В
Ватари Ютака
Гость
Рассказ в постоянной доработке. Прошу критики, так как мне нужно его хорошенько прокачать перед конкурсом. Выкладываю частями.
Душа музыки.
Больше всего Энди хотел сейчас заплакать. Однажды ему сказали, что люди не плачут, когда им больно. Они плачут, когда им обидно, или когда они уязвлены. Энди помнил эти слова, но не понимал, почему ему хочется заплакать. По его подбородку уже бежали струйки, но он все еще не знал, что это за чувство.
Юноша сел на скамейку под большим деревом.
Он ни в чем не раскаивался. И не собирался ни перед кем извиняться. Его называли бессердечным, но он не чувствовал своей вины.
Всю жизнь Энди стремился достичь чего-то невозможного, недоступного. Он очень любил творчество. Независимо от жанра. Он любил рисовать. Любил писать рассказы. Любил, очень любил музыку. И всегда ему казалось, что в его сознании сокрыто нечто такое, чего никто не понимает из его окружения. Ни родители, ни одноклассники, ни педагоги. И он изо всех сил старался извлечь это из своей головы. Н о каждый раз, достигая новых высот, он видел, что еще столького нужно добиться, прежде чем он сможет понять. И опять Высшее Знание откладывалось на потом.
Его не принимали нигде. В школе он очень холодно общался со своими сверстниками, радуясь, что через пару лет его в ней уже не будет. Учителя его постоянно ругали за невнимательность, и нежелание учиться. Они просто не понимали, что ему это не интересно. Разговоры об образовании порядком надоели ему. Но самое противное было в том, что и дома его упрекали. Постоянно и по любому поводу. Казалось, что бы он ни делал, его родители недовольны им. По началу, Энди пытался что-то доказать им. Но потом догадался, что это бесполезно. Они не понимают его, а он в свою очередь никогда не поймет их. В их поступках было то, что называется «любовью». Но было уже слишком поздно, ему стало все равно. Ему было все равно, что с ними будет. Что будет с ним. Что будет со всеми остальными.
Несколько лет назад, когда Энди осознал всю тщетность борьбы, с чем бы то ни было, он рассказал об этом своему лучшему другу Клаусу. Это случилось после того, как он, возвращаясь с занятий по вокалу домой, зашел не в тот переулок и увидел двух юношей, чуть старше его, сидящих неподвижно. Когда Энди подошел к ним, он увидел, что, несмотря на мороз на улице, они были одеты очень легко. Руки их были туго перевязаны чуть выше локтей. Рядом валялся шприц. Пахло чем-то приторно сладким. Энди присел и, подобрав зажигалку, осветил лица парней. Один из них со стоном зашевелился. Второй же, так и остался недвижен. Его запястья были перерезаны тонкой проволокой, «Браслетом Смерти», впившимся в плоть, и рассекшим жизненно-важные трубочки.
Именно тогда Энди понял, что на свете есть Смерть. И она совсем не такая, какой ее любят изображать мрачно-романтические художники слов и красок. Смерть – это стальная проволока, вгрызающаяся в запястье. Смерть, это сладкий дым и шприц, с поломанной иглой, кончик которой торчит из руки.
Именно тогда Энди впервые увидел любовь в человеке. Тогда он не понял, почему на его глаза навернулись слезы, когда живой еще юноша распахнул большие голубые глаза и с такой мольбой посмотрел на него. Этот молодой человек еще совсем не жил. Он был очень красив, как и тот, второй. И их будущее, которое они столько раз рисовали в своем воображении, виделось им совсем не таким…. Энди тогда еще не думал о том, что ветер мог бы осыпать их лица лепестками отцветшей сакуры. Что они могли бы вместе наблюдать закаты, и просыпаясь по утрам, слушать ровное дыхание друг-друга…. Этих двух молодых людей, любивших друг друга, и так страшно сгубивших друг друга постигла кара.
