• Уважаемый посетитель!!!
    Если Вы уже являетесь зарегистрированным участником проекта "миХей.ру - дискусcионный клуб",
    пожалуйста, восстановите свой пароль самостоятельно, либо свяжитесь с администратором через Телеграм.

Звёзды августа

ОДА КЛАВИАТУРЕ ИЛИ КАК Я ТОПТАЛА КЛАВУ

Грязь на клавиатуре сродни грязи под ногтями. Вчера у меня была черная клавиатура, сегодня – белая, и мне постоянно приходится смывать с неё грязь, грязь души. Я тру её салфетками с разными чистящими средствами. Если не помогает, я тащу её в ванну, включаю душ и мощной струей начинаю вымывать всё, что скопилось под клавишами, всякую гадость. Это кусочки эпидермиса, волосы, пот, пот, слёзы и прочие экскременты; чай, кофе, суп, хлебные крошки. Я ненавижу грязь в своей клавиатуре. Я готова разломать её ударом кулака на части, если эта продажная, конъюнктурная тварь не будет свежей и чистой. Я так и сделаю сейчас. Фак.
Я заткну прожорливую пасть этих клавиш, всем кракозябриным черточкам, куда уходит моя душа. Почему тепло моих рук уходит в безмерное киберпространство, когда оно может принадлежать живым людям?
Я познакомилась с тобой, когда моя клавиатура была совсем новая, незапятнанная никем и ничем. Я любила её (клавиатуру), спала на ней так, что квадраты клавиш отпечатывались белыми полосками на покрасневшей щеке и на лбу. Да что я только не делала с ней. Трудно сказать, что не делала – делала всё. Когда она была новая, клавиши на ней отливались серебристым блеском, покрытые тонкой, едва заметной плёночкой, защитным лаком, предохраняющим буквы от стирания. Потом от частого употребления она истончилась и исчезла. Мои шершавые пальцы писателя добрались и до тела букв. Некоторые сдались сразу без боя, затёрлись от частого употребления. Это буквы Х, Б и Ж, - шучу, это клавиши в центре справа.
Когда она была новая, я только прикоснулась к ней и к тебе и получила множественный ожог всех пальцев до самой гортани, ампутацию головы и потерю голоса. Да что я говорю, - потерю голоса, - у меня же не стало рта. Мне нечем было даже мычать. ПисАла я уже вслепую по Брайлю…Скорость у меня была приличная – сколько-то там сотен знаков в минуту. Мысль не успевала за моими руками. От этого буквы в словах менялись местами, перепрыгивали друг через друга. Например, «сорханить» - сохранить. И так во всех словах по несколько раз. Вы спросите, а чем же я смотрела, если у меня не было башки? Да не знаю, чем смотрела. Сидела и смотрела чем-то – перископами и антеннками. Чистота экрана меня не волновала. Я могла видеть и сквозь пыль, разводы, что там ещё бывает? Брызги, да – брызги шампанского. На что я смотрела? В основном, на те же буквы. В основном да…
Я очень любила свою чистую, нетронутую клавиатуру, как писатели докомпьютерной эры любили чистый лист бумаги да гусиное перо.
Каждая клавиша, каждая буква напоминала мне о ком-то или о чём-то. Я легонько провожу по ним пальцем, не надавливая, как искусный пианист делает в конце музыкального произведения, одним пальцем проводя по всем октавам вверх или вниз.
Вот первая клавиша – ESC – избегать или выход. Часто пользуюсь, люблю её. Сразу вспоминаю одну девушку по имени Escape, - я общалась с ней в чате. Она писала стихи, а я тогда ещё нет. Хорошие стихи, мягкие.
Дальше функциональные клавиши – F1-F12. Не люблю я их. Нортон Коммандер, досовские игры – мрак.
PrintScreen, ScrollLock, PauseBreak – управляющие клавиши, редко пользуюсь.
Первый ряд большой клавиатуры. Сигма (волнистая черта), буква Ё. Говорить не буду, что Ё – моя любимая буква, такая же затёртая, как Х, Б и Ж – смеюсь…Нет, правда любимая. Почему? Догадаться не трудно. Когда я занимаюсь сексом или пишу на этой своей клавиатуре, что практически одно и то же, в воздухе вокруг меня витает надпись: НЕ ВЛЕЗАЙ, УБЬЁТ! Такими большими красными неоновыми буквами. Усекли?
Цифра 1 !– это я.
Цифра 2 @ - это моя собака, электронная почта. Это два, нас двое. Я сижу у её ног, а она у моих. Это связь с другим, близким мне человеком. То, из-за чего я живу…
Цифра 3 № # - это тюрьма, знак диез, плоскость, основа христианской идеологии.
Цифра 4 $ хорошая, устойчивая, богатство.
Цифра 5 % - пять пальцев и мои глаза, когда я выпью (смайл такой))
6 ^ - крыша, хорошо.
7 & ?- неделя, счастливое число и знак вопроса – мой любимый знак. Сомневающаяся.
8 * - звезда, вечность, бесконечность, - теплая клавиша, уютная, как петля Мёбиуса.
9 ( - много, начало.
0 ) – все, конец, пустота.
_ - минус, безразличие, спокойствие, тире. Бесстрастная линия рта.
Back – забой, стереть – не люблю совсем, ненавижу даже, когда ты пишешь и стираешь, и я на другом конце провода пишу и стираю одновременно…
Tab – безразлична.
Й – последняя буква в слове ХХХ
Ц – цель
У – ухо
К – кулак, камень
Е – эээ сестра моей любимой буквы Ё
Н – никогда
Г - ..овно
Ш – шапка
Щ – щенок
З – здесь
Х – ххх знает что
Ъ – это оскал зубов
Ф – феня – моё имя
Ы – придурки
В – волосы, волна
А – любимый звук
П – подкрадывается незаметно, приходит
Р – рычать
О – так ты улыбаешься на смайликах изумлённо и доверчиво, хотя это не рот, а нос :о))))
Л – любовь, любимое имя, которое помню
Д – дом, дым
Ж – хорошая буква, скарабей
Э – нейтральная
Я – снова я
Ч – часы
С – сутки
М – минуты
И – долгий звук, хороший
Т – твердость
Ь – мягкость
Б – женщина с коротким именем
Ю – избегаю произносить
/ - слэш, косая черта
- и ещё пробел. На неё надо нажимать большим пальцем свободной от удара руки.

