-
Уважаемый посетитель!!!
Если Вы уже являетесь зарегистрированным участником проекта "миХей.ру - дискусcионный клуб",
пожалуйста, восстановите свой пароль самостоятельно, либо свяжитесь с администратором через Телеграм.
Симс-сериал: "Жертва"
- Автор темы Катарина
- Дата начала
Катарина
Постоялец
Пролог
Все происходящее похоже на сон, повторяющейся каждую ночь на протяжении всей жизни. Все цвета заменены оттенками серого как в черно-белом фильме. Всегда один и тот же, никогда не меняется: я убегаю — Он преследует, и нет места, чтобы спрятаться. Хочу, чтобы Он догнал меня, и боюсь одновременно. Останавливаюсь в тупике и жду — сейчас его руки лягут мне на плечи, и я услышу: «Ты будешь ждать…». Но ничего не происходит — я убежала слишком далеко и назад дороги нет.
Психиатрическая больница для душевнобольных преступников. Однажды видела в газете статью, в которой была фраза: «Если повезет, его отправят на принудительное лечение в психушку, а если нет — приговорят к тюремному заключению». Наверное, автор не читал «Пролетая над гнездом кукушки» и не ждал, когда откроются железные ворота. Он не приходил каждый день к серому унылому зданию за бетонным забором с колючей проволокой и не смотрел на грязные окна с решетками. А я бываю здесь каждый день. Мне плохо, чувствую озноб, заболеваю, меня шатает, и к вечеру, возможно, поднимется температура, но все равно прихожу сюда. Вчера, сегодня, завтра — всегда.
На территории больницы есть кладбище, и даже смерть не может открыть железные ворота перед тем, кому «повезло», как написал журналист. Такая возможность есть только у ангелов в белых халатах, работающих в этом чистилище. И я не знаю, когда закончится ожидание и закончится ли вообще. Может случиться так, что Он никогда не выйдет оттуда. Или я однажды не приду. Боюсь умереть раньше его, потому что Он тоже ждет. Смотрит на меня из окна и улыбается. У него больше нет никого кроме меня.
Пусть Он умрет — и я буду свободна. Пусть выпишут — возьму его под руку и отведу к себе домой. И сколько бы нам не осталось, мы создадим свою иллюзию счастья. Я больше не буду убегать.
Желтый кленовый лист, сорванный ветром с дерева, падает к моим ногам, я поднимаю глаза вверх и вижу Его. Он смотрит на меня из окна, губы его растягиваются в улыбке. Улыбаюсь в ответ и машу рукой. Он постарел, выглядит старше своих лет, появились морщины и темные круги под глазами. Голова обрита, больше нет красивых светлых волос, которыми мне так нравилось любоваться украдкой, не хватает нескольких зубов, теперь улыбка не так ослепительна, как раньше. Губы шевелятся, я не слышу его, но это и не нужно. Я знаю все, что Он может мне сказать.
«Ты будешь ждать» — не вопрос, а утверждение. Три слова, произнесенные на прощание в нашу последнюю встречу, когда мы еще могли дотронуться друг до друга. Но мы не воспользовались этой возможностью. Я такая же сумасшедшая, как и Он, наверное, мое место рядом с ним. Меня тоже следовало изолировать от людей, запереть за высоким забором с колючей проволокой, спрятать за грязными окнами с решетками. Нормальный человек не стал бы приходить сюда каждый день и ждать. Нормальный человек не стал бы его любить.
Начался дождь. Вода, пролитая серым осенним небом, смешалась с моими слезами. Я устала. Минуло семь лет, как створки ворот закрылись за ним, оставив меня снаружи. Не знаю, сколько еще пройдет времени, прежде чем они откроются снова, чтобы вернуть мне Его. Может быть, это и не произойдет. Мы никогда не будем гулять по парку, держась за руки, кормить голубей и смотреть на облака. Завтра принесу хлебных крошек птицам, Он будет рядом, пусть за забором, стеной, решеткой, но мы вместе.
Пора прощаться.
— До встречи,— Он машет мне рукой.
— До завтра,— отвечаю я.
Мы не слышим друг друга, но это и не нужно. Когда-нибудь Он шепнет мне на ухо три слова, не те, что говорил раньше, и мое ожидание наконец-то закончится. Ну а пока…
Я приду завтра.
________
Aisgil, спасибо, нужен был разделитель))) К модератору уже обратилась (я ж не совсем "темная")))
Пролог
Все происходящее похоже на сон, повторяющейся каждую ночь на протяжении всей жизни. Все цвета заменены оттенками серого как в черно-белом фильме. Всегда один и тот же, никогда не меняется: я убегаю — Он преследует, и нет места, чтобы спрятаться. Хочу, чтобы Он догнал меня, и боюсь одновременно. Останавливаюсь в тупике и жду — сейчас его руки лягут мне на плечи, и я услышу: «Ты будешь ждать…». Но ничего не происходит — я убежала слишком далеко и назад дороги нет.
Психиатрическая больница для душевнобольных преступников. Однажды видела в газете статью, в которой была фраза: «Если повезет, его отправят на принудительное лечение в психушку, а если нет — приговорят к тюремному заключению». Наверное, автор не читал «Пролетая над гнездом кукушки» и не ждал, когда откроются железные ворота. Он не приходил каждый день к серому унылому зданию за бетонным забором с колючей проволокой и не смотрел на грязные окна с решетками. А я бываю здесь каждый день. Мне плохо, чувствую озноб, заболеваю, меня шатает, и к вечеру, возможно, поднимется температура, но все равно прихожу сюда. Вчера, сегодня, завтра — всегда.
На территории больницы есть кладбище, и даже смерть не может открыть железные ворота перед тем, кому «повезло», как написал журналист. Такая возможность есть только у ангелов в белых халатах, работающих в этом чистилище. И я не знаю, когда закончится ожидание и закончится ли вообще. Может случиться так, что Он никогда не выйдет оттуда. Или я однажды не приду. Боюсь умереть раньше его, потому что Он тоже ждет. Смотрит на меня из окна и улыбается. У него больше нет никого кроме меня.
Пусть Он умрет — и я буду свободна. Пусть выпишут — возьму его под руку и отведу к себе домой. И сколько бы нам не осталось, мы создадим свою иллюзию счастья. Я больше не буду убегать.
Желтый кленовый лист, сорванный ветром с дерева, падает к моим ногам, я поднимаю глаза вверх и вижу Его. Он смотрит на меня из окна, губы его растягиваются в улыбке. Улыбаюсь в ответ и машу рукой. Он постарел, выглядит старше своих лет, появились морщины и темные круги под глазами. Голова обрита, больше нет красивых светлых волос, которыми мне так нравилось любоваться украдкой, не хватает нескольких зубов, теперь улыбка не так ослепительна, как раньше. Губы шевелятся, я не слышу его, но это и не нужно. Я знаю все, что Он может мне сказать.
«Ты будешь ждать» — не вопрос, а утверждение. Три слова, произнесенные на прощание в нашу последнюю встречу, когда мы еще могли дотронуться друг до друга. Но мы не воспользовались этой возможностью. Я такая же сумасшедшая, как и Он, наверное, мое место рядом с ним. Меня тоже следовало изолировать от людей, запереть за высоким забором с колючей проволокой, спрятать за грязными окнами с решетками. Нормальный человек не стал бы приходить сюда каждый день и ждать. Нормальный человек не стал бы его любить.
Начался дождь. Вода, пролитая серым осенним небом, смешалась с моими слезами. Я устала. Минуло семь лет, как створки ворот закрылись за ним, оставив меня снаружи. Не знаю, сколько еще пройдет времени, прежде чем они откроются снова, чтобы вернуть мне Его. Может быть, это и не произойдет. Мы никогда не будем гулять по парку, держась за руки, кормить голубей и смотреть на облака. Завтра принесу хлебных крошек птицам, Он будет рядом, пусть за забором, стеной, решеткой, но мы вместе.
Пора прощаться.
— До встречи,— Он машет мне рукой.
— До завтра,— отвечаю я.