Энди запомнилось счастье в глазах умирающего, когда он, мальчик, поцеловал его в лоб, рукой закрыл ему глаза. Он помнил «Domo Arigato!†», вылетевшее вместе с последним вздохом. Но он знал уже тогда, что он помог двум душам, отчаянно любившим друг друга, соединиться вместе. Навсегда.
Он никому не рассказывал об этом случае. Только его лучшему другу. Он просто пришел к нему, 13 летний мальчишка, и на кухне, сложив руки на колени и, закрыв глаза, просто рассказал Клаусу, все как есть. Он не ожидал тогда понимания. Ему просто захотелось с кем-то поделиться.
В тот вечер он узнал, что Клаус болен. Болен раком.
Клауса не стало в тот же год. Странно, но когда он умер, Энди не плакал. В его сердце зияла дыра чудовищной величины, и сил не осталось вовсе. А может, это случилось потому, что он видел, как умер его лучший друг. Умер во сне. С легкой улыбкой на губах. Последняя запись в дневнике Клауса была просьбой. Просьбой к Энди не хмуриться. Это ему не идет, делает его лицо не таким красивым. И Энди не плакал.
У Клауса была старшая сестра. Ее звали Тот. Она, высказывая протест, жила в университетском общежитии, хотя дом у нее имелся, и даже очень неплохой. Тот носила черный плащ и тонкий серебряный крест, нюхала порошок, и все время о чем-то думала. На похоронах Клауса, она подошла к Энди и присела рядом с ним на корточки. Именно она сказал фразу, которую он помнил всегда.
-Детство кончается, малыш, тогда, когда ты понимаешь, что все умрут.
Она сняла с шеи крест, и отдала его Энди. Больше после этого он ее никогда не видел, Кто-то говорил, что она умерла, покончила с собой. Кто-то говорил, что она уехала работать в другой город. Ему было все равно. Крест он носил на прочной цепочке и никогда не снимал. За это длинное украшение его ругали в школе, но он не смотря ни на что, упорно не расставался с ним.
С тех пор прошло три года. Энди оставалось доучиться в школе совсем чуть-чуть. Многое изменилось, но его тяга к творчеству только росла. Все свои чувства он воплощал на бумаге. Он никогда не показывал никому свои работы. Однажды, кто-то залез в его папку для рисунков и стащил несколько его работ. Он узнал, кто это сделал. Выследил этого человека после школы и, в подъезде, достав из кармана нож, вырезал на его груди и руках слово «Sinner†».
Родителям позвонили из школы. Энди повели к психиатру. Затем начали пичкать таблетками. Вначале, перед едой. Затем - после. А потом – вместо. Ему стали делать уколы. Его таскали по врачам. А ему было все равно. В его голове были только голубые глаза и вздох облегчения.
Он сидел на лавочке и плакал. Он вспоминал, и горько-горько плакал, обхватив себя руками. Утром, прежде чем выйти из дома, он посмотрелся в одно из многочисленных зеркал, расставленных по его комнате. На него смотрел юноша с длинными, крашенными в синий цвет волосами. Высокий, с какой-то женственной утонченностью, стройной хрупкой фигурой, легким изгибом плеч, узкими бедрами и длинной шеей. Широкие брюки под юбкой, ботинки на большой платформе. Изящно обведенные глаза, и алые губы. Он так любил свою внешность, и черный цвет только подчеркивал его необычайную красоту. Сегодня в волосы он заплел шелковую ленту. И только сегодня, посмотрев своему отражению в глаза ярко-зеленого цвета, он понял. Он все понял. И от этого ему было больно. Познание самого себя не доставило наслаждения или облегчения. Он понял, что никогда ни одна женская рука не прикоснется к его коже. Никогда ни одни женские губы не ощутят вкус его поцелуя. Никогда ни одна женщина не расстегнет пуговицы на его рубашке и не снимет кожаный ошейник с его шеи…
И поэтому он плакал. Он знал, что и так слишком сильно отличается от всех. А теперь он вообще будто бы пришелец из небытия. Он хотел вернуться в пустоту. Но рыдания сотрясали его хрупкое тельце. Ветер больно бил по щекам, оставляя красноватые следы. Разводы от косметики сделали его лицо похожим на маску. Длинные ногти с облупившимся черным лаком впились в кожу.
