Начало возможной книги.

[Нона]

Вот, сидела тут, чистила папки и нашла какую-то непонятную старую зарисовочку к моей книге. Книгу так и не написала(хм, слишком это пафосно звуит - моя книга), зарисовочку потерла, но она навеяла мне новые мыли и вот они.
Даже не знаю, стоит ли продолжать.

- Машенька, вам плохо? Машенька, может быть водички?
«Не водички мне надо, а водочки».
Голова Никитки склонилась набок. Озадаченное выражение лица делало его еще смешнее, чем обычно: черные глазки-бусинки и пухлые щечки с вечным румянцем, трагически опущенные уголки рта и тонкие бровки домиком в сочетании давали весьма комичный эффект.
- Машенька! Машенька! А может врача?
- Никита, я и без этого обойдусь.
- Нет, Машенька, вам точно нехорошо, я же вижу…
- Никит, все отлично. Мне просто очень спать хочется, знаешь, устала я так…
- Да?..
Теперь на лице Вечного Ребенка отобразилось дикое горе. Ему так хотелось поухаживать за Машенькой, а тут вдруг лишили этой возможности.
- Ты можешь идти, я сама со всем справлюсь, - Маша обвела взглядом заваленный бумагами стол, - тут немного.
- Машенька, вы меня пугаете, все-таки лучше я принесу вам таблеточку.
«Еще скажи марочку».
- Таблеточку чего? Давай не будем преувеличивать мою банальную усталость.
- Как скажите, Машенька.
Никитка явно обиделся, но все же ушел из комнаты. Маша нашла в себе силы, и поднявшись со стула, подошла к зеркалу.
- Краше в гроб кладут, - констатировало зеркало.
- Спасибо, честное мое!
- Ну, я же здесь не на правах мебели, а как друг и советчик! Причем, заметьте, Мария Федоровна, бескорыстный советчик!
- Спасибо, неподкупное и верное мое!
- Как хотите, Мария Федоровна, как хотите.
Зеркало тоже обиделось, и серо-синяя дымка заволокла его поверхность.
«Подумать только, даже не розовое сегодня».
Надо сказать, что в моменты радости Ирретрум, а именно так себя величало зеркало, становилось нежно зеленым. Но обычным его состоянием было матовый мутно-розоватый окрас. Этот хамеоленизм вызывался негативными или позитивными эмоциями, отраженными в его стекле и не понятно как им самим переработанными.
Маша тем временем подошла к окну: начало марта, обманчивое весеннее потепление, грязный снег и округлый силуэт Никиты на горизонте делали картину не обнадеживающей.
«И не полетаешь сегодня», - с грустью подумала Маша, садясь в черное кожаное кресло.
- Нет, ну, сколько можно жрать?! Машка! Ты толстеешь каждый месяц на пол кило! Я вот скажу Никите, оболтусу этому, он тебя живо на диету посадит! Мария, а ну-ка встала и сделала положенные 40 приседаний!
- Только не сейчас, только не сегодня, пожалуйста! Ты что не видишь, что я просто помирать готова!
- Ничего не знаю! Мария! Ты потом мне спасибо скажешь?
- Не хо-чу! Не бу-ду!
Но тут кресло само выплюнуло ее прямо на середину комнаты.
- Что это за свинство? Человек работал-работал весь день, а тут…
- Что? Не находишь слов? И правильно! Давай-давай, приседай.
Маше пришлось подчиниться, так как кресло угрожающе скрипнуло кожаной обивкой.
- Как…так…мож…но?..Кто…так…де…ла…ет?.И…ты…пос…ле….это…го…при.. лич…но…е…крес…ло?..
- Благодарность придет к тебе со временем.
- Я уже поняла, - в конец изнеможенная, красная от физических экзерсисов Маша плюхнулась на мягкое сиденье.
- А ты сегодня собираешься куда-нибудь?..
- Ты о чем?
- Ну, слыхала я, тут шабаш намечается у Катерины Петровны, ты там будешь?
- Черт!..
- Следи за словами!
- Прости. Я забыла! Обещала ведь придти! Но я совсем без сил.
- Раз обещала, то идти обязана.
- Да я встать-то не могу, какое уж там всю ночь…
- А мы через не могу.
- Ты жестока. А может…
- Нет! Полетишь и никаких такси!
- Да я не об этом. Может мне выпить…
- Ах, ты еще и выпить хочешь?! Да как…
- Ты выслушаешь меня? Может отварчику?
- А идея. Голова-девка! Знаешь где он? Перед употреблением встряхнуть!
- Да-да, помню…
«Отвар Кофий», - гласила надпись на бутылочке из темно-зеленого стекла. Выдернув присохшую пробку и взболтав содержимое, Маша сделала два больших глотка. Оторвавшись от горлышка сосуда, несчастная застыла с открытым ртом, так как жидкость буквально обжигала горло и язык. Глаза заслезились, а все тело девушки передернуло от омерзенья.
- Адская смесь! Тьфу-тьфу, - Маша начала энергично сплевывать все, что осталось во рту, и случайно попала на обивку кресла.
- Что за пень? Не человек, а дерево! Ты Кофий взяла?
- Да, конечно.
- Да не Кофий пить надо, не Кофий, а «Бодров корень отварной»!!! Что ж ты, дуреха, сделала!
- Ну, Кофий это ведь как кофе…
- Это у таких двоечников как ты он как кофе, а у всех бодров корень.
- Это уже извините, не сильна я в подобных премудростях.
- Так и знала ведь, так и знала!
- Все, все, не горячись…
Найдя на полке нужный пузырек, Маша выпила добрую половину отвара, но, подумав, допила всю баночку до конца.
- Сколько сейчас…мама родная! Так ведь закат скоро! Ну, все я полетела. Где моя бывалая?
- Не расшибись по дороге!
- Да, да…
Накинув черное вязаное пальто и такую же черную вязаную шапочку, Маша привычным жестом схватила из угла швабру с деревянной мореной ручкой. На подоконнике остались следы вчерашнего взлета – огромная царапина от каблука сапог юного пилота.
«Еще успеем покрасить».
Забравшись сначала на стул, а потом уже не окно девушка распахнула свободной рукой ставни. Холодом и сыростью потянуло с улицы.
- Ну, пока. Кто-нибудь окно закроет?
- А то. Веселись там.
- А то, - и с этими словами она оттолкнулась ногами от карниза. Скоро-скоро она увидит своих старых друзей, которые как обычно напьются наливочкой, скоро-скоро она увидит довольную пьяную рожу Никитки и постную мину Катерины Петровны. Уж скорее бы.
«Ой, как-то мне нехорошо», - подумала Маша, но швабра уже несла ее на северо-восток.