Раньше я писала другие оды клавиатуре, как то про клавиши, окрашенные лучами восходящего солнца, такие тёплые, что хочется прижаться к ним щекой и, растворившись, всосаться по проводам в киберпространство, записать свою бессмертную душу на на тома жестких дисков, сохраненных в ВЕЧНОСТИ. Ну такая это всё чушь. Клавиатура – это салфетка. Она должна быть одноразовой. Вытер руки – и пошёл.
Да, ещё забыла написать, что у писателя всегда должны быть чистые руки.
 
Идея, в принципе, отличная. :) даже сюжет есть.
но вот очень уж сильно хочется отредактировать язык. даже если не в плане стилистики, то хотя бы в плане соотношения слов в предложениях.

за идею и вопролощение спасибо. Так относитется к клаве. :) Это даже в какой то степени мило. каждая клавиша как живая.
 
но вот очень уж сильно хочется отредактировать язык. даже если не в плане стилистики, то хотя бы в плане соотношения слов в предложениях.
Знаешь, как то села и тупо отбарабанила текст. Даже не представляю, что тут можно редактировать?)
за идею и вопролощение спасибо. Так относитется к клаве. :) Это даже в какой то степени мило. каждая клавиша как живая.

Так оно и есть. У меня раньше и системник как был живой, с трудом меняю на новый. Я фанат компьютера.))
 
мм... оригинально. Женечка!Франкенштейн, ты, однако, весьма неординарная личность - пишешь оды клавиатурам) Хорошо.
 
"Бельканто". Слушай,здорово! Отличный рассказ. мне,кстати,понравился больше предыдущих жутковатых (по содержанию,а не по форме) миниатюр.
Куда я задевал файл с их критикой? (испугался ворчания Сирина - последний отзыв в теме полугодовой давности,вдруг снова вломят за воскрешение старых тем;-)
В общем,найду - выложу комментарии и по ним.
 
Это ещё не эротический рассказ, а модернизм. Я очень люблю модернизм.

ЛЕГКОЕ ЧУВСТВО ГОЛОДА

Мы вместе встали из-за стола: я и Легкое Чувство Голода. Я, как всегда был чуточку взбешен и раздосадован. Легкое, напротив, было настроено игриво и вызывающе. Оно поправило безукоризненную прическу из поднятых вверх волос и посмотрелось голубыми, холодными льдинками глаз в радужный хрусталь фужера.

- Что-с, голубчик, я тебе сегодня не нравлюсь?

- Да как ты можешь нравиться, Офелия, бледная немощь, инфузория туфелька датского короля, - сегодня я ругался особенно витиевато, – Снегурочка оперы Даргомыжского, когда ты, наконец, растаешь?