-Почему ты плачешь? Что с тобой случилось?
Энди повернул голову и увидел перед собой чье-то лицо.
-Да ты весь дрожишь! Ты ведь замерз!
Чьи-то руки крепко обняли его. Энди слабо попытался протестовать, хотел вырваться, но вдруг ощутил, что на самом деле очень сильно замерз. Человек повернул его к себе, и вдруг, Энди прижался нему и, уткнувшись в него, заплакал еще сильней. Казалось, будто бы все слезы, накопившиеся в нем за столько лет, вся жестокость по отношению к нему, все зло, что причинил он, и причинили ему, все это нашло выход в слезах мальчика. И он плакал, чувствуя облегчение. На него сверху набросили теплый плащ. Сразу затих ветер, поняв, что потерял этого пленника, и понесся в другую сторону, обволакивать холодом других редких прохожих в эти дни поздней осени.
От плаща пахло ванилью и клубникой. Пахло так приятно, по-домашнему. Энди нерешительно, одной рукой поправил воротник, что бы он закрывал его лицо от холода, и вновь сильно прижался к неизвестному человеку.
Время шло, а он все не мог успокоиться. Человек гладил его по голове ласково, осторожно. Его родители никогда не баловали его лаской. И почему-то, ему вдруг стало хорошо. Он все еще плакал, но теперь это были спокойные слезы облегчения. Он закрыл глаза, но не отпустил человека, словно боясь, что тот исчезнет, растает, покинет его, как и все остальные. Энди Микото в первый раз уснул в покое, без сновидений.
Мужчина осторожно снял с себя руки мальчика, положил их ему на грудь и, закутав его в плащ, поднял спящего Энди на руки и двинулся в сторону выхода из парка.
Мальчик проснулся от стука веток в окно. Сильно болели глаза. Потрогав лицо, он понял, что прежде чем лечь спать, он не смыл косметику, и теперь она, размазавшись по лицу и подушке, щипала кожу. Энди закрыл глаза. Ему так не хотелось вставать. Хотелось еще полежать на этих мягких простынях, под легким, но таким теплым одеялом. Он снова провалился в сон, под треск каминных углей.
В следующий раз, открыв глаза, он увидел темную фигуру в кресле перед кроватью. В комнате царил полумрак, тени от огня в камине прыгали по стенам. С одной стороны тяжелый балдахин кровати был задернут. В окно с ревом бился ветер, и даже капли дождя стучали с какой-то угрозой. Энди поежился, и, не удержавшись, громко зевнул. Фигура в кресле легко засмеялась.
-Наконец ты проснулся. Ты засоня, Химэ†!
Энди удивленно сел. Он был одет в черную шелковую пижаму, какой у него никогда не было. Волосы были расплетены и свободными волнами ложились на постель.
-Извини, Химэ, я совсем забыл смыть макияж с твоего лица. У тебя наверное, жутко болят глаза. В ванной есть все, что тебе нужно.
Человек в кресле закинул ногу на ногу и указал в сторону стены теряющейся в сумраке.
Энди, опустив ноги, нащупал мягкие шерстяные тапочки. Почему-то он не сомневался в их цвете, и прошлепал в указанную сторону. На самом деле, там была дверь. Зайдя в ванную комнату, мальчик остановился в изумлении на пороге. Дверь за ним тихо затворилась, но он этого даже не заметил.