 

[Нона]

Как-то напоминает мне это многострадального Гришу Поттера или Таню Гроттер. Но честное слово я к этому не стремлюсь! Это не очередной фанфик на бессмертное произведение! Я даже не читала второго!
зы: это чтоб сразу вопросы уладить. и совесть успокоить.

Child Of Bodom спасиб. будем стараться.
А вот и продолжение.

Москва осталась позади, а Медвежьего озера все не было видно. Маша уже подумала, что заблудилась: по все подсчетам она пролетела пункт назначения полчаса назад или просто свернула с нужного курса.
«Подождите-ка, шоссе А-103, все правильно…черт, и карту не развернуть».
Холодный ветер бил в глаза, а натянуть повыше воротник пальто не было возможности – Маша крепко вцепилась в свою швабру.
«Тебя попробуй, отпусти, скинешь же сразу. Знаем ваши штучки. А внизу лужи».
Озера не появлялось на горизонте, и это стало серьезно беспокоить Машу, но дикие крики откуда-то сзади отвлекли ее от собственных переживаний.
- Машенька! Машенька!
Никитка что было мочи летел за ней. На руке у него болтались бесчисленные пакеты, которые били пухляка то по носу, то по уху. На какой-то момент они даже полностью закрыли ему видимость, и, если бы Маша не среагировала, то летели бы они оба белыми птицами вниз.
- Машенька, вы решили поехать! Я так рад, так рад! Видите, сколько всего я взял с собой? Это – коробочки (я хотел вам принести немножко салатика Катерины Петровны), а вот это бутылочки – я ж знаю, вы любите нектар ежевичный. Так, ну это канистрочка под наливочку… Машенька, а вам уже лучше?
«Как бы сказать, да не соврать?»
А это был действительно большой вопрос. С одной стороны, цвет лица Маши имел серовато-зеленоватый оттенок, с другой, Никитка же и на шаг не отступит в случае чего – весь вечер будет хлопотать вокруг и кудахтать как курица. Не утешительно.
- Да ничего и не было! Спасибо тебе, что заботишься, а как же тебе теперь быть со всей этой тарой?
- Ой, да придумаем! Нет, ну как ж я рад, что вы поехали!
- Ну, все полетели, а то уже опаздываем, - солнце почти село, - кстати, а мы не сбились с пути? Я тут не особо ориентируюсь….
Но Никитка ориентировался прекрасно. Он был самым главным ценителем и дегустатором Катерины Петровны и по этому поводу каждые выходные и тем более праздники наведывался к ней на дачу. Оказалось, что через 7 минут надо было свернуть на восток, а там до озера рукой подать.
«Нет, ну надо кому-то жить в такой…!?»
Маша, как истинный городской житель, не понимала всей прелести деревни и отказывалась даже пытаться понять ее. Всю жизнь обитая в западном административном округе столицы, она искренне любили цивилизацию. И пусть близость Москвы реки иногда навевала тоску по природе, она все же предпочитала уют собственной квартиры палаткам и кострам.
- Приземляемся, Машенька. Вон там за рощей, домик нашей хозяюшки, а нам надо пройти через нее.
Посадка летательных средств прошла более или менее гладко (Никитка все-таки уронил свою поклажу). Маша же чуть не упала от головокружения – похоже, что Кофий давал о себе знать.
«И почему я не спросила для чего он? Хоть бы Никитка не заметил моей странной походки».
А походка была действительно странная, если не сказать пугающая. Ноги Маши были будто ватные, но в тоже время она их переставляла с таким трудом, что, скорее всего все усилия икроножных, бедренных и прочих мышц отражались на ее лице. Кожа приобрела истинно аристократическую бледность, а губы были неразличимы на общем фоне. Только в глазах еще оставались признаки жизни.
Входя в рощу, Маша спотыкнулась о какую-то корягу и точно бы упала в снег лицом, если б только Никита не оказался впереди. Его широкая спина приняла удар на себя. Приняв вертикальное положение, Маша ожидала, что вот-вот на нее посыпятся предложения о помощи, вызове реанимации и тому подобному, но почему-то вместо этого спина обернулась и Маша увидела перед собой Воронцова – своего милого и нежно любимого крестного. Пока Маша соображала, Воронцов оценил внешний вид своей крестницы и сделал выводы.
