Zigzy
Ассоциация критиков
Именно так называется давно забытый мной (и, как ни странно, даже законченный! 
) рассказ, снова выкопанный в дебрях файловой системы Написан весьма давно, сюжет, соответственно, довольно примитивный. Однако выложу, дабы воссоздать на форуме практически полную коллекцию моих "работ". Этот рассказ написан раньше большинство моих коротких прозаических произведений и вправе считать буквально родоночальником До него был только "Руби", победивший когда-то в конкурсе прозы...
- Сколько же лет прошло с нашей последней встречи? – с задумчивой и немного пьяной улыбкой спросил немолодой мужчина, высокий, статный, с густыми чёрными волосами, едва тронутыми сединой, и великолепной ухоженной бородой, у своего собеседника.
- Не меньше десяти… - мягко улыбнулся в ответ его друг, мужчина примерно сорока лет, с той же благородной осанкой и тонкими аристократичными чертами лица, но с более мягким каштановым цветом по-юношески вьющихся волос. Его глубокие тёмные глаза таили в себе скрытые искорки какого-то пугающего лукавства, а красивая пышная борода казалась нарочито небрежной и неухоженной, словно сейчас этот человек пытался ухватиться за последние недели уходящей молодости и выглядеть так же, как и годы назад.
- Ты прав, - брюнет широко улыбнулся и откинулся на спинку грубой деревянной скамьи, - Кажется, это было на званом вечере в честь той девушки, что ты звал светской дикаркой… Помнишь?..
Эта пара старых друзей совершенно не соответствовала дешёвой бедняцкой таверне, в тёмном углу которой и состоялся их задушевный разговор. Остальные посетители представляли собой сборище грязных, оборванных мужиков – типичных представителей этого городского района, - теперь с подозрением косившихся в сторону странных для этого места людей.
- …Помню, - на лице старавшегося выглядеть молодым аристократа появилась лукавая улыбка, - Странная была девушка, действительно странная. Во всём. Даже имя у неё было не такое, как у всех, - Фретиль…
- Ну, почему… - с сомнением проговорил его друг, углубляясь в воспоминания, - Далеко не во всём. Хотя, пожалуй, самым первым её отличием, просто кидавшимся в глаза, была её удивительная красота – до сих пор ни разу в своей жизни я не встречал женщины, способной соперничать с этой дикаркой… А как она была горда! Про неё в наших кругах тогда говорили как о неприступной крепости. И кто только не пытался покорить сердце гордой красавицы! Хотя, насколько мне известно, ни одна из этих попыток всё же не имела результата…
- Одна имела, - с той же лукавой улыбкой сообщил ему старый товарищ, - Я, граф Маралин-Оссунд Дракканский, всё же смог завоевать её сердце! Неужели ты не слышал эту историю? – вдруг с сомнением спросил он у собеседника, но тот лишь покачал головой, - Тогда я предлагаю тебе послушать…
«На том вечере, после которого ты покинул Драккан, я сумел добиться знакомства с Фретиль. И, чего и следовало ожидать, она не обратила на меня никакого внимания. Девушка вообще не интересовалась нашим обществом – если ты помнишь, посреди ужина Фретиль просто встала из-за стола и ушла на балкон смотреть на тёмное небо, нисколько не заботясь об элементарных правилах приличия. И никто не мог обвинить её в этом. Её красота и состояние её отца закрывали рты даже самым известным сплетникам. Впрочем, тебе и так это известно…
В тот вечер я был покорён. Даже не знаю, чем больше: её красотой или высокомерием? С одной стороны Фретиль была божественно красива, а с другой – горда, словно богиня, и оба этих качества влекли меня к ней, прелестной и недоступной. Была здесь, разумеется, и немалая доля моего собственного тщеславия, ведь я мечтал заполучить то, о чём мечтали десятки мужчин, от обедневших князьков до второго сына нашего старого короля…
Я с упоением и меня самого удивляющим упорством принялся ухаживать за ней. Тратил деньги на одежды, цветы, драгоценности, породистых лошадей… Всё это возвращалось ко мне назад, и редко я обходился при следующей встрече с Фретиль без её ядовитого замечания. И всё же я не отступался, и сейчас мне трудно понять, была тому виной моя страсть или моя гордость…
