Игра: "Маска, я вас знаю!" - 2010

[Оладушка]

Вот и пришла весна, а с ней 1 апреля, а с ним - наша традиционная игра-угадайка.
Для новеньких и тех стареньких, кто подзабыл правила, напоминаю:

Игра проходит в два этапа. Сначала все литераторы, желающие "спрятаться под маской", присылают свои тексты по адресу: mavka2006@rambler.ru с обязательным указанием ника на форуме. Расстановка тэгов весьма приветствуется!
Ограничение - объём (не более 10 000 знаков с пробелами). Поскольку последний срок приёма текстов изначально планировался на 12 апреля (вроде как день космонавтики), то в тексте нужно так или иначе затронуть небесную тему. Как это сделать - ваше личное дело. Хотите - пишите космическую фантастику, хотите - используйте в названии соответствующее слово (что-нибудь вроде "Дотянуться до небес"), не хотите - просто хоть раз упомяните в тексте небесную лазурь, облака или звёзды - этого тоже будет вполне достаточно.

Второй этап - собственно угадайка, самое интересное. Тексты будут опубликованы без указания ников авторов. И все желающие смогут предположить, какому из авторов какая миниатюра принадлежит. Обычно для облегчения угадайки мы публикуем общий список авторов (хотя и не без подвоха ). Угадывающие шлют мне приватки со своими предположениями, кто скрывается под какой маской, то есть, где чей текст. Тот, кто угадает больше всех авторов, получает почётный статус. Формулировка - "Проницательный читатель" или любая схожая на усмотрение победителя.

Внимание! В этом году вводится новое правило. Читатели могут не только угадывать авторов, но и отметить в приватке текст, который понравился им больше всего. Таким образом, в этой "Маске" приз получит не только проницательный читатель, но и автор лучшего, по общему мнению, текста.

Напоминаю, что "Маска" - отличная возможность для новичков представить свой текст. Вы давно хотели бы опубликовать здесь свои работы, но всё никак не решаетесь? Тогда наш "Маскарад" - к вашим услугам. В случае чего, вы можете так и остаться инкогнито.

Приглашаем участников!

Все вопросы и обсуждения - в этой теме.

Уточнение
По многочисленным просьбам господ литераторов верхняя планка объёма текста поднята до 10 000 знаков. Но давайте договоримся, что это предел, а вовсе не идеал, к которому обязательно надо стремиться.

И ещё уточнение:
Сроки приёма текстов продляются до 17 апреля включительно.

Стартовал ВТОРОЙ ЭТАП ИГРЫ

 

[Оладушка]

Итак, пусть и с опозданием, но всё-таки переходим ко второй части нашей литературной игры. Если кто-то забыл, то напоминаю правила. Перед вами девять текстов, принадлежащих, соответственно, девяти авторам. Все они вам хорошо знакомы, это наши постоянные форумские авторы, мы не раз и не два читали их произведения. Вам предстоит угадать, кому из авторов какой текст принадлежит. Вот список авторов, как обычно он чуть больше, чем число масок:

Alessa
deja
Jetar
Mari@Vladi
Señorita la Espinar
Snake Gagarin
Груня-трактористка
Змей
Оладушка
руки Frau_Muller
Эней

В этой теме можно строить догадки и предположения. Вводить в заблуждение остальных угадывающих разрешается. А вот раскрывать, под какой маской спрятан ваш текст или признаваться вслух, что вашего текста нет, и ваше имя попало в список только «до кучи» — запрещено. Также запрещена критика, особенно оценочно-негативная. Если автор захочет, чтобы его произведение разобрали и проанализировали, он выложит его потом в своей теме. А здесь — только добрые слова в адрес авторов.

Игра продлится до 3 мая. За это время все желающие могут выслать мне приватки с предположением, кому принадлежат те или иные работы. Игрок, угадавший наибольшее число масок, получит статус «Проницательный читатель 2010» или, по желанию, любой аналогичный.

В этот раз у нас нововведение — в игру добавлен небольшой элемент конкурса. Любой читатель может не только заняться угадыванием, но и проголосовать за одну из масок, которая понравилась ему больше всего. Сделать это можно в данной теме при помощи тэга:

[ HIDE="1000000"] [ /HIDE] (только пробелы уберите).

Те, кто предпочитает распечатывать тексты, могут скачать их тут.

Вот, вроде и всё.
Приятного прочтения!


Маска № 1

Читать дальше...

Скалистый мыс глубоко выдавался в море. Основание его обнимали волны, обтекая, словно расплавленное серебро со всех сторон, вершину венчал замок. И не было видно границы между созданием природы и творением рук человеческих. Ибо время стирает границы…

Замок был белым. Словно старая кость, выбеленная временем. Со стороны моря он казался сказочным видением, сотканным из грез и хрусталя: таким хрупким казался резной ажурный камень. Пасторальные краски, не смешиваясь, играли на контрасте: изумрудное море, голубое небо, белоснежный замок и нежная зелень молодой листвы, покрывавшая холмы.

Вблизи чары рассеивались. Крепость из другого времени — Камелот короля Артура, превращалась в надежный форпост.

Столетия назад огромный кусок откололся от острой гранитной скалы, вокруг него образовался глубокий естественный ров с ледяной водой из горного источника. На этом одиноком утесе и расположился замок, словно вырастая из неприступного горного монолита.

Белые стены вздымались на головокружительную высоту, под самые облака. Чуть вогнутые, они казались еще выше и походили на застывшую волну, увенчанную кружевным гребнем зубцов и башенок — в задней части плавно переходившую в гранит скалы. Внутренние строения уступами поднимались к сердцу цитадели донжоне — главной башне, плоская крыша которой возвышалась не менее чем на сто пятьдесят футов над зубчатыми стенами. Еще шесть узких высоких башен с шатровыми вершинами сторожили замок с восточного и западного крыла.

Единственной связью замка с внешним миром был подъемный мост через ров. До воды на его дне было далеко — футов шестьдесят, не меньше. Иначе добраться до крепости было невозможно, разве что, вкарабкавшись по веревке, перекинутой со стены через ров с почти вертикальными гладкими стенами. Утяжеленная громадным бревном опускная решетка и массивные стены доказывали, что при всей своей красоте это надежная крепость: на шпилях которой веяли раздвоенные знамена герцога Карлионского.

Был поздний час, но огромные деревянные ворота крепости были настежь открыты, как и большинство ставней в окнах башни и стен. Не был поднят в Каэр Роке, а так назывался этот феод герцога и мост, который каждую ночь поднимали кверху. На выложенном булыжником дворе горели костры. Освещали они и большую деревенскую площадь владений герцога вне стен замка.

Ночное небо прочерчивали огоньки факелов, мелькавшие подобно светлячкам во всех местах сразу. Несмотря на обычную суету, охватившую Каэр Рок, было тихо, удивительно тихо. Не было слышно песен, привычной перебранки рыбаков возвратившихся с вечернего улова, звонких голосов женщин встречающих их и смеха детей, приправленного собачьим лаем.

Внезапно стали опадать яркие лазорево-белые знамена герцога, опускаясь все ниже и ниже, пока не оголились острые шпили башен, тревожно блестя при свете костров.

Увидев это, группа всадников поднимавшихся по старой дороге, построенной еще солдатами Цезаря и ведущей из долины к замку, пришпорив коней, стремительно пронеслась сквозь деревню. Взметая кругом пыль и песок. Над их головами реял штандарт герцога Карлионского — золотой ястреб на лазорево-белом поле…

Я поставил точку после последнего предложения, вернее многоточие и задумался под мерное гудение системного блока. Комнату окутывал полумрак. Только свет настольной лампы и оконце монитора освещали мое рабочее место.

В своих мыслях я был далеко в замке. Мои герои жили жизнью уже от меня не зависящей. Словно сверху, ярко и выпукло видел, как суетились люди у постели умирающей герцогини. Как герцог, въехав во двор своего дома, соскочил с лошади, искусно ее осадив. Как, бросив поводья слуге, вбежал в покои жены, оставляя далеко позади всю свою свиту. Видел младенца на руках старой кормилицы…

Внезапно все исчезло, кто-то тихо сопел рядом с моим креслом. Повернув голову, я увидел своего пятилетнего сына стоящего рядом.

— Где мама? — спросил я, уже зная ответ.​

— Спит. Сын улыбался.​

— Ну ладно, пошли и мы тогда спать.​

В детской, включив ночник у кровати сына, я присел на стул стоящий рядом.

— Что тебе рассказать? Только не говори, что о космонавтах? — теперь улыбался и я.​

— Пап, об астронавтах лучше.​

— Ладно, слушай.​

Ни в одном горячечном бреду не возможно повторить то, что говорят родители своим засыпающим чадам. Не был исключением и я. Одно точно, астронавты и внеземные цивилизации были в моих фантазиях.

Позже выйдя на балкон, закурив сигарету, я смотрел на ночное небо. Небо было удивительно чистым и ясным. Звезды и созвездия висели как нарисованные, и поодиночке и мерцающими гроздьями. Туманным шлейфом тянулся Млечный путь, и как много столетий назад куда-то брела Большая медведица.

Маска № 2

Читать дальше...

