-
Уважаемый посетитель!!!
Если Вы уже являетесь зарегистрированным участником проекта "миХей.ру - дискусcионный клуб",
пожалуйста, восстановите свой пароль самостоятельно, либо свяжитесь с администратором через Телеграм.
Хочу прекрасного
- Автор темы Gordo
- Дата начала
Mari@Vladi
Ассоциация критиков
Обожаю Игоря Северянина. 
ЭТО БЫЛО У МОРЯ
Это было у моря, где ажурная пена,
Где встречается редко городской экипаж...
Королева играла - в башне замка - Шопена,
И, внимая Шопену, полюбил ее паж.
Было все очень просто, было все очень мило:
Королева просила перерезать гранат,
И дала половину, и пажа истомила,
И пажа полюбила, вся в мотивах сонат.
А потом отдавалась, отдавалась грозово,
До восхода рабыней проспала госпожа...
Это было у моря, где волна бирюзова,
Где ажурная пена и соната пажа.
_____________________________________
Марина Цветаева
****
Идешь, на меня похожий,
Глаза устремляя вниз.
Я их опускала - тоже!
Прохожий, остановись!
Прочти - слепоты куриной
И маков набрав букет,
Что звали меня Мариной
И сколько мне было лет.
Не думай, что здесь - могила,
Что я появлюсь, грозя...
Я слишком сама любила
Смеяться, когда нельзя!
И кровь приливала к коже,
И кудри мои вились...
Я тоже была прохожий!
Прохожий, остановись!
Сорви себе стебель дикий
И ягоду ему вслед, -
Кладбищенской земляники
Крупнее и слаще нет.
Но только не стой угрюмо,
Главу опустив на грудь,
Легко обо мне подумай,
Легко обо мне забудь.
Как луч тебя освещает!
Ты весь в золотой пыли...
- И пусть тебя не смущает
Мой голос из под земли.
ЭТО БЫЛО У МОРЯ
Это было у моря, где ажурная пена,
Где встречается редко городской экипаж...
Королева играла - в башне замка - Шопена,
И, внимая Шопену, полюбил ее паж.
Было все очень просто, было все очень мило:
Королева просила перерезать гранат,
И дала половину, и пажа истомила,
И пажа полюбила, вся в мотивах сонат.
А потом отдавалась, отдавалась грозово,
До восхода рабыней проспала госпожа...
Это было у моря, где волна бирюзова,
Где ажурная пена и соната пажа.
_____________________________________
Марина Цветаева
****
Идешь, на меня похожий,
Глаза устремляя вниз.
Я их опускала - тоже!
Прохожий, остановись!
Прочти - слепоты куриной
И маков набрав букет,
Что звали меня Мариной
И сколько мне было лет.
Не думай, что здесь - могила,
Что я появлюсь, грозя...
Я слишком сама любила
Смеяться, когда нельзя!
И кровь приливала к коже,
И кудри мои вились...
Я тоже была прохожий!
Прохожий, остановись!
Сорви себе стебель дикий
И ягоду ему вслед, -
Кладбищенской земляники
Крупнее и слаще нет.
Но только не стой угрюмо,
Главу опустив на грудь,
Легко обо мне подумай,
Легко обо мне забудь.
Как луч тебя освещает!
Ты весь в золотой пыли...
- И пусть тебя не смущает
Мой голос из под земли.
Мухоморовна
Гуру
Константин Ваншенкин, стих по-моему называется "Мальчишка"
Он был грозою нашего района,
Мальчишка из соседнего двора.
И на него с опаской, но влюбленно
Окресная смотрела детвора.
Она к нему пристрастие имела,
Поскольку он командывал везде.
А плоский камень так бросал умело,
что тот как мячик прыгал по воде.
В дождливую иль ясную погоду
Он шел к пруду, бесстрашный как всегда.
И постронним не было прходу,
Едва он появлялся у пруда.
В сопровождении преданных матросов,
Коварный, как пиратский адмирал,
Мальчишек бил, девчат таскал за косы,
И чистые тетрадки отбирал.
В густом саду устраивал засады,
Играя там с ребятами в войну.
Но как-то раз увидел он из сада
Девченку незнакомую одну.
