У меня есть книга "Это было в Бухенвальде". издавалась тиражом в 35000 экземпляров. книжка со временем постарела и сейчас находится в плачевном состоянии и поэтому я решил перевести её в электронный вид. начал только сегодня. кто хочет получить полный вариант книги пишите на мыло:
fedos.104irk@mail.ru.
а сейчас я публикую то, что успел переписать.
Г. ПОЛИВИН
Это было
в Бухенвальде
ТОМСКОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
1960
НА ЗАСТАВЕ
22 июня 1941 года сибиряк Николай Симаков встретил на границе. Он служил действительную в небольшом городке – Ломже на заставе в 87-м пограничном отряде. Он был в наряде, когда немцы начали бомбить Ломжу. Насмерть стояли пограничники, защищая каждый сантиметр своей земли. Но силы были неравны. Со всех сторон двигались озверевшие фашисты, сверху бомбили и обстреливали машины с чёрной свастикой на крыльях. Охваченный огнём пылал город. Двое суток длилась неравная схватка горстки пограничников с озверелым врагом. Фашисты рассчитывали маршем пройти через границу. Сорвалось. Тогда они бросили в бой десятки танков, артиллерию, миномёты.
Начальник заставы передал по цепочке приказ: «Двигаться на соединение с регулярной армией».
Идти пришлось по разоренной, разрушенной врагами земле. Продуктов – никаких, воду брали из болот. Но шли боевым походным маршем. К пограничникам присоединялись отдельные группы отступающих бойцов из других подразделений.
Пять суток длился поход. Отряд превратился уже в крупную боевую группу. К нему примыкали всё новые и новые бойцы. На вооружении теперь были не только винтовки, но и пулемёты. Сталкиваясь с противником, пограничники сумели уничтожить немало фашистов, главным образом, разведчиков.
На пятые сутки ночью вдали показался Минск. Из леса, где остановились пограничники, отчётливо были видны огни пожаров. Минск горел. Идти туда – значило попасть в логово зверя.
Не задерживаясь, решили разбиться на две группы. Одна должна была идти на соединение с нашими в районе Пинска, другая – в обход Минска. Симаков попал во вторую группу.
Минск обойти не удалось, и командир группы приказал взять курс на пинские болота. Но было поздно: отряд заметили войска СС и следили за каждым его шагом. От вражеских пуль полегло немало пограничников. Оставшиеся в живых еле передвигали ноги. Всех мучила отчаянная жажда.
Командир видел, что силы бойцов тают. Гибель казалась неизбежной. Тогда он выделил 12 бойцов, в том числе и Симакова, в разведку. Бойцам было поручено связаться с местными жителями выяснить, нельзя ли достать пищу, а главное – воду.
Будет вода – пойдём дальше. Прорвёмся!
Простившись с товарищами, разведчики тронулись в путь. Но то ли что-то не доглядели, то ли немцы специально следили за ними, но на опушке леса группа была окружена большим отрядом эсэсовцев.
Заняли круговую оборону и вступили в бой. И почти сразу был убит сосед Симакова и тяжело ранен лейтенант, руководивший разведкой.
- Вася, будь другом, - попросил он знакомого бойца, - добей. Не могу… Ведь в плен возьмут…
Но у кого же поднимется рука на товарища!
Скоро смельчаков осталось всего шестеро. И тут, не сговариваясь, они все, как один, поднялись во весь рост и с гранатами пошли на врага.
Обросшие, с опаленными от бессонницы глазами, перевязанные бойцы, были так страшны, что вызвали у врага замешательство. Но ведь их было только шестеро!
В ПЛЕНУ
…Когда Симаков пришёл в себя, то увидел, что лежит в грузовой машине.
- В плену, - молнией блеснула мысль.
Но тут же острая боль пронзила голову, левую руку, и он снова впал в забытье.
Раненых пограничников привезли к месту, где стояла на отдыхе немецкая часть. Перед ними была небольшая площадка, обнесенная колючей проволокой.
- Кошара! – сказал кто-то из пленных.
За проволокой они, больные, истощенные, провели больше месяца. Только в августе их вывели из «кошары» и маршем погнали в Брест. А там посадили в вагоны и повезли в глубь Германии.
Вагоны были набиты битком; дни стояли жаркие, а воды не давали. Для многих это были последние дни. Лишь на одной из небольших станций открылась дверь, и в вагон бросили бумажный мешок сухарей. По сухарю на каждого заключенного.
Но вот поезд остановился. Поезд оказался на станции Веймар, в Тюрингии. Измученных, голодных людей вывели из вагонов. И опять дорога. Немцы спешили и гнали пленных не останавливаясь. Отставших убивали на месте.
Оборванные, обросшие, шли пленные по улицам Веймара. А через несколько часов увидели на горе большой концентрационный лагерь. Это был знаменитый Бухенвальд.
