pike, прежде , чем выкладывать новое, надо дожать старое!
В связи с двойным крахом соседства, снимать "Мальчика" дальше будет только Витя.
У меня на это просто не хватает сил. Так что теперь автор всех иллюстраций -
Pike!
За что ему от меня куча благодарностей и разных красивых слов!
Глава шестая. Вторжение.
Я проснулась, медленно осознавая, что нахожусь в отеле в Йоркшире. Шуршание дождя за окном, клацанье часов на прикроватной тумбе, нестерпимая тошнота, глаза, будто засыпанные песком... Все это говорило о том, что я еще не умерла, что я на этом свете, и где-то есть привычная жизнь. Всю ночь меня мучили кошмары и видения, чужие мысли и чувства, голова была налита свинцовой болью. Отголоски снов – гул пожаров, треск костров, крики – сливались в один бесконечный поток. Не похоже, совсем не похоже на контакт! Но что тогда, что со мной происходит? Что-то явно было не так.
Но справляться с новыми ощущениями я решила по-старому. Чашка хорошего кофе, чтобы нормализовать давление, ибо оно снижается после подобных ночей, как после тяжелой комы. Нет, пара чашек!
С трудом поднявшись с кровати, я с удовольствием ощутила прохладу паркетного пола, его глянцевую ровную поверхность.
«А ведь так горячо было…» Что? Это еще откуда? Чья это мысль, черт возьми?! И где было горячо? Измученная, я позвонила Марку.
Шеф, как мне показалось, был странно спокойным. Следом просочился Херельсен с целым набором лекарственных средств. Они уже знали, как действовать, и, кажется, догадывались, что со мной. Я подозрительно уставилась на обоих:
- Ну, говорите, славные воины с потусторонними силами! Чем лечить меня будете? Осиновым колом? Или обвесите чесночной гирляндой? Но для начала неплохо бы объяснить мне, что задумали, братья Христовы? – сил особых у меня не было, но обида, видимо, была явной.
- Э-э! Дорогая ты моя! – протянул Марк. – Давай-ка без обид. В нашем сложном деле и так полно дурных загадок. А если будешь умницей и перестанешь злиться, я тебе добрую сказку расскажу!
Марк подошел ко мне и обнял за плечи. Он тихонько гладил меня по голове и шептал смешные и добрые слова, ругался шутливо и уговаривал не дуться. Я вдруг повернулась к нему, уткнулась в его родное и надежное плечо, пахнущее дождем и самим Марком, и разревелась. Я всхлипывала, набирая обороты, и не могла остановиться. Я задыхалась и не могла сказать ни слова. Мужчины тихо наблюдали за моей истерикой. Херельсен кивнул и, деловито налив стакан воды, приготовил какие-то ампулки и таблетки.
- Все, Мэди, - вдруг с необычной нежностью сказал Йенс, - все прошло. И поверь, все будет хорошо. Я и Марк, мы с тобой. Мы понимаем, мы поможем…
Через час после укола, таблетки, кофе и сотни успокоительных слов я наконец пришла в себя. Более того, как мне казалась, была полна жизни. Приступ не обессилил меня, напротив, мне хотелось идти куда-нибудь, бежать и что-то делать. Марк, как мог, объяснил мое состояние, и я была хоть и поражена, но совсем не испугана. Месяцы, проведенные в Конторе, не прошли зря.
- Значит, ты считаешь, что некая сущность заменяет мое сознание своим? Мертвая неупокоенная душа пытается привести меня к разгадке некой тайны?
- Не тайны, у нее нет тайн. Ей все ясно. Она хочет возмездия или прощения. И то, и другое нужно ей, Мэди, но не тебе. Пока снов не будет. Херельсен будет давать тебе успокоительное на ночь. А днем ты будешь с нами... И с Оливером!
- С Оливером? – я вскрикнула от радости и неожиданности. Потом потухла. – Все так плохо, Марк?
- Мэди, давай договоримся. Все, что сейчас происходит, – части одной большой загадки. И сто раз прав Херельсен – масштаб впечатляет. Если все, что было в прошлый раз, – искусственно созданная истерия, то в этот раз нам только кидают наживку. Но для чего? И кого ловят на эту наживку? И кто рыбак во всей этой истории? Мэди, все это части целого. И твое состояние тоже. Так что, как бы ни было сложно, мы должны вместе размотать этот клубок. А вот уж какие силы нам понадобятся – решать мне. И Оливер – не последний боец в нашем отряде. Давай, дорогая, не паникуй! Радуйся приезду Оливера. Думаю, вам будет о чем поговорить.
- А Вулпит? Мы хотели ехать в Вулпит сегодня? – я вдруг вспомнила, что у нас масса дел.