Она пред ним в нарядном платье белом
Стояла на весеннем ветерке,
С коричневым клеенчатым портфелем
И маленькой чернильницей в руке.
Сейчас мелькнут разбросанные книжки,
Не зря ж его боятся как огня,
Но тут она сказала: "Там мальчишки,
Ты проводи, пожалуйста, меня..."
И он, от изумления немея,
Совсем забыв на сколько страшен он,
Шагнул вперед и замер перед нею
Ее наивной смелостью сражен.
...Легли на землю солнечные пятна,
Ушел с девченкой рядом командир,
А подчиненным было непонятно,
Что это он из детства уходил...
Этот стих я выучила еще в школе, он мне настолько запал, что помню его до сих пор ))), особенно становится немножко грустно от последних слов про уход из детства ))).
Он был грозою нашего района,
Мальчишка из соседнего двора.
И на него с опаской, но влюбленно
Окресная смотрела детвора.
Она к нему пристрастие имела,
Поскольку он командывал везде.
А плоский камень так бросал умело,
что тот как мячик прыгал по воде.
В дождливую иль ясную погоду
Он шел к пруду, бесстрашный как всегда.
И постронним не было прходу,
Едва он появлялся у пруда.
В сопровождении преданных матросов,
Коварный, как пиратский адмирал,
Мальчишек бил, девчат таскал за косы,
И чистые тетрадки отбирал.
В густом саду устраивал засады,
Играя там с ребятами в войну.
Но как-то раз увидел он из сада
Девченку незнакомую одну.
Она пред ним в нарядном платье белом
Стояла на весеннем ветерке,
С коричневым клеенчатым портфелем
И маленькой чернильницей в руке.
Сейчас мелькнут разбросанные книжки,
Не зря ж его боятся как огня,
Но тут она сказала: "Там мальчишки,
Ты проводи, пожалуйста, меня..."
И он, от изумления немея,
Совсем забыв на сколько страшен он,
Шагнул вперед и замер перед нею
Ее наивной смелостью сражен.
...Легли на землю солнечные пятна,
Ушел с девченкой рядом командир,
А подчиненным было непонятно,
Что это он из детства уходил...
Этот стих я выучила еще в школе, он мне настолько запал, что помню его до сих пор ))), особенно становится немножко грустно от последних слов про уход из детства ))).
Gobblin
Гуру
Получи еще, на этот раз Гумилева.
Принцесса
В темных покрывалах летней ночи
Заблудилась юная принцесса.
Плачущей нашел ее рабочий,
Что работал в самой чаще леса.
Он отвел ее в свою избушку,
Угостил лепешкой с горьким салом,
Подложил под голову подушку
И закутал ноги одеялом.
Сам заснул в углу далеком сладко,
Стала тихо тишиной виденья,
Пламенем мелькающим лампадка
Освещала только часть строенья.
Неужели это только тряпки,
Жалкие, ненужные отбросы,
Кроличьи засушенные лапки,
Брошенные на пол папиросы?
Почему же ей ее томленье
Кажется мучительно знакомо,
И ей шепчут грязные поленья,
Что она теперь лишь вправду дома?
…Ранним утром заспанный рабочий
Проводил принцессу до опушки,
Но не раз потом в глухие ночи
Проливались слезы об избушке.
Принцесса
В темных покрывалах летней ночи
Заблудилась юная принцесса.
Плачущей нашел ее рабочий,
Что работал в самой чаще леса.
Он отвел ее в свою избушку,
Угостил лепешкой с горьким салом,
Подложил под голову подушку
И закутал ноги одеялом.
Сам заснул в углу далеком сладко,
Стала тихо тишиной виденья,
Пламенем мелькающим лампадка
Освещала только часть строенья.
Неужели это только тряпки,
Жалкие, ненужные отбросы,
Кроличьи засушенные лапки,
Брошенные на пол папиросы?
Почему же ей ее томленье
Кажется мучительно знакомо,
И ей шепчут грязные поленья,
Что она теперь лишь вправду дома?
…Ранним утром заспанный рабочий
Проводил принцессу до опушки,
Но не раз потом в глухие ночи
Проливались слезы об избушке.
Magnolia
Гуру
Ф. И. Тютчев
* * *
О, как убийственно мы любим,
Как в буйной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!