- Мария, пить до захода солнца, - он осуждающе покачал головой.
- Я…не пила, - язык Маши уже с трудом ее слушался.
- Но вид у тебя именно…подожди, а ты случаем не помираешь?
- Не дождетесь, Воронцов! Кофий.
- Ах, вот оно что.… А Кофий ты запила бодровым корнем, не так ли?
- И все то вы знаете!
- И сам не раз практиковал подобную химию, - Воронцов улыбнулся своим мыслям. Он явно вспомнил что-то приятное, так как улыбка его не тускнела в течение нескольких минут.
- А может, поможете? И где Никита?
- Никита давным-давно убежал вперед, ты, наверное, слишком погрузилась в себя.
- Наверное, а что мне теперь делать?
- Ты о Кофии? О! Лекарство от него самое приятное! Наливочка Кати как раз подойдет! Помню, в молодые годы весело бывало…
- Вы меня спаивать хотите? Сами же только что…
- Я? Я тебе и стакана не подам. Мы кого-нибудь попросим. А что если упьешься по неумению? Неет. Мы приставим к тебе кого поопытнее, он и проконтролирует. А я грех на душу брать не буду. Вот еще.
- Какие мы праведные! Я еще посмотрю, кто под столом к полуночи будет валяться!
- Конечно, посмотришь! Вот как станет тебе сейчас хуже, а я помогать и не подумаю. Так что кончай крестному хамить.
- Кто хамит? И вообще, мне в моем состоянии можно.
- Ладно, на тебе, только не перебарщивай. Этого хватит, чтоб ноги нормально двигались, - с этими словами Воронцов протянул Маше маленькую дюралюминиевую фляжечку. Та сделала пару глотков и отдала ее обратно крестному.
- Спасибо. Это что? Коньяк?
- Нэт, - Воронцов мотнул головой.
- Настойка, что ль?
- Нэт, - сказал он и опять мотнул своей кудрявой головой.
- Самогон??!!
- Чистый, как слеза комсомолки! Сам гнал. Вру не сам. С Верой Александровной.
- С крестной???
- Ты знаешь, за последние три месяца мы с ней стали гораздо лучше друг друга понимать. Когда Аня с Мишей мне сказали, что дочку я крестить буду с этой дамой, мне стало сначала смешно, а потом страшно. Ты же ее знаешь. Когда твои родители умерли, сразу было ясно, у кого ты будешь жить. Я пытался спорить, но с ней это бесполезно. Хотя, ты знаешь, сейчас я уже начинаю думать, что это было к лучшему…
- Я рада, что вы наконец-то нашли общий язык. Она вздорная немного, но все-таки очень хорошая. Кстати, тетя Вера сегодня будет?
- Уж чего не знаю, того не знаю. Может и будет. А тебе меня мало?
- Воронцов, тебя мало быть не может! Сам знаешь. Ты у нас за троих работаешь: за крестного, папу, дедушку и можно добавить весь оставшийся мужской род. А что странно, ведь успеваешь всеми побыть!
- Это что значит? Я брюзжу как старик, вечно поучаю как отец, и меня редко можно увидеть как крестного отца?
- Нет! Мне с тобой легко, ты меня всегда спасаешь, и я тебя люблю! – Маша чмокнула крестного в щеку.
- Тааак. Пошли пьяные признания в безграничной любви.
- Я не пьяна! От двух-то глотков?
- Вы только посмотрите на нее! Стоит-шатается, глазки блестят, улыбается во все 32 зуба…
- Ну не надо. Мне просто полегчало, я встретила тебя и мне весело.
- Ну, что я говорил? Ей весело! Мария, Мария.
Тем временем роща уже почти закончилась. Голые деревья стали по реже, невдалеке слышались голоса и музыка.
- По ходу дела, они уже начали там.
Маша готова была поспорить, что Никитка успел уже и выпить и Катерине Петровне сообщить о ее скором приходе. Теперь не получится незаметно прокрасться, тихо поздороваться с главной шабашницей и усесться в уголке. Сейчас ведь как начнется: «Маша, это Алексей Платонович, ты его помнишь? А Александра Игнатьевича? Он тебя еще на коленках держал!»
- Воронцов, что-то мне не очень хочется туда идти.
- Мария, что за слова? Право же, мне иногда становится стыдно за тебя…
- Тогда дай выпить!
- Мария!
- Воронцов!
- Ладно, ладно. Сама потом плакаться будешь, что тебе плохо, что тебе тошно.
- Это уже мои проблемы.
- Ох уж это новое поколение, - Воронцов достал заветную фляжечку, - ну, на.
- Партия не забудет.