Когда я понял, что Фретиль не взять обычным осадным оружием, я решил попробовать найти её слабое место и с тем же упорством приступил к изучению её жизни… И то, что открылось мне, действительно позволяет называть девушку по меньшей мере странной. Фретиль не жила в нашем мире, она жила в ином, своём собственном, отличном от нашего так же, как ночь отличается от солнечного дня. Её не волновали ни драгоценности, ни развлечение, ни даже наука, хотя в наши всё чаще молодые девушки посвящают ей многие часы своей жизни, она искала какую-то красоту во всём окружающем. Но, не сумев найти её в людях, находила в тёмном ночном небе, прозрачных лесных озёрах, ярких диких цветах… Фретиль могла часами любоваться на качающуюся на ветру травинку, словно время останавливалось для неё, и любой, посмевший отвлечь её в эту минуту, приводил девушку в неописуемую ярость.
Тогда я нашёл её слабое место. Она была горда, высокомерна, не верила ни одному слову из сотен пылких признаний в любви – а их эта дикарка слышала постоянно, - и в то же время наивна и доверчива. Ибо, не веря словам влюблённых, всё же верила в искреннюю любовь, рядом с которой меркнет всё остальное, и сама жизнь не стоит совершенно ничего. Фретиль ждала этого чувства и закрывалась от поклонников в своём тесном мирке, где, среди густых горных лесов, наверное, пряталась та самая настоящая любовь…
Я сменил тактику. Я проследил за девушкой и узнал все её излюбленные места для прогулок, от сада, разбитого вокруг замка её отца, до бурной горной речки, протекавшей в паре миль оттуда. И практически каждый день я случайно сталкивался с Фретиль то на берегу лесного озера, то под цветущей яблоней в саду, то ранней осенью посреди леса… Наконец, она поверила, что я в этом похож на неё саму, и, впервые в жизни, сама заговорила со мной… С того дня мы стали закадычными друзьями. Фретиль видела во мне родственную душу, говорила, что искала такого, как я, всю свою жизнь… Мы везде были вместе: на прогулках, балах, званых вечерах, - на меня смотрели с завистью и восхищением все мужчины, с интересом – женщины, но, самое главное, я чувствовал, как одна за другой сдаются бастионы гордой красавицы…
Провидение хранило меня. Я не чувствовал такой любви к красоте, как Фретиль, но вынужден был лгать ей, чтобы не потерять её доверия и расположения. И, словно духи-хранители подсказывали мне нужные слова, я вдохновенно вещал дикарке о прелести безлунных ночей и красоте и мощи бушующей природы, а она смотрела на меня так восхищённо и нежно, что душа моя, казалось, сейчас взлетит к тем самым звёздам, о которых я говорил ей…
Я добился своего. Фретиль была моей. По одному моему слову она едва ли не кинулась бы в пропасть, ибо думала, что во мне и нашла свою настоящую любовь. А я гордился её любовью, и, хотя на меня косо посматривал её отец, всё чаще и чаще в разговорах с друзьями и товарищами позволял себе грубовато и даже нагло рассказывать о том, как в прошлую ночь пробрался в её комнату, карабкаясь по стволу растущего под окном Фретиль тополя… Эти сплетни не раз доходили и до моей дикарки, но она не обращала на них внимания, доверяя мне больше, чем кому-либо другому. Она любила меня, и отдавалась своему чувству и душой, и телом, и я и поныне вспоминаю её глаза, полные любви, нежности и безграничного доверия, словно с каждым взглядом она отдавала мне в руки свою душу…
Однако прошло меньше полугода, когда я начал понимать, как наскучила мне Фретиль. Её красота была необыкновенной, но она не могла заставить меня простить девушке её докучающие разговоры о звёздах, её странные откровенности и прочие глупости, свойственные моей прелестной дикарке. Всё реже я приходил к ней по ночам, объясняя это самыми разными делами и обязанностями, пока вдруг не почувствовал к Фретиль такую ненависть, что исчез из её жизни больше, чем на месяц.