Давно ль, гордясь своей победой,
Ты говорил: она моя...
Год не прошел - спроси и сведай,
Что уцелело от нея?
Куда ланит девались розы,
Улыбка уст и блеск очей?
Все опалили, выжгли слезы
Горючей влагою своей.
Ты помнишь ли, при вашей встрече,
При первой встрече роковой,
Ее волшебный взор, и речи,
И смех младенчески живой?
И что ж теперь? И где все это?
И долговечен ли был сон?
Увы, как северное лето,
Был мимолетным гостем он!
Судьбы ужасным приговором
Твоя любовь для ней была,
И незаслуженным позором
На жизнь ее она легла!
Жизнь отреченья, жизнь страданья!
В ее душевной глубине
Ей оставались вспоминанья...
Но изменили и оне.
И на земле ей дико стало,
Очарование ушло...
Толпа, нахлынув, в грязь втоптала
То, что в душе ее цвело.
И что ж от долгого мученья
Как пепл, сберечь ей удалось?
Боль, злую боль ожесточенья,
Боль без отрады и без слез!
О, как убийственно мы любим,
Как в буйной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!
* * *
О, как убийственно мы любим,
Как в буйной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!
Давно ль, гордясь своей победой,
Ты говорил: она моя...
Год не прошел - спроси и сведай,
Что уцелело от нея?
Куда ланит девались розы,
Улыбка уст и блеск очей?
Все опалили, выжгли слезы
Горючей влагою своей.
Ты помнишь ли, при вашей встрече,
При первой встрече роковой,
Ее волшебный взор, и речи,
И смех младенчески живой?
И что ж теперь? И где все это?
И долговечен ли был сон?
Увы, как северное лето,
Был мимолетным гостем он!
Судьбы ужасным приговором
Твоя любовь для ней была,
И незаслуженным позором
На жизнь ее она легла!
Жизнь отреченья, жизнь страданья!
В ее душевной глубине
Ей оставались вспоминанья...
Но изменили и оне.
И на земле ей дико стало,
Очарование ушло...
Толпа, нахлынув, в грязь втоптала
То, что в душе ее цвело.
И что ж от долгого мученья
Как пепл, сберечь ей удалось?
Боль, злую боль ожесточенья,
Боль без отрады и без слез!
О, как убийственно мы любим,
Как в буйной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!
Gobblin
Гуру
И еще Гумилев
Песня Ддриады
Я люблю тебя, принц огня,
Так восторженно, так маняще,
Ты зовешь, ты зовешь меня,
Из лесной полуночной чащи.
Хоть в ней сны золотых цветов
И расказы подруг приветных,
Но ты знаешь так много слов,
Слов любовных и беззаветных.
Как горит твой алый камзол,
Как сверкают милые очи,
Я покину родымый дол,
Я уйду от лобзаний ночи.
Так давно ищу,
И ко мне ты стремишься тоже,
Золотая звезда, любя,
Из лучей нам постелит ложе.
Ты возмешь в объятья меня,
И тебя, тебяобниму я,
Я люблю тебя, принц огня,
Я хочу и жду поцелуя.
Песня Ддриады
Я люблю тебя, принц огня,
Так восторженно, так маняще,
Ты зовешь, ты зовешь меня,
Из лесной полуночной чащи.
Хоть в ней сны золотых цветов
И расказы подруг приветных,
Но ты знаешь так много слов,
Слов любовных и беззаветных.
Как горит твой алый камзол,
Как сверкают милые очи,
Я покину родымый дол,
Я уйду от лобзаний ночи.
Так давно ищу,
И ко мне ты стремишься тоже,
Золотая звезда, любя,
Из лучей нам постелит ложе.
Ты возмешь в объятья меня,
И тебя, тебяобниму я,
Я люблю тебя, принц огня,
Я хочу и жду поцелуя.
Mari@Vladi
Ассоциация критиков
Мда, маху вы дали ... Не тому рыжему, что с бородой, а маху ... 
Если
Ассоциация критиков
Первое - на него у Башни Rowan есть потрясающая песня, собственно, так я о нём и узнала.
Второе было написано автором где-то полтора месяца назад, я читала в ее ЖЖ - vero4ka.