О хищниках и стоматологах ​

Известный литературный критик Шушкин (Сушкин по паспорту) не любил стоматологов с раннего детства. Не любил — мягко сказано. «Садисты и суки!» — по-чеховски коротко писал он о них, если приходилось. Но зубы болели часто и, как ни крути, а подниматься на зубной эшафот приходилось с незавидной регулярностью. Так было и на этот раз: облазив от боли стены всех своих комнат и справедливо решив, что на экскурсию по кухонным обоям времени по причине возможного рандеву со смертью может попросту не хватить, Шушкин с рабочим портфелем в руке поплелся в клинику.

«Шадишты и щуки!» — с чувством выдавил он через полтора часа, подытоживая неравную дуэль родных зубов с ложками, долотом и кусачками и покидая кабинет стоматолога. «Шволочи!» — негодовал, спускаясь в лифте и выплевывая вату. «Мамма дорогая!» — завершил он композицию восклицаний, когда готовясь к выходу из лифта, разглядел в его раскрытых дверях очень печальную морду драконобегемота. Причина всуе упомянутой родительницы была одета в ярко-зеленый костюм, на фоне которого громко молил о внимании оранжевый галстук. Подавив в глубине души нездоровое желание рассмотреть пестрое чудо поподробнее, Шушкин нечеловеческим усилием сомкнул двери лифта и поехал обратно наверх. Маневр не оправдался, поскольку, как выяснилось, неуклюжая бегемотная часть тела совсем не мешала преследователю критика свободно летать в пролетах между этажами. Но лишь на шестом этаже, когда его вновь встретила чешуйчатая депрессивная физиономия, Шушкин сдался и с чистой совестью упал в обморок.

— Ириску? — предложил драконобегемот очухавшемуся Шушкину, заботливо усадив его на скамейку. — От испуга?

— У-у, — замотал головой критик и прижался к портфелю.

— Тогда я сам... А, впрочем, — вздохнул драконобегемот, — и мне нельзя. Зубы...

Шушкин даже икнул от неожиданности. Он никогда не слышал о драконобегемотах с плохими зубами.

— Да, зубы... я же по папе — кто? Дракон, о — хищник! Нет, собирать грибы и ягоды — это, конечно, замечательно — гуляшь себе по лесу, наслаждаешься пением птичек, любуешься небесной лазурью, ах! А дома аромат от лукошка с лесными трофеями — ах! Чай поставишь, стол накроешь — красота... Но я ведь хищник! Мне мясо нужно! Человечина! А от сплошных ягод с грибами у меня депрессия!

— Я — нешъедобный, — на всякий случай предупредил Шушкин и плавно переместился на краешек скамьи.

— Шъедобный-нешъедобный, — передразнил драконобегемот. — Да что толку? Это раньше нам, драконобегемотам, по традиции мясо полагалось. Прадед ел мясо, дед ел мясо, папа ел мясо. Но нынешние законы, демократическая ориентация, цивилизация... ну, не поощряется людоедство — куда от этого денешься? А без мяса с зубами беда — слабые они, витамины не те... Вот и бегаю по стоматологам. Да... как говорится, традиция предлагает, жизнь вынуждает, а стоматолог, — он с ужасом в глазах посмотрел в конец коридора и прошептал, — наживает.

Шушкин был рад встретить драконобегемота нетрадиционной ориентации. Даже икать перестал!

— Да! Точно! Шволочи они, штоматологи: пошледнее отнимают — до боли обидно же! А куда денешься? Ведь работа у меня такая — критик я, литературный...

— Ага... — закивал драконобегемот, — ага... Тоже, значит, хищник?

— Ну... — замялся Шушкин.

— Хищник, хищник. Страж поэзии, дракон слова! Драконище! Много писак сожрали?

— Так ведь исключительно из любви...

— К поэзии?

Шушкин покраснел.

— К мясу, — признался он. — Традиция у нас такая: прадед — поэт, дед — поэт, отец — поэт... И мне бы так рифмовать... Это же замечательно: выступил на сцене — аплодишменты, выпустил сборник — триумф, почитатели, признание. Но мои стихи почитателей не нашли... и стал я критиком...

— А критику нужно мясо... Человечина...

— Поэтятина, — поправил Шушкин.

— Ну да, ну да... так, значит, работа такая... всё грызете? — с сочувствием спросил драконобегемот.

— Грызу. Во вред своим же зубам. А потом бегу к зубному... ползарплаты ему регулярно оставляю.

— Традиция предлагает, жизнь вынуждает, а стоматолог наживает?

— Угу...

За дверью дальнего кабинета зажужжала бормашина, а затем раздался истошный вопль очередной жертвы стоматолога. Крик эхом разлетелся по пустому коридору и драконобегемот озадачено почесал бегемотную часть тела.

— Я следующий, — прошептал он, тяжело вставая и опираясь о стену. — Страшно-то как! Какие мучения нам, а какое удовольствие ему!

— Да... но что поделаешь? — пожал плечами Шушкин.

— Как это что?! Бороться! Сопротивляться! — воспрянул драконобегемот и схватил критика за плечи. — Не сдаваться! Вот Вы, например: бросайте критику, откажитесь от мяса и не рискуйте больше зубами. А вместо этого пишите стихи, опять пишите! И будет у стоматологов меньше работы.

— Но...

— А вы все равно пишите! Одобрят — пишите с любовью, не одобрят — пишите назло! И все получится, обязательно получится...

— Следующий! — зловеще позвали из глубин коридора.

Драконобегемот отпустил Шушкина, вздохнул и обреченно побрел по направлению к страшному кабинету. Он плакал.

— Постойте! — окликнул его критик, расстегнул портфель и, роняя множество исписанных бумаг, достал оттуда сверток. — Покушайте... потом.

— Что это?

— Мясо... свежее, молодое. Вот это ляжка екатеринбургского графомана, а это шейка другого, питерского... сам вчера грыз.

Печальный драконобегемот утер галстуком слезы и принял сверток. На том и расстались. А дальше в жизни Шушкина все изменилось. Он внял совету драконобегемота и снова стал писать стихи. Сначала, как и прежде, получалось плохо, но упорство и взгляд опытного критика со временем сделали свое дело: о Шушкине заговорили. Что там заговорили! Закричали! Талантище, гений, поэт от Бога! Толпы поклонников с утра до вечера осаждали его подъезд, редакторы газет и журналов отчаянно бомбардировали его телефон, коллеги взахлеб забрасывали комплиментами, а критики, о, критики! Они даже добрее стали! По мнению многих, Шушкин подарил человечеству новое учение, свет, надежду: читая его стихи, люди становились открытыми и сердечными, больные выздоравливали, генералы прекращали войны, а футболисты сборной России по футболу попали в четвертьфинал чемпионата мира! Сам Шушкин избавился от частой надобности ходить к стоматологу — еще бы! — грызть уже никого не приходилось, да и вообще он стал внимательнее относиться к собственным зубам. А люди, буквально боготворившие нашего героя, последовали его примеру и тоже стали чистить зубы по три раза в день. Естественно, все клиники очень скоро закрылись и стоматологам пришлось искать новую работу.

Столь сумасшедшая популярность принесла свои плоды: граждане стали просить Шушкина стать их президентом. И тот по доброте душевной обещал подумать. И, наверное, подумал бы. Но однажды случилось непоправимое: во время вечерней прогулки на него напал драконобегемот, тот самый, с оранжевым галстуком. Почему он напал на своего знакомого так и осталось загадкой: возможно, был очень голоден, а, может быть, в темноте не разглядел лица жертвы. Милиционеры, арестовавшие нападавшего, свидетельствовали, что даже сожрав Шушкина, драконобегемот все равно выглядел печальным... видимо, причиной депрессии у него все-таки были не ягоды и не грибы...

Человечество, конечно же, от такого горя ушло в запой. Поплакало, погрустило, а потом все вернулось на круги своя. Критики возобновили зверство, российские футболисты запороли чемпионат Европы, люди перестали следить за зубами, а стоматолог вновь стал востребованной профессией.

Вот такая история. Меня она многому научила. После смерти Шушкина я перестал мечтать о карьере летчика-испытателя, выучился на стоматолога и теперь работаю в своей собственной клинике. А по вечерам гуляю по парку или пишу стихи для журнала. И ничего в этой жизни не боюсь. Потому что знаю, что никакой драконобегемот, жирафоягуар или другая нечисть меня не тронет, и никакой критик меня не высмеет. Ведь в этой жизни все возможно и каждый из них имеет шанс когда-нибудь попасть ко мне на прием в страшный кабинет.

 

[Оладушка]

Маска № 3

Читать дальше...

Лесные дали​

1. В лесной избушке.
— Беги к бабушке, подлей ей там масла в огонь! — пробормотала мама, дописывая на лэптопе очередную фразу.
Красная прикрутила фитилёк горелки, ибо уже светало, и начала искать маленькую походную канистру для масла. Откинула подзор кровати, пошарила рукой по холодному тёмному полу — дребезжащий в окне свет ещё не проник во все потайные закуты. Легкий сумрак окутывал стол с оранжевым огнём лампы и выделяющимся на его поверхности белым лэптопом, маму, покачивающуюся в кресле-качалке. Смутные углы, уходящие вверх стены, темень дубовых шкафов.
— Вот! — Красная выудила из-под кровати римские босоножки — один и второй или одну и вторую, — кто их разберёт, какого они рода, — Весьма кстати, — сказала она, обматывая крепкие голени тонкими кожаными ремнями.
— Встретишь волков, скажи, что в следующем месяце мы отказываемся от их услуг, перейдём к другим провайдерам, — сказала мама. — Вон, дровосеки, куда лучше, ни тебе склок, ни падений канала! Эх, гори оно всё синим пламенем, — пробормотала она, правой рукой допечатывая: «…отправилась в бан, потому как была умна и прекрасна собой, не в пример многим…»
Красная уже шарила рукой по прохладной штукатурке в прихожей, нащупывая пальто и ключи.
— Пока, мам, увидимся!
— Увидимся, дочь, береги себя. Бабушке помоги по полной программе — удали паутину с окон, снеси всякий хлам в корзину, в муке черви завелись — поставь фильтр, сама знаешь.
— Справлюсь, мам, — оборвала её Красная. Девочка не боялась ходить в лес одна, она была уже взрослая и знала, как вести себя в критической ситуации.