 

[Нона]

Выкладываю продолжение, как и обещела.

На лужайке перед трехэтажным деревянным домом были расставлены накрытые столы. По периметру висели китайские фонарики, а над центром красовались светящиеся воздушные шары. Стульев как таковых не было, только ближе к дому да на самом краю, у рощи лежали огромные бревна с вырезанными в них сиденьями.
Собралось уже достаточно народу. Несмотря на по-мартовски холодные вечера гости были одеты весьма легко: некоторые дамы блистали шелковыми обволакивающими всю фигуру платьями, некоторые шиковали в смокингах, но на большинстве приглашенных были черные плащи, кажется из тафты, на одной пуговице. При каждом движении наряд таких господ издавал приятное шуршание, а складки накидки расходились так, что то и дело между черных тканей мелькали скрытые до этого момента яркие одежды.
Маше стало даже немного неловко за свое скромное одеяние: под пальто на ней были потертые синие джинсы и старый, но бережно хранимый свитер вязаный некогда Верой Александровной.
Воронцов как назло куда-то испарился, оставив крестницу одну. Что делать, придется пробиваться самой.
«Да тут ни одного знакомого лица! Хотя нет, вон тот старик, кажется, напоминает мне картины из детства. Страшные картины».
- А вот и наши сироты! Марья, мы безумно рады твоему приезду, - голос что называется «я узнаю его из тысячи» произнес это так громко, что чуть ли не все присутствующие на поляне люди повернули головы в сторону Маши. Та от неловкости («Я не люблю всеобщее внимание!!!») попятилась обратно в рощу, но Катерина Петровна была на чеку. Будто пролетев над всей толпой, она схватила Машу за рукав пальто и в момент втащила ее в центр стоящих недалеко группы старушек.
«Так, спокойно, Маша, спокойно. Это не старички-педофилы, так что все еще ничего».
- Марья! Что за не уважение к старшим! Ты бы хоть поздоровалась с Ольгой Ивановной!
- Здравствуйте, Ольга Ивановна.
«Напиться, напиться, напиться и забыться!!!»
- Про себя я и молчу. Знаете, милые мои, - обратилась Катерина Петровна к дамам, - сколько мне пришлось стерпеть с этим ребенком? Слава Богу, мы не родственники, а то еще и отвечать за него! Хотя я все равно чувствую свою вину за то, каким она стала человеком. Отвечай, Марья, много я с тобой натерпелась?
- Много вы со мной натерпелись, Катерина Петровна.
- А все из-за чего? Да из-за ужасного влияния этой базарной тетки, Ефремовой. Бедняжку отдали на ее и Воронцова попечение. Ну, Воронцов вообще отдельный разговор. Он тоже девочку портил. Ну, Марья, портил тебя Воронцов?
- Испортил меня Воронцов, Катерина Петровна, - Маше уже порядком надоело тихо стоять рядом, глупо хлопать глазами и кивать на каждый вопрос Катерины. А вот окружающие ее старушки были весьма довольны разговором. Они постоянно поддакивали, сокрушающе качали головой при каждом слове хозяйки. Мнение их было единогласным – Мария полностью потеряна для общества. Но сама потерянная так не считала.
«Взвейтесь кострами, синие ночи, мы пионеры – дети рабочих…, - пела про себя Маша, - близится эра светлы годов, клич пионера – всегда будь готов!»
- Ну что? Марья. Пойдешь ко мне жить. Ты ведь пока еще несовершеннолетняя, а Вера тебя испортит окончательно.
«Клич пионера – всегда будь готов».
- Я бы с радостью, Катерина Петровна, - начала читать давным-давно заученную и не раз повторенную речь, - но вы же знаете, что не могу я оставить Веру Александровну одной, она ведь…
- Знаю, знаю. Тяжело больной человек, со склонностями к маниакально-депрессивным припадкам…
- Даааааааа?!
- Тетя Вера, - как бешенная завопила Маша и бросилась через всю поляну к крестной.
- Ну?
- Здравствуйте, тетя Вера, - Машка улыбалась как ребенок-олигофрен, который впервые увидел телевизор.
- Здравствуй-здравствуй, ну? – крестная тоже улыбалась. На ее пухлых щеках появились ямочки, а глаза чуть прищурились, как у кота.
- Как у вас дела?
- Отлично, ну?
- Ээээ…Как хорошо вы выглядите!
- Я знаю, ну?
- Эээ, как хорошо, что мы с вами тут встретились!
- Уже ближе, ну?
- А! – Машка просияла, - Как я рада вас видеть!
- Наконец-то! Я тоже безумно рада тебя видеть!
- Все никак не запомню эту фразу. Ну, не могу.
- А надо. Так, с Катериной, я видела, ты уже поздоровалась…Воронцов у нас где? – Вера Александровна начала вертеть головой, но так как размеры ее шеи сильно ограничивали движения, ей пришлось поворачиваться всем телом. – Тааак…уже Никиту спаивает. Бедный мальчик.
- Да, Никитка и без него напьется, будь здоров.
- Нет, бедный Воронцов, Никиту кому до дома тащить? Ты же заешь Воронцова, чувство мужской солидарности и жалости к падшим в нем велико. Но пора и мне проявить эти чувства. А ну-ка, марш к столу, ведь не ела с утра! Взяла тарелку, и сидеть тихо в углу! Катерину я отвлеку.
- Ой, спасибо! Я действительно голодна.
«А еще и пила натощак».
Маша поплелась к столу.

