной постели.

– Ты уже выработала план её соблазнения? – поинтересовался мой муж неестественно напряженным голосом.

– Какой план… – пренебрежительно отмахнулась я. – Сейчас этот расплавленный от жары сырок, привыкший к автобусам и троллейбусам, сядет в мою машину с кондиционером. И впервые за последнюю неделю почувствует, что может дышать. Её семья – люди с ущербно умеренным достатком. Значит, даже в глотке кока-колы она ощущает вкус денег и красивой жизни. Представляешь, что с ней будет, когда она окажется в нашей квартире? Кроме того, детка до смерти боится съемок, и я стану её наставницей и хранительницей. А завтра мы, поедем вместе покупать ей одежду для работы, после чего она будет смотреть на меня, как бедная Золушка на добрую крестную…. И т.д., и т.п. Да о чём тут вообще говорить? Ты же читал мой сценарий – там всё написано. Героиня просто-напросто одинока – и совершенно не знает жизни. И если бы взрослый мужик предложил ей пойти в ресторан или кино, она бы смутилась и отказалась. Но он пригласил её в Гидропарк покататься на качелях. Сыграл этакого папочку-друга. И этого было достаточно – девочка купилась на протянутую конфетку. Из чего напрашивается один простой вывод: в таком паскудном деле много ума не надо. Соблазнить невинную девочку так же легко, как задушить котенка. Для этого нужно только обладать достаточной долей жесткости, подлости и мерзости, как герой, которого ты играешь. Ведь обидеть тех, кто зависит лишь от тебя, – так просто. В отличии от нас, дети и животные не обладают свободной волей и не отвечают за свои поступки. Корова не может по собственному желанию уйти в другое стадо устраивать свою личную жизнь с другим пастухом…

– Ты считаешь, что она глупа, как корова?

– Она шестнадцатилетняя девочка, которая ещё никого не любила. А это почти то же самое. В этом возрасте все барышни переживают комплекс Снегурочки – влюбляются в первое встречное, что попадётся им по дороге. И у моей очаровательной крошки просто нет выбора – ровно через час и сорок пять минут её встречусь я.

– Я не могу понять только одного: что очаровательного ты в ней нашла? – Его голос звучал обижено и злобно.

– Конечно, киска, – небрежно согласилась я, – до тебя ей далеко. Ты ж у меня – красавец.

– Иногда мне кажется, – горько вздохнул Андрей, – красота – это единственное, что ты во мне ценишь. Ведь ты меня не любишь, не так ли?

Неожиданно одним кошачьим рывком он подмял меня под себя – его узкое лицо и преступно-зелёные глаза нависли надо мной, как обнаженный меч:

– Ты вообще не умеешь любить, – констатировал он холодно и в то же время горько, как человек, уже смирившийся с утратой. – Тебе доставляет удовольствие только ненависть. И самое лучшее чувство, которое ты способна испытывать к людям, – это фригидное отстраненное равнодушие. Так что, можно сказать, мне ещё повезло. Ты завела меня, как дорогостоящего сенбернара с родословной…

– Ну что ты, – нагло улыбнулась я. – Ты совсем не похож на сенбернара…

Его неспешные вальяжные движения, черные волосы и хищные глаза порождали у меня хроническую ассоциацию с семейством хвостатых, усатых и полосатых. Поэтому, глядя на своего мужа, я никогда не чувствовала себя самой счастливой женщиной страны, как это писали газеты, скорее уж – старой девой с котом.

 

[male4ka]

Серия 4

Зажегся свет, и опустевший белый киноэкран снова стал похож на чистый неиспорченный лист бумаги, с которого все можно начать сначала. Только что там осыпался ржавый осенний Гидропарк, где Андрей катал на качелях-лодочках девочку с зажатыми плечами и русой челкой. Её затуманенные глаза удивленно смотрели на моего брутального змия-искусителя. Она была похожа на осторожного котенка, которого первый раз попытались погладить.