Он оказался в огромном помещении, выложенном сиреневым кафелем. У одной стены располагалось зеркало во весь рост. С двух сторон от него стояли два одинаковых темных дубовых шкафа. Посредине находилась широченная ванна, чуть поодаль душевая кабина, и стойки, в которые была вделана сиреневая раковина. Окно, по-видимому, тоже очень большое, было занавешено тяжелыми бардовыми шторами. В первое мгновение Энди не понял, откуда идет свет, потолок терялся во мгле. Но потом он увидел множество свечей. Больших, маленьких, самых разных цветов по углам комнаты, на многочисленных столиках и полочках и даже на бортики самой ванны.
-В шкафах чистая одежда и белье, а так же полотенца. На полочках шампуни, гели, и прочая, что может тебе пригодиться.
Голос раздался совсем рядом, и Энди в испуге обернулся. Но в ванной никого не было, и он понял, что голос доносился из комнаты.
Как приятно было погрузиться в освежающую ванну. Вода размягчала его тело, успокаивала мысли. Пена будто бы снег покрывала его целиком. От нее шел приятный, немного тяжеловатый запах, чем-то похожий на восточные ароматы. Энди это понравилось.
Мальчик удивился, откуда у мужчины столько косметических средств, и зачем они ему. И лишь через какое-то время, до него дошло, что этот человек, наверное, живет в доме не в одиночку. Ведь огроменная туалетная комната не может быть сделана для одного человека. Почему-то осознание этого не обрадовало его, а даже наоборот, огорчило. Но он тряхнул головой с только что вымытыми волосами и решил, что ни о чем не будет пока думать.
В шкафу оказалось огромное количество вещей. Он долго рылся, подбирая себе что-нибудь подходящее, и остановил выбор на черных кожаных брюках - клеш, и обтягивающей майке. Не удержавшись, сверху он надел легкую, почти прозрачную черную кофточку с длинными рукавами, и подошел к зеркалу, что бы посмотреть на себя.
Он не узнал свое отражение.
Румянец на бледных щеках, длинные ресницы, над изумрудными глазами, вишневые губки, чуть приоткрытый рот. Одежда, обтягивающая его тело, делало его очень тонким, стройным. Почему-то Энди смутился блеска в глазах. Но волосы, влажные, приятно пахнущие, так красиво ложились на его плечи, что не залюбоваться было сложно. Юноша наклонил голову и улыбнулся. Что ни говори, а он все-таки отличается от людей. И его красота, один из даров, его козырная карта, его огромное преимущество над простой и серой толпой.
Когда он вышел из ванны, он был полон сил. Но в животе урчало и бурлило, и он еще раз вспомнил о голоде. Рука закрыла ему глаза, и голос над ухом прошептал «Сюрприз!». Энди улыбнулся. Его провели куда-то, усадили, и отняли ладонь от глаз.
Они находились в комнате. Стол на изящных витых ножках, две свечи. Блюда, от которых шел умопомрачительный аромат, вызвавший слюнки у мальчика. А вокруг – миллионы летящих звезд. У Энди захватило дух. Они как будто бы попали на небо
-Нравится?
Кивок.
-Я думаю, ты очень голоден. Тебе следует поесть.
У Энди не возникло возражений, и он принялся за трапезу, с жадностью насыщая свой организм.
Закончив ужин, он откинулся на спинку стула и блаженно улыбнулся. Он получил все, о чем только следовало мечтать. Но все же, несмотря на то, что ему было все равно, что с ним будет, он решил поинтересоваться, кто этот человек, столько сделавший для него. И что он от него потребует.
Мужчина был красив. На вид ему было лет двадцать четыре - двадцать пять. Его волосы были настолько белыми, что казалось, они белее скатерти, с легким стальным оттенком. В фиолетовых глазах плескалась усмешка. У человека не может быть таких пронзительных глаз, но что-то говорило, что это не обычный человек. Длинная челка закрывала ему один глаз. Стекла очков поблескивали в свете свечей. Тонкие губы чуть-чуть улыбались. Сережки в ушах тихонько позванивали, когда он поворачивал голову.