Нона добавил [date]1079219513[/date]:
Действие Кофия почти прошло, только голова немного болела.
- Тааак, что тут у нас? Блинчики!
- Девушка, я бы не советовал.
Маша повернула голову в сторону говорившего. Рядом стоял юноша, примерно ее ровесник, и тоже с тарелкой. Молодой человек не отличался яркой внешностью, он просто был. Знаете, таких много одинаковых и когда встречаешь второй раз, то узнаешь с трудом.
- Что?
- Я бы блинчики не советовал.
- Почему?
- Ну, вы же к ним возьмете и грибочки, - он даже не спрашивал, а будто констатировал факт с каким-то усталым равнодушием. Маша даже задумалась, не Евгений ли это Онегин. Его так хотелось ударить за этот тон.
«Но грибочки я бы взяла».
- Предположим.
- А грибочки делала кто?
«Так, мы еще и в детский сад играем! Давайте наводящие вопросы задавать!»
- Катерина Петровна, конечно. Как и все здесь…
- А вот и нет. Их делала моя тетка, а готовит она отвратно, особенно консервирует. Вам же отравление не нужно? Цвет лица оно вам не улучшит, а надо.
- Спасибо за предупреждение и комплимент, - «вот гад, тоже мне джентльмен».
Маша отвернулась. Ей было впервые обидно как девушке. Не смотря, что делает, она клала и клала себе на тарелку блины.
- А у вас лицо не треснет?
- Я давно не ела, - почувствовав, что руке стало трудно держать тарелку, Маша опустила глаза – ароматная горка, блестя и дымясь, возвышалась сантиметров на 15.
- Ясно, - понимающе кивнул он.
«Черт, он меня, наверное, дурой полной считает! Что мне с этими блинами теперь делать? Не класть же обратно при нем».
Взяв на соседнем столике кружку с медовухой, Маша решительными шагами направилась в противоположную Онегину сторону. На краю поляны она нашла пустую скамью, которая была достаточно далеко от основной толпы.
«Надеюсь, никому не захочется чесать через всю лужайку ради приятной беседы со мной».
Но счастливое одиночество длилось не долго. Новоиспеченный знакомый направлялся прямо к Машиной лавочке. С собой он нес бутылку какой-то красной жидкости с надетым на ее горлышко граненым стаканом и свою тарелку, груженную едой не меньше Машиной.
- Я бы хотела…
- Я просто подумал, что вам запить это одной кружкой медовухи не удастся и решил помочь делу. А так же в знак солидарности, - он показал глазами на свою еду, - поддержать вас.
- Спасибо, - только и сказала Маша.
«Черт! Теперь придется есть все эти блины! Я же хотела скормить их собаке Катерины Петровны. Ну, кто его звал??!!»
- Не за что.
Они молча ели, думая каждый о своем.
«Сколько же приседаний меня заставит сделать эта кожаная фурнитура!!!!», - когда Маша представила себе эту цифру, она не сдержалась и застонала от безысходности.
- Что такое? - вежливо поинтересовался Онегин.
- Очень вкусно, - буркнула Маша и подавилась очередным блином.
Медовуха быстро кончилась, и нехватка запивки давала о себе знать. Но Маше так не хотелось просить налить ей еще, тем более она даже не знала, что принес молодой человек. Он же все еще не допил и первого стакана, хотя уплетал салатики и жареную курицу за милую душу.
«Что-то мне подсказывает, что умру я от обезвоживания».
- Вы вино будете?
«Спасибо! Спасибо! Спасибо! Век помнить буду».
- Вино? Эх, ну ладно, давайте, - сказала с огорчением Маша.
Вино пошло хорошо. А с вином и блинчики. К радости Маши их заметно поубавилось. Но мысли о верном псе Катерины Петровны все же посещали ее голову. Онегин же продолжал наворачивать с тем же энтузиазмом, что и в начале.
- Кстати, меня зовут Константин. А вас?
- А меня Мария Федоровна, - жуя блин, ответила Маша.
- Очень приятно.
- Взаимно.
На некоторое время только монотонное чавканье нарушало тишину.
- А вы после полуночи останетесь?
- Так ведь это для совершеннолетних! Так что нет, а вы?
- А я да, - гордо ответил он, - у меня день рождения был два месяца назад.
- А я и не хочу остаться.
- И вам не интересно, что твориться на самом шабаше?
- Ну, конечно интересно. Но будто я не знаю!
- Знать одно, а видеть…
- То, что я знаю - меня не привлекает.
- Значит, вы не хотите, чтоб я вас провел на вторую часть празднества?
- Честно.
- Ну, да.
- Я бы была безгранично рада, если б могла прямо сейчас лечь спать.
- Такого ответа я, конечно, не ожидал, но помочь могу.
- Как? У вас есть личный вертолет?
- Нет. Но позвать вашего крестного могу.
- Воронцова? Он ж пьяный!
- Нет, не сильно. Я его 20 минут назад видел вполне вменяемого.
- Да? Ну, хорошо. Кстати, откуда вы его знаете?
- Мы живем в одном доме.
- Аааа.
Константин ушел за Воронцовым, а Маша, отставив пустую тарелку в сторону, прилегла на лавке. Было не очень удобно, так как подлокотники вырезанных сидений не давали растянуться, и приходилось корчится на одном лишь своем. Но это не помешало ей задремать.
Глаза Маша открыла, когда Воронцов нес ее на руках через рощу.
- Воронцов, ты?
- Надо же столько жрать, Мария!
- Я ненавижу блины! Больше никогда! – простонала Машка.
- А вот я больше никогда не буду таскать тебя на руках, пока не похудеешь! Сколько ты весишь?
- Это все блины!!!
- Отмазывайся, отмазывайся.
Маша замолчала на время.
- Ну, как тебе наш Костенька?
- Да так…, - Маша уже опять впадала в сон.
- Он вообще-то хороший мальчик. Умный. Заботливый. Но тебе не подойдет – испортишь.
- Спасибо, Воронцов…
- Да нет, я, правда, так думаю.
- Аха, - Маша закрыла глаза.
- Не, он слишком правильный для тебя. И слишком интеллектуальный. Ты не думай, что я принижаю твои способности, но он немного … слишком уж… умный. А вообще… Не, Мария, ты его не трогай, пусть живет себе. А то ведь знаем вас. Мария, ты меня слушаешь? Мария?
Но Маша уже спала сладким детским сном, даже и не думая ни о каком Костеньке. Воронцов подхватил ее поудобнее, вздохнул и зашагал дальше по роще.