Именно так Юля глядела и на меня – испуганным взглядом маленького зверька, наблюдающего, как к нему неумолимо приближаются руки страшного чудовища – человека. И он, кисенок, ещё не знает, задушат они его или ласково почешут за ушком. Но, в отличии от неё, я знала, что глажу её для того, чтобы, приручив, уничтожить.

Юля неумолимо влюблялась в меня день за днем. И меня переполняла странная смесь ненависти и нежности к этому сопливому созданию с чистой и такой освежающей холодно-сладкой кожей, которому я планомерно портила жизнь.

Но сейчас, во время первого просмотра отснятого материала, слезы черными ручьями лились из моих глаз и, прячась за «диоровско» пудреницей, я промокала их губкой.

Я отчаянно любила эту девочку, безвозвратно утерянную там, среди зачахших листьев, израненных ножевыми надписями скамеек и прочей замусоренной отхожей романтики Гидропарка. Мою русую, наивную, глупую девочку, с пухлыми самоварными щечками, нецелованными губами и таким неуместным в этой жизни пугливо-доверчивым взглядом, которую я безысходно оплакивала все эти тринадцать лет.

– Лапочка, – осторожно проговорил Сергей Петрович, – я тут перечитал ваш сценарий. Там у Юли есть один монолог, который меня смущает. Сейчас я вам его прочитаю.

«Вы знаете, сегодня я умерла… – начал он противно-трогательным фальцетом. – В двенадцать часов. Хотя, может, не ровно в двенадцать, я не помню точно.… Я не хотела, так получилось…. Я даже не заметила, как это произошло, а потом было уже поздно.

– Было хорошо, даже в окошко светило солнышко, шли люди и говорили о чем-то. Я и не знала, что умирают так. Ведь, если приглядываться, я похожа на живую. Неужели умерла душа? Или просто умерла девочка во мне, но я не поняла сразу, что быть женщиной я не умею. Остался лиши маленький, испуганный зверек, который не умеет не верить. Не обижайте его, пожалуйста! Мне сразу хочется плакать, когда я представляю, что он подойдет к кому-то, а его снова отшвырнут ногой…. Нет! Ни за что! Дети такие милые…. В каждом из них есть немножко от девочки, которая умерла во мне…»

– Вам не кажется… – Режиссер тщательно поправил очки на носу, подыскивая наиболее лояльную формулировку. – Что он несколько искусственен и чересчур уж болезненно –сантиментален? Шестнадцатилетние девушки так не говорят. Это неправдоподобно. Простите меня, но так не бывает…

– В жизни бывает такое, что не снилось вашему искусству даже в страшных снах! – раздраженно отбрила его я. – Впрочем, оставьте текст, я подумаю…

 

[male4ka]

Серия 5

Словно опустошенный вдовец, поздний сентябрь оплакивал свое усопшее бабье лето. Мы с Юлькой медленно брели по пустынному Гидропарку. Маленький похоронный кортеж среди пропитанных дождем скамеек и мертвых кафе.

– А ты у меня красивая девочка, – коротко улыбнулась я. – Ещё измотаешь нервы куче мужиков.

Юля молча глядела себе под ноги.

– Первые серии имели успех, – продолжала я с натянутым оптимизмом.

– А что будет дальше? – тоскливо спросила она, глядя куда-то в сторону.

– Дальше? – нервно скривилась я. – Дальше они расстанутся. Твоя героиня посмотрит какой-то дурацкий фильм про томных дореволюционных барышень, где одна из них настрогала серы со спичек, размешала её в водке, выпила и благополучно отправилась на тот свет. Стащит у родителей из бара бутылку «Столичной» и попытается повторить этот подвиг. Она пойдет на стадион своей бывшей школы и мужественно выпет ее до дна. Кстати, когда будешь работать над этим эпизодом, помни, что, во-первых, она пьет водку впервые в жизни, а во-вторых, для неё это не водка, а яд. Потом несчастная самоубийца отправится гулять по городу и честно ждать смерти. Она позвонит ему из автомата, чтобы услышать напоследок любимый голос, скажет: «Прощай, я отравилась», - а он пошлет её и отключит телефон.