Не могу сказать, конечно, что это единственные стихотворения, которые мне нравятся. Но они мне нравятся.
Горная колыбельная
Вике Навериани
В ореховых зарослях много пустых колыбелей.
Умершие стали детьми и хотят, чтобы с ними сидели,
чтоб их укачали, и страх отогнали, и песню допели:
— О сердце мое, тебе равных не будет, усни.
И ночь надо мной, и так надо мною скучает,
что падает ключ, и деревья ему отвечают,
и выше растут и, встречаясь с другими ключами...
— О сердце мое, тебе равных не будет, усни.
Когда бы вы спали, вы к нам бы глядели в окошко.
Для вас на столе прошлогодняя сохнет лепешка.
Другого не будет. Другое — уступка, оплошка,
— О сердце мое, тебе равных не будет, усни.
Там старый старик, и он вас поминает: в поклоне,
как будто его поднимают на узкой ладони.
Он знает, что Бог его слышит, но хлеба не тронет,
и он поднимает ладони и просит: возьми! —
усни, мое сердце: все камни, и травы, и руки,
их, видно, вдова начала и упала на землю разлуки,
и плач продолжался как ключ, и ответные звуки
орешник с земли поднимали и стали одни...
О, жить — это больно. Но мы поднялись и глядели
в орешник у дома, где столько пустых колыбелей.
Другие не смели, но мы до конца дотерпели.
— О сердце мое, тебе равных не будет, усни.
И вот я стою, и деревья на мне как рубаха.
Я в окна гляжу и держу на ладонях без страха
легчайшую горсть никому не обидного праха.
О сердце мое, тебе равных не будет, усни.
(Ольга Седакова)
Алоэ
Когда-нибудь я действительно заберусь на
Солнечный пик, лопатки сведу до хруста,
И все эти строки медленно сменят русло
И потекут не через меня.
Это большая умственная нагрузка.
Мне тотчас перестанет быть так темно и грустно.
И я сяду на пике, пить из горла ламбруско,
Чуть браслетами двухкопеечными звеня.
Как-нибудь проснуться уже, беспечным, пустым и чистым,
Однозначным и вечным, как ландыш или нарцисс там;
Не самим себе бесом – самим себе экзорцистом
В окружении остроумцев и воротил,
А вот чтобы тебе поверили, раз увидев,
Стать, дурного себя за редкий кустарник выдав,
Просто частью многообразья видов.
Аккуратно извлечь из глупой башки тротил,
И не спрашивать консультации у светил,
А чтоб кто-нибудь взял, укутал и приютил.
И одни в кулачок рыдают у аналоя,
У других если песня, значит, про «все былое»,
А ты просто алоэ.
Мыслящее алоэ,
С маленькими зубчиками везде.
И вот та ходит с рожей, будто в дому покойник,
А вот этот ночует в сотнях случайных коек,
А у тебя только кадка и подоконник,
И над каждым домиком
По звезде.
(Вера Полозкова)
Второе было написано автором где-то полтора месяца назад, я читала в ее ЖЖ - vero4ka.
Не могу сказать, конечно, что это единственные стихотворения, которые мне нравятся. Но они мне нравятся.
Горная колыбельная
Вике Навериани
В ореховых зарослях много пустых колыбелей.
Умершие стали детьми и хотят, чтобы с ними сидели,
чтоб их укачали, и страх отогнали, и песню допели:
— О сердце мое, тебе равных не будет, усни.
И ночь надо мной, и так надо мною скучает,
что падает ключ, и деревья ему отвечают,
и выше растут и, встречаясь с другими ключами...
— О сердце мое, тебе равных не будет, усни.
Когда бы вы спали, вы к нам бы глядели в окошко.
Для вас на столе прошлогодняя сохнет лепешка.
Другого не будет. Другое — уступка, оплошка,
— О сердце мое, тебе равных не будет, усни.
Там старый старик, и он вас поминает: в поклоне,
как будто его поднимают на узкой ладони.
Он знает, что Бог его слышит, но хлеба не тронет,
и он поднимает ладони и просит: возьми! —
усни, мое сердце: все камни, и травы, и руки,
их, видно, вдова начала и упала на землю разлуки,
и плач продолжался как ключ, и ответные звуки
орешник с земли поднимали и стали одни...