Я слышал, как от горя и ужаса моя дикарка слегла в постель, мне приносили письма от неё с просьбами прийти и единым словом прервать её страдания… Я жалел Фретиль, но не мог переступить через себя – вновь увидеть её было выше моих сил. Когда же я смог перебороть своё к ней презрение и посреди ночи вновь ступил на её подоконник, оказалось, что Фретиль ждала меня. Девушка с добрый час висела у меня на шее, рассказывая, как она умирала от одиночества без меня, а я томился в ожидании конца этого странного свидания…
После пары ночных свиданий с Фретиль я, наконец, смог взять себя в руки и честно сказать девушке, что моя любовь к ней исчезла без следа. Мне трудно описать состояние, в котором она пребывала, и чувства её метались, казалось, от сильнейшей ярости к осознаю своей беспомощности и горьким слезам о прошедшей «настоящей любви»… Я не стал дожидаться, когда она упадёт без чувств от разрыва сердца или кинется на меня с кинжалом в руке, и ушёл.
Фретиль начала преследовать меня, как я её когда-то, у озёр и в садах. Я встречал её везде, куда бы не пошёл, и нигде не был в покое. Она говорила какие-то глупости, то молила меня вернуться, то вдруг кричала о своей ненависти ко мне… Я терпел это несколько недель, пока не решился на последнее средство. Я уничтожил Фретиль. О нашем с ней романе и о ночных свиданиях узнало полстраны (если не вся), и девушка была вынуждена прятаться в отцовском замке от язвительных насмешек городского люда и ядовитых взглядов высокосветских сплетниц… Я не видел её около года.
Когда же мы встретились в следующий раз, я не узнал Фретиль. Раньше она была девушкой лет шестнадцати, грациозной, изящной, прелестной во всех отношениях… Тогда же от старой Фретиль дикарка сохранила только походку и божественную красоту, в коей теперь было что-то от хищной дикой кошки. Глаза гордячки горели такой ненавистью, что даже я, встретившись с ним, содрогнулся и поспешил отвести взгляд. В ту короткую встречу она сказала мне всего лишь несколько слов, но я до сих пор со страхом вспоминаю её голос и молю духов-хранителей о том, чтобы дикарка забыла о своей клятве либо отказалась от неё. Фретиль поклялась сделать всё, чтобы превратить мою жизнь в ад. Тогда же, когда она не сможет больше придумать, как унизить или уничтожить меня, дикарка обещала прервать мою жизнь…
Последние девять лет я живу в ожидании смерти. Не знаю, Фретиль ли тому виной, но многие мои поместья уничтожили пожары, мои деревни становились жертвами хищных зверей или немилосердных разбойников, не оставлявших в живых даже самых маленьких детей, а все друзья и знакомые так или иначе отказывались от дружбы со мной… Сейчас я один, словно посреди пустыни. И жизнь моя превратилась в глупую гонку за уходящей молодостью – это мне пока что ещё удаётся, тогда как все прочие мои начинания очень и очень быстро превращались в прах. Днём я коротаю часы за книгами, по вечерам же бессмысленно брожу по тёмным улицам и переулкам, надеясь, что встречу здесь свою смерть – не от руки Фретиль, так от ножа обычного вора…»
Граф замолчал, видимо, размышляя о своей жизни, столь быстро скатившейся с вершин светских встреч и приёмов до брожения по затхлым мужицким тавернам, друг же его молчал, опустив глаза.
