Mikomi, собственно... денек или что-то такое наступило))
Набрал.. ну, сходства не заметил)) тем более в аниме) я их совсем иначе вижу))
А предположение... я, само собой, не буду опровергать или подтверждать) но всегда любопытно знать, какие могут быть предположения))
Ну и... не прошло и ста лет.. у нас "большое" обновление... Комп пережил многое, я... ну, неважно) но результат ниже...)
__________________________________________________________________
В ту ночь Элиасу так и не удалось заснуть. После приезда домой он весь оставшийся вечер словно ощущал тот след от пощечины в школе и привкус крови на губах. В машине, когда они молча ехали домой, за ужином, на котором мрачно сидящий напротив отец даже не хотел смотреть в его сторону, когда его отправили спать… вся эта дорогая комната виделась ему еще более страшной и враждебной, чем прежде. Та мысль, что отец поднял на него руку, что так говорил с ним, не давала ему покоя. Казалось, мир вокруг него перевернулся еще раз.
Все те обиды в детстве, когда их с Лукасом высмеивали и гнали отовсюду в родном городке, даже избиения и унижения в школе несколько отошли на второй план по сравнению с этой одной, сильной пощечиной отца. Ведь сейчас Рихтер являлся тем человеком, от которого мальчик полностью зависел, на кого хотел надеяться и доверять. И если до этого вечера он не терял надежды, что искренне и в собственных мыслях когда-нибудь сможет называть его отцом, то после не осталось и ее.
Элиас сел на постели, выбравшись из-под большого теплого одеяла, и включил ночник, все еще напряженно вглядываясь в каждый угол комнаты. Со светом он не так боялся, но все равно, как только темнело, он чувствовал себя потерянным и совершенно одиноким. Это чувство не уходило практически ни на минуту. В школе, дома, засыпая в кровати, даже моясь в большой пенной ванне.
Раньше, несмотря на то, что братья, конечно, хотели разделиться, ему нравилось все делать вместе с Лукасом. Ведь он всегда знал, что, как и зачем нужно предпринять, всегда находил, что сказать, как решить возникшие проблемы. Элиас являлся в их «паре» этаким сдерживающим фактором, более спокойным, зависимым и послушным. И теперь ему не хватало брата, как половины самого себя. Он совершенно не умел быть самостоятельным, прожив всю жизнь в роли ведомого.
- Лукас, я так хочу, чтобы ты сейчас был здесь. Я очень боюсь. Я просто… не понимаю, зачем я в этом доме. Зачем я нужен Рихтерам. Николь чаще всего делает вид, что меня нет, Роза, бабушка, постоянно пытается то примерить на меня что-то, то сделать прическу, то перестановку в моей комнате, а Олаф… у меня такое ощущение, что он хочет похвастаться мной… перед друзьями, знакомыми, коллегами… а когда это не получается, он злится… а сегодня он ударил меня… мне кажется, это не в последний раз. Что мне делать? Я ведь не могу просто сбежать отсюда… за пару месяцев я так и не узнал город, в котором теперь живу. Мне страшно… почему тебя нет со мной рядом?.. Ты так нужен мне... – Элиас зажмурился, сильнее сжав пальцами мягкий мех игрушечного медведя, и уткнулся лицом в одеяло, чувствуя, как и всегда, если ему становилось страшно или обидно, ноющую боль в груди.
«Почему же не можешь? А если все-таки попробовать?..» - мальчик резко поднял голову от этой, словно чужой мысли.
- Но куда я пойду? И как… - осторожно прошептал он, медленно оглядываясь в полутемной комнате.
«Мы что-нибудь придумаем,» - мальчик явственно услышал «ответ» брата в своих мыслях. Эту фразу Лукас часто говорил в тех ситуациях, когда они оба не знали, что делать, но в итоге брат непременно находил решение.
Элиас тихо поднялся с постели и, подойдя к окну, взглянул вниз. Большой город жил своей обычной ночной жизнью. Вдалеке светились огни и вывески, улицы хорошо освещались фонарями, машины неустанно неслись в самых разных направлениях. Мальчик перевел взгляд на соседний дом, за которым нередко наблюдал перед сном, почему-то это отвлекало и успокаивало. Там, как обычно, жизнь шла по уже выученному им сценарию. Прямо напротив ругалась семейная пара, чуть поодаль, вверх в подзорную трубу смотрел мужчина в темной комнате, в самом крайнем окне на подоконнике устраивался огромный кот. Может, и его кто-то запомнил как мальчика, подолгу смотрящего в окно по ночам. Если, конечно, эти люди замечали хоть что-то вокруг.
