*не знал, что поразило его больше.
Ее рассказ, от которого веяло невыразимой безысходностью, фатумом, мраком и смогом, не иллюзорной угрозой, которую, казалось, снова кожей всей ощущал…
Или ее лицо, в котором не было ни капли жизни – один концентрированный страх. Не в нем, не в страхе этом, конечно, было дело, а в том, что так откровенно и смело признала, что все, что между ними произошло за этот мучительно быстрый и одновременно невыразимо долгий отрезок времени, имеет для нее столь огромное значение…
Или же… его собственная душа, которой, наверное, впервые в жизни было не все равно, что чувствует женщина.
Смотрел на нее, а мысли витали где-то далеко, на недосягаемой высоте. Кружили назойливым, жужжащим, раздражающим ухо роем, покоя не давали – окутывали привычным нашептыванием…
Зачем тебе это все? Ты же в жизни своей никого не любил, не знаешь, что это такое… Да что там любил, тебе в тягость любые человеческие чувства. Тебе понятен лишь инстинкт самосохранения, а еще эгоизм – вот то, на чем зиждется твое существование: плевать на всех и вся, потому что это – удобно. Потому что когда ничто не трогает, ты в безопасности. Потому что думать о других – тяжелый труд, непосильная для тебя ноша – не взваливал на себя раньше, и сейчас не сдюжишь. Слишком привык жить для себя, слишком изъеден свободой одиночества, растлен безразличием, червоточишь пофигизмом и ленностью…
Вслушивался в себя и понимал – так и есть. Он таков, каков есть. Ему так комфортно. И планов на то, чтобы что-то менять в своей жизни или, упаси бог, себя самого, у него не просто не было, даже не предвиделось в отдаленной перспективе.
В чудеса не верил. Во всепобеждающую силу любви, от рассказов о которой по лицу сразу расплывалась скучающая маска, – и подавно. В то, что люди меняются со временем или под гнетом каких-нибудь особенных обстоятельств, – тоже. Нет, не меняются, разве что хуже с годами становятся. Беспристрастен был к кому бы то ни было, поэтому считал, что право о том судить уже заработал.
Но сегодня голова отказывалась дружить с ним, или он – с головой. Не все равно было. Страх ее словно лазейку нашел, какую-то потайную брешь отыскал – проник в него, опутал сверху донизу – не отмахнешься, как от мухи назойливой, не приглушишь, как надоевшую пластинку. Мучительно было такой ее видеть. После той, которую, кажется, кожей своей впитал – выпил до дна: вместе с кровью, вместе с ее счастливым смехом, с той отчаянной, яростной страстью, с которой отдавалась ему там, наверху, с тем непонятным ощущением покоя и невероятной легкости, когда отдыхала в его руках и ее расслабленное лицо покоилось на его груди…
Верил ли в рок? В судьбу? По старой памяти, по укоренившейся привычке – нет. Отказывался признать, что какая-то незримая сила их сегодня столкнула. Да что там, просто впечатала друг в друга. Чтоб расшиблись уж наверняка. Но подспудно уже колебался. И то ощущение, будто знает ее давно, уверенности не прибавляло. Да пусть даже так… Пусть. Свело что-то, пересекло их пути, превратив этот день, пожалуй, во второе яркое событие в его жизни. Но смерть?... Нелепые совпадения, не больше…
Вздрогнул невольно, когда карта спланировала на пол и красноречиво уставилась на него пустыми глазницами… Не по себе стало. Знаков не боялся, нет. Рассказов о смертях избранников Мины – тоже. Плевать на них было. Не первые и не последние. Но уже являвшийся назойливый рой расшумелся с новой силой – шептал:
Спасай свою шкуру. Уноси отсюда ноги. Чем скорее, тем лучше.
И встал бы. И пошел. И не обернулся. Но…
Одно знал точно: если он сейчас выйдет из этой комнаты – потеряет Ее навсегда.
Три этих слова свинцовой тяжестью накрыли сердце.