- Я не могу поверить, - наконец, проговорил тёмноволосый аристократ, поднимая глаза на графа, - Что красота и гордость Фретиль могли быть уничтожены твоей безжалостной рукой. И для чего – из глупой прихоти?! Чтобы угодить себе, польстить своему тщеславию?! Так, глупый человек срывает прелестнейший из цветков, чтобы насладиться последними минутами его жизни и горестным увяданием, нисколько не заботясь о его боли и страданиях, и лишь пытаясь как-то развлечь себя… Ты же сорвал не цветок – разрушил жизнь девушки, доверившей её тебе… - он встал с лавки и гневно взглянул на бывшего товарища, не понимающего, что произошло, - Фретиль была моей музой, моим идеалом, всю свою жизнь я пел её красоту, и память о ней оберегала меня в самых трудных ситуациях… Ты же, безжалостно убивший душу этого существа, словно с божественных высот спустившегося к нам на землю… Будь ты проклят!
Граф с горечью и удивлением проводил глазами разгневанного друга. Она надеялся на поддержку старого товарища, получил же только его ненависть и проклятье… Граф вздохнул и привычным ленивым движением руки потребовал бокал лучшего вина…
Через минуту деревянная чаша с кислой жёлтой жидкостью с грохотом опустилась на грязный стол рядом с графом, и он, не поднимая глаз на трактирщика, залпом осушил её, невольно морщась от отвратительного вкуса.
- Что за дрянь вы мне?!... – с яростью спросил граф, поднимая на глаза на трактирщика, и вдруг замер.
Над ним стояла женщина. Высокая, с благородной осанкой и прекрасными чертами лица… и ненавистью, горящей в глазах. Фретиль. Граф вскочил с лавки и уже занёс руку, чтобы отвесить звонкую пощёчину этой дряни, разрушившей его жизнь, когда вдруг почувствовал, что ему не хватает воздуха. Он схватился за горло, стараясь не то притупить острую боль, не то открыть путь кислороду, и упал на колени перед гордой дикаркой.
- Встретимся в аду, любимый… - прошептала она, чуть не касаясь губами его уха, - Я сдержала своё обещание…
) рассказ, снова выкопанный в дебрях файловой системы Написан весьма давно, сюжет, соответственно, довольно примитивный. Однако выложу, дабы воссоздать на форуме практически полную коллекцию моих "работ". Этот рассказ написан раньше большинство моих коротких прозаических произведений и вправе считать буквально родоночальником До него был только "Руби", победивший когда-то в конкурсе прозы...- Сколько же лет прошло с нашей последней встречи? – с задумчивой и немного пьяной улыбкой спросил немолодой мужчина, высокий, статный, с густыми чёрными волосами, едва тронутыми сединой, и великолепной ухоженной бородой, у своего собеседника.
- Не меньше десяти… - мягко улыбнулся в ответ его друг, мужчина примерно сорока лет, с той же благородной осанкой и тонкими аристократичными чертами лица, но с более мягким каштановым цветом по-юношески вьющихся волос. Его глубокие тёмные глаза таили в себе скрытые искорки какого-то пугающего лукавства, а красивая пышная борода казалась нарочито небрежной и неухоженной, словно сейчас этот человек пытался ухватиться за последние недели уходящей молодости и выглядеть так же, как и годы назад.
- Ты прав, - брюнет широко улыбнулся и откинулся на спинку грубой деревянной скамьи, - Кажется, это было на званом вечере в честь той девушки, что ты звал светской дикаркой… Помнишь?..
Эта пара старых друзей совершенно не соответствовала дешёвой бедняцкой таверне, в тёмном углу которой и состоялся их задушевный разговор. Остальные посетители представляли собой сборище грязных, оборванных мужиков – типичных представителей этого городского района, - теперь с подозрением косившихся в сторону странных для этого места людей.