- Оооо…, - засмеялось Легкое, - Вы всё вспоминаете эту свою потную грязную девку с выпученными глазами, растрёпанную с красной рожей? Как её там, эту Глафиру, - а, Отрыжка, - ну и имечко. Вы вспоминаете эту животную, плотскую Отрыжку? Расскажите, чем она Вас так достаёт и радует, мне вот тоже интересно, я как-никак среднего рода, мне всё равно к кому цепляться.… Впрочем, нет, она так воняет кислыми щами и жареным луком, я к ней и на дух не подойду. А Вы сегодня такой стройный, просто прелесть, как на вас держатся брюки.

- Вашими стараниями, мисс. Зато вы сегодня, знаете, могли бы быть и полегче. Да мы с вами почти в одной весовой категории. Давайте бороться! – я зло стиснул зубы и побледнел. - Сейчас я буду вас кусать, идёт?

- Меня? – Легкое высоко взвизгнуло и опустилось на приставленную к стене скамью мадам Рекамье. – Меня кусать? Вы что уже совсем осатанели, грубое животное, мужлан, скотина. Совесть Ваша где? Мы же с Вами договаривались, что всю неделю я проявляюсь, потому что у меня очень важные дела, - закончило оно, трогательно понизив голос. – Да и что вы так смотрите? Не такие как у Вас с этой дурой, как её, Отрыжкой. Мои проявления Вам даже и не снились в самом сладком сне. С кем я сейчас завела роман, – Вам ни за что не догадаться!

- Ха! Да знаю я всех ваших пассий – Дистрофию (я быстро перекрестил себя), Худобу, Измождение – вот ваши модели. Они мне и даром не нужны. Сейчас, кстати, на подиуме вкусы меняются, и в моду вхожу я.

- Вы входите на язык? Я имею в виду язык для демонстрации моделей? Да не смешите. Это уже тошнотворно. На язык могу выходить только я. И что показываете, семейные трусы?

- Не семейные, а купальные.

- Да какая разница? Я предпочитаю нудистские показы. Вы помните, какая я в неглиже?

- О! Вы уже какАЯ? С утра вы были какОЕ – Лёгкое…

- Да, дружочек мой, с пищеварением у вас отлично, а с памятью проблемы.

Она расстегнула лёгкое фельдеперстовое платье и скинула его на пол. Я увидел, как Легкое обретает зрелые формы и слегка сжался. Легкое Чувство Голода начало пульсировать красным и синим, как неоновая цветомузыка. Я очень хотел то, что оставалось ещё на столе. Жульен с белыми грибами, перепелиные яйца, паштет из крольчатины, пиво. Боже. Все мои стенки увлажнились. Этот спор, этот уговор, скрепленный гербовой печатью, заверенный подписями с двух сторон…
Да, ты красива, обворожительна. С тобой всегда легко в обществе, ты вызываешь у всех чувство зависти и легкого восхищения. Ты прикольная, многие хотят обладать тобой. Когда мы вместе, я часто вижу поднятый за твоей спиной вверх большой палец. Но как я устал от тебя, и как вы мне осточертели!

- Я не хочу вас видеть в своей постели, - сказал я, - и тем более иметь. Вы терзаете меня своей ненасытностью.

- А Вы меня своим обжорством!

Затем она заговорила быстро и взволнованно:

- Зайка, ты привыкнешь ко мне и скоро не будешь меня даже замечать. Потом ты станешь искать и звать меня, ведь когда я с тобой, ты такой изящный, остроумный.… Вместе мы притягиваем различные приключения, мы сильны, энергичны, перед нами открыты все двери. Придёт день, и я стану ею – Невыносимой Легкостью Бытия,… Что Вы без меня? Мешок, набитый отходами…

- Ты пьёшь из меня все соки. Ты – пиявка, алчная, ненасытная тварь. Алкоголичка, эээ…наркоманка…эээ нимфоманка, - я готов был перечислять ещё и ещё….

- Котик мой, назовите меня хоть лягушкой, но Вам не уйти от меня, а мне от Вас.

- Как вы достали меня, льстивая змея. Так и хочется удушить вас. Кинуть в вас сосиской, куском пирога, компотом.

- Бээ…сударь, что за манеры? Не надо хоронить меня в этой субстанции. Сами-то Вы хоть что-то можете или полностью расписались в своей недееспособности?

- Я убью вас, Феникс, готовьтесь!

- Вы – слепец. Вы – крот. Скоро Ваши слепые кишки вздуются и воспаляться. Неужели Вам плохо со мной? Ну, покажите, что Вы хоть что-то можете.… Покажите свой пресс, свои мускулы, свои гладкие, упругие стенки, свой нейтральный PH, свой чистый, как слеза, сок…

- Я убью тебя! – я кинулся на оттоманку и начал мутузить Легкое. Из её зажатого рта вылетали отдельные слоги и целые слова: Я-МО-ГЛА- БЫТЬ-ЩА-СЛИ-ВА-СДРУ-ГИМ!