Лагерь был обнесён проволочным забором. В железобетонные столбы вделаны ролики для восьми нитей колючей проволоки с внутренней стороны и девяти нитей – с наружной. Проволока переплеталась ещё и поперёк. Через неё пропускали ток напряжением в 380 вольт и силой в 50 ампер. Ворота и вышки были заключены в систему автоматической звонковой сигнализации. Угловые вышки в свою очередь были связаны с центральными воротами – брамой-телефоном. Провода шли глубоко под землёй. Наконец, для усиления охраны, была воздвигнута 21 вышка – через каждые сто метров. На вышках стояли пулемёты и мощные прожекторы.
Забегая вперёд, скажу, что, по не неполным данным, всех заключённых, испытавших на себе ужасы Бухенвальда, с 1937 по 1945 год было полмиллиона. Из этого числа советских военнопленных и граждан СССР, насильственно вывезенных в Германию, насчитывало 23500. Из них ко дню освобождения Бухенвальда в живых осталось 4700 человек. Более полутора тысяч заключенных (в большинстве русские) подвергались в лагере чудовищным медицинским «экспериментам», в так называемом «гигиеническом» институте.
Больше того, за восемь лет в этом лагере смерти побывало несколько тысяч детей в возрасте от 3 до 13 лет. Из них к моменту освобождения осталось в живых всего 700.
Таковы цифры этой кровавой статистики.
Всё ближе зловещие вышки с их пулемётами, всё ближе колючая проволока. Вот и ворота. На них издевательская надпись: «Каждому своё».
Прежде чем разместить по баракам, пленных два с лишним часа держали на центральной площади лагеря. Стоял густой туман, моросил мелкий противный дождь. Началась проверка, так называемый «аппель». И как раз в это время мимо колонны русских прогоняли политических заключенных – немцев, французов, поляков, югославов. Фашисты словно хотели сказать: «Смотрите, перед вами бойцы Красной Армии. Вы до сих пор надеетесь, что Красная Армия вам поможет, а её уже нет. Остались вот эти жалкие оборванные люди, которые уже ничего сделать не могут».
На второй день узников погнали в баню. Вот тут-то фашисты и убедились в результатах своей «пропаганды». Вывели русских большой группой, под конвоем. И вдруг к ним со всех сторон бросились люди. Они что-то быстро говорили, кричали. Слов заключенные не понимали, но отлично поняли их отношение к ним: голодные, изнуренные люди совали в руки, толкали за пазуху свои пайки – триста граммов эрзац-хлеба.
К Симакову подбежал низенький, щупленький человек, сам, казалось, еле державшийся на ногах.
– Русс корошо, русс камрад! – крикнул он и сунул Николаю за пазуху тёмный, тяжёлый комок хлеба.
На глазах у сибиряка выступили слезы.
- Значит, нам верят, значит, нас любят, если даже в таких условиях жертвуют последним, что есть у заключенного – кусочком черного суррогатного хлеба, – подумал он.
Разъяренные фашисты бросились разгонять толпу. Удары кулаками, пистолетами сыпались направо и налево. Но было уже поздно. Узники поняли друг друга.
После бани каждому военнопленному выдали «форму» - тужурку, брюки и деревянные колодки. Тужурка и брюки издали бросались в глаза своей нелепо-яркой расцветкой: белые полосы чередовались с зелёными или синими. На груди, спине и сбоку отчетливо виден знак «S. U.» - Советунион – русский.
…В первые дни на работу не выводили. Зато в бараки часто наведывался агент гестапо Кушнарев, в прошлом крупный предприниматель, сбежавший в 1917 году из Петрограда, где у него были свои фабрики. Продавшись немцам, он старался завербовать военнопленных в немецкую армию.
Придёт, бывало, и не торопясь заведёт разговор о положении на фронтах.
- Чего вы ждете? Москву давно взяли немцы. Они ваши спасители. Теперь не будет советской власти. Вы сможете спокойно работать, где хотите.
- На твоих фабриках, гад? – бросал кто-нибудь из пленных.
Но Кушнарев как будто не замечал этих реплик. Ему хотелось во что бы то ни стало выполнить задание гестапо.
Но ни сводки немецкого информационного бюро, ни уговоры не помогали Кушнареву. Подать заявление в фашистскую армию согласилось всего 17 человек. Это были или кулацкие сынки, или морально разложившиеся люди.
Когда агент гестапо увидел, что его провокация не удалась, в бараки были посланы эсэсовцы. Пьяные, они бросались на пленных, избивали их. Но и это не помогало.
Правда, находились и такие, кто не выдерживал истязаний. Тогда заключенные видели, как человек в полосатом костюме неуверенной, слабой походкой шёл к колючей проволоке. Через минуту с вышки раздавался выстрел, и все было кончено. В лагере существовал приказ: тот, кто подойдет к забору ближе чем на десять метров, будет расстрелян без предупреждения.
Впрочем, и таких находилось немного. Большинство жило надеждой на победу и из последних сил тянуло бухенвальдские будни.