– А дальше?

– Дальше – будет мерзкий эпизод в больнице. В общем, она выживет. На следующий день он будет ждать её с перекошенным от страха лицом. А приехав к ней, спросит: «Девочка моя, зачем ты сделала это?» Она ответит: «Но я же говорила, что умру без тебя». От страха герой расскажет все своей жене и попросит развода.

Та скажет: «У нас ребенок, и я никуда тебя не отпущу. Ты ее родил и должен нести за нее ответственность. Я тебе не позволю жертвовать нашей дочерью ради какой-то малолетней шлюхи!»

– Сволочь! – выплюнула Юлька. Её хорошенькая мордочка перекосилась, словно от удара. – А за тех, кого ты соблазнил, выходит, никакой ответственности нести не надо? – спросила она. – Ведь я…. То есть она, героиня, тоже ещё ребенок!

Я монотонно продолжала.

– Когда он уходил, то взял с неё слово, что она не будет звонить ему домой, обещал перезвонить сам, как только переговорит с женой. И не перезвонил. После алкогольного отравления у неё поднялась температура. Она не могла выйти из дому и целых три дня сидела возле телефона или, завернувшись в плед, планомерно шагала по комнате туда-сюда, стараясь успокоиться. Её губы поседели, её трясло от страха и озноба, она не могла думать ни о чем, кроме этого звонка. На четвертый день она не выдержала и пошла к нему на работу. Он сказал: «Между нами ничего уже быть не может. Я люблю свою дочь и останусь с ней до гроба. Но жена разрешила мне изменять, с условием, что она никогда об этом не узнает. Так что если ты действительно не можешь без меня…» Она действительно не могла…

Я села на неуютную влажную скамейку и, глядя на Юлю, продолжала:

– Дальше совсем противно. Он украл у неё кольцо с бриллиантом, доставшееся ей от прабабушки. Потом он сказал ей, что взял его на время, но когда шел домой, упал в обморок прямо на улице, и его обокрали. Она любила его и поэтому поверила даже в эту чушь. Но, на свое счастье, она была еще настолько наивной, что верила не только в него, но и в доблесть нашей милиции. Поэтому стала уговаривать любимого пойти и заявить о пропаже. Осознав, что она намеренна отправиться в участок с ним, или без него, он, с перепугу, вернул ей злополучный бабкин перстень. И честно сказал: «Пойми, мне нужны были деньги, чтобы поменять квартиру с доплатой. У меня растет дочь, и ей нужна своя комнат». А через некоторое время она выяснила, что беременна. После аборта ей сказали, что у нее уже никогда не будет детей. Все. Тупая слезливая история, пригодная только для сериалов.

– И после всего этого она покончила жизнь самоубийством? – тихо спросила Юля.

– Нет, – болезненно улыбнулась я. – После этого у нее возникло непреодолимое желание убить его. Потому, что после встречи с ним она уже не могла начать жизнь сначала – она боялась мужчин, ненавидела их, считала их всех трусами и предателями.

Некоторое время Юлька выковыривала острым носком своего ботинка какой-то никчемный камешек.

– Можешь сказать мне правду? – неожиданно спросила она, не подымая головы.

– Могу, – уныло согласилась я. – Спрашивай.

– За что ты так меня ненавидишь?

Я с интересом поглядела на нее – полудетское лицо выражало уже привычное для меня страдание.

– С чего ты взяла?

– Только не надо врать! – истерично вскрикнула Юля – У тебя лицо исполосовано ненавистью. Если с такого лица выпить воды – отравишься. Впрочем, я уже отравилась. – Она в упор уставилась на меня. – Я ведь поняла, ты соблазнила меня точно по сценарию. Верно?

– Верно, – безучастно повторила я вслед за ней.