- Кому вы нужны, рыбонька? Это самообман. Экзальтация и эйфория, доставшаяся вам в наследство от вашего батюшки-кровопийцы Голода. Ох, скольких он уморил! – я еле сдерживался. – Вот смотрите, как блестят у вас глаза, как будто вы уже вмазались или ширнулись. Взгляните на свой нездоровый блеск

Я взял зеркало с туалетного столика и сунул его под напудренный нос Легкого. Откуда-то из своих кружев на чахоточном бюсте (Отрыжка была в 100 раз пышнее и мягче) она достала новенькую шуршащую сотенную, свернула её, и, ловко подцепив из квадратной коробочки белый порошок, вывела на зеркале прямую, толщиной в несколько миллиметров, дорожку. Купюра превратилась в трубочку, и вот уже весь порошок моментально исчез в её ноздре. Она мастерски вдохнула, и я был пригвозжен на месте её маленьким, как иголка, зрачком. Внутри меня что-то гулко ухнуло, стало тепло. Я хотел взглянуть на себя в то же зеркало, но вспомнил, что я не отразим. Мой верхний конец уткнулся Легкому в область солнечного сплетения. Я стоял в полусогнутом виде, прижавшись к скамье Рекамье, и был счастлив до умопомрачения. Легкое забралась с ногами на оттоманку и потащила меня наверх. Я прижался к её щеке и прошептал: «Давай я немножко полежу на тебе…» Мой взгляд равнодушно скользнул по застеклённой рамке, в которой заключался наш Договор.

«Дочь наисветлейшего графа Голода по имени Легкое Чувство и поместный дворянин Желудок заключают нижеследующее Соглашение о том, что:
1) Поместный дворянин Желудок и графская дочь Легкое Чувство Голода обязаны проводить вместе не менее пяти дней в неделю.
2) Поместный дворянин Желудок и графская дочь Легкое Чувство Голода обязаны любить, нежить и лелеять друг друга, не допуская взаимного умерщвления и нанесения умышленного вреда легкой и тяжелой степени тяжести.
3) Поместный дворянин Желудок и графская дочь Легкое Чувство Голода обязаны хранить верность друг другу, исключая прелюбадейства и близких отношений с другими органами и чувствами.

Сие верно. Возражениям не подлежит.
Главный Мировой Судья, Действительный Статский Советник – Жопа.



КОНЕЦ
 
Это будет вещь, состоящая из 3-х частей...))) Пока первая...

Юлия Вронская

I

Мы учились с Юлей в параллельных группах, но преподаватели путали нас, потому что меня тоже зовут Юлия В., и наш номер в журнале – 3. Все годы учёбы у нас с Юлей существовала негласная связь, о которой знали только мы. Никому мы не смогли бы рассказать об этом – не поймут. Об этом знает только поле на среднерусской возвышенности, голубое небо с белыми барашками облаков, ветер, солнце, пролетающие над нами птицы, мать-земля.
Мы стояли с большими ножами на этом поле – я и Юлия. Упрямые дети асфальта, пропахшие выхлопными газами бензиновых улиц, с удивлением рассматривали всё вокруг. Каждая зелёная травинка отпечатывалась в нашем мозгу, как на фотоэлементе. Это была археологическая экспедиция и первый опыт самостоятельной жизни. Ножами мы осторожно буравили землю, выискивая глиняные черепки 13 века. Один из найденных до сих пор валяется у меня в ящике письменного стола, как напоминание о том беззаботном, счастливом времени.
В поле помимо исторических древностей, мы искали то, что можно покушать, - морковь, например, или турнепс. Монахи находившегося поблизости мужского монастыря разбивали делянки с овощами в самых неожиданных местах.
Они лежали в ряд – 5 штук, розовые и прозрачные с сероватыми трубочками вместо хвостов. Размера они были крошечного, чуть больше фаланги пальца.
- Смотри, это мышата? – воскликнула Юлия
- Да, подтвердила я, - похоже, они.
Такие крохотные и даже не шевелятся, как будто только родились. Мыши-родительницы поблизости не было. Мы одновременно подняли вверх ножи и взглянули на лезвия.
- Они ведь вредные для полей, да? – полуутвердительно спросила Юлия.
- Да, это вредители. Мыши полёвки.
Я уже знала, какова будет их смерть.
- Давай их убьём? – спросила Юлия.
- Давай.
- Хорошо, что нет матери, - оправдывалась Юлия. – Я сейчас отрёжу им головы. Я смогу, давай?
- Резким ударом. Это не страшно, – успокоила я.
Кто из нас зажмурился, я не помню, но через мгновение головы были отделены от туловищ и находились от них на расстоянии в полсантиметра. Лезвие ножа порозовело, и на отрубленных головках выступили капельки красноватой жидкости. Тушки, по-прежнему розовые и нежные, слабовато пошевеливались.
-Ух, ты, мы смогли. Я и не знала, смогу ли убить живую тварь, - сказала Юлия.
- Мы спасли поле, рожь, - добавила я.
- Слушай, а кого-нибудь другого ты бы смогла? – спросила она.
- Ну не знаю, думаю, нет…только мышей и то из-за того, что они такие вредители, - это я.
Опыт невинности всегда наивен и глуп.
- Давай никому не расскажем, что мы сделали, - это Юля.
- Хорошо. Нам никто и не поверит.