2. Красная и волк.
— Привет, красная ягода, — навстречу из кустов вышел волк. — Куда катишься?
Красная молча показала ему торчащий под пальто ствол винчестера, — мол, вооружена и очень опасна. — Отвали! К бабушке иду камин чистить и баню топить.
— А ты по окружной дороге пойдёшь или по кратчайшему пути? — не унимался волк.
— Глупость сказал, — оборвала Красная. — Кратчайший путь — это прямая, соединяющая пункт А с пунктом Б. Если между А и Б лежит холм, то я должна пробить в нём тоннель, сечёшь? А я пойду по параболе АС вверх, а потом по СБ вниз. Красная достала из-за пояса альпеншток.
— Понял, — сказал волк и побежал по кривой.
Надо заметить, что холм был совсем круглый, точки А и Б принадлежали диаметру, а предполагаемая парабола на деле оказывалась полуокружностью, как и АБ. Единственная разница в передвижении заключалась в том, что на волка действовала центробежная сила, а на Красную — сила тяжести, приложенная под углом 45 градусов, — ускорение свободного падения g, умноженное на массу m, то есть 9,8 м/сек*сек на 78 кг чистого веса, без пальто, босоножек, винчестера и альпенштока. Красная выполняла работу, а волк преодолевал ускорение каждой из четырёх лап, прямо пропорциональное квадрату скорости.
Красная легко взобралась, чуть задержалась на вершине С, любуясь взошедшим диском солнца, и продолжила спуск. Подножья холма густо поросли кустарником с колючими волчьими ягодами. Волк хотел бежать быстро, но кусты притягивали, а не отталкивали, не сообразуясь с законами физики; он срывал по одной ягодке с каждого, щёлкал зубатой пастью. Пару раз его пробирал понос, он, чертыхаясь, опорожнялся и вновь тянул мохнатую лапу к прокисшим красным ягодам. — Эх, человечинки бы отведать, парной, — вздыхал он, морщась от набившего оскомину яства.

3. Бабушка и внучка.
Красная пришла к бабушке, отдышалась, развела огонь, смахнула паутину с чугунков и сковородок.
— Что бы нам сготовить, бабуль?
— Буль? Какой такой буль? Бультерьеров у нас отродясь не бывало, только волк давеча всё крутился, так я на все засовы и схоронилась в кровати…— бабушка была глуховата.
— Да я говорю бабуля, а не буль, а волка встретила в лесу как раз, — членораздельно закричала Красная.
— Сука? — изумилась плохо слышащая бабушка. — Нет, кобелина здоровый такой, морда серая, мохнатая, а говорит как человек. Он у них в лесхозе называется ышчо как-то…крайвайтер али крафтвайдер, мазафака-его в душу-тудыть-растудыть-в качель, понапридумывали прозвищ, окаянные, не поймёшь, то ли волк позорный, то ли мусорок местный, — сокрушалась старушка.
Красной удалось уговорить её сходить помыться в бане, погреть косточки да нюхнуть ароматных масел с травами, которые собственноручно собирала с альпийский лугов, сушила, да маслом горячим заливала. Аромат от тех трав тягучий, горный.
— Что бы сготовить? В муке червяки, да и начинки нет, — Красная в задумчивости прилегла на бабушкину кровать, всю ночь, считай, не спала.
Стук в окно.
— Кто там? — откликнулась Красная басом.
— Лужу, паяю, интернет починяю, — заблеяло в окне.
— Волк что ли притащился? — подумала Красная, вспомнив разговор с бабушкой. — На кой притащился к старухе, провайдер cpaный, если знает, что интернета в доме нет. Притянув под одеяло винчестер и надев на лицо металлический дуршлаг, Красная саданула решительно: «Войдите!»
Серой мохнатое существо подошло к кровати.
— Чьих будете, айронмэн, не дровосековых ли кровей? — изумился он.
— Нет, я красная дева, свежая и румяная, — пробасила сквозь дуршлаг Красная.
— Дева? А я подумал, Сева, дровосеков сын. Вон у вас что-то под одеялом торчит нехорошее.
— Что торчит, ничего не торчит,… ах, это? — Красная увидела выпирающее дуло, — Это пустяки, безделица. Кстати, я давно утратила способность стрелять, видите ли. Пусть ружьишко нарезное на стеночке повисит рядом с карабинчиком, — она протянула руку и повесила на массивный надкроватный крюк винчестер поверх вышеупомянутого карабина. Бабушка соблюдала осторожность и предохранялась от непрошенных гостей. Волк судорожно сглотнул слюну, и вкус горьких ягод проник вглубь…
— Если вы девушка, то почему у вас на руке наколка: «Не забуду мать родную»?
— Где ты видишь наколку? — Это расклад продуктов.
— Каких ещё продуктов? — пролепетал волк.
— А таких, — Красная вскочила и долбанула волка в лоб железным дуршлагом. Оглушенный, он упал на полосатый коврик.

4. Марш на фарш.
Вошла распаренная бабушка. Зазвонил телефон, трубку сняла Красная.
— Ты масло не забыла, дочушь? — раздался из трубки голос мамы.
— Нет, это не чушь, это волчара позорный, что ко мне наведывался, — бабушка взволнованно остановилась перед распластавшимся на полу волком. — Надо позвонить Дровосековым, пусть забирают его на фарш. У них в этом месяце 10-процентная скидка первым дозвонившимся. Они и ловушки на него поставили по всей округе, а вдруг какая скотина туда попадёт?
— 10 процентов фарша? — как раз на пирожки, — смекнула Красная. — Сдам его, маменька давно на их контору жалуется. — Какой там у них телефон?
— 02! — расслышала бабушка, после того как выковыряла из уха кусочек серы.
— 02, аллё! Дровосековы? Мы поймали волчару, забирайте его на фарш.
— Хорошо. Снимайте шкуру. Сейчас приедет машина, — раздалось в трубке.
Красная с бабулей склонились над волком и принялись утягивать его лапы бельевыми верёвками, потом выволокли из избушки.
Волк лежал, связанный и оглушенный. Глаза его смотрели в вечернее небо. Дровосековы всё не ехали. Одно за другим в небе вспыхивали созвездия: вот Стожары, вот Волопас, вот Дева. А где же его звезда, волчья? Моргнёт ли в последний раз на закате жизни?
Он завыл. Горючая слеза ягодой скатилась на сырую землю.

Маска № 4

Читать дальше...

HERE COMES THE SUN​

Я прячусь от тебя в лабиринтах узких кривых улочек, за углами старых домов с пятнистыми от старости стенами, в душных салонах автобусов и троллейбусов. Я заметаю следы, каждый раз выдумывая новый маршрут, по которому могу вернуться домой. И прячу глаза за стёклами тёмных очков.

Просто так, на всякий случай.

Я знаю, что ты и не подозреваешь о моём существовании. Зато мне известно о тебе всё. Я знаю, что ты живёшь возле городского парка — от него твою улицу отделяет узкая и довольно грязная речушка; я знаю, что ты учишься в нашем университете на факультете естественных наук; я знаю, что тёплыми вечерами ты любишь гонять по городу на велосипеде. А ещё ты любишь фотографировать. И иногда специально карабкаешься на гору, чтобы поснимать виды нашего города с высоты птичьего полёта. В разное время суток. Утром, днём, вечером или ночью.

Мы с тобой каждый день сталкиваемся в университетской столовой, и каждый раз ты неизменно скользишь по мне взглядом, просвечивающим меня насквозь. Я для тебя не существую. Так продолжается уже несколько месяцев, и всё равно каждый день, когда я несу поднос с обедом к своему столику и вижу прямо по курсу тебя, сердце у меня замирает от предвкушения твоего взгляда — настоящего, осмысленного взгляда, — и улыбки. Напрасно.

Прошло два месяца, двадцать три дня и один час с тех пор, как я увидела тебя впервые.

Здесь, в университетской столовой, когда мы с Марцелой перемывали косточки одной общей знакомой, лениво отщипывая по виноградинке от огромной грозди — это был наш тогдашний один на двоих обед. Помню, Марцелка была не в духе, потому что у неё закончились деньги на столовской карточке и она не могла заказать себе нормальную порцию — с горячим блюдом... Поэтому, когда я вдруг заметила за соседним столиком тебя и ткнула подружку локтем в бок, чтобы и она посмотрела на тебя тоже, она только поморщилась и прокомментировала коротко и ёмко:

— Страшненький.

А мне почему-то стало очень обидно за тебя. За твои светлые глаза, за длинные ресницы, за мелкие рыжие веснушки на твоём носу.