- …Помню, - на лице старавшегося выглядеть молодым аристократа появилась лукавая улыбка, - Странная была девушка, действительно странная. Во всём. Даже имя у неё было не такое, как у всех, - Фретиль…
- Ну, почему… - с сомнением проговорил его друг, углубляясь в воспоминания, - Далеко не во всём. Хотя, пожалуй, самым первым её отличием, просто кидавшимся в глаза, была её удивительная красота – до сих пор ни разу в своей жизни я не встречал женщины, способной соперничать с этой дикаркой… А как она была горда! Про неё в наших кругах тогда говорили как о неприступной крепости. И кто только не пытался покорить сердце гордой красавицы! Хотя, насколько мне известно, ни одна из этих попыток всё же не имела результата…
- Одна имела, - с той же лукавой улыбкой сообщил ему старый товарищ, - Я, граф Маралин-Оссунд Дракканский, всё же смог завоевать её сердце! Неужели ты не слышал эту историю? – вдруг с сомнением спросил он у собеседника, но тот лишь покачал головой, - Тогда я предлагаю тебе послушать…
«На том вечере, после которого ты покинул Драккан, я сумел добиться знакомства с Фретиль. И, чего и следовало ожидать, она не обратила на меня никакого внимания. Девушка вообще не интересовалась нашим обществом – если ты помнишь, посреди ужина Фретиль просто встала из-за стола и ушла на балкон смотреть на тёмное небо, нисколько не заботясь об элементарных правилах приличия. И никто не мог обвинить её в этом. Её красота и состояние её отца закрывали рты даже самым известным сплетникам. Впрочем, тебе и так это известно…
В тот вечер я был покорён. Даже не знаю, чем больше: её красотой или высокомерием? С одной стороны Фретиль была божественно красива, а с другой – горда, словно богиня, и оба этих качества влекли меня к ней, прелестной и недоступной. Была здесь, разумеется, и немалая доля моего собственного тщеславия, ведь я мечтал заполучить то, о чём мечтали десятки мужчин, от обедневших князьков до второго сына нашего старого короля…
Я с упоением и меня самого удивляющим упорством принялся ухаживать за ней. Тратил деньги на одежды, цветы, драгоценности, породистых лошадей… Всё это возвращалось ко мне назад, и редко я обходился при следующей встрече с Фретиль без её ядовитого замечания. И всё же я не отступался, и сейчас мне трудно понять, была тому виной моя страсть или моя гордость…
Когда я понял, что Фретиль не взять обычным осадным оружием, я решил попробовать найти её слабое место и с тем же упорством приступил к изучению её жизни… И то, что открылось мне, действительно позволяет называть девушку по меньшей мере странной. Фретиль не жила в нашем мире, она жила в ином, своём собственном, отличном от нашего так же, как ночь отличается от солнечного дня. Её не волновали ни драгоценности, ни развлечение, ни даже наука, хотя в наши всё чаще молодые девушки посвящают ей многие часы своей жизни, она искала какую-то красоту во всём окружающем. Но, не сумев найти её в людях, находила в тёмном ночном небе, прозрачных лесных озёрах, ярких диких цветах… Фретиль могла часами любоваться на качающуюся на ветру травинку, словно время останавливалось для неё, и любой, посмевший отвлечь её в эту минуту, приводил девушку в неописуемую ярость.
