Лучиэнь
Геймер
Дайна бежала домой, скорее, скорее – ее подгоняли избыток энергии, радость, солнце, наступление лета в конце концов! День выдался на редкость удачным – нашла в своем новом классе подругу, пококетничала с одноклассниками те, даже, предложили проводить ее домой, но она отказалась, невинно похлопав глазками и оставив их гадать – толи они ей не понравились, толи ее ждал кто-то другой. Впрочем, ее личную жизнь я пока затрагивать не буду. Горячий асфальт, голубое небо, шумящие тополя – все звало ее вперед. Она глотнула сухого воздуха и огляделась. Местность была явно незнакомая. Видимо Дайна свернула не в тот переулок, потому что теперь, вместо грязного, замызганного рынка, шумел лес, который обступил ее со всех сторон, словно преграждая дорогу назад, приглашая идти вперед и только вперед. Юная путешественница приняла это приглашение, но все же невольно искала взглядом тропиночку, чтоб потом вернуться домой.. Но она шла и шла, признаков цивилизации все не было.
Солнце садилось. Пора бы отсюда и выбираться. Все озарил последний луч, и стемнело окончательно. На синем небе появлялось все больше и больше звезд. В этот день их оказалось необычайно много, и не было обычной подсветки, ореолом окружавшей город. Не уже ли она так далеко забрела?
И тут со всех сторон зазвенел смех, легкий, как колокольчик, он звучал со всех сторон, на разных тонах: выше, ниже…
Дайна бросилась вперед, но смех разбегался, и в то же время окружал ее. Он словно потешался над бродяжкой: «А вот он я! А нет меня!» С шага она перешла на бег, и вскоре увидела мелькнувший справа отблеск пламени. Девушка бросилась к нему и замерла, как вкопанная: костер, а вокруг него сидели люди и пели, под инструмент, похожий на обычную пастушью дудочку, но несколько усложненный. Дайна остановилась и прильнула за деревом, слушая дивную песню, которая не имела слов и пелась с закрытым ртом, но что все-таки звук исходил от людей сидящих вокруг костра, не подлежало сомнению – глаза сидящих были закрыты, они покачивались в такт мелодии, голосовые связки еле заметно дребезжали. Дайна порадовалась тому, что спряталась: ей вдруг стало совершенно очевидно, что она если она подошла бы ближе, ее заметили б, не смотря на то, что глаза они закрыли. Тут в голову к ней закралась совершенно фантастическая мысль: она, вообще, тут только с их позволения.
Дайна присмотрелась внимательнее к этим людям, если, конечно это были люди. Огонь играл на их без того смуглых кожах, отражался в темных глазах и искрился на выгоревших до бела волосах, заглушая своим теплом их холодный пепельный оттенок. Волосы у всех, и у мужчин и у женщин доходили до середины спины, только у первых были собраны в хвост, а у вторых распущены. На голове и тех, и других благоухали венки из белых, алых цветов и серебристых трав с фиолетовым отливом. Вокруг взрослых порхали детишки всех возрастов, одни – в коротких рубашонках из небеленого льна, еле прикрывающих попу, другие, совсем маленькие, совсем без одежды. У женщин рубашки доходили до середины бедра, на мужчинах еще были штаны до середины голени, верхняя часть их одежды была без рукавов и много короче женской. У взрослой половины небеленый лен покрывался росписью: цветами, деревьями и небом.
Все это походило бы на обычный пикник, если не странность всех их, не серьезность. Песня сменилась. Они открыли глаза, на губах засияли улыбки, а потом запели смехом, меняя темп и высоту звука. Музыка стала веселой, радостной… Дайне и самой захотелось рассмеяться. Но внезапно песня оборвалась, и позвали ее: «Поди сюда, человек». Голос принадлежал, очевидно, мужчине, но все же был по-женски звонким и певучим. Дайна несмело сделала несколько шагов по направлению к компании. «Иди сюда, не бойся», – произнесло-пропело несколько человек, хотя теперь стало совершенно очевидно, что это были не люди. Дайна взяла себя в руки и подошла к огню. Теперь она уже смогла лучше разглядеть их лица: отблески пламени давали какой-никакой свет. Оказалось, что тут присутствовали старики и старухи, но от молодых их отличали лишь еле заметные морщинки в уголках глаз, по всему остальному они ни чем не уступали молодым. Лица у всех были радостные и приветливые, но не мягкие, как можно было бы представить, а жесткие, боевые. У женской половины на лице отражалась какая-то решимость и отстраненность.