Ты не сердись на Марцелку. Она просто была не в духе.

Она обиделась на меня, когда после обеда я отказалась идти с ней в библиотеку. В кои-то веки у меня нашлись дела поважнее. Я пошла вслед за тобой.

Зачем? Да я понятия не имею, зачем. Просто мне вдруг ни с того ни с сего подумалось, что будет очень грустно, если я больше никогда тебя не увижу. Так я впервые проводила тебя до дома.

Помню, мне стало очень смешно, когда ты, проходя мимо одного из домов на нашей улице, начал мурлыкать себе под нос «Gaudeamus igitur, juvenes dum sumus...». А потом ты зашёл в супермаркет и купил себе пакетик жевательного мармелада со вкусом колы. Я стояла в очереди в кассу прямо за тобой и очень боялась, что, пока я буду рассчитываться за покупки, ты уйдёшь, и твой след потеряется. Торопливо забирая сдачу, я уронила монетку в одну крону, и она укатилась прямо тебе под ноги. Ты, конечно, не помнишь этого, а вот я помню очень хорошо. Если хочешь, я даже могу показать тебе эту монету. Она всё ещё у меня.

Помню, как ты жевал купленные конфеты всю дорогу до дома, жмурясь от удовольствия.

Помню, как ты зашёл в подъезд своего дома, и тяжёлая металлическая дверь захлопнулась прямо у меня перед носом.

На самом деле, я очень хорошо всё помню. И ещё... с того дня я постоянно провожала тебя домой. Так, чтобы ты не заметил. Пряталась за спинами прохожих, отворачивалась и делала вид, что мне на тебя плевать. Просто так. Для конспирации. Я же знала, что ты и так меня не замечаешь.

Но однажды я всё же не смогла спрятаться. Просто потому, что на вершине горы спрятаться негде. Там всё на виду. Весь город. И сама вершина горы, поросшая высокой травой, плоская, как футбольная площадка, просматривается как на ладони.

Урпин давно стал для меня тем тайным местом, куда я всегда приходила исключительно в одиночестве. Там мне не нужна была никакая компания. Я приходила туда, чтобы просто поразмышлять, помечтать, валяясь на траве и глядя на небо. Конечно, дорога на вершину горы отнимала у меня немало времени и сил — именно поэтому я приходила туда нечасто. И надо же было такому случиться, чтобы мы, не сговариваясь, решили прийти туда в один и тот же день.

Справедливости ради, я пришла раньше тебя, так что в этот раз я вовсе не следила за тобой. Я открыла для себя Урпин давно. Без твоей помощи.

Я лежала в густой высокой траве посреди поля, закинув руки за голову, и разглядывала облака. Уже начинало клониться к закату, и небо медленно розовело, а облака постепенно становились зловеще-красноватыми. Я лениво подумывала о том, не пора ли возвращаться вниз, в город, как вдруг услышала шорох травы и чьи-то шаги.

Сказать по правде, я испугалась. Вскочила тогда как на пружине — ты, наверно, до сих пор смеёшься, вспоминая. А я вскочила и увидела тебя. В мятой клетчатой рубашке и с фотоаппаратом в руках.

Сейчас мне кажется, что мы тогда очень долго стояли, смотрели друг на друга и молчали. У меня, если честно, перехватило дыхание от ощущения того, что ты так близко и мы только вдвоём. Уж сейчас-то ты точно меня видел. Ты меня наконец заметил. Не мог не заметить.

И мне показалось, что сердце у меня вот-вот выскочит из груди, когда ты медленно поднял фотоаппарат и посмотрел на меня сквозь видоискатель. Да, ты можешь сказать, что я фантазирую, но я и сейчас уверена, что отчётливо видела, как ты в упор смотришь на меня ярко-зелёным глазом — второй ты зажмурил; но когда раздался тихий щелчок, я не сразу поняла, что ты меня сфотографировал.

Я очень пожалела тогда, что у меня тоже нет с собой фотоаппарата. Я обязательно сфотографировала бы, как огненно-красное закатное солнце запуталось в твоих волосах, как ты смешно щуришься, каким напряжённым становится твоё лицо, когда ты смотришь на город сквозь видоискатель фотоаппарата, и как оно волшебным образом разглаживается, когда нужный кадр сделан...

И если бы я была хоть чуть-чуть смелее, я бы обязательно познакомилась с тобой. Я бы рассказала тебе всё. Что меня зовут Алица, мне двадцать лет, мы учимся с тобой в одном университете и я вот уже два месяца провожаю тебя домой, прячась в лабиринтах узких кривых улочек и за углами домов с пятнистыми от старости стенами...

И ещё я обязательно поцеловала бы твои веснушки. Каждая — как маленькое-маленькое солнце на твоём лице.

Но я совсем не смелая, ты же знаешь.

И когда на следующий день я привычно столкнулась с тобой в столовой, сердце у меня замерло. Я знала, что сейчас ты так же, как всегда, скользнёшь по мне невидящим взглядом и пройдёшь мимо. Я знала, что чудес не бывает.

И я решила: мне просто показалось, что лёгкая улыбка тронула твои губы, когда ты, как обычно, прошёл мимо, едва не задев меня локтем. И это, конечно, случайность, что ты выбрал место за соседним столиком — совсем как в тот день, когда я впервые тебя увидела. И ещё я машинально отметила, что сегодня у тебя на тарелке, как и у меня, персики. Сегодня вместо горячего ты почему-то заказал на обед фрукты...

— Алицка, сходи за компотом, — голос Марцелки отвлёк меня от размышлений.

Когда я возвращаюсь к столику, неся два стакана, Марцела уже доедает первое и чему-то таинственно улыбается.

— Ты чего?

Но в ответ она только качает головой и молчит.

Я поворачиваюсь и вижу, как ты встаёшь из-за столика и несёшь поднос с грязной посудой к кухне, а из кармана твоей ветровки выглядывает рыже-красный румяный бочок персика.

— Мартин, мы ждём тебя на улице, — кричит тебе вслед один из твоих приятелей — белобрысый, очкастый, ужасно бестолковый на вид.

Мартин. Я несколько раз повторяю про себя твоё имя, словно пробую его на вкус. И оно почему-то напоминает мне спелые персики и твои любимые желатинки со вкусом колы.

...Закончив обед, я по привычке прячу в сумку оставшиеся персики, а один сжимаю в руке, чтобы съесть по дороге домой, и несу грязную посуду на кухню. Когда я беру с подноса тарелку, под ней обнаруживается небольшой конверт. Я дрожащими руками ставлю поднос на подставку, разрываю конверт и вытаскиваю оттуда записку.

Персик выскальзывает из моей руки и катится в проход между столиками, но я не обращаю на это внимания.

«Приходи сегодня на Урпин снова. Ты знаешь, ещё никогда раньше у меня не получалось таких красивых фотографий Банской Быстрицы на закате...»

Вслед за запиской из конверта вываливается фотография. На ней — я. На вершине горы. На фоне нашего города. И трава мне по пояс. А сама фотография вся в красно-оранжевых тонах, такая солнечная и... когда смотришь на неё, сразу становится ясно, что её сделал ты. Потому что она похожа на тебя.

Я переворачиваю карточку. На обратной стороне нацарапано: «Придёшь?..»

Да, Мартин. Я обязательно приду.

Только в этот раз я тоже обязательно возьму с собой фотоаппарат. Чтобы сфотографировать, как ты щуришься на солнце, которое путается в твоих волосах, и как ты смотришь на меня ярко-зелёным глазом сквозь видоискатель своей камеры.

И ещё я больше не стану прятаться от тебя. Наверно, это выглядело очень глупо, когда я каждый раз шла за тобой всю дорогу до твоего дома, усиленно делая вид, что ты меня абсолютно не интересуешь. Ведь это совсем не так. Мне больше не удастся скрывать то, что я влюбилась в тебя без памяти.

И ещё... и ещё я всё-таки обязательно поцелую твои веснушки, Мартин. И буду гордиться тем, что поцеловала солнце. И что мне удалось не обжечься.

Маска № 5

Читать дальше...

Экспонат​

Абсолютную тишину старых бетонных стен бомбоубежища нарушил топот приближающихся с какой-то из сторон этой подземной «кишки» людей. Да, именно людей и именно топот. Кому ещё придёт в голову бежать, сломя её самую, по подземным коммуникациям, где каждый шаг эхом разносится на километры вокруг. Но этим двоим пришло. Один — коренастый и лысый, второй — худощавый и в огромном шлеме, похожий на гриб. Хотя, вполне вероятно, что и первый в шлеме, просто размер подбирал лучше. Точно ничего не видно — вокруг темень хоть глаз выколи. Только аварийные лампы волнами красного света прорезают пространство коридора. Порой выходит, что беглецы догоняют волну света, порой наоборот — улепётывают от «красной угрозы». В любом случае, скоро они прибегут в пункт своего назначения. И ту мы их подслушаем. Интересно ведь.

— Неужели опять? — залепетал худощавый.

— Да! Они снова начали. Где эти твари достают биоматериал, чтобы лепить столько отравы?!, — рявкнул коренастый.

— Не знаю, Стейн. — оппонент неуверенно пожал плечами.

— А, не ведись. Риторический вопрос. — махнул рукой Стейн. — Погнали! — оба поднялись и умчались дальше по коридору.