Тайна пяти умерщвленных мышек сблизила нас и сделала сообщниками на все годы учёбы в Академии. Мы испытывали доверие и полное взаимопонимание друг к другу.
 
Прикольно. Сразу вспомнилось, как на первом курсе провел месяц на полях нашей необъятной родины. Сколько было съедено морковки! Бляха солдатского ремня оказалась идеальным инструментом для очистки моркови.... А время и правда было по болшому счету беззаботное.
Жаль к тому времени я уже был не такой невинный:)
 
II

Оказалось, что Юля может общаться сносно только со мной и немногими окружающими. В обществе незнакомых людей Юля заикается и переходит на язык жестов. Экзамены она сдаёт только письменно, потому что от волнения не может говорить. Речь её отрывиста и косноязычна. У Юли очень красивые и задумчивые глаза. Она часто влюбляется в иностранцев, которые тоже плохо подбирают русские слова для общения.
На нашем факультете были студенты с африканского континента. Это был её контингент. Когда она успела найти с ними общий язык – не могу сказать. Наверное, ещё до знакомства со мной во время учёбы на подготовительном отделении. Глубинное движение «скинхэдов» только зарождалось в тёмных народных массах, поэтому на Юлю, и так не очень общительную, смотрели косо и по причине её интернационализма.
- Сегодня будет танец живота, - сказала Юля. – Будет выступать Абу и все наши иностранцы, потому что сегодня 25 марта – день освобождения Африки.
Для меня это было новостью, что Африку освободили, и танец живота так стремительно входит в нашу повседневную жизнь. Поэтому я тоже захотела взглянуть на это чудо в перьях – Абу в набедренной повязке из оперенья райских птиц.
Среди зрителей было много наших дам-преподавательниц. Они находились в каком-то возбуждённом состоянии. По их возгласам во время показательных танцев можно было судить о степени воздействия ритмичного и акцентированного движения пупков на другие органы и участки тела и даже головного мозга. Только каннибальши так же охочи до жаренного чёрного мяса, подпалённого чёрным африканским солнцем.
После этих танцев, которые меня тоже весьма воодушевили, всем предложили перейти в танцзал с зеркальными стенами и попробовать там отработать полюбившиеся па. Я стояла на верхней балюстраде и смотрела вниз на рой людских голов всевозможных фасонов и причесок. Неожиданно возле своего уха я услышала низкий баритон, говоривший явно на французском языке, т.к. первое обращённое ко мне слово «мадемуазель», я слышала отчётливо.
- Si? – обернулась я. – Qu’est-ce que c’est?
Все сто шестьдесят-с-чем-то сантиметров меня вздрогнули. Чёрный, необычайно чёрный и маленький пигмей стоял рядом. Он обрадовался, что я заговорила с ним на французском, и оживлённо что-то лепетал почти басом. В этом момент в памяти всплыли все пропущенные уроки французского языка.

- Юля, что означает глагол perdre?
- Я не знаю, Любовь Сергеевна.
- Глагол perdre означает «терять». Сколько можно повторять. Мы сто раз записывали это в тетради, Юля.
- Я пропердела все свои тетради, Любовь Сергеевна.