О, жить — это больно. Но мы поднялись и глядели
в орешник у дома, где столько пустых колыбелей.
Другие не смели, но мы до конца дотерпели.
— О сердце мое, тебе равных не будет, усни.
И вот я стою, и деревья на мне как рубаха.
Я в окна гляжу и держу на ладонях без страха
легчайшую горсть никому не обидного праха.
О сердце мое, тебе равных не будет, усни.
(Ольга Седакова)
Алоэ
Когда-нибудь я действительно заберусь на
Солнечный пик, лопатки сведу до хруста,
И все эти строки медленно сменят русло
И потекут не через меня.
Это большая умственная нагрузка.
Мне тотчас перестанет быть так темно и грустно.
И я сяду на пике, пить из горла ламбруско,
Чуть браслетами двухкопеечными звеня.
Как-нибудь проснуться уже, беспечным, пустым и чистым,
Однозначным и вечным, как ландыш или нарцисс там;
Не самим себе бесом – самим себе экзорцистом
В окружении остроумцев и воротил,
А вот чтобы тебе поверили, раз увидев,
Стать, дурного себя за редкий кустарник выдав,
Просто частью многообразья видов.
Аккуратно извлечь из глупой башки тротил,
И не спрашивать консультации у светил,
А чтоб кто-нибудь взял, укутал и приютил.
И одни в кулачок рыдают у аналоя,
У других если песня, значит, про «все былое»,
А ты просто алоэ.
Мыслящее алоэ,
С маленькими зубчиками везде.
И вот та ходит с рожей, будто в дому покойник,
А вот этот ночует в сотнях случайных коек,
А у тебя только кадка и подоконник,
И над каждым домиком
По звезде.
(Вера Полозкова)
Nobody
Ассоциация критиков
Блок
Когда вы стоите на моем пути,
Такая живая, такая красивая,
Но такая измученная,
Говорите все о печальном,
Думаете о смерти,
Никого не любите
И презираете свою красоту —
Что же? Разве я обижу вас?
О, нет! Ведь я не насильник,
Не обманщик и не гордец,
Хотя много знаю,
Слишком много думаю с детства
И слишком занят собой.
Ведь я — сочинитель,
Человек, называющий все по имени,
Отнимающий аромат у живого цветка.
Сколько ни говорите о печальном,
Сколько ни размышляйте о концах и началах,
Все же, я смею думать,
Что вам только пятнадцать лет.
И потому я хотел бы,
Чтобы вы влюбились в простого человека,
Который любит землю и небо
Больше, чем рифмованные и нерифмованные
Речи о земле и о небе.
Право, я буду рад за вас,
Так как — только влюбленный
Имеет право на звание человека.
6 февраля 1908
Когда вы стоите на моем пути,
Такая живая, такая красивая,
Но такая измученная,
Говорите все о печальном,
Думаете о смерти,
Никого не любите
И презираете свою красоту —
Что же? Разве я обижу вас?
О, нет! Ведь я не насильник,
Не обманщик и не гордец,
Хотя много знаю,
Слишком много думаю с детства
И слишком занят собой.
Ведь я — сочинитель,
Человек, называющий все по имени,
Отнимающий аромат у живого цветка.
Сколько ни говорите о печальном,
Сколько ни размышляйте о концах и началах,
Все же, я смею думать,
Что вам только пятнадцать лет.
И потому я хотел бы,
Чтобы вы влюбились в простого человека,
Который любит землю и небо
Больше, чем рифмованные и нерифмованные
Речи о земле и о небе.
Право, я буду рад за вас,
Так как — только влюбленный
Имеет право на звание человека.
6 февраля 1908
Nobody
Ассоциация критиков
Маяковский.
Я люблю смотреть, как умирают дети.
Вы прибоя смеха мглистый вал заметили
за тоски хоботом?
А я -
в читальне улиц -
так часто перелистывал гроба том.
Полночь
промокшими пальцами щупала
меня
10 и забитый забор,
и с каплями ливня на лысине купола
скакал сумасшедший собор.
Я вижу, Христос из иконы бежал,
хитона оветренный край
целовала, плача, слякоть.