Не мог. Не хотел. Лишь это знал. Лишь это сомнений не вызывало. И эта карта легла поверх всего, что передумать успел, глазами ее мозоля из своего кресла.
Рвануться к ней хотел. Объятой ужасом. К себе прижать – так же сильно, как совсем недавно… Так же, но совсем иначе. Не успел… Чей-то крик услышал на дворе, стремительные шаги…
Протянул к ней мысленно ниточку – знал, что услышит. Там еще сказала, что думает слишком громко. Сейчас иначе думать и не смог бы. Взглядом к себе пригвоздил, в котором отражалось его персональное, удивительное, важное открытие – рванулось в ее сторону невысказанными вслух словами*
От Тебя никуда не уйду. Никуда, слышишь?
*и досадливо сцепил зубы, увидев открывающуюся дверь и того, кто умудрился наведаться в гости так не вовремя. Мозолил спину блондина, который бисером рассыпался, соловьем заливался перед его женщиной… Аж дышать перестал, когда собственную мысль услышал.
Невероятно странное это было ощущение… Дикое, тягучее, волнующее…. Еще раз на вкус попробовал –
его женщина. Нет, все-таки делиться не привык. Понимал, что тоже эгоистично, сверх меры даже, самоуверенно, по-собственнически. Ну и пусть. Как умеет.
Вздернулся весь внутренне, будто хлыстом подстегнули, когда рука незнакомца так по-хозяйски по щеке Мины скользнула, волосы тронула, которые он совсем недавно приводил «в порядок». Нахмурился – чувство это не нравилось. Липкое, густое, как смола. Темное. Не знал этого красавчика, но уже не переваривал. Мало того, что их тет-а-тет нарушил, так еще и руки свои распускает. Пообрубать к чертям помощнической саблей – хоть какой толк от нее будет.
Внутренне ухмыльнулся, упиваясь замешательством, которое скользнуло по лицу нежданного гостя, когда тот «прозрел» наконец. Встал с кресла – вполне себе знак вежливости. Не менее сухо отрекомендовался*
Хан.
*окинул его взглядом, отмечая ту же бледность, что и у Мины, тот же блеск в глазах. Свой, значит. Из тех, кому горгульи вход разрешают. Не выдержал – уточнил*
А вы… друг семьи, вероятно?
*уж лучше б так и было. Кинул взгляд на Мину. Видел, что в руки себя взять пыталась, что в глазах ее все равно мелькала тысяча вопросов, или сомнений, или противоречий – чувствовал, что до сих пор лихорадит. Прошел на середину комнаты, где валялась намозолившая уже глаза карта. Присел, поднимая. Вглядываться не стал, просто надорвал посередине, а потом еще, и еще, пока в мелкую крошку не обратилась. Поднялся, проходя мимо Мины, едва ощутимо коснулся своими горячими пальцами ее пальцев, подошел к камину, вытряхивая все, что осталось от предсказания – пламя жадно слизало карту подчистую. Развернулся, услышав входной звонок. Не сдержался, сквозь зубы выдавил*
Ну кого там еще черт принес? Другого времени найти не могли?
*и пока Мина разбиралась с очередным визитом, сохранял напряженное молчание. Лишь спросил, продолжив вслух беспокоившую его мысль*
Вы сказали, Джейн? Та, что брюнетка с зелеными глазами? Ведьма? Ну дела…
*А на вид – самая обычная девица, смешливая, взбалмошная и суматошная. С ума сойти с этим городом – куда ни ткнись, всюду сверхъестественные существа. Интересно, есть ли в этом обществе люди? Или он один такой – замело, как всегда, черти куда. Но вообще, знаючи, понять можно было – не зря ж про кладбища говорила, про кошек дохлых, про Мрачного Жнеца…
Нахмурился, увидев, как огонь в камине, который только что жадно заглотил карту, рванулся вверх, словно прочитав его мысли. Что это? Еще один гре_баный знак? Снова обернулся к Майклу, уточнил, сам не зная, зачем*
Сильная?