Тогда я нашёл её слабое место. Она была горда, высокомерна, не верила ни одному слову из сотен пылких признаний в любви – а их эта дикарка слышала постоянно, - и в то же время наивна и доверчива. Ибо, не веря словам влюблённых, всё же верила в искреннюю любовь, рядом с которой меркнет всё остальное, и сама жизнь не стоит совершенно ничего. Фретиль ждала этого чувства и закрывалась от поклонников в своём тесном мирке, где, среди густых горных лесов, наверное, пряталась та самая настоящая любовь…
Я сменил тактику. Я проследил за девушкой и узнал все её излюбленные места для прогулок, от сада, разбитого вокруг замка её отца, до бурной горной речки, протекавшей в паре миль оттуда. И практически каждый день я случайно сталкивался с Фретиль то на берегу лесного озера, то под цветущей яблоней в саду, то ранней осенью посреди леса… Наконец, она поверила, что я в этом похож на неё саму, и, впервые в жизни, сама заговорила со мной… С того дня мы стали закадычными друзьями. Фретиль видела во мне родственную душу, говорила, что искала такого, как я, всю свою жизнь… Мы везде были вместе: на прогулках, балах, званых вечерах, - на меня смотрели с завистью и восхищением все мужчины, с интересом – женщины, но, самое главное, я чувствовал, как одна за другой сдаются бастионы гордой красавицы…
Провидение хранило меня. Я не чувствовал такой любви к красоте, как Фретиль, но вынужден был лгать ей, чтобы не потерять её доверия и расположения. И, словно духи-хранители подсказывали мне нужные слова, я вдохновенно вещал дикарке о прелести безлунных ночей и красоте и мощи бушующей природы, а она смотрела на меня так восхищённо и нежно, что душа моя, казалось, сейчас взлетит к тем самым звёздам, о которых я говорил ей…
Я добился своего. Фретиль была моей. По одному моему слову она едва ли не кинулась бы в пропасть, ибо думала, что во мне и нашла свою настоящую любовь. А я гордился её любовью, и, хотя на меня косо посматривал её отец, всё чаще и чаще в разговорах с друзьями и товарищами позволял себе грубовато и даже нагло рассказывать о том, как в прошлую ночь пробрался в её комнату, карабкаясь по стволу растущего под окном Фретиль тополя… Эти сплетни не раз доходили и до моей дикарки, но она не обращала на них внимания, доверяя мне больше, чем кому-либо другому. Она любила меня, и отдавалась своему чувству и душой, и телом, и я и поныне вспоминаю её глаза, полные любви, нежности и безграничного доверия, словно с каждым взглядом она отдавала мне в руки свою душу…
Однако прошло меньше полугода, когда я начал понимать, как наскучила мне Фретиль. Её красота была необыкновенной, но она не могла заставить меня простить девушке её докучающие разговоры о звёздах, её странные откровенности и прочие глупости, свойственные моей прелестной дикарке. Всё реже я приходил к ней по ночам, объясняя это самыми разными делами и обязанностями, пока вдруг не почувствовал к Фретиль такую ненависть, что исчез из её жизни больше, чем на месяц.
Я слышал, как от горя и ужаса моя дикарка слегла в постель, мне приносили письма от неё с просьбами прийти и единым словом прервать её страдания… Я жалел Фретиль, но не мог переступить через себя – вновь увидеть её было выше моих сил. Когда же я смог перебороть своё к ней презрение и посреди ночи вновь ступил на её подоконник, оказалось, что Фретиль ждала меня. Девушка с добрый час висела у меня на шее, рассказывая, как она умирала от одиночества без меня, а я томился в ожидании конца этого странного свидания…
После пары ночных свиданий с Фретиль я, наконец, смог взять себя в руки и честно сказать девушке, что моя любовь к ней исчезла без следа. Мне трудно описать состояние, в котором она пребывала, и чувства её метались, казалось, от сильнейшей ярости к осознаю своей беспомощности и горьким слезам о прошедшей «настоящей любви»… Я не стал дожидаться, когда она упадёт без чувств от разрыва сердца или кинется на меня с кинжалом в руке, и ушёл.
Фретиль начала преследовать меня, как я её когда-то, у озёр и в садах. Я встречал её везде, куда бы не пошёл, и нигде не был в покое. Она говорила какие-то глупости, то молила меня вернуться, то вдруг кричала о своей ненависти ко мне… Я терпел это несколько недель, пока не решился на последнее средство. Я уничтожил Фретиль. О нашем с ней романе и о ночных свиданиях узнало полстраны (если не вся), и девушка была вынуждена прятаться в отцовском замке от язвительных насмешек городского люда и ядовитых взглядов высокосветских сплетниц… Я не видел её около года.