Мы не слышим друг друга, но это и не нужно. Когда-нибудь Он шепнет мне на ухо три слова, не те, что говорил раньше, и мое ожидание наконец-то закончится. Ну а пока…
Я приду завтра.
________
Aisgil, спасибо, нужен был разделитель))) К модератору уже обратилась (я ж не совсем "темная")))
Последнее редактирование модератором:
Катарина
Постоялец
Серия 1
Тьма всюду. Она окружает, обволакивает меня, проникает внутрь. Снаружи и внутри одна темнота. Не знаю, где я — в бескрайней ледяной пустыне или в тесном изоляторе с мягкими стенами. Слышу странные звуки: тихий плач, безумный смех, лай, но не собачий, шаркающие шаги в коридоре. Все чувства обострены, я маленькая капля на острие иглы, насаженной на шприц. Голос матери:
— Ты любишь меня?
И щелчки стальных ножниц немецкой фирмы Zinger.
— Сиди смирно, мама подстрижет тебя.
Мрак пронзают яркие вспышки-молнии воспоминаний, они всегда бьют в одно и то же место. Перед глазами сцены из детства, такие яркие, словно я вернулся в прошлое и заново переживаю одни те же моменты. Голод, страх, одиночество и боль возвращаются ко мне. Ты скучал без нас?
Мать пропустила через батарею пояс от своего халата, из одного конца она сделала петлю-удавку и одела мне на шею, а другим связала руки. Еще раз проверила надежность узлов и осталась довольна проделанной работой. Она возвышалась надо мной, халат распахнулся, и я
Спас меня стук в дверь и крик:
— Любка! Открывай, шалава,— это вернулись ее собутыльники, и обо мне забыли. На время.
Мне было пять лет, когда родители расстались. Отец уехал в столицу, а мы с мамой и бабушкой остались в родном городе. Иногда папа приезжал в гости, но встречи наши были короткими и редкими. На них всегда присутствовала мама, стояла в стороне, сверлила его недовольным взглядом, потом начинался поток претензий, и все заканчивалось скандалом. В конце концов, отец перестал приезжать, исправно присылал каждый месяц денежные переводы и подарки на праздники, но мне был нужен папа, а не материальные блага, которые он мог дать. Я не вмешивалась во «взрослые» дела, но было обидно и стыдно за родителей. Почему они не могут нормально общаться? Ведь у них есть нечто общее, навсегда их объединившее — я.
Я скучала по нему. Доставала фотоальбом и долго рассматривала старые черно-белые снимки, на которых родители были вместе и счастливы. Почему люди, когда-то любившие друг друга, стали врагами?
Конечно, за прошедшее время отец успел устроить свою личную жизнь. И глупо было рассчитывать, что он станет посыпать голову пеплом из-за неудачно сложившегося первого брака. Может еще и поэтому мама так злилась на него, ей-то не удалось выйти замуж второй раз. «А куда с таким-то хвостом?» — говорила бабушка, кивая в мою сторону,— «Бросил тебя с ребенком, эгоист проклятый, и живет в свое удовольствие».
Он присылал мне письма, я читала их украдкой и прятала от мамы. В надежном тайнике хранились фотографии, на которых была запечатлена его новая семья. С цветных снимков на меня смотрели улыбающиеся лица. Среди них было единственное фото брата. Я подолгу рассматривала лицо мальчика со светлыми волнистыми волосами и ярко-синими глазами. Интересно, есть ли у него моя фотография? Мне хотелось стать частью их мира, хоть иногда приезжать в гости, общаться. И при этом я чувствовала себя предательницей, смотрела на маму и стыдилась собственных желаний.
Я окончила десять классов школы, потом медицинское училище, и мы (мама и бабушка) решили, что высшее образование буду получать в столице. Маме пришлось ради моего будущего на время забыть о прошлых обидах, реальных и надуманных. В результате долгих телефонных переговоров договорились, что жить буду у отца, и он поможет с поступлением. Провожали меня с валокордином для мамы и «скорой помощью» для бабули и слезами.
Первое разочарование я испытала на вокзале. Отец сказал, чтобы я взяла такси, встретить меня или прислать за мной машину он не мог. Вспомнились мамины слова: «Это пень с глазами даже о родном ребенке не в состоянии позаботиться. Добирайся общественным транспортом, к частникам не садись. В лучшем случае обманут и сдерут втридорога, а в худшем — ограбят, изнасилуют и убьют». Сидя на «месте смертника» в вишневой шестёрке и ловя на себе масленые взгляды водителя-кавказца, я как волшебное заклинание мысленно повторяла: «Это может случиться с кем угодно, но не со мной». Ничего, доехала — доставили меня до родительского дома живой и невредимой, чемоданы помогли до дверей донести.
Отец стал богатым и успешным человеком, у него был бизнес, который процветал и приносил хороший доход, деньги и связи, решающие в наше время всё. Жил он в области в частном коттедже, отделанным природным камнем, со стеклянными лифтами, спортивным залом и бассейном в цокольной части, двумя гаражами и помещением для охраны. На участке, окруженном по периметру монолитным забором с электрическими воротами, росли вековые сосны. После маленькой однокомнатной квартиры его дом казался сказочным дворцом. На втором этаже меня ждала отдельная комната, отремонтированная к моему приезду. А раньше я спала на раскладушке, каждый вечер доставала ее из кладовки и убирала обратно утром, и подолгу не могла заснуть под бабушкин храп. Размеры комнаты не позволяли поставить письменный стол, и уроки я делала на кухне поздним вечером, когда уже все покушали, посуду вымыли и ушли смотреть сериалы по черно-белому телевизору, каналы на котором можно было переключить только вручную с помощью плоскогубцев. Роль пульта выполняла я. Резкий контраст между тем, как бедно жили мы и как наслаждался роскошью отец с новым семейством, омрачил радость встречи. Неужели этот человек не мог хоть как-то улучшить наше существование? Тех денег, что он присылал, было катастрофически мало. Жалкие копейки, выделяемые им на меня, в сравнение с его богатством представляли собой маленькую песчинку рядом с горой. А мама вкалывала на двух работах, больной бабушке были нужны дорогостоящие лекарства. Чтобы ей помочь, я хотела бросить музыкальную школу и пойти подрабатывать, но она сказала: «Не смей даже думать об этом, твоя задача — учиться». После школы я поступила в медицинское училище и устроилась работать по ночам санитаркой в больницу. Но бабушкины болячки и высокие цены съедали все заработанные деньги. Мы могли позволить себе только самое необходимое. Помню, как в школе мальчики спрашивали меня: «Вера, а почему ты ходишь каждый день в одном и том же?» Я отшучивалась, но мне хотелось плакать. В училище скудность гардероба можно было спрятать под белым халатом, там мы были все одинаковые.
— Ты выросла, стала взрослой и красивой, похожа на мою маму в молодости,— сказал папа, в глазах его светились радость и гордость, он улыбался, и, кажется, действительно был рад моему приезду.
Отец постарел. Темные как смоль волосы поредели, их разбавили седые пряди, а усы стали белыми. Он располнел, и его стройная подтянутая фигура осталась лишь в моих воспоминаниях.
В просторной светлой гостиной с большими окнами собрались все обитали особняка: члены семьи и прислуга. Отец познакомил меня с каждым.
— Светлана,— представил папа свою вторую половину.
Сколько ей на самом деле лет — история умалчивала, но благодаря комплексному уходу за кожей и волосами, своевременным подтяжкам, тренажерам, сбалансированным диетам и не обремененному тяжким трудом образу жизни выглядела она великолепно. Ее можно было принять за мою сверстницу, только кое-кто из моих ровесниц и в подметки ей не годился. Стройность фигуры подчеркивали узкие светлые брючки и бледно-голубая кофта из мягкой ткани. На ногах изящные туфли, высота каблуков которых поражала воображение. От кончиков ногтей до ниспадающих на плечи шелковистых блестящих темно-каштановых локонов она была совершенством, ухоженным идеалом женской красоты, живым воплощением всех девушек с глянцевых страниц модных журналов. Я видела перед собой неприступную Снежную королеву с фальшивой улыбкой и застывшим льдом в карих глазах.