Возможно, он простоял бы так еще долго, если бы не ощущение, что его плеча кто-то коснулся. Мальчик резко обернулся, но комната оставалась по-прежнему пустой.
«Пора… пока все тихо…» - Элиас согласился с этой мыслью, настойчиво прозвучавшей у него в голове, и тихо, чтобы не создавать лишнего шума, принялся одеваться и собирать самое необходимое – тетрадку, куда он вклеивал понравившиеся рисунки, половину шоколадки, красивый брелок, в виде шарика, в котором «плавали» разные фигурки, небольшого игрушечного щенка и телефон с фонариком. Застегнув рюкзак, он прислушался к звукам в квартире, и, убедившись, что все тихо, осторожно вышел из комнаты.
За дверью в спальню Розы уже погас свет, Николь явно проводила время в ванной, а Олаф в своем кабинете. Все, как и всегда. Единственная трудность состояла в том, что небольшой ящичек, где находились ключи, висел рядом с дверью в кабинет Рихтера.
«Ты справишься, давай,» - раздался словно у самого его уха знакомый голос, и Элиас решительно направился в сторону ящика, стараясь идти как можно тише и осторожнее. Подойдя, он аккуратно подцепил дверцу и, взяв все ключи, которые там были, чтобы не ошибиться, поспешно пошел к входной двери.
«Ну вот, все не так сложно. Осталось только подобрать правильный,» - с облегчением подумал он и, остановившись у выхода, выбрал из нескольких связок наугад одну, примеряясь к замочной скважине. Как он и ожидал, с первого раза не получилось, и в ход пошел следующий ключ. По виду он вполне подходил, но когда мальчик попытался вставить его в замок, тот выскользнул из рук, со звонким металлическим звуком упав на пол. Нервно оглядевшись, Элиас поспешно нагнулся, подбирая его, но, подняв голову, увидел, что дверную ручку придерживает чья-то ладонь. Над ним стоял Олаф Рихтер, недовольно прищурившись, глядя на мальчика сверху вниз.
- И куда это ты собрался, Элиас, могу я узнать? – медленно спросил он, не отрывая взгляда от побледневшего растерянного сына.
- Я… я не хочу здесь больше оставаться! Я хочу домой!
- Твой дом теперь здесь, если ты забыл. Куда ты пойдешь? – плавно открыв ключом дверь и нажимая на ручку, спросил Олаф.
- К маме! Я хочу вернуться к маме!
- Твоя мама вовсе не ждет тебя. Зачем ей тот, из-за кого умер ее любимый сын? Вспомни, ведь она всегда любила Лукаса больше. Более сильный, самостоятельный, способный… а ты… ты ей больше не нужен, мой дорогой.
- Неправда! Я не верю вам! Мама, в отличие от вас, никогда не била меня и никогда не говорила со мной так! Она любила нас обоих!
- Глупый ребенок. Если бы она хотела видеть тебя, разве не пришла бы она в больницу? Разве не стала бы искать тебя? Да хотя бы позвонила! Но она этого не сделала, правда? А что до той пощечины, так ты ее заслужил. Ты опозорил меня перед всеми, теперь все будут считать, что мой наследник – слюнтяй и слабак. Ты очень огорчил меня сегодня, и продолжаешь это делать. Я дал тебе все для нормальной жизни – дом, семью, образование, все, что пожелаешь! Все, о чем многие дети не могут даже мечтать! Чего тебе еще надо? Так ты хочешь меня отблагодарить?! Опозорить перед всеми и сбежать к матери-неудачнице, которая тебя не ждет?!
- Мама ждет меня! Я знаю, что ждет!
- Ну тогда вперед! Иди! Иди к своей мамочке! Через месяц дойдешь, может быть! Смотрю, у тебя даже вещи собраны. И что же у нас там? – отобрав у мальчика портфель, он принялся доставать оттуда все, собранное Элиасом, - наклейки, игрушки, сладости… далеко пойдешь, - усмехнулся он, со злостью взглянув в глаза сына, готового расплакаться, казалось, в любой момент, и распахнул перед ним дверь, - вперед, чего ты ждешь?