 

[Нона]

Нос и правая щека горели нещадно. Во рту все еще ощущался вкус вчерашних блинчиков.
- Никогда!.. промычала Маша и перевернулась лицом к стенке.
Через минуты три затылок стало припекать. Маша опять перевернулась с боку на бок, но на этот раз еще менее удачно - полоса слепящего солнечного света била прямо в глаза. Выбор был таков: встать и задернуть поплотнее эти дурацкие шторы, а потом лечь опять; залезть под одеяло с головой и умереть от недостатка кислорода или совершить героический поступок и пойти умываться холодной водой в ванну.
- Никогда!..
- Шо, панночка померла?
Маша с трудом повернула голову – на пороге стояла Вера Александровна и улыбалась самой своей ехидной улыбкой.
- Не слышу!
- Изверги! – Маша щурилась от яркого света, - сколько сейчас времени?
- Да десять скоро. Не слышу!
- Боже ты мой! Кто будит в такую рань!
- Я бужу, не слышу!
- Ладно-ладно, тетя Вера, как я рада вас видеть! Что вы делаете в моей квартире?
- Я тоже тебя рада видеть! И квартира пока еще не твоя. Вырасти сначала! Вот это прием! «Что вы делаете в моей квартире?». Неблагодарный ребенок.
- Ну, извините. Я имела в виду, где Воронцов и как вы сюда попали.
- Воронцов тебя вчера дотащил до дому, дорогая. А я, как только увидела, что Воронцов и ты испарились, подумала, что тебе все-таки стало плохо после Кофия.
- Так, про это он вам уже успел рассказать…
- Ну, мы с ним провели воспитательную беседу. Кто последствия Кофия алкоголем лечит??? Так конечно тоже можно, но тебе ведь просто надо было дать противоядие.
- А Кофий это яд? - Маша уже почувствовала шелковую обивку гроба под собой.
- Да нет, просто он может вызвать не очень приятные ощущения у юных девиц вроде тебя. А ты чего лежишь? Вставай-вставай! Я греть еду еще раз не буду. Не дом отдыха.
- Ладно, так что там с Кофием, - Маша свесила ноги с кровати и начала искать тапочки.
Но крестная уже ушла на кухню. Ткнув пальцем в большую серую кнопочку «power» на центре, под звуки любимой песни Маша поплелась в ванну.
- Stop looking, listen baby…its called rubber necking baby….
Холодная вода привела ее в чувства. Уже через пятнадцать минут Маша сидела за столом, но бутерброды есть почему-то не хотелось.
«Манка тоже ничего».
Вера Александровна испарилась, оставив только записку на тумбочке в коридоре:

Мария,
поешь кашу – ужо погрела.
Не опоздай на работу!
Звонил Никита Юрьевич.

Убежала, пока.
Т.В.