— Рада познакомиться,— сообщила Светлана, но взгляд ее говорил об обратном. Ее мать, Тамара Фёдоровна, «гостившая» у любимого зятя уже больше десяти лет (как говорится, нет ничего более постоянного, чем временное) встретила меня еще более враждебно. Во взгляде читалась откровенная неприязнь. Она что-то буркнула про бедных родственников с периферии. Мне очень сильно захотелось вернуться домой, и в родном городе можно получить хорошее образование. Смущенный отец сжал мой локоть и шепнул:
— Не обращай внимания — пожилой человек.
Открыто выступить против домашнего тирана он не решился — значит, дальнейшее общение с этой дамой не будет доставлять мне удовольствия, оно сведется к отмалчиванию с моей стороны и бесконечным упрекам и едким замечаниям с другой.
Сразу стало ясно, что младшую сестру — девятилетнюю Леночку — заранее настроили против меня. Она злобно зыркнула и прижалась к бабушкиному боку. Только на мгновение в детских глазах мелькнуло любопытство и тут же погасло под монотонным ворчанием пожилой женщины (приехала обобрать бедного ребенка). Лена смотрела на меня так, будто я уже отняла у нее все игрушки и выгнала ее жить на улицу.
Пожалуй, второе разочарование, постигшее меня за день, было сильнее первого. Эти люди с фотографий улыбались не мне, а человеку, снимавшему их. Я же для них чужая. Не рассчитывала, что первая встреча пройдет по сценарию: «вот она я — любите меня!» Но и не ожидала, что меня воспримут как жуткого монстра, угрожающего их благополучию, явившегося обобрать, объесть, лишить всего. Будто с моим прибытием они обеднеют. У меня и мыслей не было претендовать на что-то, хоть я и родная дочь своего отца, ношу его фамилию и являюсь законной наследницей. Если что: мне ничего не надо, пусть только поможет обрести хороший старт для будущего — всего остального я добьюсь сама. Мы бедные, но гордые. Но придется потерпеть несколько лет, спрятать гордость подальше, а потом просто вычеркну их из своей жизни.
Далее последовало знакомство с прислугой: домработницей Татьяной Алексеевной, охранником Сергеем и водителем Мишей. В голове у меня прозвучал мамин голос: «Мог бы послать шофера встретить дочь, небось, жену свою по бутикам катал». Нет, все еще проще: у Тамары Фёдоровны разболелись вставные зубы и ее повезли в стоматологическую клинику. Душевная беседа с врачом о тяжелой жизни, продлившаяся полтора часа, за которые она заплатила как за настоящий прием, облегчили страдания несчастной старушки. Домой она вернулась за полчаса до моего приезда, когда я еще умирала от духоты в прогретом солнцем салоне «шестёрки», стоя в пробке на шоссе. Обслуживающий персонал встретил меня безразлично-вежливо, как и было положено. Эти люди выполняли свою работу и не принимали чью-либо сторону в конфликтных ситуациях в семьях работодателей. И на том спасибо.
Последним в списке знакомств был Аркадий — мой брат. Он сидел в дальнем углу комнаты, куда не доходил свет из окон, и смотрел на меня исподлобья. На губах его застыла улыбка, представлявшая собой что-то среднее между оскалом Чеширского кота и ухмылкой Романа Абрамовича. Я видела перед собой пятнадцатилетнего подростка, но между нами была бездна из пятилетней разницы в возрасте и социального неравенства. Выглядел он как типичный избалованный состоятельными родителями мальчишка, который к тому же знает, что красив и нравится всем девушкам в возрасте от тринадцати до шестидесяти лет. От милого мальчика с хранившейся у меня фотографии не осталось и следа. Может он всегда был таким, а мое воображение дорисовало недостающие детали. Светлые волнистые волосы уложены, каждая прядь на своем месте, темные узкие брови, тонкие правильные черты лица, длинные девчачьи ресницы (мне б такие). Средиземноморский загар выгодно подчеркивает белоснежная футболка. Но больше меня поразили его глаза — такого оттенка синего я никогда еще не видела, в жизни они были ярче, чем на снимке. И будто спрашивали меня: «Хочешь, сделаем вместе что-нибудь нехорошее и запретное?» От этого взгляда хотелось провалиться под землю, исчезнуть, испариться. Я чувствовала себя неловко.
Легкой стремительной походкой Аркадий подошел и стиснул меня в объятиях, крепко прижав к себе.
— Как же я рад, дорогая сестрица, нашему знакомству.
Его губы коснулись моего уха, и я услышала:
— Зря ты подстриглась.
Раньше у меня были длинные волосы, мама расчесывала их и заплетала в косу. Перед отъездом, поддавшись влиянию моды, пошла в парикмахерскую и сделала стрижку. Я была в восторге от нового образа, чувствовала себя современной и модной, но мама расстроилась. Я тогда легкомысленно бросила ей: «Волосы не зубы, вырастут новые». Но сейчас, услышав слова брата, пожалела о содеянном. Почему-то его мнение казалось важным.
Руки Аркадия скользнули по моей талии, спустились к тому месту, где спина теряет свое благородное название, и сжали его. Я отшатнулась от него удивленная и растерянная таким поведением. Он же, как будто ничего не случилось, положил руку мне на плечо и сказал:
— Всегда мечтал иметь старшую сестру.
Серия 1
Тьма всюду. Она окружает, обволакивает меня, проникает внутрь. Снаружи и внутри одна темнота. Не знаю, где я — в бескрайней ледяной пустыне или в тесном изоляторе с мягкими стенами. Слышу странные звуки: тихий плач, безумный смех, лай, но не собачий, шаркающие шаги в коридоре. Все чувства обострены, я маленькая капля на острие иглы, насаженной на шприц. Голос матери:
— Ты любишь меня?
И щелчки стальных ножниц немецкой фирмы Zinger.
— Сиди смирно, мама подстрижет тебя.
Мрак пронзают яркие вспышки-молнии воспоминаний, они всегда бьют в одно и то же место. Перед глазами сцены из детства, такие яркие, словно я вернулся в прошлое и заново переживаю одни те же моменты. Голод, страх, одиночество и боль возвращаются ко мне. Ты скучал без нас?
Мать пропустила через батарею пояс от своего халата, из одного конца она сделала петлю-удавку и одела мне на шею, а другим связала руки. Еще раз проверила надежность узлов и осталась довольна проделанной работой. Она возвышалась надо мной, халат распахнулся, и я
видел ее обнаженное тело, покрытое шрамами, рубцами и синяками. Это были следы побоев и бурной любви ее собутыльников.
— Что уставился?— спросила она хриплым пропитым и прокуренным голосом.
С утра маму терзало сильное похмелье, а выпить в доме нечего. Из кухни доносился храп ее нового сожителя, который после вчерашней пьянки не смог доползти до кровати и уснул там, где пил. Другой алкаш спал в коридоре в луже собственной мочи и рвоты, а еще двое пару часов назад ушли в магазин. И теперь мать злилась и боялась, что они не вернутся и сами разопьют «беленькую» без нее. А тут я.
Я старался не смотреть на нее, пытался отвлечься на неспешно ползущего по стене жирного таракана, но взгляд помимо воли возвращался к ней, к следам засосов и ожогов от сигарет. Меня манили треугольник внизу впалого живота, выпирающие ребра, маленькая обвисшая грудь. И шрамы. Они больше всего привлекали внимание. Хотелось убить каждого, кто посмел коснуться ее тела, и одновременно нанести ей новые. Бить и кромсать, наносить один удар за другим. Я ненавидел и любил ее. Любил и ненавидел.
Мать присела на корточки передо мной, теперь я чувствовал запах перегара, немытого тела и чего-то кислого. Впрочем, от меня пахло не лучше, а в квартире так вообще стоял смрад.
— На что смотришь?— снова спросила она.
Ее рука легла мне на пипку. Женщина засмеялась.