Когда же мы встретились в следующий раз, я не узнал Фретиль. Раньше она была девушкой лет шестнадцати, грациозной, изящной, прелестной во всех отношениях… Тогда же от старой Фретиль дикарка сохранила только походку и божественную красоту, в коей теперь было что-то от хищной дикой кошки. Глаза гордячки горели такой ненавистью, что даже я, встретившись с ним, содрогнулся и поспешил отвести взгляд. В ту короткую встречу она сказала мне всего лишь несколько слов, но я до сих пор со страхом вспоминаю её голос и молю духов-хранителей о том, чтобы дикарка забыла о своей клятве либо отказалась от неё. Фретиль поклялась сделать всё, чтобы превратить мою жизнь в ад. Тогда же, когда она не сможет больше придумать, как унизить или уничтожить меня, дикарка обещала прервать мою жизнь…
Последние девять лет я живу в ожидании смерти. Не знаю, Фретиль ли тому виной, но многие мои поместья уничтожили пожары, мои деревни становились жертвами хищных зверей или немилосердных разбойников, не оставлявших в живых даже самых маленьких детей, а все друзья и знакомые так или иначе отказывались от дружбы со мной… Сейчас я один, словно посреди пустыни. И жизнь моя превратилась в глупую гонку за уходящей молодостью – это мне пока что ещё удаётся, тогда как все прочие мои начинания очень и очень быстро превращались в прах. Днём я коротаю часы за книгами, по вечерам же бессмысленно брожу по тёмным улицам и переулкам, надеясь, что встречу здесь свою смерть – не от руки Фретиль, так от ножа обычного вора…»
Граф замолчал, видимо, размышляя о своей жизни, столь быстро скатившейся с вершин светских встреч и приёмов до брожения по затхлым мужицким тавернам, друг же его молчал, опустив глаза.
- Я не могу поверить, - наконец, проговорил тёмноволосый аристократ, поднимая глаза на графа, - Что красота и гордость Фретиль могли быть уничтожены твоей безжалостной рукой. И для чего – из глупой прихоти?! Чтобы угодить себе, польстить своему тщеславию?! Так, глупый человек срывает прелестнейший из цветков, чтобы насладиться последними минутами его жизни и горестным увяданием, нисколько не заботясь о его боли и страданиях, и лишь пытаясь как-то развлечь себя… Ты же сорвал не цветок – разрушил жизнь девушки, доверившей её тебе… - он встал с лавки и гневно взглянул на бывшего товарища, не понимающего, что произошло, - Фретиль была моей музой, моим идеалом, всю свою жизнь я пел её красоту, и память о ней оберегала меня в самых трудных ситуациях… Ты же, безжалостно убивший душу этого существа, словно с божественных высот спустившегося к нам на землю… Будь ты проклят!
Граф с горечью и удивлением проводил глазами разгневанного друга. Она надеялся на поддержку старого товарища, получил же только его ненависть и проклятье… Граф вздохнул и привычным ленивым движением руки потребовал бокал лучшего вина…
Через минуту деревянная чаша с кислой жёлтой жидкостью с грохотом опустилась на грязный стол рядом с графом, и он, не поднимая глаз на трактирщика, залпом осушил её, невольно морщась от отвратительного вкуса.
- Что за дрянь вы мне?!... – с яростью спросил граф, поднимая на глаза на трактирщика, и вдруг замер.
Над ним стояла женщина. Высокая, с благородной осанкой и прекрасными чертами лица… и ненавистью, горящей в глазах. Фретиль. Граф вскочил с лавки и уже занёс руку, чтобы отвесить звонкую пощёчину этой дряни, разрушившей его жизнь, когда вдруг почувствовал, что ему не хватает воздуха. Он схватился за горло, стараясь не то притупить острую боль, не то открыть путь кислороду, и упал на колени перед гордой дикаркой.
- Встретимся в аду, любимый… - прошептала она, чуть не касаясь губами его уха, - Я сдержала своё обещание…
Я даже Вашу реакцию на сие пр-е помню 