О, нет. Я немного ошибся. Скоро начнётся самое интересное — машины начали бомбардировку бункера биохимическим оружием. Сейчас наши бедолаги бегут к станции клонирования, чтобы успеть до того, как первые бомбы коснутся земли.

— Скорее, скорее, скорее! Запирай дверь! — Стейн бросился к углу небольшой комнатки, чтобы взять гаечный ключ.

— Как мне это надоело… Каждый месяц одно и то же! — худощавый яростно крутил запирающий механизм, стараясь одновременно скинуть налезший на глаза шлем.

— Раньше было чаще. Тебе, Максимка, повезло, что ты сюда недавно попал. Сколько там уже натикало? — старый солдат начал задвигать дверь огромным металлическим колесом.

— Да десятый месяц уже проходит. — молодой скинул с себя обмундирование, которое было явно ему велико и бросился помогать старшему.

— Десять, говоришь?.. — коренастый нахмурился, — Ну, десять, так десять! Да ты брось — ты лучше станцию включай!

— Да я уже ткнул кнопку. Пока загрузится, мы тут забаррикадируемся. — Максимка не скрывал желания выслужиться.

— Лады, только не слакай. — старший явно относился к своему подопечному по-братски.

— Не что? — удивлённо спросил худощавый на выдохе буквально через секунду после того, как колесо намертво встало в пазы.

— Сейчас расскажу, ты садись, давай! А то будто в первый раз. — Стейн подмигнул, запрыгнул в высокое кресло с огромным шлемофоном у изголовья и накрыл прибором голову.

— Так ка… Ааааааа!!!

Пожалуй, я выключу звук. Это довольно шокирующий процесс. Не знаю, насколько он оправдан и эффективен, но могу сказать на примере этих людей — это очень больно. Станция клонирования высасывает из их тел жизненные силы. Кто-то назовёт это душой, кто-то генетической информацией. В любом случае, это всё в оцифрованном виде поступает в огромный вычислительный центр, который будет хранить сущности этих людей вплоть до окончания действия ядов и построения их новых тел. Удивительно, но даже став оцифрованными версиями самих себя, индивидуальность они не теряют. Мы можем проникнуть внутрь системы и подслушать, о чём же они говорят. Думаю, всем это будет интересно.

— И что же такое «слакать»? — спросило синее облачко пикселей.

— Да ничего особенного, просто местный сленг. Значит, отлынивать от дела. — красное облачко пикселей изобразило улыбку.

— Хм… А у нас есть здесь какое-то дело? — синее облачко превратилось в вопросительный знак.

— Ну, у тебя дело висеть тут и не двигаться. А я малость подкручу кое где. — красное облачко стало восклицательным знаком.

— Слушай, Стейн… Я давно хотел задать тебе один вопрос. — синее облачко стало ещё расплывчатее.

— Да задавай, кто ж тебе не даёт. — красное облачко шевелилось и переливалось, создавая ощущение грозовой тучи.

— А зачем мы тут бегаем постоянно и скрываемся? Неужели нельзя найти других как ты нашёл меня, объединиться и навалять этим машинам? — синее облачко почти растаяло в пространстве.

— Ну вот… — красное облачко остановило бурление себя. — И ты туда же. Ну вот знаешь, чего я сейчас хочу?

— И что же? — синее облачко постепенно начало возвращаться к своей начальной форме.

— Чтобы у тебя сейчас были грудки, за которые я мог тебя взять и задница, в которую мог бы пнуть. — красное облачко трансформировалось в большой кулак.

— Не понял… — синее облачко начало было вставать вопросительным знаком, но что-то ему словно бы мешало.

— Понимаешь, Максимка… До тебя мало кто отваживался задавать мне этот вопрос. На моей памяти, ты третий. — красное облачко сложилось в шестерёнку, синее облачко стала обволакивать какая-то субстанция, чуждая даже компьютерному миру. — Я же чего хотел… Я хотел всего лишь компании, собеседника, соратника. И ты был замечательным другом. Но увы… — субстанция вокруг синего облачка стала съёживаться, сжиматься, пока наконец не исчезла вовсе. — Эх… Придётся теперь девять месяцев с ними бегать, даже десять слишком много. У меня есть ещё неделя чтобы выбрать себе ещё одного. Надо на этот раз взять покрупнее, а то сержант был крепким малым — форма на хлюпиках висит, как гирлянда на новогодней ёлке. Да… Ёлку я не видел лет двести. Или больше… Впрочем, не суть. Где-то здесь было. Ага — хранилище генетических матриц спортсменов…. Не то. Певцов… Совсем не то. Вот! Учителя. Самое оно — хоть поговорить будет с кем. Запускаем…

Увы, у нас осталось не так много времени. Как видите, это и есть последний представитель цивилизации, которая называла себя «люди». На этом примере можно легко увидеть, насколько тесно сила может сосуществовать с глупостью и даже безумием. Вечная жизнь через боль и страдания — великая сила людей. Но лишь абсолютная глупость могла привести к тому, что пользоваться этой силой будет полубезумный солдат, единственная цель которого — развлечь себя, чтобы через время снова погрузиться в одиночество. На этом наша экскурсия окончена. Центр галактической истории закрывается, сувенирная лавка находится на третьей палубе, прямо перед посадочной платформой. Мы открыты каждый день с трёх до девяти оборотов по единому стандартному времени. Приятного полёта и до свидания!

 

[Оладушка]

Маска № 6

Читать дальше...

Расскажи…​

В тексте использованы слова песни
Юрия Энтина «Расскажи, Снегурочка, где была?»​

Начиная анализ столь серьёзного и сложного для понимания произведения, хотелось бы отметить, что авторам древности, несомненно, хотелось донести до потомков то, что им казалось наиболее важным. То, что волновало их умы и сердца. Вечная тема — он и она. Женщина ждёт мужчину — в этой нехитрой формуле заложен и глубокий жизненный смысл, и трагизм, и горькая ирония.

С первых строк автор как будто вводит нас в заблуждение:

Расскажи, Снегурочка где была?
Расскажи-ка, милая, как дела?​

Создаётся впечатление, что она вернулась из дальних странствий, а он встречает её, задавая при этом совершенно справедливые вопросы. В этих простых словах сквозит невысказанное чувство — он безумно рад встрече, и сердце его исстрадалось, и, хотя он позволяет себе только одно ласковое слово — «милая» — мы можем только догадываться, чего же ему стоит эта сдержанность. И что же отвечает Снегурочка? Вместо того чтобы возразить, что она нигде не была, она ждала своего возлюбленного там, где он её оставил — она включается в его игру:

За тобой я бегала, Дед Мороз…
Пролила немало я горьких слез.​

Читателю ясно, что никуда она не бегала, глагол «бегала» в данном случае выражает не физическое действие, а её страстное желание быть с ним, с Дедом Морозом, но всё же получается игра слов, которая как будто подтверждает справедливость вопросов, с которых герой начал диалог. И тут же Снегурочка признаётся, что «пролила немало слёз», будучи уже не в состоянии сдерживать свои чувства после долгой разлуки. Интересно отметить, что похожий мотив мы встречаем намного позже у Гомера в его «Одиссее» — когда Пенелопа встречает возвратившегося с войны мужа, но, в отличие от Снегурочки, она даже не сразу узнаёт его.

Ободрённый тёплым приёмом, Дед Мороз решает закрепить результат ритуальным танцем в исполнении Снегурочки:

А ну-ка, давай-ка плясать выходи!​

И вот тут, наконец, прорастает трагическое зерно её пролитых «горьких слёз». Она решительно троекратно отказывает блудному возлюбленному:

Нет, Дед Мороз, нет, Дед Мороз,
Нет, Дед Мороз, погоди!​

Кроткая, покорная, выплакавшая все глаза женщина, оказывается способной на отказ. Причём из текста ясно, что это не сиюминутное решение, она думала об этом долгими одинокими вечерами, сидя за ткацким станком или с удочкой на берегу озера. Ах, если бы он вернулся раньше! Но прошло слишком много времени, в её душе не осталось сил для ритуального танца, она слишком состарилась и морально, и физически. Снегурочка, дожидаясь его, утратила весь отпущенный ей танцевальный потенциал, хотя могла бы за это время согласиться на множество других предложений, но не согласилась. Тонкий психологизм их новых отношений заключается в том, что ждала она его многие годы, тогда как для него прошло всего несколько месяцев — он был в далёком космосе. Осознав, но ещё не в полной мере приняв свою вину, Дед Мороз меняет тему, пытаясь как-то облегчить скорбь любимой:

Ждет моих подарочков ребятня,
И тебе достанется от меня!​

Становится ясно, что она ждала его не одна, а с детьми — поворот довольно резкий, и его сложно воспринимать как продолжение диалога. Многие исследователи считают, что первоначально эта часть отсутствовала, всё заканчивалось отказом Снегурочки — это логическая точка. Теперь уже нельзя с точностью определить, один человек написал обе части или это результат коллективного творчества, но в этой статье мы рассматриваем «Расскажи…» как единое произведение. Следующие строки заставляют нас поразиться широте души Снегурочки, величию её всепрощающего сердца. Она не только прощает деду Морозу долгую разлуку, но и поёт ему славу, удачно сглаживая его неуклюжую реплику:

Наконец сбываются все мечты,
Лучший мой подарочек — это ты!​

И что же он? Концовка — одно из наиболее убедительных свидетельств целостности изначального замысла трагедии. Она как будто возвращает нас к началу: Дед Мороз, вместо того, чтобы разрыдаться от благодарности к простившей его Снегурочке, с той же легкомысленностью, с которой задавал ей неуместные вопросы («расскажи-ка, где была?»), вторично предлагает ей исполнить с ним ритуальный танец. Он использует при этом точно такие же выражения, что свидетельствует о его недалёкости и чёрствости:

А ну-ка, давай-ка плясать выходи!​

Ей ничего не остаётся, как повторить, горько усмехаясь:

Нет, Дед Мороз, нет, Дед Мороз,
Нет, Дед Мороз, погоди!​

Мудрость и любовь Снегурочки, запечатлённая в литературном памятнике древности, и в наши дни является примером настоящей преданности и всепрощения. Она как бы примиряет нас с несправедливостью окружающего мира, заставляет поверить, что мы живём не зря, даже если жизнь не всегда поступает с нами так, как бы нам хотелось.