– Но дальше – не сходится. – Она в упор уставилась на меня. – У меня нет кольца с бриллиантом, и не может быть от тебя детей. И у тебя, их тоже нет, и мужа своего ты не любишь. Поэтому я хочу знать, что у нас будет дальше?

Я устало усмехнулась:

– Сейчас это зависит только о т тебя.

– От меня тут ничего не зависит! – обижено закричала она и, вскочив со скамейки, затопала бессильными ногами. – Ты прекрасно знаешь: я хочу только одного – остаться с тобой. Зачем же ты мучаешь меня?! Ведь я действительно люблю тебя, понимаешь? Тебе не за сто меня ненавидеть.
Я словила ее яростную ладошку и снова усадила свою податливую девочку на скамью рядом с собой.

– Все зависит только от тебя, дорогая. Потому, что я ненавижу не тебя, а того мужчину, о котором написан сценарий.

– Я думала, ты написала его о себе, - огорошено произнесла она. – И ты – это он.

– Нет, я – это ты. Много лет назад я была тобой.

– А он?

– А он был самим собой – влюбленным трусом и вором. До встречи с ним я была наивной книжной девочкой. После встречи с ним…

– Стала женщиной, – серьезно окончила она.

Я обречено помотала головой:

– Нет, моя дорогая, гораздо хуже – после встречи с ним я была уже кем угодно: стервой, шлюхой, высококлассным калькулятором, бесстрастно рассчитывающим чужие чувства и желания, холодным соблазнителем, талантливым писателем, кем угодно, но только не женщиной.

– И все, что написано в сценарии, правда?

– Все. – Я почувствовала, как привычная, всепожирающая ненависть снова стенает в моей груди, выворачивая наизнанку нутро. – И неоконченное самоубийство, и неудавшееся воровство, и неудачный аборт – весь джентльменский набор первой любви. До сих пор, вспоминая это, я готова его убить.
Юля схватила меня за руки и ее зеленые глаза, как два зеркала, впитали мою ненависть – лицо стало жестким, словно выставленный вперед нож.

– Он просто сволочь, – процедила она сквозь окрысившиеся зубы. – Если бы я могла, то сама убила бы его!

– А ты можешь, – мрачно оскалилась я. – Ты – можешь.

В ответ она холодно кивнула, презрительно выставив вперед нижнюю губу, как человек, собирающийся раздавить таракана и уже заранее чувствующий омерзение от соприкосновения его хрустящего коричневого тела с подошвой своего ботинка:

– Кто он?

– Он – твой отец.

 

[male4ka]

Серия 6

Дождь обрушился на землю с остервенением пылкого возлюбленного, дорвавшегося до постели своей желанной. Охранник вышел из машины первым и открыл передо мной дверь. Какой-то человек в сером свитере бросился ко мне, вцепился в руку и тут же получил профессиональный удар по костяшкам пальцев. Резко оттолкнув мужчину железобетонным плечом, охранник заслонил меня собой.

– Стой! – крикнула я. Лицо несчастливого обладателя дешевого свитера было неприятно знакомым. Прищурившись, я вцепилась него взглядом, пытаясь выдавить из головы какое-то саднящее воспоминание…

– Только не делай вид, что ты меня не помнишь, – презрительно сказал мужчина, и я сразу вспомнила его голос. Это был Игорь романовский. – Нам нужно с тобой поговорить, – с унизительной поспешностью произнес он, заметив, что мой тщательно прорисованный рот Мерелин Монро мимикрирует в улыбку медузы Горгоны.

– Сегодня в 19.00., в «Ланселоте», – произнесла я голосом хозяйки, вынужденной общаться с лакеями, и пошла к двери киностудии.
Ровно в семь я появилась в указанном месте в черном платье, с тщательно подобранным по цвету – брюнетом-охранником. С отточенной элегантностью я села и достала сигарету.

Охранник молча отошел к стене. Я резко обернулась к Игорю:

– Чего ты хочешь?