Кричу кирпичу,
слов исступленных вонзаю кинжал
в неба распухшего мякоть:
"Солнце!
20 Отец мой!
Сжалься хоть ты и не мучай!
Это тобою пролитая кровь моя льется дорогою
дольней.
Это душа моя
клочьями порванной тучи
в выжженном небе
на ржавом кресте колокольни!
Время!
Хоть ты, хромой богомаз,
лик намалюй мой
в божницу уродца века!
Я одинок, как последний глаз
у идущего к слепым человека!"
Я люблю смотреть, как умирают дети.
Вы прибоя смеха мглистый вал заметили
за тоски хоботом?
А я -
в читальне улиц -
так часто перелистывал гроба том.
Полночь
промокшими пальцами щупала
меня
10 и забитый забор,
и с каплями ливня на лысине купола
скакал сумасшедший собор.
Я вижу, Христос из иконы бежал,
хитона оветренный край
целовала, плача, слякоть.
Кричу кирпичу,
слов исступленных вонзаю кинжал
в неба распухшего мякоть:
"Солнце!
20 Отец мой!
Сжалься хоть ты и не мучай!
Это тобою пролитая кровь моя льется дорогою
дольней.
Это душа моя
клочьями порванной тучи
в выжженном небе
на ржавом кресте колокольни!
Время!
Хоть ты, хромой богомаз,
лик намалюй мой
в божницу уродца века!
Я одинок, как последний глаз
у идущего к слепым человека!"
favoritka
Гуру
Игорь Северянин
Мы живем, словно в сне неразгаданном,
на одной из удобных планет.
Много есть - чего вовсе не надо нам,
а того, чего хочется, - нет...
Не знаю, кто написал. У родителей в туалете валялась тонкая книжонка давным-давно. Вот и запомнила одно стихотворение оттуда. Оч нравится.
Шучу и плачу, вспоминая детство,
И вижу дом сквозь призрачный туман.
В том доме проживали по соседству
Злой Карабас и добрый мальчуган.
Никто не знал, что мир непостоянный.
Никто не знал, куда река текла.
Беспечно жил мальчишка деревянный,
Не зная ни страдания, ни зла.
У куклы с голубыми волосами
Он находил игрушечный приют.
Но как-то раз смешную куклу сани
Умчали в неизвестный институт.
И в жизни все иначе получилось,
И погрустнели тополя у школ.
Мальвина с Карабасом обручилась,
А Буратино в армию ушел.
А после залы люстрами светились
У входа грустный юноша стоял.
Не понял он, что сказки прекратились,
И девочку оставленную ждал.
Мальвина привела с собою сына
И детство было трудно возвратить.
И таял свет, и плакал Буратино,
И не хотел из сказки уходить.
Мы живем, словно в сне неразгаданном,
на одной из удобных планет.
Много есть - чего вовсе не надо нам,
а того, чего хочется, - нет...
Не знаю, кто написал. У родителей в туалете валялась тонкая книжонка давным-давно. Вот и запомнила одно стихотворение оттуда. Оч нравится.
Шучу и плачу, вспоминая детство,
И вижу дом сквозь призрачный туман.
В том доме проживали по соседству
Злой Карабас и добрый мальчуган.
Никто не знал, что мир непостоянный.
Никто не знал, куда река текла.
Беспечно жил мальчишка деревянный,
Не зная ни страдания, ни зла.
У куклы с голубыми волосами
Он находил игрушечный приют.
Но как-то раз смешную куклу сани
Умчали в неизвестный институт.
И в жизни все иначе получилось,
И погрустнели тополя у школ.
Мальвина с Карабасом обручилась,
А Буратино в армию ушел.
А после залы люстрами светились
У входа грустный юноша стоял.
Не понял он, что сказки прекратились,
И девочку оставленную ждал.
Мальвина привела с собою сына
И детство было трудно возвратить.
И таял свет, и плакал Буратино,
И не хотел из сказки уходить.
Avriel Де Вир
Геймер
А можно выпендрицо и свае тут написать)
а от щото уж оченя лень Гёте переписывать)
Хотя как нить и его напячатую)
а от щото уж оченя лень Гёте переписывать)
Хотя как нить и его напячатую)
Похожие темы