— Маленький извращенец! У тебя стоит на родную мамочку.
Я отрицательно замотал головой, при этом затягивая на себе удавку. Она схватила меня за волосы и несколько раз стукнула головой о батарею.
— Сиди смирно, гаденыш. Сейчас мамочка подстрижет тебя,— она достала из кармана халата ножницы и пару раз щелкнула ими у моего лица.— Но сначала я отрежу твою крохотную пипку, чтобы ты не вырос из маленького извращенца в большого.
Мать стянула с меня колготки, а я обмочился, за что получил еще один удар по голове.
— Или мне выколоть тебе глаза? Тогда ты не сможешь пялиться на меня,— она поднесла ножницы к моему лицу.— Выбирай: пипка или глаза?
Я закричал и заплакал, а делать это в нашем доме строго запрещалось. Мой «проступок» вызвал у нее новый приступ веселья — теперь меня можно наказать, хотя для этого, обычно, не требовалось повода.
— Сейчас я отрежу тебе язык!
Ножницы щелкнули. Я не мог остановить поток слез, пытался сопротивляться, мотал головой в разные стороны, но только затягивал на себе петлю и задыхался, чувствовал: еще чуть-чуть и убью себя сам. Она разжала мне рот и вытянула наружу язык, стала примеряться к нему ножницами, решая сколько отрезать. Лучше задохнуться и не чувствовать боли. Лучше умереть.
— Что уставился?— спросила она хриплым пропитым и прокуренным голосом.
С утра маму терзало сильное похмелье, а выпить в доме нечего. Из кухни доносился храп ее нового сожителя, который после вчерашней пьянки не смог доползти до кровати и уснул там, где пил. Другой алкаш спал в коридоре в луже собственной мочи и рвоты, а еще двое пару часов назад ушли в магазин. И теперь мать злилась и боялась, что они не вернутся и сами разопьют «беленькую» без нее. А тут я.
Я старался не смотреть на нее, пытался отвлечься на неспешно ползущего по стене жирного таракана, но взгляд помимо воли возвращался к ней, к следам засосов и ожогов от сигарет. Меня манили треугольник внизу впалого живота, выпирающие ребра, маленькая обвисшая грудь. И шрамы. Они больше всего привлекали внимание. Хотелось убить каждого, кто посмел коснуться ее тела, и одновременно нанести ей новые. Бить и кромсать, наносить один удар за другим. Я ненавидел и любил ее. Любил и ненавидел.
Мать присела на корточки передо мной, теперь я чувствовал запах перегара, немытого тела и чего-то кислого. Впрочем, от меня пахло не лучше, а в квартире так вообще стоял смрад.
— На что смотришь?— снова спросила она.
Ее рука легла мне на пипку. Женщина засмеялась.
— Маленький извращенец! У тебя стоит на родную мамочку.
Я отрицательно замотал головой, при этом затягивая на себе удавку. Она схватила меня за волосы и несколько раз стукнула головой о батарею.
— Сиди смирно, гаденыш. Сейчас мамочка подстрижет тебя,— она достала из кармана халата ножницы и пару раз щелкнула ими у моего лица.— Но сначала я отрежу твою крохотную пипку, чтобы ты не вырос из маленького извращенца в большого.
Мать стянула с меня колготки, а я обмочился, за что получил еще один удар по голове.
— Или мне выколоть тебе глаза? Тогда ты не сможешь пялиться на меня,— она поднесла ножницы к моему лицу.— Выбирай: пипка или глаза?
Я закричал и заплакал, а делать это в нашем доме строго запрещалось. Мой «проступок» вызвал у нее новый приступ веселья — теперь меня можно наказать, хотя для этого, обычно, не требовалось повода.
— Сейчас я отрежу тебе язык!
Ножницы щелкнули. Я не мог остановить поток слез, пытался сопротивляться, мотал головой в разные стороны, но только затягивал на себе петлю и задыхался, чувствовал: еще чуть-чуть и убью себя сам. Она разжала мне рот и вытянула наружу язык, стала примеряться к нему ножницами, решая сколько отрезать. Лучше задохнуться и не чувствовать боли. Лучше умереть.
— Любка! Открывай, шалава,— это вернулись ее собутыльники, и обо мне забыли. На время.
***
Мне было пять лет, когда родители расстались. Отец уехал в столицу, а мы с мамой и бабушкой остались в родном городе. Иногда папа приезжал в гости, но встречи наши были короткими и редкими. На них всегда присутствовала мама, стояла в стороне, сверлила его недовольным взглядом, потом начинался поток претензий, и все заканчивалось скандалом. В конце концов, отец перестал приезжать, исправно присылал каждый месяц денежные переводы и подарки на праздники, но мне был нужен папа, а не материальные блага, которые он мог дать. Я не вмешивалась во «взрослые» дела, но было обидно и стыдно за родителей. Почему они не могут нормально общаться? Ведь у них есть нечто общее, навсегда их объединившее — я.
Я скучала по нему. Доставала фотоальбом и долго рассматривала старые черно-белые снимки, на которых родители были вместе и счастливы. Почему люди, когда-то любившие друг друга, стали врагами?
Конечно, за прошедшее время отец успел устроить свою личную жизнь. И глупо было рассчитывать, что он станет посыпать голову пеплом из-за неудачно сложившегося первого брака. Может еще и поэтому мама так злилась на него, ей-то не удалось выйти замуж второй раз. «А куда с таким-то хвостом?» — говорила бабушка, кивая в мою сторону,— «Бросил тебя с ребенком, эгоист проклятый, и живет в свое удовольствие».
Он присылал мне письма, я читала их украдкой и прятала от мамы. В надежном тайнике хранились фотографии, на которых была запечатлена его новая семья. С цветных снимков на меня смотрели улыбающиеся лица. Среди них было единственное фото брата. Я подолгу рассматривала лицо мальчика со светлыми волнистыми волосами и ярко-синими глазами. Интересно, есть ли у него моя фотография? Мне хотелось стать частью их мира, хоть иногда приезжать в гости, общаться. И при этом я чувствовала себя предательницей, смотрела на маму и стыдилась собственных желаний.
Я окончила десять классов школы, потом медицинское училище, и мы (мама и бабушка) решили, что высшее образование буду получать в столице. Маме пришлось ради моего будущего на время забыть о прошлых обидах, реальных и надуманных. В результате долгих телефонных переговоров договорились, что жить буду у отца, и он поможет с поступлением. Провожали меня с валокордином для мамы и «скорой помощью» для бабули и слезами.
Первое разочарование я испытала на вокзале. Отец сказал, чтобы я взяла такси, встретить меня или прислать за мной машину он не мог. Вспомнились мамины слова: «Это пень с глазами даже о родном ребенке не в состоянии позаботиться. Добирайся общественным транспортом, к частникам не садись. В лучшем случае обманут и сдерут втридорога, а в худшем — ограбят, изнасилуют и убьют». Сидя на «месте смертника» в вишневой шестёрке и ловя на себе масленые взгляды водителя-кавказца, я как волшебное заклинание мысленно повторяла: «Это может случиться с кем угодно, но не со мной». Ничего, доехала — доставили меня до родительского дома живой и невредимой, чемоданы помогли до дверей донести.