Кое-как я сказала, что ничего не понимаю. Он перешёл на русский, который был так же плох, как мой французский. Мы стали знакомиться.
- Victor, - он назвал своё имя с ударением на последний слог. Не Виктор, а VictOr.
Необычно. От волнения я назвалась на испанский манер: - Хулия. Victor изумленно поднял бровь: - Хули, а ?
- Юлия, - поправилась я . July morning. – переход на разные языки свидетельствовал о том, что я впала в психологический штопор или ступор.
Victor спросил, не хочу ли я посмотреть, как он делает танец живота. Я уже настолько привыкла к этим танцам живота, что не видела в этом вопросе ничего сакраментального и животрепещущего. Живота так живота. О, да.
Victor спросил, можем ли мы пойти ко мне, т.к. он живёт в общежитии. Я сказала, нет, ко мне нельзя. Он сказал жаль.
Когда мы добрались до его комнаты, было уже поздно. В комнате находился его белозубый товарищ. Он был с белой девушкой, они сидели на кровати и смотрели телевизор. Мы поздоровались, и Victor развернул перегородку, которая делила комнату на 2 части. Мы оказались как бы в своей комнате. Кровать Виктора так же была отделена от окружающего пространства каким-то балдахином. Мы зашли за балдахин, и Victor включил свет. Мы стали раздеваться, потому что перед этим распили бутылку шампанского в клубе для иностранцев, и думать о чём-то другом просто не было сил.
 
Ну, мне как представителю глубинного движения расистов.... Молчу я, строго говоря.
 
Frau_Muller написал(а):
Чёрный, необычайно чёрный и маленький пигмей стоял рядом.

Прилагательное "маленький" мне кажется лишним. Пигмей не может быть высоким. Так что "масло масляное". ИМХО :)
 
Гобблин
Люблю расистов..))
favoritka
иногда в текстах это допускается для усиления, тем более это стиль такой, это язык лирической героини, он стёбный...

хм...(продолжение)

Дальше всё было, как в кино. Но в фильмах такие моменты обычно вырезают. В советское время из всех фильмов, даже мировых известных режиссеров, вырезалось очень много кадров. Вырезанная плёнка пылилась на полках в хранилище. И вот какой-нибудь смельчак забирает все эти не прошедшие цензуру фрагментики жизни и склеивает их в один фильм. Такой фильм мог бы иллюстрировать мою жизнь. Я бы с удовольствием его смотрела в почтенном возрасте, сидя в кресле-качалке, окруженная многочисленными внуками и покуривавшая трубку из красного дерева. Назывался бы этот фильм, как у маэстро Феллини - «Ночи Кабирии», то есть «Ночи Юлии». Вот так всё происходило, потому что я смотрю на себя со стороны.
Летний загар на мне всё ещё отчётлив, несмотря на стремительное наступление весны. У Виктора тоже более светлые места – это внутренняя сторона ладоней, ступни и головка члена. Надо заметить, что у миниатюрного Victor’a был нормальных размеров человеческий член. Волосы у него очень жёсткие и кучерявые, как щетка для чистки ковров. Даже ресницы его широко расставленных глаз загибались колечками. Глаза были золотисто-карие, как пенка на кофе. У меня русые, почти светлые волосы, и лишь в некоторых местах они тоже кучерявятся . Victor потрогал их и спросил, подстригала я их или нет, потому что мало. - Да, - сказала я, - бритвой, но вопросы на этом не кончились. С детской непосредственностью он поинтересовался, как называется эта штучка, которая есть у меня, а у него нечто иное. Пока я думала, Виктор сказал, что может назвать это по-французски, а по-русски он не знает.
- А…ммм…нн, – я начала мычать не хуже Юлии Вревской на экзамене.
- La Bokka, – донеслось из работающего телевизора, и следом – La Labra…
- Нет, у нас это нельзя назвать прилично, чтобы ты мог сказать это кому-нибудь ещё, - нашла оправдание я.
- У тебя есть парень, - спросил Виктор, - может, им стану я? – он блаженно улыбнулся, прикрыв глаза.