Прочитав записку, Маша поняла, что сегодня пятница – а значит работать, работать и работать, как завещал дедушка Ленин.
«Мария Федоровна, нам сегодня не везет! Подумать только – пятница!!! За что такое наказание? Надо было вчера напиться и проснуться в субботу. А теперь…»
А теперь ей пришлось одеться, заставить себя выйти из дома и пойти ловить маршрутку.
Надо сказать, что работа Маши была не просто так, а АРУиСП – агентство ритуальных услуг и снятия порчи. И должность у Маши была не простая – целый день она сидела за красивым белорусским столом из ДСП, заполняла всякие бланки, квитанции и ведомости, а по совместительству готовила кофе, отвечала на звонки и раскладывала пасьянсы. Только самым ответственным работникам доверялось эта важное дело – раскладывание пасьянсов. Это занятие требовало огромной умственной работы, нечеловеческого терпения и ловкости рук. Дело в том, что Мария Федоровна должна была разложить пасьянс совершенно определенным образом, ведь удовлетворить клиента не так-то легко. Иногда ей надо было, указав пальцем на перевернутого туза пик, сказать, что страшный удар ждет человека из близкого окружения вопрошающего. А иногда, указав на эту же карту, надо было сказать, что враги будут повержены, а вас ждет неземная любовь с высоким и загадочным брюнетом. Одним словом, Маша была почти самым ценным работником у Катерины Петровны, и ни в одном из филиалов АРУиСП не нашлось бы более перспективного кадра.
- Всем привет, - сказал кадр, входя в офис.
- Машенька! Машенька, здравствуйте! Как вы себя чувствуете?
- Хорошо, Никита, отлично! А ты как вчера? Хорошо повеселился?
- Ой, вы знаете, столько всего было, столько всего было! – возбужденно начал рассказывать Никитка, - Катерина Петровна устроила поистине великолепное пиршество! Гуся вы видели? Видели? Произведение искусства, а не гусь! А свинью в горчичном соусе? Божественно! И блинчики!...
У Маши свело живот болезненной судорогой.
- Не надо о блинчиках!
- А простите, простите, я слышал…
- Воронцов?
- Да-да! Воронцов сказал! Так и сказал, что Машенька блинчиков переела,…простите, простите! Больше никогда блинчики не упомяну!.. Ой, опять!.. Простите, простите!
Каждый раз при упоминании слова «блинчик» Маша вздрагивала и обдавала Никитку злобным взглядом. Тот, в свою очередь, смотрел на нее щенячьими глазами и лихорадочно извинялся.
- Ладно, я пошла. У меня со вчерашнего дня бумажек осталось на век работы.
- Хорошо, Машенька. Если чего, я всегда в вашем распоряжении.
- Конечно-конечно, Никита, - сказала Маша, выпихивая его из комнаты.
Закрыв дверь, она вздохнула с облегчением.
- Что, Мария Федоровна, допек вас Никита?
- Ой, не говори, допек!
- А вы дверь на ключик, а сами спать. Видно ведь, не выспались чай? – посоветовало зеркало.
- Не, как-то не хорошо от него запираться, обидится еще…
- Ну, как хотите, Мария Федоровна. А я бы заперлась. Он меня давеча так обидел – облил кофе и вытер плохо. У меня такой стресс, такой стресс теперь…
- Да… просто неприлично.
- Ой, не то слово, Мария Федоровна, не то слово!
Зеркало еще долго о чем-то причитало, но Маша уже не слушала. Усевшись за стол, она с ужасом посмотрела на кипу бумаг – похоже, что та увеличилась с прошлого вечера. А вспомнив о поцарапанном подоконнике, Маша совсем упала духом.
Первый звонок был встречен с раздражением:
- Алле, - не отрываясь от заполнения какой-то розовой бумажки, сказала Маша.
- Алле, здравствуйте. А это салон ритуальных услуг?
- Да, это агентство ритуальных услуг и снятия порчи потомственной колдуньи Катерины Петровны Дарс. Здесь мы не только предскажем судьбу, проведем обряд очищения квартиры или офиса, но и сможем помочь вам при сильнейшей порче и даже скажем, кто навел ее на вас или ваших близких, - на одном дыхании выдала Маша заученную фразу.
- Да? А привороты вы делаете? – спросил взволнованный женский голос.
- Отворот, приворот, от ворот поворот, все делаем.
- И надежно?
- Да мы привернем так, что потом не отвернете!
- И как? Людям нравится?
- Кому? Привернутому - очень! А вы сами представьте – тебя привернули к женщине, которая тебе в страшном сне снилась, а ты сделать ничего не можешь, любишь и все! Любишь!
- И крепко любят?
- До безумия!
- И что, прям так с ума сходят? – ужаснулся голос.
- Ну, мы все можем. А вам что надо?
- Ой, вы знаете, муж ушел! Ушел, говорит, к другой женщине, говорит, меня больше не любит. Наш брак – ошибка, говорит… - тут пошли всхлипывания, а потом и рыдания.