Отец стал богатым и успешным человеком, у него был бизнес, который процветал и приносил хороший доход, деньги и связи, решающие в наше время всё. Жил он в области в частном коттедже, отделанным природным камнем, со стеклянными лифтами, спортивным залом и бассейном в цокольной части, двумя гаражами и помещением для охраны. На участке, окруженном по периметру монолитным забором с электрическими воротами, росли вековые сосны. После маленькой однокомнатной квартиры его дом казался сказочным дворцом. На втором этаже меня ждала отдельная комната, отремонтированная к моему приезду. А раньше я спала на раскладушке, каждый вечер доставала ее из кладовки и убирала обратно утром, и подолгу не могла заснуть под бабушкин храп. Размеры комнаты не позволяли поставить письменный стол, и уроки я делала на кухне поздним вечером, когда уже все покушали, посуду вымыли и ушли смотреть сериалы по черно-белому телевизору, каналы на котором можно было переключить только вручную с помощью плоскогубцев. Роль пульта выполняла я. Резкий контраст между тем, как бедно жили мы и как наслаждался роскошью отец с новым семейством, омрачил радость встречи. Неужели этот человек не мог хоть как-то улучшить наше существование? Тех денег, что он присылал, было катастрофически мало. Жалкие копейки, выделяемые им на меня, в сравнение с его богатством представляли собой маленькую песчинку рядом с горой. А мама вкалывала на двух работах, больной бабушке были нужны дорогостоящие лекарства. Чтобы ей помочь, я хотела бросить музыкальную школу и пойти подрабатывать, но она сказала: «Не смей даже думать об этом, твоя задача — учиться». После школы я поступила в медицинское училище и устроилась работать по ночам санитаркой в больницу. Но бабушкины болячки и высокие цены съедали все заработанные деньги. Мы могли позволить себе только самое необходимое. Помню, как в школе мальчики спрашивали меня: «Вера, а почему ты ходишь каждый день в одном и том же?» Я отшучивалась, но мне хотелось плакать. В училище скудность гардероба можно было спрятать под белым халатом, там мы были все одинаковые.
— Ты выросла, стала взрослой и красивой, похожа на мою маму в молодости,— сказал папа, в глазах его светились радость и гордость, он улыбался, и, кажется, действительно был рад моему приезду.
Отец постарел. Темные как смоль волосы поредели, их разбавили седые пряди, а усы стали белыми. Он располнел, и его стройная подтянутая фигура осталась лишь в моих воспоминаниях.
В просторной светлой гостиной с большими окнами собрались все обитали особняка: члены семьи и прислуга. Отец познакомил меня с каждым.
— Светлана,— представил папа свою вторую половину.
Сколько ей на самом деле лет — история умалчивала, но благодаря комплексному уходу за кожей и волосами, своевременным подтяжкам, тренажерам, сбалансированным диетам и не обремененному тяжким трудом образу жизни выглядела она великолепно. Ее можно было принять за мою сверстницу, только кое-кто из моих ровесниц и в подметки ей не годился. Стройность фигуры подчеркивали узкие светлые брючки и бледно-голубая кофта из мягкой ткани. На ногах изящные туфли, высота каблуков которых поражала воображение. От кончиков ногтей до ниспадающих на плечи шелковистых блестящих темно-каштановых локонов она была совершенством, ухоженным идеалом женской красоты, живым воплощением всех девушек с глянцевых страниц модных журналов. Я видела перед собой неприступную Снежную королеву с фальшивой улыбкой и застывшим льдом в карих глазах.
— Рада познакомиться,— сообщила Светлана, но взгляд ее говорил об обратном. Ее мать, Тамара Фёдоровна, «гостившая» у любимого зятя уже больше десяти лет (как говорится, нет ничего более постоянного, чем временное) встретила меня еще более враждебно. Во взгляде читалась откровенная неприязнь. Она что-то буркнула про бедных родственников с периферии. Мне очень сильно захотелось вернуться домой, и в родном городе можно получить хорошее образование. Смущенный отец сжал мой локоть и шепнул:
— Не обращай внимания — пожилой человек.
Открыто выступить против домашнего тирана он не решился — значит, дальнейшее общение с этой дамой не будет доставлять мне удовольствия, оно сведется к отмалчиванию с моей стороны и бесконечным упрекам и едким замечаниям с другой.
Сразу стало ясно, что младшую сестру — девятилетнюю Леночку — заранее настроили против меня. Она злобно зыркнула и прижалась к бабушкиному боку. Только на мгновение в детских глазах мелькнуло любопытство и тут же погасло под монотонным ворчанием пожилой женщины (приехала обобрать бедного ребенка). Лена смотрела на меня так, будто я уже отняла у нее все игрушки и выгнала ее жить на улицу.
Пожалуй, второе разочарование, постигшее меня за день, было сильнее первого. Эти люди с фотографий улыбались не мне, а человеку, снимавшему их. Я же для них чужая. Не рассчитывала, что первая встреча пройдет по сценарию: «вот она я — любите меня!» Но и не ожидала, что меня воспримут как жуткого монстра, угрожающего их благополучию, явившегося обобрать, объесть, лишить всего. Будто с моим прибытием они обеднеют. У меня и мыслей не было претендовать на что-то, хоть я и родная дочь своего отца, ношу его фамилию и являюсь законной наследницей. Если что: мне ничего не надо, пусть только поможет обрести хороший старт для будущего — всего остального я добьюсь сама. Мы бедные, но гордые. Но придется потерпеть несколько лет, спрятать гордость подальше, а потом просто вычеркну их из своей жизни.
Далее последовало знакомство с прислугой: домработницей Татьяной Алексеевной, охранником Сергеем и водителем Мишей. В голове у меня прозвучал мамин голос: «Мог бы послать шофера встретить дочь, небось, жену свою по бутикам катал». Нет, все еще проще: у Тамары Фёдоровны разболелись вставные зубы и ее повезли в стоматологическую клинику. Душевная беседа с врачом о тяжелой жизни, продлившаяся полтора часа, за которые она заплатила как за настоящий прием, облегчили страдания несчастной старушки. Домой она вернулась за полчаса до моего приезда, когда я еще умирала от духоты в прогретом солнцем салоне «шестёрки», стоя в пробке на шоссе. Обслуживающий персонал встретил меня безразлично-вежливо, как и было положено. Эти люди выполняли свою работу и не принимали чью-либо сторону в конфликтных ситуациях в семьях работодателей. И на том спасибо.
Последним в списке знакомств был Аркадий — мой брат. Он сидел в дальнем углу комнаты, куда не доходил свет из окон, и смотрел на меня исподлобья. На губах его застыла улыбка, представлявшая собой что-то среднее между оскалом Чеширского кота и ухмылкой Романа Абрамовича. Я видела перед собой пятнадцатилетнего подростка, но между нами была бездна из пятилетней разницы в возрасте и социального неравенства. Выглядел он как типичный избалованный состоятельными родителями мальчишка, который к тому же знает, что красив и нравится всем девушкам в возрасте от тринадцати до шестидесяти лет. От милого мальчика с хранившейся у меня фотографии не осталось и следа. Может он всегда был таким, а мое воображение дорисовало недостающие детали. Светлые волнистые волосы уложены, каждая прядь на своем месте, темные узкие брови, тонкие правильные черты лица, длинные девчачьи ресницы (мне б такие). Средиземноморский загар выгодно подчеркивает белоснежная футболка. Но больше меня поразили его глаза — такого оттенка синего я никогда еще не видела, в жизни они были ярче, чем на снимке. И будто спрашивали меня: «Хочешь, сделаем вместе что-нибудь нехорошее и запретное?» От этого взгляда хотелось провалиться под землю, исчезнуть, испариться. Я чувствовала себя неловко.
Легкой стремительной походкой Аркадий подошел и стиснул меня в объятиях, крепко прижав к себе.
— Как же я рад, дорогая сестрица, нашему знакомству.
Его губы коснулись моего уха, и я услышала:
— Зря ты подстриглась.
Раньше у меня были длинные волосы, мама расчесывала их и заплетала в косу. Перед отъездом, поддавшись влиянию моды, пошла в парикмахерскую и сделала стрижку. Я была в восторге от нового образа, чувствовала себя современной и модной, но мама расстроилась. Я тогда легкомысленно бросила ей: «Волосы не зубы, вырастут новые». Но сейчас, услышав слова брата, пожалела о содеянном. Почему-то его мнение казалось важным.
Руки Аркадия скользнули по моей талии, спустились к тому месту, где спина теряет свое благородное название, и сжали его. Я отшатнулась от него удивленная и растерянная таким поведением. Он же, как будто ничего не случилось, положил руку мне на плечо и сказал:
— Всегда мечтал иметь старшую сестру.