Маска № 7

Читать дальше...

Лестница в небо​

Любимая!
Я поведу тебя к краю вселенной!
Я подарю тебе эту звезду!
Светом нетленным будет она
Озарять нам путь в бесконечность!​

​

— Я тебя за язык не тянула! — Любимая Женщина отхлебнула из золотого кубка розовый нектар, откинулась на парчовую подушку низенького дивана и вытянула безупречной формы ножки в хрустальных туфельках. — И вообще, старая мне уже надоела и потускнела! Пора бы тебе снова доказать свою любовь, а то почти неделя уже прошла!

— Конечно, о Возлюбленная моя! — Пылкий Влюбленный преклонил колено, заученно приложился губами к носочку туфельки и четко отработанным движением осыпал Любимую Женщину лепестками роз из огромной бриллиантовой чаши, так кстати стоявшей возле дивана.

«Блин, надо еще два центнера заказать, что-то быстро расходуются… Или загребать поменьше. Ага, щас, попробуй поменьше взять, тут же заметит. Ума не приложу, как она их в воздухе считать наблатыкалась?» — Пылкий Влюбленный, поправляя кокетливую шапочку с длинным пером и кутаясь в бархатный малиновый плащ, несся по направлению к конюшне. Верный Белый Конь, уже оседланный, уныло переминался с ноги на ногу.

«И что папане стоило жениться на простой деревенской кобыле? И с меня спросу было бы меньше… Хотя… Льстит, льстит, конечно! Взгляды, прицокивание языком, завистливое качание головой! Еще бы, не у каждого в стойле стоит запряженный по последней моде Белый Конь с небольшим пробегом! Эх, не надо о грустном… Пробег похоже скоро будет — ого-го! Подковы уже менять надо…» Белый Конь вздрогнул от удара захлопнувшейся за Пылким Влюбленным двери стойла.

— Хозяин, сколько раз тебе говорить, купи себе погреб и научись дверь тихо закрывать! А то у меня от этого хлопанья, уже три бриллианта с упряжи отвалились. А они денег стоят! — Конь опустил голову и зло прищурился.

— Ладно, ладно, заменим, не беспокойся! Поехали лучше!

Белый конь плавно тронулся и стал постепенно набирать ход.

— Куда изволите? — обратился он к седоку. — За птичьим молоком, нектаром богов или что попроще?

— К Лестнице, — Пылкий Влюбленный достал сумку с кусочками золоченого пергамента величиной с ладонь и принялся их перебирать и рассматривать.

— Твою-то мать! — совсем не гламурно высказался Белый Конь, но его седок, похоже в этот раз не обратил на него внимания.

— Во-во… — только и сказал он, не прерывая своего занятия.

Обреченной рысью Белый Конь припустил по дороге. «Мать-мать, твою-мать…» выбивали золотые подковы по изумрудным кирпичам, коими эта дорога была вымощена уже несчетное количество лет.

У Лестницы, как обычно, толчея стояла неописуемая. Транспортные средства всех мастей хаотично двигались в стремлении найти хоть какое-нибудь местечко, где можно было бы приткнуться. Ковры-самолеты застилали небо плотной тучей, лошади разных мастей стояли у километровых коновязей, кареты только что не были поставлены одна на другую.

Пылкий Влюбленный благоразумно не полез в эту кашу. Не доезжая до Лестничной Площадки он остановился, воткнул в землю у обочины Большую Рыцарскую Пику и привязал своего скакуна. Подобрал живот и рванулся в толпу.

У подножия Лестницы стояла длинная очередь. Она тугой змеей оборачивались вокруг небольшого Пряничного Домика, к которому был пристроен огромный шестиэтажный амбар, тянущийся в длину на полчаса резвой ходьбы. Печальные Рыцари, Романтики, Трубадуры и Влюбленные толкались, трясли пергаментами и громко выясняли, кто за кем стоял, и кого тут не стояло, призывали в свидетели самые разнообразные Силы, ручались Честью, грозили Местью и как обычно, пытались правдами и неправдами добраться до заветного крыльца. У крыльца Домика два огромных дракона охраняли похожую на длинный прилавок стойку литого серебра, за которой суетились Маленькие-Девочки-В-Красных-Шапочках с усталыми лицами и зычными, хорошо поставленными голосами. Замученные драконы устало пофыркивали огнем поверх голов, но очень аккуратно, всерьез побаиваясь большого количества заостренного железа в руках очередников.

Искренне уверяя, что он «только спросить», клянясь в этом чем только возможно, Пылкий Возлюбленный протолкался к стойке.

— Перерасход за декаду, я говорю, еще не напáдало! Лимит уже исчерпан! На складах только экстренные запасы для королевских особ, особо приближенных к близким особам! Вон Отдельная Очередь! И не надо мне совать в нос ваши талоны, все равно звезд в ближайшее время не будет. Даже маленьких! Даже малюсеньких! Даже крошечных! А ваш талон вообще прошлым месяцем просрочен, так что идите, меняйте его на птичье молоко, может, хоть оно достанется!

Красная Шапка подтянувшись на руках влезла на прилавок, всунула кусочек золоченого пергамента в зубы Огромному Черному Рыцарю, с треском захлопнула забрало на его шлеме и спрыгнула обратно.

— Кру-у-гом! Шагом, арш! Следующий! — скомандовала она, и шестеро оруженосцев с натугой повернув великана в сторону выхода, поволокли его прочь. Из-под шлема раздалось перечисление чьей-то родословной по женской линии, и вся команда прибавила шагу. Пылкий Влюбленный чудом успел отскочить с дороги. А кое-кто не успел, бедолаги…

Хмыкнув, Пылкий Влюбленный стал проталкиваться к янтарному дворцу администрации. У него в сумке лежал заботливо упрятанный в алмазный футляр пергамент, удостоверяющий, что он имеет отношение к «Особам, особо приближенных к близким Особам». Грамота, правда, была просрочена, потому, что Пылкий Влюбленный как раз совершал очередной плановый подвиг во имя Любимой Женщины и так и не успел его продлить. При воспоминании об этом, в голове у Пылкого Влюбленного зазвучал ритм копыт его коня. Хозяин коня был с этим ритмом согласен.

Добравшись до резного янтарного окошечка «Выдача, выписка и вручение пергаментов. Работаем до обеда без обеда, самовывоз, недорого» Пылкий Влюбленный протянул сидевшей в нем Мегере алмазный футляр.

— Мне… Продлить бы, а, Мегги?! — еле слышно сказал он, глядя в пол — Очень надо, Мегги, а?!

Мегера подняла глаза, подперла фарфоровую щечку тонкой ухоженной рукой и проникла взглядом в душу Пылкого Влюбленного. Хрустальный голос полился ангельским песнопением:

— Тебе, сволочь, звезды поганой не досталось? Хлебалом прощелкал, теперь в ножки кланяться пришел, Влюбовничек хренов? Ну, давай, кланяйся, двести раз, время пошло!

Под окошком отодвинулась панель, открыв прекрасные стройные ноги Мегеры.

— Ты с ума сошла, Мегги! Двести раз, да видано ли это? Ты же мне в прошлый раз за сто продлила! — возмущению Пылкого Влюбленного не было предела.

— Кризис и инфляция! Кланяйся, давай! — сказала, как отрезала, Мегера и открыла футляр.

Взяв из угла изрядно потрепанный коврик и расстелив его на полу, Пылкий Влюбленный привычно устроился на коленях. Как только его лоб первый раз коснулся пола, в углу застучал счетчик с золотым циферблатом. Сапфировые цифры в его окошечке стали быстро сменять одна другую. Мегера занялась пергаментом.

Откланявшись и получив обратно заветный футляр с продленным пергаментом, Пылкий Влюбленный рассыпался в благодарностях «Прекрасной Мегги» и стрелой вылетел из приемной.

Вернувшись к Пряничному Домику он пробрался к Отдельной Очереди, которая тянулась к двери чистого золота с короной посередине. Здесь не было ругани и толкотни, Графья, Пэрья и Сэрья стояли чинно, то и дело разворачивали свои пергаменты, глубокомысленно вглядывались в давно знакомые строки, словно пытаясь вычитать там что-то такое, чего там сроду не было. Отметку о приобретении дополнительных мозгов, например. Пылкий Влюбленный пристроился в хвост, достал пергамент и тоже погрузился в чтение с тем же выражением лица. Очередь двигалась хоть и неторопливо, но равномерно.