– Кто ты, человек? Как попал сюда, в Лес Грустной Нариэли, во владения лесных духов? – обратился первый голос, видимо его хозяин был старейшиной, потому как держался, говорил, смотрел…
– Я? Дайна… – увидев вопросительный взгляд юного старца, она ответила, – я не знаю, как сюда попала.
– Желаешь ли ты, о Дайна, присоединиться к нашему празднику, дню освобождения Нашего Леса от Дикого Мертда?
– Если не помешаю вам, – она окинула взглядом всех, – то с удовольствием.
К ней подскочила молоденькая девушка, без венка, но с красным большим цветком за ухом. «Вероятно папоротник, – подумала Дайна, – но они же не цветут! Бред. Это сон, всего лишь сон – не более». И шепнула на ухо той, что подошла к ней:
– Кто вы?
– Мы? – удивилась она, – Мы – лесные духи.
– Тогда понятно, – хотя ничего понятно не было.
Ее посадили между парнем и девушкой, которые дружелюбно взглянули на нее и улыбнулись. Песня зазвенела вновь, и Дайне захотелось тоже запеть, но на не знала этой музыки. Постепенно она погрузилась в полу-транс-полу-дрему. И, успев лишь заметить, что костер горит не на дровах, а прямо на камнях, откинулась на траву и уснула.
* * *
Когда Дайна проснулась, то обнаружила, что совсем одна. Нет, конечно, в лесу самому быть нельзя – поют птицы, шмыгают мелкие зверушки. Но где лесные духи? Где они? У дайны сжалось сердце, она ощутила себя кинутой, но встряхнула головой, стараясь выкинуть всю эту дурь из головы: вчера, после уроков она немного выпила – вот и нагрезилось ей всякого. Моментально все эти сказки в ее размышлениях вытеснили мысли о хлебе насущном, о друзьях-товарищах. Стоит ли описывать? Я думаю, каждый знает эти переживания.
* * *
___________________________
Что скажете? Дело в том, что из-за этой повести я переживаю еще больше чем из-за "За семь радуг: три ночи девочки вампира" ( www.mixei.ru/showthread.php?p=1050941#post1050941 ), потому что ту читало довольно большое колличество девочек-девушек-женщин от 12 до 40 лет (и семи-классницы, и старшеклассницы, и студентки, у учительницы, библиотекарши, мои родители и родители моих друзей), она всем понравилась (правда, противополжоному полу как-то фиолетово, за исключением некоторых). А эту читала только моя подруга... И... Короче говоря, говорите скорее, хорошо или нет!
Солнце садилось. Пора бы отсюда и выбираться. Все озарил последний луч, и стемнело окончательно. На синем небе появлялось все больше и больше звезд. В этот день их оказалось необычайно много, и не было обычной подсветки, ореолом окружавшей город. Не уже ли она так далеко забрела?
И тут со всех сторон зазвенел смех, легкий, как колокольчик, он звучал со всех сторон, на разных тонах: выше, ниже…
Дайна бросилась вперед, но смех разбегался, и в то же время окружал ее. Он словно потешался над бродяжкой: «А вот он я! А нет меня!» С шага она перешла на бег, и вскоре увидела мелькнувший справа отблеск пламени. Девушка бросилась к нему и замерла, как вкопанная: костер, а вокруг него сидели люди и пели, под инструмент, похожий на обычную пастушью дудочку, но несколько усложненный. Дайна остановилась и прильнула за деревом, слушая дивную песню, которая не имела слов и пелась с закрытым ртом, но что все-таки звук исходил от людей сидящих вокруг костра, не подлежало сомнению – глаза сидящих были закрыты, они покачивались в такт мелодии, голосовые связки еле заметно дребезжали. Дайна порадовалась тому, что спряталась: ей вдруг стало совершенно очевидно, что она если она подошла бы ближе, ее заметили б, не смотря на то, что глаза они закрыли. Тут в голову к ней закралась совершенно фантастическая мысль: она, вообще, тут только с их позволения.