Последнее редактирование модератором:
Aisgil
Фотограф
Мне очень нравится последняя фраза. Укупник-младший (Аркаша потомучто) как бэ намекает в дополнительный раз)
Очень нравится на картинках вкрапления цвета, прям как в Боаксовском Lost Crown.
А самая первая картинка напомнила Тайвань))))
Очень нравится на картинках вкрапления цвета, прям как в Боаксовском Lost Crown.
Оч красивая игрушка, к слову. Мечтаю съездить в Сэкстон как-нибудь)
Катарина
Постоялец
Оладушка, история мрачная потому что это триллер) Была бы комедия - было бы смешно, а тут жанр обязывает. Почему на удивление?
Aisgil, вот зачем ты мне про Укупника сказала? Каждый раз когда я его вижу, слышу - он мне снится( Надо было Аркадия Арсением назвать. А я думала, что как бэ намека А. никто и не заметит) (Ага, наивная) Да похожа ) фотограф-то один, помнится говорила что подобный снимок делала для Жертвы
Aisgil, вот зачем ты мне про Укупника сказала? Каждый раз когда я его вижу, слышу - он мне снится( Надо было Аркадия Арсением назвать. А я думала, что как бэ намека А. никто и не заметит) (Ага, наивная) Да похожа ) фотограф-то один, помнится говорила что подобный снимок делала для Жертвы
Катарина
Постоялец
Оладушка, для меня разница между любым текстом и симс-сериалом только в наличии или отсутствии картинок) Мне было бы стыдно за плохо сделанную работу. А качество у симс-сериалов не всегда хорошее потому что их пишут маленькие детки, которые еще не могут складно изложить свои мысли. Да и форумы, посвященные симсам в большинстве своем детские. Не на каждом стали бы публиковать Жертву, может меня и отсюда попросят) хотя честно предупредила в первом посте об ограничениях.
И мне приятно, что тебе приятно )))
И мне приятно, что тебе приятно )))
Обычно ленюсь писать комментарии... Но тут не удержалась)) Интригует начало, нравится хорошо написанный текст и притягивают взгляд великолепные картинки. Особенно понравилась картинка с красными цветами.... долго рассматривала её (думаю, вы поняли, о какой я).
Вообще люблю триллеры, особенно в Симс... А тут уже по первой главе видно, что сериал жёсткий будет... Жду обновления, буду вас читать.
Удачи вам!
Вообще люблю триллеры, особенно в Симс... А тут уже по первой главе видно, что сериал жёсткий будет... Жду обновления, буду вас читать.
Удачи вам!
Iron Lady
Гуру
Приссоединяюсь ко всему вышесказанному - и по поводу текста, и по поводу картинок. От себя лишь добавлю, что на фоне бесчисленного количества всех этих "американских трагедий" Вы не представляете, до чего же приятно читать русские имена!! 
Очень надеюсь, что с продолжением Вы не заставите ждать!
Очень надеюсь, что с продолжением Вы не заставите ждать!
Катарина
Постоялец
Спасибо всем комментирующим. Без Вас было бы очень грустно.
Sophie, триллеры и я люблю) Надеюсь, что жести будет достаточно, но и грустных моментов хватит. Там в первом посте в жанре еще и драма указана)
Iron Lady, первый мой сериал был как раз "американской трагедией" ))) хотя я не называла конкретного места действия, но имена как раз такими и были. Просто если история уместна для определенной страны, там она и будет происходить. А следующий точно будет на другой планете))) И тоже надеюсь, что продолжения ждать придется недолго, но у меня еще есть работа фотографа для сериалов Тайвань и Футарк, надо все успеть сделать, там же читатели тоже ждут продолжения)
Sophie, триллеры и я люблю) Надеюсь, что жести будет достаточно, но и грустных моментов хватит. Там в первом посте в жанре еще и драма указана)
Iron Lady, первый мой сериал был как раз "американской трагедией" ))) хотя я не называла конкретного места действия, но имена как раз такими и были. Просто если история уместна для определенной страны, там она и будет происходить. А следующий точно будет на другой планете))) И тоже надеюсь, что продолжения ждать придется недолго, но у меня еще есть работа фотографа для сериалов Тайвань и Футарк, надо все успеть сделать, там же читатели тоже ждут продолжения)
uCTa
Постоялец
Оооо, мне начало очень понравилось! Интринует!
Текст очень хорошо написан, читать очень приятно! Картинки очень красиво сделаны! Загляденье просто!!! Мммм, это еще и триллер!!! Все, жду с нетерпением продолжения!!!
Эту девочку небось гнобить все будут
особенно бабуля и мачеха А ее брат, так наверно вообще постоянно будет прикалываться и шутки с ней шутить! Но я верю, по законам триллера, что эта девочка оооочень сильная!!!!
Текст очень хорошо написан, читать очень приятно! Картинки очень красиво сделаны! Загляденье просто!!! Мммм, это еще и триллер!!! Все, жду с нетерпением продолжения!!!
Эту девочку небось гнобить все будут
особенно бабуля и мачеха А ее брат, так наверно вообще постоянно будет прикалываться и шутки с ней шутить! Но я верю, по законам триллера, что эта девочка оооочень сильная!!!!
Катарина
Постоялец
Серия 2
Чувствую, вижу и слышу, как прокалывает кожу тонкая игла. Пальцы медсестры оттягивают поршень на себя, и одноразовый шприц наполняется темной венозной кровью. Она смешивается с лекарственным раствором в пластиковом цилиндре. Сука в белом халате улыбается, я улыбаюсь в ответ, представляя, как выхватываю у нее шприц и всаживаю ей иглу в глаз. Но ничего не делаю. Прежде чем поршень вгонит мне в вену аминазин, и добрые ангелы в белых халатах назовут меня «овощем», тону в спасительной темноте. Здравствуй, старая подруга! Я уже почти привык к тебе.
В ее задурманенном постоянным употреблением алкоголя сознании иногда просыпался материнский инстинкт, но не пить она не могла. Желание выпить боролось со стыдом и чувством вины, и всегда побеждало. «Жажда» оказывалась сильнее. Возможно, мама не хотела, чтобы я видел, как с каждой новой рюмкой теряется ее человеческий облик, чем заканчиваются попойки, и что делают с ней дружки-алкаши. В редкие моменты просветления между запоями и весенне-осенними обострениями шизофрении она заботилась о моем воспитании и, когда у нее собиралась компания местных пьяниц, выставляла за дверь. «Иди, погуляй, сынок. Не мешай взрослым». А после мама была добра и ласкова со мной, обещала, что завяжет с водкой, мы заживем нормальной жизнью и будем счастливы. Я верил ей.
Мог провести несколько дней на лестничной клетке, пока она не вспомнит обо мне. Для соседей я был невидимкой, они проходили мимо, отворачивались и затыкали носы. Никто не вмешивался — боялись, что материны собутыльники отомстят: подожгут дверь в квартиру, испортят новенькую машину, припаркованную во дворе, или подстерегут в темной подворотне. Одна баба Дуся из квартиры ничего и никого не боялась, однако с моей матерью не связывалась. Вся ее «общественная» деятельность была направлена против меня. Старуха могла вылить на меня ведро помоев, если я спал на коврике перед ее дверью, или гнала из подъезда, используя для этого веник. Выходить на улицу было страшно. Мальчишки во дворе дразнили, кидались камнями и избивали. До сих пор слышу их крики: «Сын шлюхи», «Алкашкин *****ок», «Шиза». Фантазия убогая, ничего оригинального придумать не могли, но кулаки тяжелые. Меня задевали их слова, злился и на них, и на мать. Представлял, как убью их всех, подстерегу каждого поодиночке и проткну горло ножницами. Однажды пожаловался маме. А Она долго била меня, приговаривая: «учись защищать себя сам». Но ребят во дворе поругала. Лучше бы этого не делала. Они смеялись над ней, оскорбляли, кидали мелочь и предлагали «отсосать». А мне стало доставаться от них еще больше, будто специально караулили, когда выйду из дома.