Подойдя к двери, Пылкий Влюбленный протиснулся внутрь. Небольшое помещение занимала крутая узкая каменная лестница, уходившая в синюю темноту, словно в потолок. Перил у лестницы не было. У подножия лестницы стояла, опершись на швабру, обычная старушка-уборщица. Рядом громоздились ведра, тряпки, веники и флаконы от моющих средств. Взяв драгоценный пергамент мокрыми руками, и едва взглянув на него, старушка отдала его назад.

— Еще один родственничек, так-так… За звездой?

Пылкий Влюбленный покраснел и кивнул головой.

— Светить перестала? Потускнела? Чего головой-то трясешь?! От этого не засветится! Скоро все звезды перетаскаете, они уж нарождаться не успевают… — Старушка взяла из кучи ведро, кинула туда мокрую тряпку и сунула Пылкому Влюбленному в руку. В другую руку сунула швабру.

— Сколько же вам говорить можно: ЛЮБИТЬ надо, а не влюбляться, тогда самая первая звезда всю жизнь светить будет и никогда не потускнеет. А вас все на подвиги тянет… Ладно, лезь, давай! Шестьсот звезд вымоешь, у трех комет хвосты подновишь, Луну протри от пыли, а то ее волки да собаки завыли всю. Тоже любви хотят… На Седьмом Небе тебе Падающих Звезд в ведро насыпят, принесешь сюда! Я уж тебе поярче выберу, понял?! Ну, а раз понял, то марш-марш, шагай уже, а то много вас тут… Месяца хватит?

Пылкий Возлюбленный кивнул головой и стал карабкаться по лестнице, мысленно высчитывая, когда он доберется до Первого Неба.

Он страшно завидовал тем людям, у которых Звезды не тускнели, и которым совсем не надо было прилагать так много усилий, чтобы оказаться на Седьмом Небе.

Маска № 8

Читать дальше...

По ту сторону бессмертия​

Человек на траве корчился и хрипел, пытаясь втянуть воздух разорванными легкими. Раны были смертельными, но агония длилась и длилась, будто он никак не мог умереть... Глупости, конечно, бессмертия для людей не существует. Однако, некоторые в него всё же верят. Юноша и старик с ружьями, стоя рядом с умирающим, негромко переговаривались. Спешить было некуда. Они верили в бессмертие. Они чего-то ждали.

Вскоре воздух вокруг лежащего задрожал и начал свиваться в прозрачные спирали, а лицо человека приняло осмысленное выражение. Он посмотрел на своих убийц и улыбнулся. Спирали в воздухе проступили отчетливее и начали подниматься вверх, удлиняясь и закручиваясь всё больше, распадаясь на миллионы кристаллов и тут же собираясь вновь. Заходящее красное солнце на секунду выглянуло из-за туч на горизонте, и грани кристаллов начали сверкать. Некоторое время двое наблюдали за этой картиной молча, затем юноша спросил:

— Что это?

— Это Единорог. Никогда раньше не видел его так близко...

— Красивый...

Достав из походного рюкзака что-то, напоминающее простую коробку, старик поставил ее на землю и открыл. На дне лежал один-единственный светлый волос. Спирали на секунду замерли, а затем медленно потянулись к коробке. Они слегка подрагивали, будто пытались сопротивляться, но слишком слабо.

Внезапно юноша встретился глазами с лежащим на траве человеком и уже не смог отвести взгляд. Ему вдруг нестерпимо захотелось прикоснуться к красоте, которой вот-вот суждено было исчезнуть в тёмной, тесной коробке... Он протянул руку к мерцающим спиралям... Старик, до того увлеченный процессом заточения Единорога, заметил это движение и отчаянно закричал, не найдя лучших слов:

— Уходи! Уходи!

Но было слишком поздно... Солнце на горизонте вспыхнуло последний раз, превратив окутанного кристаллами юношу в сияющий столп света, а через мгновение старик лежал на земле со сломанной шеей, обратив затухающий взгляд в небо.

Единорог произнес слово, с которого начиналась каждая его новая жизнь:

— Извини.

Маска № 9

Читать дальше...

Простая история​

– Ваш заказ.

– Угу.

– Ваш заказ.

– Слушай, парень, а что, сегодня сыра не пожалели? Вчера ты мне одни огрызки привез, раздолбай. Еще раз…

– Ваш заказ.

– Не спеши, постой пока, расскажи, что новенького.

– Ну-у, все так же, чего нового-то…

– Ваш заказ.

– Опять маслины, опять маслины, сколько раз тебя просить – без маслин?! Без маслин! Не ем я маслины, не ем, грибы я ем, это да – грибы, а маслины – не ем. Понял? Не маслины – грибы. Запиши! Нет, шмякнутый, он и есть – шмякнутый, ничего не помнит. Пиши: г-р-и-б-ы, б-е-з м-а-с-л-и-н.

– Ваш заказ.

– А рыба?.. А! Вот она… Иди-иди, чего застрял?

– Ваш заказ.

– Во-от, приве-ез, молоде-е-ец малец. С мяско-ом, ух как пахнет, с тми-и-инчиком, с чесночко-о-ом, с пе-е-ерчико-о-ом. С ма-аслицем, жирненько. Ка-апает… Ну вытри, вытри, молодец. Что-то печень у меня расшалилась, что-то ноет и ноет, ноет и ноет, может, я зря жирненькое ем, скажи? А? Прям как у Прометея, ха-ха, разболелась вся… Ладно, завтра пусть без масла будет, а там посмотрю…

– Ваш заказ.

– Не надо.

– Как это – не надо? Берите.

– Я не просил. Увези обратно. Надоело… ВЕЗИ, Я СКАЗАЛ!

Почти к полудню я возвращаюсь обратно, устал, ног не чую, а уже с вечера снова та же маета. Развозка, раздача, короткие перебранки, все снова-здорово.

Пока я отсыпаюсь под навесом, девчонки загрузят тележку горой мехов с вином и корзинами с едой, мой беломордый длинноухий мудрец тоже чуток отдохнет и похрумкает травой. И мы с ним двинемся по еженощному кругу, как старый вол на шахте.

Вот тоска.

***

Всегда начинаю со скальной гряды, чтобы потом ног не бить. У меня даже примета есть, если не запнусь ни разу, значит он мне снова байку про эти бабские яблоки зудеть не начнет, а просто угукнет, и я сразу уйду.

– Ваш заказ.

А вокруг – тишина.

На песке посреди скальной площадки наспех выведено бустрофедоном:

Лаконично, ага, доходчиво. Ну супер.

И под край вечереющего неба подсунута базальтовая скала, та самая, что обычно служит ему подлокотником во время трапезы. Заботливый… Романтик. И что мне теперь с этим делать? С другой стороны – мне-то что за дело? Ничего не падает, небеса не трещат, перекосов не видать, его заказ обжоре отдам, скажу – добавка за вредность… Их же шестеро теперь. Пошел, серый, пошел!

– Ваш заказ.

– Слушай, парень, ты что, хочешь меня сыром по плечи завалить? Еще раз…

– Ваш заказ.

– Не спеши, постой пока, расскажи, что новенького.

– Что-что… Сосед ваш свалил.

– Эй, мальчишка! Ты не шути со мной так! Отец утром проезжать будет – все ему расскажу, и с этой работы мигом слетишь. Много вас у него, даже слишком, да ты один за всех его с ума сводишь, придурок.

– Ваш заказ.

– Грибы привез, привез грибы-то? Вот видишь, записал, и не ошибся, а так бы без грибов явился. А на голову свою ты не надейся, она у тебя и дурная и битая, что в ней задержится? Запиши еще раз: грибы - йес, маслины – ноу.

– Ваш заказ.

– А где рыба?.. А! Вот она… Иди-иди, чего застрял?

– А знаете, ваш сосед… да ушел, я ушел!

– Ваш заказ.

– Приве-е-ез, молоде-ец. Лучку с зеленью поем, живот и успокоится. А потом и мяска с вином. И ме-е-е-еда. И свежих лепешечек. Ты, молодец, скажи, Асклепий к твоему отцу не заглядывал? А? А собирался? Когда заглянет, скажи, что я его видеть хочу, мне бы с ним перемолвится кое о чем нужно… Масло увези, хотя нет, лучше оставь, я им бок разотру, да глоток-другой выпью, а то бурчит что-то…

– Ваш заказ.

– Не надо.

– Вы вчера не ели.

– На-до-е-ло. Уйди.

***

Отца я боюсь, он скор и крут, блистателен и упрям. И считает меня совсем неудавшимся.

Он там, летит в зените, а я здесь, волокусь от одного к другому, таскаю корзины, как дешевый раб, у него сияющая колесница, а у меня скрипучая повозка. Вон он, в полдневной вышине…

Мой задумчивый толстобрюхий ослик, которого я назвал Иао, тоже несравним с отцовой четверней.

И все же мы похожи: он возница и я – возница.

Спать хочу. Опять коленку расшиб.

***

– Ваш заказ.

– Слушай, парень, да что ты мне все один козий сыр возишь? Чтобы завтра был овечий, сулугуни! Еще раз…

– Ваш заказ.

– Не спеши, постой пока, расскажи, что новенького.

– Вы не верите моим новостям. Ищите себе их сами… Или у ветров спрашивайте, они вам напоют.