– Я хочу знать, где моя дочь? – даже в праведном негодовании он жалко нервничал и трусливо поглядывал по сторонам. – Два дня назад Юля собрала вещи, сказала мне: «Я тебя ненавижу, и убила бы тебя, не задумываясь, если бы она не запретила мне это делать…» - и ушла. Что ты ей сказала?

– Все, – вежливо улыбнулась я.

– Мы звонили в милицию…

– Знаю. Они обратились к нам. Им разъяснили, что Юля просто поссорилась с родителями. И теперь снимает квартиру, поскольку ее гонорар позволяет ей это делать, в то время как паспортный возраст позволяет самой решать за себя: стоит ей или нет общаться с любимым папочкой и мамочкой.

– Да, она звонила и сказала матери, что прощает ее, но я для нее умер. Жена плачет уже два дня подряд…

Я равнодушно пожала плечами:

– Ну что ж, я тоже плакала, когда ты бросил меня ради нее…

Подперев рукой подбородок, я отстраненно смотрела на него, безуспешно пытаясь понять, как этот потасканный че6ловек со смятым, словно исписанный лист бумаги, лицом исхитрился когда-то испортить мне жизнь.

– Я бросил тебя не ради нее, – противно взвизгнул он, – а ради Юльки! Я не мог оставить дочь…

– Можешь не повторяться, – пренебрежительно усмехнулась я. – Все это я уже слышала тринадцать лет назад. Такие люди, как ты, вечно сваливают все на детей. Не задумываясь, что когда-нибудь там придется расплачиваться по счетам за все их грехи. Ты сделал ее ответственной за собственную подлость, воровство и убийство. И если сейчас я спрошу тебя, почему, спустя эти тринадцать лет, ты остался таким же ничтожеством, как и был, ты ответишь мне: «Я жил ради своей дочери. И у меня не было времени…»

– Да, я жил ради своей дочери! – с ненавистью прошипел он. – Я зарабатывал деньги, чтобы вырастить ее. Ты не можешь меня понять, потому что у тебя самой нет детей!..

– То, что у меня нет детей, – исключительно твоя вина. – Уточнила я с убийственной светскостью. – И, признаюсь, сначала я хотела заставить Юльку расквитаться за все что ты сделал. Заставить ее плакать по ночам, резать вены, мучиться от бессилия перед несправедливостью, выжечь, вытравить, выхолостить ее душу и выбросить на помойку такой же злобной стервой, как я сама. Но потом я поняла: не Юлина вина, что ты сделал из нее козла отпущенья. Твоя дочь – эта девочка-монстр из моих страшных снов – ни в чем не виновата. Она действительно любит меня, а я люблю ее. И единственный человек, который должен мне заплатить, – это ты сам.

– Чего ты хочешь? – бессильно спросил Игорь. Его маска гнева размякла и расплылась в убогую, слезливую покорность – он был согласен на все.

– Ничего, – ответила я, одаривая его самой обворожительной из всех своих улыбок. – Ты уже заплатил мне своей дочерью. Дороже – не бывает.

Я встала и махнула рукой охраннику, чтобы тот расплатился по счету. Моя проклятая любовь смотрела на меня постаревшим сморщенным лицом. Скомканным, как лист бумаги. Безжалостно выдранный из старого дневника…

А девочка из желтого Гидропарка ждала меня дома, заполняя собой всю его пятикомнатную пустоту, которую никогда не мог заполнить мой декоративный муж. Сейчас она наверняка лежала в постели в своей шелковой пижаме и, с очередным куском разучиваемого сценария в руках, смотрела на часы и отбивала секунды своей нетерпеливой пяткой, стараясь пришпорить время. Я улыбнулась ей и, взглянув на Романовского, с облегчением поняла, что больше не чувствую к нему ненависти. Так, жалкая куча старого тряпья из моего прошлого… Куча дернулась и попыталась что-то сказать…

Но я осадила ее холодным кивком – температурой минус двадцать по Цельсию:

– Все. Свободен.

Конец