- Поедем завтра. Сегодня мы еще раз отработаем Молла. Херельсен будет изучать все, что связано со сгоревшим домом. Там должны быть какие-то результаты. Нитки, подземные ходы, фальшстена. А ты, может, почитаешь о Вулпите что-то. Или просто отдохни.
- Да не хочу я отдыхать. У меня, напротив, страсть к работе присутствует! Может, в местные архивы сходить? Там наверняка что-то есть. Пойду пороюсь. А когда Оливер будет?
- Приблизительно к шести вечера, - ответил Херельсен. – Встречать поедем? – и он лукаво подмигнул мне.
Я улыбнулась в ответ:
- Вот еще! Без тебя, Йенс, обойдемся!
…Оливер выглядел потрясающе. Он загорел и сиял такой уверенностью, что впору было сообщать о разгадке дела! Я вздохнула и направилась ему навстречу, поправляя волосы и сглатывая ком, который неожиданно появился в горле. Я соскучилась! Я даже не представляла, как! Мысли о работе и тайнах, окружавших нас, мое странное состояние поглощали меня полностью, и лишь теперь я осознала, как мне его не хватало.
Наши отношения с Оливером были не так просты, как казалось на первый взгляд. Он был сдержан почти всегда. Проявление естественных реакций было не его кредо. Он мог быть циничен, насмешлив, ехиден, тонок, элегантен, мил. Он мог быть каким угодно, но только не самим собой. Даже, когда он ссорился с Казараки, его гнев был больше эпатажем, чем проявлением реальных эмоций. Открыт он был только дома. В тех редких случаях, когда мы говорили по душам. Тогда вдруг открывался какой-то незримый замочек, запирающий его внутреннее «я», и он становился тем, кем был на самом деле - умным, талантливым, нежным, страстным, слушающим и понимающим. Я долго не могла понять, почему именно мне дано такое право - видеть Оливера без «кожуры». Почему он, так ревниво охраняющий свой собственный мир, открыл его мне. Почему я вижу его не таким, каким видят все. Но понимание пришло, и оно не было безоблачным.
Но сейчас я думала не об этом. Я подошла к нему, положила руки ему плечи, и он, легко приподняв одной рукой, прижал меня к себе. Надолго. Казалось, навечно. Я стояла посреди бушующего вокзала, посреди толпы снующих людей и не видела никого. Кроме него. Его запах – запах дорогого парфюма, моря и загара, немного незнакомый, немного будоражащий - казался мне слаще и родней именно теперь. Наши тела, соприкасаясь, вели незримый разговор. И ни до, ни после, мне не было так спокойно.
----------
Прошу не удивляться, Дик Чедвиг опять поменялся!
Осколки
Ночь прошла более чем прекрасно. Мои страхи улетучились, и в душе играла флейта. Спускаясь к завтраку в ресторанчик отеля, я была счастливым человеком. Но сегодня нам предстояла поездка в Вулпит. Достаточно дальняя.
Информация, собранная мной о деревеньке, свелась к следующему: одна небольшая гостиница «Лебедь» на четыре номера, рыбалка на старых кирпичных ямах, легенда (или нет?) о зеленых детях и уникальная церковь Святой Марии, восхищающая туристов великолепной дубовой крышей, резными поручнями скамей в виде животных и чудесными витражами.
Вроде ничего особенного. Приятный и очень радушный сайт деревеньки радовал глаз и приглашал в посетить достопримечательности Вулпита .
- Как ты думаешь, - спросила я у Оливера, галантно поддерживающего меня под руку, - мы найдем в Вулпите что-нибудь стоящее? Одни легенды - и никаких фактов.
- Знаешь, Мэди, все это можно вообще отнести к дурацким совпадениям, - ответил мой спутник, кивнув появившимся в конце коридора Марку и Йенсу. – Если бы не твои видения. Ты ошибиться не можешь. Тут что-то есть. И дело, конечно не в картине и не в пожарах, а в какой-то гадкой и постыдной тайне, так тщательно скрываемой всеми участниками событий. Молл что-то знал и умер. Хотя пытался сделать заявление, привлечь внимание. Потом профессор, занимающийся этим вопросом, неожиданно свалился с лестницы, потом это странный случай с подземным ходом. Все вроде бы не связано одно с другим. Но связь есть. И она – у тебя в голове.
Мы заняли небольшой столик у окна, и я подумала, что сейчас тот редкий момент, когда мне просто необыкновенно здорово!
- Кстати, - сказал Оливер после того как мы заказали по традиционному английскому завтраку. – Картина все больше кажется мне элементом случайным. Все репродукции, которые принимали участие в разных происшествиях, не являются копиями одной картины. Часть из них приписывается испанскому художнику Джованни Браголино. Она самая распространенная. Часть - шотладской художнице Анне Зинкайзен, а часть вообще неизвестно кому, всего более пяти вариантов. Их объединяет только одно – на всех массово плачут мальчики. Этот сюжет был отчего-то весьма популярен, и репродукции картин в большом количестве продавали все универмаги Англии.