– Эй, мальчишка! Ты не шути со мной так!

– Ваш заказ.

– О, грибочки подоспели!

– Ваш заказ.

– …

– А зачем вы столько рыбы едите?

– От нее кости крепче, спина выносливее… Голова лучше работает. Фосфор в ней, понял? Иди-иди, не задерживайся.

Обжоры не было. Нигде.

Небеса висели сами по себе, из кустов вокруг утоптанного пятачка густо накатывало нечищеными конюшнями, а безмолвие, неперебиваемое урчаньем в брюхе, безмятежно плыло над холмом.

Исчез так же, как и романтик.

Да нет, не так же, он, наверняка, убежал к людям лекаря поискать. Ну что ж, перышко ему для легкости…

– Ваш заказ.

– ДОСТАЛИ! ВСЕ!!!

***

Я хочу стать лучшим.

Нас и в самом деле у отца почти так же много, как у Зевса, но у него все дети – боги удачливости, мои братья и сестры тоже, все, как на подбор, и только я – неуклюжий растяпа и приношу одни заботы и печали. Моя мать океанида Климена, а я не умею плавать!

Я хочу стать лучшим, но пока не знаю – как.

***

– Ваш заказ.

– Слушай, парень, сулугуни не очень, слишком солен. Давай, тащи тот, что был раньше.

Ого, любопытного тоже след простыл! Отлично!

Интересно, он у кого новостями грузится будет: у обкурившихся пифий или начнет слушать Ату с Апатой?

Небесный свод не падает. Трое ушли, а свод не падает. И зачем они тогда здесь стояли? Как Сизифы, право слово… Ха-ха, выносливые и терпеливые.

– Ваш заказ.

– Опять маслины приволок!!! Совсем очумел? Снова с лестницы свалился?

– Ваш заказ.

– Рыбу, рыбу давай. И иди отсюда, не мешай думать...

И этот ушел – как его? – голодающий мизантроп. Наплевал на все. Забьется, скорее всего, в какую-нибудь пещеру и будет там на весь мир дуться, надеясь, что звезды ссыплются на землю. Ему лучше не знать, что небо без него не упадет… Лучше не знать.

***

Сегодня мы с орущим от усталости Иао обошли оставшихся атлантов и… нет, нет, не оставшихся, последних, но их тоже не было. Они ушли все… И небеса не рухнули.

Только я, как деревенский дурачок, таскаюсь с полной еды и вина телегой, сбил ноги, разорвал сандалию. Муха залетела в глаз.

Осел кусается.

Моя работа ушла от меня. И кто я теперь – вообще никто?

***

Я сегодня не спал совсем. Я всю ночь шел домой, я стащил у отца плащ, чтобы мой запах никого не встревожил – ни Эрифрея, ни Актиона, ни Филогея с Сотером, никого из крылатых – пусть они верят, что я – это он. Сверкающая колесница надежно смазана, масла у меня много, сбруя умащена трюфелями, я запрягу самых быстрых.

Под черный купол невесомых небес сворачивается темнота, показывая бледную изнанку, линяют, исчезая, звезды, розовоперстая Эос… в общем, делает все то, что лекарь, тьфу, Гомер, прописал, а я тороплюсь, разгоняю коней, щелкая поводьями по их сытым бликующим спинам.

На-а-а взле-е-е-ет!

Я – Солнце! Я – новое, молодое Солнце! Я!..

 

[Эней]

Работа №4 - хе-хе, автора, кажется, вычислил.
Работа №7 ну очень напомнила рассказ Ulla-Ho с конкурса фишек))

А вообще, рассказы хорошие. Откровенно слабых, по-моему, нет. Это уже традиция, что на "маске" авторы раскрываются лучше, чем на обычном конкурсе прозы ))))

 

[Mari@Vladi]

А вообще, рассказы хорошие. Откровенно слабых, по-моему, нет. Это уже традиция, что на "маске" авторы раскрываются лучше, чем на обычном конкурсе прозы ))))

Полностью согласна. Не боятся.

Оладушка, нас тут просто уважают как авторов, не пугают критикой и тому подобным, и тем более не оскорбляют с распальцовкой ...

Вот поэтому и пишем все, от души и для души. )))

 

[Эней]

А я пол дня вчера просидела в ее симах, так и не поняла ничего. Имею ввиду ее стиль. А прозу ее не нашла. И вообще не узнала про этого участника ничего, к сожалению, за два года.

Объясню свои подозрения.
Снэйк Гагарин я вычислил (если вычислил), благодаря словацкому фону в ее рассказе)) О Словакии и словацком немало было сказано в дайрике автора))

Что касается подозрений насчет Алессы... Щас опять свалю все на дайрики. Значит, так. Меньше месяца назад Алесса там спалилась, признав, что писать юмористическую прозу у нее, вроде, получается неплохо (и я с этим очень даже согласен )... вооот... а поскольку она девушка хитроумая и порой даже шутниццо, а у нас конкурс масок и конспираций, то не исключено, что свой почерк она самым коварнейшим из образов изменила... Такшта, подозреваю, что алесскиному перу может принадлежать не только что-то из №№2/3/7, но и мрачненькая история под номером 5...
Она всегда заранее подготавливает почву))) Вот недавно тоже там же жаловалась, что писать стихи у нее не получается, усыпила бдительность участников и жюристов, а когда туман рассеялся, опять победила
Ну чо, Алесско, сдаешься?))))


Это... вот всех во всем уже заподозрили, а главную зачинщицу карнавала, Оладушку, в авторстве ни одной из работ не обвинили. Непорядок!)))

 

[Груня-трактористка]

Маска № 2 - "О хищниках и стоматологах"

 

[Mari@Vladi]

Маска №9

 

[Эней]

Эмм... долго выбирал между №3 и №7... пусть будет №7)))

 

[Alessa]

Ладно уж, проголосую. Если еще не поздно.

Маска № 4. Автор хотя бы старался ))

 

[Оладушка]

Тады вот оно что. По причине невысокой активности почтеннейшей публики решила поощрить всех, кого только можно. И стало быть по итогам игры награждаются:
Читатели:
Mari@Vladi и Alessa, угадавшие 6 авторов. Вы, мои дорогие, получаете под ник титул «Проницательный читатель-2010. Золото» или любой аналогичный на ваше усмотрение.
Груня-трактористка и Эней, угадавшие 5 авторов. Титул в профайл «Проницательный читатель-2010. Серебро» или любой аналогичный на ваше усмотрение.
Авторы:
Alessa и Deja — авторы, которых не угадал никто. Титул пока предлагаю «Лучшая маска 2010», не сомневаюсь - вы придумаете лучшее название.
Snake Gagarin, Jetar и Груня-трактористка — авторы, которых угадали все. Титул — «Авторский почерк-2010», естественно, тоже обсуждается.
Если кто-то хочет признаться в своём авторстве, то время настало.

Читать дальше...

О себе скажу, что моей работы в этот раз тут не было.

Желающие получить разбор, анализ и критику своего произведения, как обычно, помещают текст в собственной теме и сообщают об этом здесь.
Вот как-то так.

 

[Змей]

Меня Эней разгадал, я под седьмой колодой прятался!!!

 

[Mari@Vladi]

Змей, я тебе тоже разгадала. Не все ж здесь писать, есть и приват.

А я Маска №1. ))

Оладушка, а почему в этот раз нет общего открытого списка участников (их работ), ну как ты раньше делала? Что и здесь в *угадайку* играть будем, уже даже после конкурса?

 

[Jetar]

А я вот выберу №7

Ой, мама дорогая А я всё пропустил

 

[Mari@Vladi]

Груня-трактористка, лично для меня, это очень хороший рассказ. Мне сильно понравился.

И я бы может и не догадалась, что это ты, если бы не анализировала все ваши сообщения.
Так как я сразу решила, что руки Frau_Muller и Señorita la Espinar не участвуют, не увидела их рассказов здесь, да и по их поведению это было видно.

То из Энея, Змея и тебя, методом синтеза и анализа выбрала тебя.

А насчет вкусностей, то я ведь в рассказе не готовила?

 

[Груня-трактористка]

Спасибо.

А насчет вкусностей, то я ведь в рассказе не готовила?

Описания вкууууусные. Читала, а ник маячил по краю мысли. Примерно так. Я ведь не умею анализировать, полагаюсь исключительно на скорый авось.

 

[Mari@Vladi]

Тоже спасибо. Для меня это дорого, так как у меня прозы мало, я почему-то боюсь писать.

Хотя в рассказе вставлен кусок из давно задуманного мной романа. И я его сочиняла про себя как стихи, и знаю наизусть.
Ладно, обещаю теперь создать свою тему. ))

 

[Alessa]

У меня тоже 6 угаданных как-то не получается... разве что вместе со мной...

Mari@Vladi, не участвовали Оладушка и Señorita la Espinar, а руки Frau_Muller была, и совершенно не маскировалась.

- 1 - Mari@Vladi
+ 2 - Эней
+ 3 - руки Frau_Muller
+ 4 - Snake Gagarin
+ 5 - Jetar
- 6 - deja
- 7 - Змей
+ 8 - Alessa
+ 9 - Груня-трактористка

(плюсы-минусы я расставила по своей угадайке)

 

[Эней]

Эней у меня тоже под маской № 2

И у меня тоже)))