Дайна присмотрелась внимательнее к этим людям, если, конечно это были люди. Огонь играл на их без того смуглых кожах, отражался в темных глазах и искрился на выгоревших до бела волосах, заглушая своим теплом их холодный пепельный оттенок. Волосы у всех, и у мужчин и у женщин доходили до середины спины, только у первых были собраны в хвост, а у вторых распущены. На голове и тех, и других благоухали венки из белых, алых цветов и серебристых трав с фиолетовым отливом. Вокруг взрослых порхали детишки всех возрастов, одни – в коротких рубашонках из небеленого льна, еле прикрывающих попу, другие, совсем маленькие, совсем без одежды. У женщин рубашки доходили до середины бедра, на мужчинах еще были штаны до середины голени, верхняя часть их одежды была без рукавов и много короче женской. У взрослой половины небеленый лен покрывался росписью: цветами, деревьями и небом.
Все это походило бы на обычный пикник, если не странность всех их, не серьезность. Песня сменилась. Они открыли глаза, на губах засияли улыбки, а потом запели смехом, меняя темп и высоту звука. Музыка стала веселой, радостной… Дайне и самой захотелось рассмеяться. Но внезапно песня оборвалась, и позвали ее: «Поди сюда, человек». Голос принадлежал, очевидно, мужчине, но все же был по-женски звонким и певучим. Дайна несмело сделала несколько шагов по направлению к компании. «Иди сюда, не бойся», – произнесло-пропело несколько человек, хотя теперь стало совершенно очевидно, что это были не люди. Дайна взяла себя в руки и подошла к огню. Теперь она уже смогла лучше разглядеть их лица: отблески пламени давали какой-никакой свет. Оказалось, что тут присутствовали старики и старухи, но от молодых их отличали лишь еле заметные морщинки в уголках глаз, по всему остальному они ни чем не уступали молодым. Лица у всех были радостные и приветливые, но не мягкие, как можно было бы представить, а жесткие, боевые. У женской половины на лице отражалась какая-то решимость и отстраненность.
– Кто ты, человек? Как попал сюда, в Лес Грустной Нариэли, во владения лесных духов? – обратился первый голос, видимо его хозяин был старейшиной, потому как держался, говорил, смотрел…
– Я? Дайна… – увидев вопросительный взгляд юного старца, она ответила, – я не знаю, как сюда попала.
– Желаешь ли ты, о Дайна, присоединиться к нашему празднику, дню освобождения Нашего Леса от Дикого Мертда?
– Если не помешаю вам, – она окинула взглядом всех, – то с удовольствием.
К ней подскочила молоденькая девушка, без венка, но с красным большим цветком за ухом. «Вероятно папоротник, – подумала Дайна, – но они же не цветут! Бред. Это сон, всего лишь сон – не более». И шепнула на ухо той, что подошла к ней:
– Кто вы?
– Мы? – удивилась она, – Мы – лесные духи.
– Тогда понятно, – хотя ничего понятно не было.
Ее посадили между парнем и девушкой, которые дружелюбно взглянули на нее и улыбнулись. Песня зазвенела вновь, и Дайне захотелось тоже запеть, но на не знала этой музыки. Постепенно она погрузилась в полу-транс-полу-дрему. И, успев лишь заметить, что костер горит не на дровах, а прямо на камнях, откинулась на траву и уснула.
* * *
Когда Дайна проснулась, то обнаружила, что совсем одна. Нет, конечно, в лесу самому быть нельзя – поют птицы, шмыгают мелкие зверушки. Но где лесные духи? Где они? У дайны сжалось сердце, она ощутила себя кинутой, но встряхнула головой, стараясь выкинуть всю эту дурь из головы: вчера, после уроков она немного выпила – вот и нагрезилось ей всякого. Моментально все эти сказки в ее размышлениях вытеснили мысли о хлебе насущном, о друзьях-товарищах. Стоит ли описывать? Я думаю, каждый знает эти переживания.
* * *
___________________________
Что скажете? Дело в том, что из-за этой повести я переживаю еще больше чем из-за "За семь радуг: три ночи девочки вампира" ( www.mixei.ru/showthread.php?p=1050941#post1050941 ), потому что ту читало довольно большое колличество девочек-девушек-женщин от 12 до 40 лет (и семи-классницы, и старшеклассницы, и студентки, у учительницы, библиотекарши, мои родители и родители моих друзей), она всем понравилась (правда, противополжоному полу как-то фиолетово, за исключением некоторых). А эту читала только моя подруга... И... Короче говоря, говорите скорее, хорошо или нет!
![[Lies]](/data/avatars/s/0/59.jpg?1744723881){kind=avatar}