Не глядя на отца, Элиас пошел к двери, намереваясь выйти. Уйти хоть куда-нибудь, лишь бы не видеть больше этого человека и не слышать бесконечных упреков, его слов о матери и прочего. Но, как только он переступил порог квартиры, Рихтер схватил его за плечо, резко поворачивая обратно и захлопывая дверь.
- Ну уж нет. Думаешь, все так просто? Хочу – живу за ваш счет, хочу – ухожу посреди ночи! Так дело не пойдет. Если тебе здесь что-то не нравится – придется смириться. Пока ты находишься здесь, ты обязан следовать правилам этого дома. Тебе все понятно? Марш в свою комнату! И чтобы через полчаса спал! – буквально протащив мальчика по коридору к его комнате и втолкнув туда, сказал Олаф, закрывая дверь на ключ с обратной стороны.
Элиас чувствовал, что его трясет, от обиды, страха, ощущения полнейшей беспомощности. Он, швырнув уже пустой портфель в аккуратную белую дверь, упал лицом вниз на кровать. Хотелось кричать, разбить что-нибудь или хотя бы кинуть, но на шум непременно пришел бы Олаф и стал бы снова что-то говорить, а этого ему хотелось меньше всего.
Олаф Рихтер, лежа на широкой удобной кровати и иногда отрываясь от книги, лениво наблюдал, как его жена, Николь, вертится у зеркала в новом, до неприличия облегающем красном платье, то накидывая легкую шаль на плечи, то снимая ее.
- Ну что ты так смотришь на меня, дорогой? Я же должна общаться с подругами, не все же мне сидеть дома, как диванная собачка, - бросив быстрый взгляд на его недовольное лицо, сказала она и уже в который раз поправила стрелки у глаз.
- И для подруг ты так наряжаешься? – хмыкнул он в ответ и снова уткнулся в книгу.
То, куда направлялась его жена на самом деле, заботило его мало. Она являлась для него этаким обязательным красивым атрибутом, а как и что она делала, его ничуть не волновало. Главным было, чтобы она не рассказывала на каждом углу о своих похождениях, и Николь уже пятый год следовала правилам этой игры: делай, что хочешь, но не выставляй это напоказ.
- Для подруг. Или ты хочешь, чтобы они подумали, что жене одного из самых успешных предпринимателей этого года нечего носить? – Николь изобразила на своем лице дежурную улыбку и, быстро поцеловав мужа в щеку, скрылась за дверью.
- Шлюха, - презрительно фыркнул мужчина ей вслед и занялся чтением легкомысленного детектива вплотную, что давно стало своего рода традицией перед сном.
Он не помнил, кто и когда выключил лампу у его стороны постели, как он уснул и во сколько. Безумно хотелось спать, но ощущение, что кто-то пристально на него смотрит, не давало покоя.
Мужчина приподнялся на постели, оглядываясь по сторонам. В комнате ничего не изменилось, все осталось на своих местах, рядом никого не было, кроме новорожденного сына в кроватке у окна. Он встал, подходя к ребенку. Тот мирно спал в ворохе красивых подушек, закутанный в бело-голубое одеяльце, но когда отец приблизился к нему, открыл глаза и сразу расплакался.
- Ну что ты, все хорошо. Папа рядом, что ты плачешь? – решив взять сына на руки, Олаф просунул ладонь в кроватку, но тут же почувствовал, что что-то не так.
Сдернув одеяло с плачущего ребенка, он отступил на шаг назад, едва не споткнувшись о дорогой торшер. Перед ним лежали двое кричащих младенцев, сросшихся отвратительной полоской кожи в нижней части груди.
- Нет! Нет, этого не может быть! Уберите их отсюда! – воскликнул он, чувствуя, как бешено забилось сердце.
- Ну что ты кричишь, папочка? Это же твои дети… продолжение тебя… на что ты еще рассчитывал? – раздался рядом негромкий детский голос и, снова посмотрев в сторону кроватки, он увидел склонившегося над ней мальчика лет восьми, бледного, с растрепанными темно-каштановыми волосами, одетого в какое-то невообразимое старье.