Именно поэтому вообще не факт, что картины имеют какое-либо отношение к пожарам.
Я вот думаю, нам лучше интересоваться конкретно пожарными.
Херельсен удивленно посмотрел на Оливера:
- Ты серьезно? Вообще ничего не понимаю. Это что – такая месть? Мы поподжигаем, а вы побегайте, попробуйте потушить?
- А может, нам вообще только Молл нужен? - скатывая салфетку трубочкой, спросил Марк.
- Но погодите – пожары ведь были? – недоумевая, воскликнула я. – И картины не горели!
- А что местная полиция говорит? – вопросом на вопрос ответил Оливер.
- Да вон он идет, местная полиция, - махнул рукой Херельсен. – В дверях ресторанчика и правда появился Дик. - И мне кажется, он с новостями.
Чедвиг стремительно подошел к нам и рухнул на стул. Ему явно не терпелось что-то поведать.
- Ну давай, мой друг Шерлок, бери скрипку, заводи песню, - неловко пошутил Марк.
- Пришел анализ нитки, - сообщил Чедвиг.
- И? – заинтересовался Йенс.
- Нитка обычная шерстяная, из такой пряжи вяжут шарфы и шапки. Но на ней кровь. А вот анализ крови – весьма необычный. У нашего крота редчайшая болезнь. Так называемая порфирия.
-Ого! – хмыкнул Херельсен. – Действительно нонсенс.
- А что это? - спросила я.
- Болезнь вампиров, - задумчиво ответил Оливер.
- Порфирия или порфириновая болезнь — почти всегда наследственное нарушение пигментного обмена с повышенным содержанием порфиринов в крови и тканях. Проявляется фотодерматозом, гемолитическими кризами, желудочно-кишечными и нервно-психическими расстройствами, - немедленно просветил нас дотошный датчанин.
- А по-человечески можешь? – прервал его шеф. – Судя по реакции Оливера, весьма странная болячка.
- Ну, собственно, благодаря ей легенды о вампирах и появились. Болезнь характеризуется тем, что организм неспособен произвести основной компонент крови — красные тельца, а это приводит к дефициту кислорода и железа в крови. Виной всему переизбыток и накопление в организме частиц–порфиринов. В крови и тканях больного нарушается пигментный обмен, и под воздействием солнечных ультрафиолетовых лучей начинается распад обескислороженного гемоглобина.
- Ох, - вздохнул Марк. – То есть солнца они действительно боятся?
- Да, оно их не радует, - кивнул Йенс, - Солнечный свет причиняет несчастным невероятные страдания. Кожа больного приобретает коричневый оттенок, становится тонкой, как бумага, и лопается. В результате рубцовая ткань, образующаяся после язв и воспалений, повреждает даже хрящевую ткань — нос и уши, деформируя их. Кроме того, в процессе болезни по тем же причинам деформируются и ногти, которые позже могут выглядеть как когти хищника. Кожа вокруг губ и десен высыхает и теряет эластичность, зубы обнажаются, проглядывая через полуоткрытый рот и создавая жуткий оскал.
- Боже мой! Это же какой ужас! Можно и умом тронуться, - воскликнула я.
- А, собственно, так и бывает. Больные порфирией, не получающие необходимой помощи, могут вести себя очень странно и даже агрессивно. Болезнь крайне деструктивно сказывается на психике.
- Да, но думаю, человека со столь редкой болезнью найти будет очень легко? Так, Чедвиг? Ведь где-то им необходимо лечиться? - Марк вопросительно посмотрел на Дика, весьма заинтересовавшегося лекцией.
- Думаю, да. Вот сейчас и займусь этим. Есть ли таковые в Йоркшире и его окрестностях, мы будем сегодня знать, – Дик задумчиво почесал затылок. – Странное все-таки это дело. Мальчики плачущие, которые в огне не горят, дети зеленые, отчего-то жующие только бобы, вампиры с ненормальной психикой… Медиумы опять же.. – он виновато покосился на меня. – Может, вы и привычны ко всем этим штукам, а мне вот… не по себе как-то.
***
В Бери-Сент–Эдмундс мы приехали уже к вечеру. Решено было взять здесь машину напрокат и отправиться в Вулпит уже на колесах. Отсюда до деревеньки оставалось около тридцати миль. Всю дорогу мы отчего-то веселились, непринужденно болтали, делали предположения, и я в который раз ощущала себя просто необычайно хорошо! Оливер рядом, друзья и мои верные соратники тоже. Да, дело непростое, но мы справимся. Обязательно справимся. Иначе просто не может быть.
