Меня разбудил громкий говор.
— Даже хлеба нет! — кричал Кирюша. — Жратеньки хочется, Юль, сваргань яишенку с гренками и луком.
— Сам же сказал, хлеба нет, — ответила девушка и велела:
— Бегом в магазин, купи чего нибудь для быстрого приготовления.
— Какое безобразие, — завопил Сережа, — кто написал в коридоре?
— У того большое горе, — отозвался бодро Кирюшка.
— Давай, гони за пельменями, поэт! — прикрикнул старший брат и добавил потише:
— Лужа маленькая, значит, не Рейчел. Ну, мопсы, колитесь, чья работа?
Раздались сочные шлепки.
— Не трогай их, — велела Юля, — не виноваты собаки, с ними просто не вышли вовремя. Интересно, куда подевалась Катя? Говорила, целый день просидит, и улетела. Продукты не купила, собак не выгуляла…
С трудом оторвав голову от подушки, я крикнула:
— Катя уехала в командировку! В коридоре на секунду стало тихо, потом Юля и Сережка влетели в гостиную.
— Куда? — спросили они хором.
Я растерялась: совершенно не умею врать. Впрочем, если задуматься, в моей жизни до сих пор не существовало тайн.
— Город такой назвала, вроде на К.
— А, понятно, — вздохнул Сергей, — Кемерово. Ну мать, ну пройда, специально вчера нам не сказала.
— Вот хитрюга, — подхватила Юля, — знала, что мы не разрешим в отпуске работать…
— Она в отпуске? — отчего то спросила я.
— Ну да, — ответил юноша. — Вчера вышла, а сегодня, пожалуйста, умотала, за деньгами помчалась, сказал же, проживем чудесно без дурацких приработков. И ведь теперь даже звонить не станет, чтобы мы не ругались!
— Слушай, Лампа, — медленно спросила Юля, — а ты давно дома?
Я глянула на часы. Надо же, продрыхла почти четыре часа!
— Пришла около трех.
— Ну ничего себе, — вскипела Юля, — и собак погулять не вывела, и об ужине не подумала!
Я растерянно уставилась в ее рассерженное лицо.
— Надо было выйти с псами?
— Конечно, — ответил Сережка, — они унитазом пользоваться не умеют. Знаешь, какая там лужа в коридоре.
— Извините, — пролепетала я, — но я никогда не жила с животными…
— Ясненько, — бодро резюмировал Сергей. — Ладно, пойду прогуляю девочек.
Хлопнула дверь, и Кирюшка заорал:
— А кто пельмешки заказывал!
— Иду, — отозвалась Юля, и тут же из коридора понесся ее недовольный голос:
— Чего такие дорогие взял, в следующий раз «Дарью» покупай.
— Они несъедобные, — сообщил Кирюшка, — тесто толстое, внутри веревки.
— Это натуральные, экологически чистые жилы, — хмыкнул Сережка. — Ну кто же в готовые пельмени мясо положит!
— Замолчи, а то меня сейчас стошнит! — выкрикнула Юля.
У меня заломило в висках, от этой семьи слишком много шума. Лягу ка лучше спать, кажется, мигрень начинается. Но не тут то было. На пороге появилась Юля и сообщила:
— Сережка гуляет с псами, Кирюшка пошел за хлебом, я варю пельмени, а ты вытри лужу.
— Чем?
Юля хихикнула:
— Тряпкой, конечно, чем же еще!
— Где она?
— Как у всех, в ванной. Ты дома половую тряпку в спальне держишь?
Чувствуя, как в голове ворочается боль, я побрела в коридор. Надо же, я даже не знаю, где Наташа хранит тряпки. Кусок старого полотенца нашелся под раковиной. Я как следует намочила его и шлепнула в коридоре. Вместо того чтобы исчезнуть, лужа отчего то стала еще больше. Я принялась гонять воду по полу.
— Эй, послушай, — спросила увидевшая эту картину Юля, — ты полы никогда не мыла?
Конечно, нет, всю жизнь берегла руки, у арфистки должны быть чуткие пальцы, и потом, слабое здоровье не позволяет заниматься домашним хозяйством.
— Дай сюда, горемыка! — велела девушка и дернула тряпку.
Потом она принесла небольшое красное ведерко, ловко выжала бывшее полотенце и в мгновение ока ликвидировала «океан».
Я стояла пень пнем, оказывается, надо было не мочить, а выкручивать тряпку.
— Ведро в унитаз вылить сможешь? — с издевкой спросила Юля и унеслась.
Выполнив приказ, я ушла в гостиную и вновь легла. Голова болела немилосердно.
— Лампочка, — раздался Кирюшин вопль, — иди ужинать!..
— Не хочу, — вяло отозвалась я.
— Иди быстрей! — не успокаивался мальчишка. Пришлось подниматься. На столе исходила паром миска.
— Тебе сколько? — спросил Сережа и, не дожидаясь ответа, наполнил тарелку. — Кетчуп, горчица, сметана…
Я принялась вяло ковырять вилкой поданное. Остальные ловко и споро запихивали в рот клейкие куски отвратительного на вид теста. Причем ели они пельмени с хлебом. Очевидно, в этом доме даже не слышали о правильном питании.
— Хорошо как — в холод горяченького, — пробормотал Сережа, блаженно щурясь.
— Не вздумай заснуть, — пнула его в спину Юля, — надо посуду помыть.
— Кирка помоет, — отбивался муж.
— Индейское жилище фиг вам, — завопил мальчишка. — Знаете, сколько уроков назадавали! Пусть Юлька…
— Во первых, не Юлька, а Юлечка, — прервала девушка, — а во вторых, домой работу взяла, завтра номер веду. Так что, Сережка, берись за губку.
— Минуточку, — сказал парень, — помните, что мать вчера сказала?
— Что? — в один голос спросили домочадцы.
— Лампу прислала из Петербурга к нам Нинель Михайловна…
— Ну, и чего? — заторопила Юля.
— А зачем прислала? Чтобы она у нас трудилась на ниве домашнего хозяйства, домработницей. Мать ей оклад положила, сто баксов. Верно?
Все кивнули.
— Тогда и спорить нечего, — сообщил Сережа и повернулся ко мне:
— Считай, твой рабочий стаж пошел, начинай. Да не боись, мы помогать станем, когда сможем.
— Ладно, — пробормотала я, чувствуя полную безысходность. — Где у вас посудомоечная машина?