Нона добавил [date]1079476229[/date]:
- Что, Машка, истерика? В лучших традициях? А знаешь, что ты сейчас совершила профессиональную ошибку?
- Да, и какую? – в трубке продолжались рыдания, поэтому Маша позволила себе отвлечься. Разговор с креслом гораздо приятней этих соплей.
- Дала возможность клиенту душу излить. У нас же тут не экстренная психологическая помощь, а серьезное заведение.
- Да что ты!
- Мария, не мне с этим потом разбираться, а тебе.
- Ну, порыдает она в трубку, а я успокою ее, а потом она придет, муженька тут ей приклеят обратно и счастливая она уйдет домой. Я ей и пасьянс кину, да так, что еще и вернуться захочет. Ну?
- Дело твое, Машка, а заставлять рыдать клиентов мы тут не должны.
- А кто заставляет??!! – Маша была уже не просто зла, ее колотило.
- Девушка, девушка!
- Да, - Маша собрала всю свою волю, чтобы не закричать в трубку, - вы приходите завтра. Я вас записываю. На пять устроит?
- Вы поможете? Правда, поможете?
- Непременно, - сказала уже спокойнее Маша, и на душе стало теплее. На какой-то момент ей показалось, что ее дело – самое важное в мире, что она практически вершит историю, управляет судьбами! Как никак все клиенты сначала проходят через ее руки, а уж потом…
- Спасибо вам. До свидания!
- До свидания.
Положив трубку, Маша глубоко вздохнула и продолжила разбирать свои бумажки. Но через пару минут телефон зазвонил опять.
- Да?
- Не «да», а «я вас слушаю», Марья.
- Здравствуйте, Катерина Петровна. Извините, ошиблась.
- Да уж понятно. Только слишком часто ты начала ошибаться. Ладно, Никита Юрьевич где?
- На месте, сейчас соединю, - Маша нажала кнопку на базе телефона, - Никит, тебя Катерина Петровна. Осторожно злая собака.
- Марья, я все слышу, - донеслось из трубки.
- Соединяю.
«Вот, попала! А, ладно, забудет».
Остаток дня Маша провела в копании макулатуры на своем рабочем столе, распитии кофе, поедании салатиков и бесконечных приседаниях. Ближе к шести делать было уже совсем нечего, и она начала собираться домой. Телефонный звонок отвлек ее:
- Вы позвонили в агентство ритуальных услуг и снятия порчи потомственной колдуньи Катерины Петровны Дарс. Здесь мы не только предскажем судьбу, проведем обряд очищения квартиры или офиса, но и сможем помочь вам при сильнейшей порче и даже скажем, кто навел ее на вас или ваших близких. Что вас интересует.
- Мария, здравствуй!
- Воронцов! А остановить можно было? Что я тут распинаюсь?
- А может мне требуется ритуальный обряд?
- Я сейчас тебе погр****ьный ритуал закажу, с отпеванием и панихидой.
- Спокойнее, спокойнее. Я готов слушать чарующие звуки твоего голоса вечно. Я чего звоню – значит так, ты уже заканчиваешь?
- Да.
- Тогда заезжай ко мне. Тут кое-чего надо забрать. Вера Александровна просила подарки на 8 марта, вчера, говорит, не взяла, думала тебя не увидит. Отмазывается. Да! И еще тут с тобой увидеться хотят! – Воронцов захихикал.
- Кто?
- Костенька, кто ж еще?
- Константин? Он что, больной?
- Нет, он на тебя запал. Я так думаю. Ой, бедный мальчик. Ты ведь у нас мужененавистница! Вот не повезло хлопцу.
- Так, что это за тети Верины украинские замашки? И что за выражения? Запал? И никакая я не мужененавистница…
- Да, да. Верю! А парня жалко...
- Воронцов, ты у меня сейчас дождешься!
- …бедный-бедный Костенька. Такую в жены… Честное слово, жалко парня!
- Воронцов, заткнись. Какая жена?
- С колечком, в белом платье и фате! Короче жду. Пока. Никите привет.
Он положил трубку, а Маша, успокаиваясь, слушала гудки.
«Похоже, сегодня все просто сговорились меня доставать».
Но, тем не менее, она задумалась. Вспоминая детали прошлого вечера, она с ужасом подумала о том впечатлении, которое произвела на Костю. А блинчики…
«Так, Мария Федоровна, мы его уже Костей называем? Отлично! Просто замечательно. Да нет. Мне наплевать на него. Подумаешь, Костя…Константин, то есть».
И пусть Маше было абсолютно все равно, что подумает Константин при их новой встрече, она все же посмотрела на себя в зеркало.
- Куда мы такие довольные, Мария Федоровна?
- Куда-куда? На свиданку небось?
- А ты вообще молчи, фурнитура! Я с Марией Федоровной разговариваю, а не с тобой.
- Кто бы говорил! В тебе ценного – только рама и то из-за позолоты…
- А ну замолчали!
- А я что? Машка, разве не на свиданку?
- Я к Воронцову. А вы – молчать и по углам.
- Мы и так по углам, - обиженно сказало кресло.
- Ладно, я пошла. Всем пока. А, нет…секундочку.
Маша достала помаду из сумочки и подошла к зеркалу.
- На свидаааанку, - довольно протянуло кресло.
- На свидаааанку, - не менее довольно протянуло зеркало.
- Молчать.
- Маш, мы ж за тебя радуемся. Давно ты по паркам ночью не шлялась, давно не ела на нервах…
- Да, Мария Федоровна, давно вы не красились перед выходом домой, давно не...
- Я УШЛА!
- До свидания, Мария Федоровна!
- Пока, Мария!
Маша уже летела в сторону Ленинского.