Уже стоя перед офисом проката, я решила завернуть к торговым автоматам, стоявшим неподалеку. Оливер, взяв меня за руку, направился со мной. Неожиданно и совершенно отчетливо я услышала странный звук. Он был тихий, серебряный, как будто звонили в маленькие хрустальные колокольчики. Я вопросительно взглянула на своего спутника.
- Ты слышишь?
- Что? – он посмотрел на меня, потом покрутил головой, прислушиваясь. – Что я должен слышать?
- Маленькие хрустальные колокольчики, - как во сне произнесла я и со всей очевидностью поняла – звук идет из моей сумочки. И еще – Оливер его не слышит.
Я, дрожа от нетерпения, открыла сумку и принялась рыться в ней с небывалой резвостью. Звук не прекращался. Наконец я нащупала маленькую бархатную коробочку, которая, казалось, вибрировала у меня в руках.
- Вот, Оливер, вот – я открыла футляр и увидела кулон.
Изящный, легкий и прекрасный, он цепочкой, словно змейкой, обвился вокруг моих пальцев, как бы говоря: «Больше я с тобой не расстанусь!»
- Вот это звонит!
- Мэди,
это молчит! – удивленно сказал Оливер. – Это кулон. Он не может издавать звуки.
- Это так, но я их слышу!
И тут словно пелена упала с глаз. И все пронеслось в голове: белокурая женщина с бездонными глазами, призрак, мятущийся прямо среди столиков, утренний крепкий кофе! Как, как я могла забыть! У меня тогда страшно болела голова, я умирала от тревоги! Она помогла мне! А потом я ничего не помню. Как это может быть? Я отчетливо понимала, что провал в моей памяти чем-то обусловлен. Что не случайно это хрупкое произведение сказочных далеких мастеров ожило именно сейчас. То ли предупреждая меня, то ли стараясь защитить.
- Мэди, детка, что происходит? - осторожно и очень мягко спросил Оливер.
- Мне надо кое-что тебе рассказать. Давай немного поиграем в прятки, - и я потянула любимого в укромный уголок.
Там, запинаясь и путая от возбуждения слова, я рассказала Оливеру все.
- Ты уверена, тебе не привиделось?
- Да нет же!.. А кулон?
- Быть может, ты сама его купила. И забыла потом.
- Ох, я сама не знаю...
- Ладно, давай потом додумаем, а то Марк нас в розыск объявит! Не волнуйся. Всему должно быть объяснение!
Марк нервно курил, сидя на водительском сиденье, Херельсен равнодушно рассматривал мирно копошащихся голубей.
- Ну и где вы, собственно, были? - хмуро обронил Марк. - Или некорректно спрашивать?
- Перестань, – отреагировал Оливер. – Потом объясним. Поехали, что ли.
Загрузившись на заднее сиденье, я немедленно надела кулон на шею.
- Я думаю, он мне помогает, - тихонько зашептала я на ухо сидящему рядом возлюбленному.
- Я не верю в эльфов, - так же тихо ответил Оливер. – Уверен, что твоя таинственная незнакомка, если и была в действительности, то, скорее всего, сильный экстрасенс или телепат. Одним словом, она наделена способностями. А кулон этот – амулет. Вот только зачем ей это? Или вы одной крови?
- Перестань, солнце, я сама не своя пока. Просто все надо обдумать, вспомнить каждую деталь и понять…
Тут мы въехали в странное серое облако. Я моментально потеряла ориентацию. Я ничего не понимала. Я пыталась что-то разглядеть, хватала руками воздух. Мне казалось, на голове у меня плотный мешок. Я силилась снять его, сдернуть, сознание отказывалась работать. «Я в машине, я еду, все рядом…» - но это была последняя здравая мысль.
***
Серое утро едва теплится над крышей аббатства. Промозгло, дует ледяной ветер. Черные птицы кружатся в пепельно-сером воздухе. Я стою на мосту. На самом краю моста. Его каменные бортики, мокрые от утреннего тумана, холодят ноги. Я дрожу, зубы едва не прикусывают язык. Рядом еще шесть женщин. В белых рубахах, с петлями на шеях. Угрюмые, заплаканные, измученные.
Ветер развевает их волосы, задирая высоко над головами, будто уродливые короны. Я слышу голос. Он говорит о боге, о грехе, о дьяволе. Мы ведьмы, нас повесят. Еще минута, и нас столкнут с моста, и веревка, ломая позвонки, перехватит горло смертельной хваткой. Сколько мучиться? Мы все надеемся на скорую смерть. Кажется, голос умолк. Я поднимаю глаза на глубокое осеннее небо, где сквозь тучи скользит робкий золотой луч, и чувствую толчок в спину. Ноги пытаются удержаться на скользком каменном поребрике, истошный крик вырывается из моего горла, и я лечу вниз, к черному зеркалу ледяной реки. И я еще успеваю услышать хруст собственной сломанной шеи…
Так что Дик теперь выглядит иначе.