Мать опять выгнала меня. Я стоял перед дверью в собственную квартиру, босиком, в одних колготках. Под глазом новый синяк, грязные волосы, выстриженные клоками, кишели вшами. Услышав шаги на лестнице, кое-как расчесался пятерней и вытер рукавом слезы. Соседка остановилась передо мной и достала из своего рюкзачка завернутые в фольгу бутерброды.
— На. Мама дала мне в школу, но ты, наверно, голодный.
— Спасибо, Надя.
Желудок сразу же начал урчать, я не ел почти сутки, и то в последний раз ломоть черствого хлеба с плесенью, заветренный кусочек колбасы и шкурка банана. Наденька улыбнулась и почти насильно всунула мне в руки сверток с едой. Она ушла. А я, стоя на цыпочках у грязного окна, смотрел ей в след, пока девочка не скрылась за углом дома. Мне хотелось догнать ее, донести нагруженный учебниками и тетрадками рюкзак до школы, зайти с ней в класс и сесть за одну парту. И смотреть на нее.
Любил ли я ее? Знаю точно, что боготворил. Надюша была самым светлым, добрым и прекрасным человеком из моего окружения. Это лучшее, что случалось со мной. Она единственная, кто не считал меня дебилом, умственно отсталым, олигофреном. Надя не смеялась надо мной, не издевалась, как другие дети. Она отдавала мне свои завтраки, а вечерами, если ее родителей не было дома, выходила ко мне на лестничную клетку и учила читать и писать, рассказывала обо всем, что было днем в школе. Не обращала внимания на вонь, исходившую от меня, вшей, следы побоев и красную полосу на горле. А я любовался ее чудесными блестящими темными волосами, заплетенными в тугую косу, изумрудно-зелеными глазами, каждым жестом, движением и был счастлив от того, что она рядом. Просто рядом, и я могу смотреть на нее, разговаривать с ней.
А потом мою подругу обрили налысо. Ее мама сказала, что Надя заразилась от меня педикулезом, и запретила нам общаться.
***
Мне дали время отдохнуть и привести себя в порядок перед ужином. Стоя под горячим душем, вместе с грязью смывались все негативные эмоции, полученные от знакомства с новой семьей. В канализацию с водой уходили и сомнения, связанные с Аркадием. Он всего лишь ребенок, мальчик. А я себе казалась взрослой двадцатилетней женщиной. Пусть тогда у меня еще не было интимных отношений с мужчиной, но кое-кто из моих бывших одноклассниц и однокурсниц уже вышел замуж. Значит, и моя личная жизнь должна наладиться. Раньше встречаться с парнями мешали загруженность в обычной и музыкальной школах. В последнюю я ездила через весь город с двумя пересадками: на автобусе и трамвае. Потом училище: лекции, экзамены, сессии, практика. Надеялась, что теперь-то все станет иначе, и я найду немного времени для себя. Рядом не будет постоянно контролирующих мамы и бабушки с их вечным: «чтоб в девять дома была». В общем, решила, что мне срочно нужен парень, а то уже начала находить сексуальную подоплеку в словах и действиях родного брата.
После водных процедур я долго стояла перед большим зеркалом. Неловкость вызывал загар: тут ходила в футболке, а здесь в майке или в кофте с рукавом в три четверти — похожа на зебру, такая же полосатая. Никогда не была довольна своим внешним видом, страдала от множества комплексов и любое проявление мужского внимания к моей персоне воспринимала как шутку. И все недовольство собой усилилось, как только познакомилась со Светланой и Аркадием. На их фоне я чувствовала себя жалким уродцем.
Было лень распаковывать чемодан, и я решила расслабиться и не доставать пижаму. Так и легла, завернувшись в полотенце. Только упала на кровать, поняла, что устала и сильно скучаю по маме с бабуле. Хотелось вернуться домой к родным, подругам, знакомым улочкам и дворам. Мне не хватало звона колоколов церкви, расположенной за забором родного двора, жары южного города, расположенного на берегу моря, вкусного шербета, который продавали в кондитерской на углу. «Хочу домой, к маме». Чем больше я предавалась воспоминаниям, тем сильнее скучала.
Проснулась от того, что кто-то стоял рядом с кроватью и смотрел на меня. Открыла глаза и увидела лицо брата. Он склонился надо мной, его рука сжимала ножницы и находилась в опасной близости от моего лица. Чувствовала дыхание Аркадия на коже, аромат дорого мужского парфюма и ментоловых леденцов от кашля. Глаза мальчишки гипнотизировали, я не могла пошевелиться, будто парализовало. Темные, как ночь, зрачки расширились и оставили лишь тонкий ободок от ярко-синей радужки. Если глаза и вправду — зеркало души, то я видела в них глубокую черную яму, на дне которой затаилось безумие, и мое отражение, мерцающее светлым пятном. Оно тонуло в той тьме, исчезало, растворялось и появлялось вновь. «Хочешь, сделаем вместе что-нибудь нехорошее и запретное?» Губы наши разделяло несколько миллиметров. Я чувствовала тепло, исходящее от него, оно постепенно усиливалось и разливалось огнем по моему телу. Что он хочет сделать? Поцеловать, нарушить человеческие и божьи законы? Или вогнать мне в висок ножницы, на концах которых сверкали блики заходящего солнца? Не знаю, сколько секунд-минут-часов мы смотрели друг на друга, замерев, словно ледяные скульптуры в замке Снежной королевы.
Он опомнился первым, выпрямился и спрятал ножницы за спину.
— Ужин скоро будет готов,— сообщил брат голосом мягким и сладким, будто у него был кусочек сахара во рту.
— Мне надо одеться.
— Одевайся,— уходить он явно не собирался.
Его взгляд блуждал по моему телу, улыбка пугала. А во мне просыпалась злость и на него, и на себя. Что возомнил о себе этот пятнадцатилетний мальчишка? Как смеет он врываться в мою комнату и вызывать у меня смущение, смятение, страх и… желание! Последнее, признаться честно, было основной причиной моей ярости. Если он просто развлекался, шутил подобным образом, то лучше бы забавлялся над кем-нибудь другим. Чувствовала, что в этом доме жизнь моя не будет легкой и беззаботной, и не хотела терпеть еще и туповатые шутки подростка, переживающего половое созревание. Ну а если это серьезно, то у него проблемы и помочь ему может только психолог или психиатр.
— Что уставился? Немедленно выйди из комнаты!
— О, старшая сестренка решила заняться моим воспитанием? Это будет забавно. А физические наказания в твоей воспитательной программе предусмотрены? Когда мы к ним перейдем?
— Аркадий, я не могу переодеваться в твоем присутствии.
— Чего ты стесняешься, мы же брат с сестрой,— он неприятно засмеялся.— Если бы мы росли вместе, нас бы купали в одной ванной. Тем более я уже все видел. Ничего особенного…
Договорить брат не успел: я нащупала рядом с собой маленькую подушку-думку и кинула в него. Попала, почти. Аркадий успел ее поймать, реакция у него оказалась хорошей. Он вернул «снаряд» и вышел.
Ужин начался с ворчания Тамары Фёдоровны, которая не скрывала недовольства, вызванного моим опозданием. Сама же вечерняя трапеза мало походила на принятие еды у меня дома. У нас все было проще — без церемоний и соблюдений правил этикета. Помню, как несколько раз папа приходил к нам, когда мамы не было дома. Было ли это случайностью, или он специально выбирал удачные моменты — не знаю. Он проходил на кухню, садился за стол, я ставила перед ним свою самую любимую тарелку, на дне которой нарисована Красная Шапочка. «Спасибо, доча» — эти слова делали меня счастливой. Бабуля наливала ему борща, гущи всегда много, чтобы ложка стояла, натирала чесноком горбушку черного хлеба и нарезала толстыми ломтями сало. Папа кушал и рассказывал удивительные истории, спрашивал о наших делах, шутил. А я сидела рядом и восторженно смотрела на него. Смотрела так — как могут только дети. И все бы отдала, чтобы еще раз посидеть с ним на нашей маленькой кухне и поговорить ни о чем и обо всем сразу.