Танец живота мы делать не стали, а приступили непосредственно к сексу, что в принципе одно и то же.… Где-то я вычитала, что у африканцев не принято целоваться (с такими губами это проблематично), но мы начали целоваться, как белые люди, а потом… Ладно, не буду вдаваться в подробности, скажу кратко, что это был обычный человеческий секс. Обошлось без миссионерской позы, которую я терпеть не могу.… Через какое-то время Victor спросил: - Ты любишь любовь? – Неет, - с облегчением произнесла я. – А со мной тебя нравится любовь? – О, да. С тобой – да.
- Пойдем, посмотрим, - он протянул свою белую узкую ладонь с черными полосами линий жизни. Я вложила в его ладонь свою, и мы вылезли из-под балдахина на открытое пространство комнаты. Телевизор ещё работал, но других звуков не было слышно.
Victor подвёл меня к большому зеркалу в раме и включил плафон над ним. Мы были голые возле зеркала. Он обнял меня чуть сзади своими чёрными руками и сказал, что это очень красиво – контраст чёрного и белого наших тел. Это, действительно, было необычно, как картинка глянцевого журнала. Раньше такого я не видела. Я смотрела в зеркало и не узнавала никого. Тут Victor допустил промах. Он захотел ещё раз совокупиться перед зеркалом. Дальше всё произошло очень быстро, как русский бунт, бессмысленный и беспощадный. Когда он пытался склонить меня в эту позу, мой взгляд заметил лежащий возле шкафа сапог на тонкой шпильке. Я схватила его и со всей силы хрястнула Victora по спине и плечу, затем по голове. Виктор вскрикнул, из-за перегородки раздался женский визг. В зеркальном отражении чёрный сапог ещё раз плашмя опустился на голову Victorа, зажатую собственными руками.
Я схватила свою одежду, туфли, цепочку, пакет, плащ, и в чём есть выскочила в коридор студенческого общежития. Не знаю, был ли кто-нибудь там на этот момент. Я оделась и осмотрела себя. Потом открыла дверь и забрала со стола в комнате Виктора своё кольцо.
На следующий день я сама разыскала Юлю. – И в чём же прелесть этих негров? – сузив глаза от злости, тихо спросила я. – То, что они мажутся пальмовым маслом? – это уже были мои домыслы… - Нет, как, ты что? – Юля не могла найти слов. Мне пришлось рассказать ей, как я сходила в клуб на танец живота, и чем всё это закончилось. – Но ты сама виновата, - добавила Юлия. – Тебя никто не просил идти с этим молодым человеком к нему и ложиться в его постель.
Да, действительно не просили. Об этом я как-то не подумала…
 
favoritka
Что тут страшного, это же не потусторонние миры? ))

III

Как-то Юля спросила, играю ли я на флейте.
– На флейте? Что? На чём? На флейте? Нет. Я не умею.
– Очень жаль, - сказала Юля, тебе бы подошло. – Ты вся прямо такая одухотворённая и хрупкая. Я тебя вижу с флейтой.
– Подлецу всё к лицу, - неожиданно вспомнила я.
- А ты могла бы научиться? У меня есть деревянная флейта, настоящая. Я её недавно купила и уже кое-что начала играть.
- Хорошая мысль, - ответила я неуверенно, вспомнив, как три года училась играть на гитаре.
- А знаешь что? Давай оформляйся на следующий месяц в профилакторий, и мы будем вместе с тобой жить там и учиться играть на флейте. Иди к врачу.
- К какому?
- Ну, к невропатологу. Скажи, что тебя уже всё достало, и ты не можешь спокойно спать…
Визит к врачу закончился направлением на отдых и лечение в профилакторий, потому что все мои рефлексы, выявленные с помощью блестящего никелированного молоточка, указывали на то, что меня там ждут.
Мы заселились с Юлей в одну комнату вместе с ещё одной беременной мамзель, которая ела и спала, как бревно. Мы начали с Бетховена «И мой сурок со мной». Лёгкая, простая, запоминающаяся мелодия. Она только казалась лёгкой и простой после первого прослушивания. А в период моего разучивания, заключающегося в повторении этой песни 100 раз подряд, хотелось встать и пойти утопиться, вслед за играющей дудочкой немецкого Крысолова. Беременная спала, а Юля всё чаще выходила из комнаты в коридор погулять. Мой рейтинг виртуозного музыканта стремительно падал.
Один раз Юля вернулась с процедур очень взволнованная, и, заикаясь, выпалила:

- Та-та-та-м а-а-а-дин пре-пре-пре-па-да-да-ватель пристаёт!
Ко мне.
И де-де- лает недвусмысленные пре-предложения.

- Кто это?
- Да какой-то старый хрыч, лет, лет за 30.
- И что он хочет?
- Он так смотрел маслеными глазками, как я пью та-та-таблетки, и спро-спросил, что мне назначили.
Зная, что Юля практически не может сразу вступить в диалог с незнакомыми людьми, мы тут же встали на её защиту. - Каков нахал, а? Старый козёл – такова была наша реакция. - Пристаёт к молодым - красивым, - мы живо поставили себя на Юлино место. – Да как он смеет! Решено – проучить похотливого преподавателя.
У Юли был такой план...
 