Здесь же мы ужинали в ярко освещенной столовой за столом с белой накрахмаленной скатертью. С каждой стороны фарфоровой тарелки лежало несколько приборов, о предназначении которых я могла лишь догадываться. Я, конечно, знала, как пользоваться вилкой с ножом, но что делать, если их несколько?
Аркадий встал и любезно отодвинул для меня стул. Незаметно для остальных он подсказывал, для чего нужен тот или иной прибор. Я была тронута его заботой, благодаря которой мне удалось избежать насмешек и упреков от Тамары Фёдоровны. Видя, что я неплохо справляюсь, пожилая дама перестала пристально следить за мной и переключила внимание на мою сестру. Светлана вообще не смотрела в мою сторону, увлеченно рассказывая что-то отцу.
— Обычно мы ужинаем в более простой обстановке, без соблюдений всяких церемоний. Только по праздникам и особым случаям бабуля вспоминает об этикете,— шепотом сообщил мне брат.
— Так мой приезд для вас праздник?
— Скорее, особый случай.
Он подкладывал в мою тарелку самые лучшие и аппетитные куски. Наверное, из рассказов о «бедной родственнице с периферии» сделал ложные выводы о полуголодном детстве, что я слаще морковки ничего не ела. Трогательно. Но только все равно не могла поверить в его дружеское отношение ко мне. Интуитивно чувствовала, что все не так просто, как кажется, и искала в каждом его жесте, движении, слове скрытый подтекст. Его нога прижалась к моему бедру. Случайность? Я немного отодвинулась, но через мгновение снова ощутила прикосновение. При этом Аркадий сохранял невозмутимый вид и спокойно ужинал. Почувствовав на себе взгляд, он улыбнулся, повернулся и спросил:
— Нравлюсь?— голос тихий, почти шепот, чтобы не услышали остальные.
— Нет.
— Что тебя смущает? Мой возраст? Через десять лет эта разница не будет так ощутима. Дождешься меня?
— Ты о чем?
— О сексе. Мы же переспим с тобой.
— Ты больной? Я твоя сестра.
— Ну и что, так даже веселее. И потом в Древнем Египте близкие родственники женились друг на друге и ничего.
— Мы не в Египте,— я чувствовала, как кровь приливает к лицу, и оно краснеет.
— Не надо так смущаться, я знаю, что ты девственница. В этом нет ничего стыдного, даже наоборот похвально.
— Откуда?
— Вижу по глазам.
— Ты точно больной. Я не собираюсь обсуждать эту тему.
— Хорошо, мы вернемся к ней позже.
Больше мы с ним в тот вечер не разговаривали. Аркадий извинился перед семьей и ушел к себе в комнату.
После ужина отец отвел меня в гостиную. Там произошли изменения — в центре комнаты стоял огромный белый рояль.
— Привезли, пока ты отдыхала. Это тебе, доча,— папа обвел инструмент царским жестом,— мой подарок.
А я вдруг представила эту громадину в нашей малогабаритной квартире. Пожалуй, если выбросить всю мебель из комнаты, то он туда поместится, и даже останется место, чтобы обойти вокруг него, только придется прижиматься спиной к стене и втягивать живот.
Лена зашла за нами в зал и попросила меня:
— Сыграй нам что-нибудь.
Как я могла отказать ребенку? Она была так похожа на меня в детстве, и сердце сжималось, чувствуя родную кровь. У меня есть сестра — это такое счастье! Я очень хотела найти с ней общий язык, подружиться, растопить лед в маленьком сердечке, который воздвигли ее мать и бабка. Я села за инструмент, на мгновение задумалась какое произведение исполнить, и пальцы коснулись клавиш. Пока играла, видела ее полные восторга глаза, они вдохновляли. И если бы кто-то другой попросил меня сыграть, то отказала. Музыкальная школа — мамина не исполнившаяся мечта, которую она мне навязала. Она решила отправить меня туда, а мое мнение при этом не учла. Я же всегда хотела барабан, такой как у пионеров, и громко-громко стучать в него, чтобы и к моим желаниям наконец-то прислушались.
Потом мы долго разговаривали. Папа расспрашивал об учебе в училище, друзьях, маме, бабушке, обсуждали мое поступление и перспективы на ближайшее будущее. Лена сидела рядом на диване. А когда мы стали расходиться по комнатам, она сказала мне шепотом:
— В прошлом году он сломал мне руку.
— Кто?— не поняла я.
— Аркашка.
— Наверно, это случайно, он не хотел.
— Нет, специально. Мне никто не верит. Но он сделал это специально. Он злой.
_______
uCTa, серия у редактора, так что ждать и мне, и вам осталось недолго. История не о взаимоотношениях девочки с мачехой и бабулей, хотя и эта тема более или менее освещена. У девочки есть родная бабушка (она ее бабулей-то и называет) как бы не возникло путаницы. Если бы девочку звали Мэри-Сью, то, конечно, она была бы сильной и всех своих обидчиков поставила на место. Но наша девочка самая обычная, по этому остается надеяться, что кто-нибудь ее защитит. Или нет.
Последнее редактирование модератором:
Катарина, восторгаюсь и текстом (суперский, затягивает с первой секунды чтения), и картинками (удивительное внимание к мелочам, эта нецветность и отдельные цветные элементы, эти блики... вы великолепный фотограф... Особенно хочу выделить ту картинку с ножницами. Такой смятенный взгляд... одновременно испуганный и ... желающий, что ли...). Каждая серия вызывает огромное желание читать ещё и ещё. Сложно кого-то осуждать или обсуждать в начале сериала. Но цепляет и в глубине головы уже формулируются всякие догадки...
Спасибо вам
Спасибо вам
Катарина
Постоялец
Aisgil, я не стала описывать внешность Л. в первой серии, но она там есть на снимке (в очках и с темными волосами), а во втором эпизоде В. упоминает, что Л. похожа на нее в детстве, только про очки ничего не сказала. Зачем их на нее нацепила -сама не знаю, может потому что смотрится она в них симпатичнее, дети-симы меня пугают, они все одинаковые) Мы только что с Амурой обсудили кто на кого похож, законы генетики и наследственности)))
Чо) а можно мне отдохнуть-то чуть? Оно только на две трети готово.
Sophie, можно на ты?
Догадки, я сама люблю их, часто донимаю других авторов))) И нравится когда ими со мной делятся. Это помогает узнать на сколько точно удалось донести мысль до читателя, не сказав ничего конкретного. Хотя здесь все на виду - в тексте, на снимках.
Спасибо)
Чо) а можно мне отдохнуть-то чуть? Оно только на две трети готово.
Sophie, можно на ты?
Догадки, я сама люблю их, часто донимаю других авторов))) И нравится когда ими со мной делятся. Это помогает узнать на сколько точно удалось донести мысль до читателя, не сказав ничего конкретного. Хотя здесь все на виду - в тексте, на снимках.
Спасибо)
Iron Lady
Гуру
Серия очень понравилась. О стиле написания и картинках уже говорила, и мнение моё не изменилось - всё на высоте! Очень интригует начало каждой серии - история нелёгкой судьбы маленького мальчика, что-то мне подсказывает, что он и наша героиня обязательно пересекутся. Уж не тот ли он молодой человек, которого держут в психушке в прологе?
Катарина
Постоялец
Iron Lady, правильно мыслите. Маленький мальчик и молодой человек из закрытого лечебного учреждения одно и тоже лицо. И конечно ГГ и он встретятся. А как же иначе? Хотя, это интересная мысль написать сериал с двумя параллельными историями, которые никогда не пересекутся), но кажется такое уже было. Не могу более подробно ответить на вопрос, так как это нарушит интригу сериала) хотя на мой взгляд все очевидно. Мой редактор сразу обо всем догадалась) И качество сериала это и ее заслуга.
Встретятся-то они встретятся, вопрос только когда?
Спасибо за комментарий. Для меня это важно, не люблю писать в пустоту.
Можно на ты?
Встретятся-то они встретятся, вопрос только когда?
Спасибо за комментарий. Для меня это важно, не люблю писать в пустоту.
Можно на ты?