Совокупиться перед зеркалом, забить сапогом и отрезать голову? Гм, будет весьма занятно. :)
 
(продолжение)

У Юли был такой план. У нас в комнате был очень интересный журнальчик эротического содержания с картинками. Журнал был на английском языке, напечатанный на очень тонкой, почти папиросной бумаге. Юля принесла его от Абу, и по нему мы практически изучали живой английский язык. Как сейчас помню, открыт он был на странице с заголовком «Virginia is for lovers», над которым мы с Юлей ломали головы. Вернее, мне ломать было нечего, - и так всё понятно – штат Виржиния предназначен для любовников, потому что там тепло, как в раю, - так я переводила смысл этого заголовка. Юля утверждала, что название имеет другой смысл – «Девственность для любимых». Я не могла опровергнуть этот абсурдный с моей точки зрения перевод заголовка, под которым красовалась голая даже не девушка, а форменная женщина, одной рукой как бы прикрывающая грудь, другой – низ живота. Юля решила сунуть эту порнуху надоедливому преподавателю в баночку для лекарств, из которой мы получали витамины два раза в день, утром и после обеда. Узнать номер баночки, предназначавшийся преподавателю, не составило труда. Труднее было разрезать эту красавицу на две части, написать на верхней части – «Остальное получишь позже», скатать лист в маленький жгутик и засунуть в тёмно-коричневую баночку. Надо было видеть, как мужчина, имя которого мы уже знали, изумлённо раскатал лист папиросной бумаги, как блеснули стёкла его очков от яркой вспышки глаз, как студенты, находящиеся рядом дружно и с готовностью заржали… Затем Владимир долгое время не покидал свой пост – кресло в холле у окошка раздачи процедурной. Он буровил взглядом каждую молодую сестричку в белом халате, производя рентген и обследование одновременно того, что скрывалось под тонким хлопчатобумажным материалом.
Пока Владимир тупил в холле, я принялась разучивать новое произведение – песню Сольвейг. Мои занятия флейтой заставляли меня дышать полной грудью, и кое-что из происходящего вокруг я упустила. В частности, когда им была получена нижняя часть женщины, и как это происходило…Зато вскоре Юля пришла с занятий и сказала: «Йесс. Теперь он от меня никуда не уйдёт. Представляешь, он будет вести у нас «Материалы». Этот самый преподаватель, озабоченный маньяк… Я тоже вскинула левую руку вверх, выставив два пальца: указательный и средний и сказала: «Ви!» Это был наш с Юлей знак: виктория, победа. Созрел новый план. Мы должны были постоянно смущать преподавателя: пялиться на него, поправлять декольте и лямочки от лифчика, высовывать кончик языка и прочее. У кого нет декольте, будут держать в руках маленькую бутылочку с минералкой и манипулировать ею. Естественно, сесть мы должны на первый ряд.
То, что преподаватель находится не в себе, было понятно с самого начала. На лекции он приходил в строгом костюме, белой рубашке и галстуке. Привычнее было видеть свитера, клетчатые штаны и хвостики у наших легендарных профессоров. Предмет «Материалы» не относился к сложным, но Владимир выверял каждое слово по конспекту. Первую неделю он не поднимал глаз от своего талмуда. Лицо его было красным, очевидно от костюма и галстука, речь быстрой и отрывистой, движения – суетливыми. Мы не могли понять, достигают ли наши уловки каких-либо целей, поэтому в группу поддержки была взята одна из видных девушек нашего потока – натуральная блондинка Коновалова. Ей не требовалось ничего облизывать, потому что её вид и так приковывал к себе внимание любого. Маша так громко смеялась и так весело. Мы долго ждали, когда же он сделает нам замечание, но он строил из себя непоколебимого супермена, погруженного в «Материалы». На вторую неделю нам надоел этот бред, и мы сидели как обычно на галёрке. Болтали о своём, о девичьем, вполуха слушали лекцию и рисовали мужчину своей мечты на задней стороне тетради. Аудитория располагалась амфитеатром. Владимир Львович осмелел и стал чаще вскидывать голову, обращаясь в пространство, то есть к нам. Говорить он стал медленнее и любил надиктовывать целые предложения и абзацы для записи. Мы сидели теперь практически на уровне его головы, но она и её владелец уже не интересовали нас. Мы были выше. Внезапно по ходу лекции произошла какая-то заминка. Стало очень тихо, так что чириканье воробьёв за окном показалось гвалтом. Ручки замерли в руках у самых радивых студентов. Закон Фрейда сработал! Глядя на нас и зачитывая трактат о материалах, Владимир оговорился. Бумеранг наших усилий сработал тогда, когда этого совсем не ожидали, и вдарил тем же концом по тому же месту. Владимир Львович, диктуя свой конспектик, сказал неприличное слово вслух при всём потоке. Невинные пьезокристаллы он обозвал пьезДокристаллами. Это было весело, потому что Владимир Львович покраснел и поправился. Он сказал простите, пьезо-кристаллы. Но было уже поздно, потому что отличники услышали первыми и сказали нам, как он это сказал. Мы просто легли на эти скамейки и лежали от смеха. Юля сказала: «Вот так то. Будет ещё ко мне приставать и не такое получит».
 
Назад
Сверху