Он сидел, переплетя длинные пальцы в белых перчатках, и с улыбкой смотрел на мальчика.
-Теперь, когда ты закончил, я думаю, у тебя ко мне много вопросов, Энди Микото.
Энди кивнул.
-Возьми эту розу.
Он протянул Энди цветок из вазы. Алый бутон, лист, и голый стебель, с обрезанными шипами.
-Она такая же красивая, как ты.
Энди покраснел.
-Меня зовут Мамору Кадзутака. Сейчас ты находишься в моем доме. Я встретил тебя в парке пять дней назад. Я не знаю, что за горе у тебя, мальчик, но надеюсь, ты со мной поделишься, - он подмигнул Энди. – Ты был в плачевном виде. В прямом, и в переносном смысле. Ты залил мне слезами всю рубашку. Мне так хотелось тебя утешить, но твое горе искало выхода. Ты очень долго и сильно плакал, а потом просто уснул. Я не мог тебя оставить там, на скамейке. Ты был похож на маленького слепого щенка, брошенного посреди шумной улицы. И я решил привести тебя в этот дом. Точнее принести. Дальше ты, думаю, догадался. Я уложил тебя спать. Извини, но мне пришлось тебя переодеть. В твоей сумке было удостоверение ученика студии Дзюон. Я звонил твоим родителям, но их телефон не отвечал. Ты проспал четыре дня, и я уже начал беспокоиться, но доктор сказал, что с тобой все нормально. Просто ты пережил серьезное эмоциональное потрясение, следствием которого и оказалась такая смертельная усталость. Я приказал приготовить тебе одежду, ведь когда ты оказался здесь, на тебе были старые вещи. Я хотел придерживаться твоего основного стиля. Тебе он очень идет, - он опять улыбнулся.
Энди показалось, что Мамору вообще всегда улыбается. Тон его был спокоен, а приятный голос действовал умиротворяющее. Такой голос, четкий, глубокий, мог быть только у певца.
-Д - да, спасибо большое. Я принес вам столько неудобств. Наверное, ваша жена очень недовольна, - Энди опустил голову.
-Я живу один.
Мамору наклонил голову, а его глаза смеялись. Энди, взглянув на него, смутился. Он не мог отвести глаз от этого прекрасного мужчины. Его лицо, казалось нарисованным умелым художником. Нереальное.
-Наверно, мне пора идти. Я… Я отдам вам деньги. Мои родители уехали по делам в Германию, но как только они вернутся, я сразу же возмещу все убытки. Мне как-то не по себе, я заставил вас перенести столько неудобств… - Энди что то лепетал, теребя цветок в руках.
Казалось, взгляд Мамору проникает в его душу, оценивает его, осматривает. Для него нет тайн, и от него не скрыться. Мальчику стало жарко.
-Я думаю, мы продолжим беседу в более удобном месте. Пойдем.
Он встал, подошел к Энди и протянул ему руку. Его белый костюм сиял ярче света. Казалось, это ангел, настолько он был красив. Энди, открыв рот, смотрел на него, забыв про все. Мамору рассмеялся, взял его за руку мягко повел за собой. Даже сквозь перчатку Энди ощущал тепло его руки.
На этот раз они пришли в комнату, с мягкими большими диванами, письменным столом, и стеллажами, настолько высокими, что они терялись где-то под потолком. Уставленные бессчетным количеством книг на самых разных языках, они внушали уважение к их владельцу.
Мамору усадил юношу на диван, сел рядом вполоборота к Энди.
-Вы все эти книги читали?
Улыбка.
-Я очень много читаю, мальчик мой. Только книги способны спасти человека от одиночества, утолить его голод, увести в мир грез. Но книги так же способны свести с ума. В последнее время, хорошей литературы становится все меньше и меньше. А этим фолиантам многие века. Это не вся моя библиотека, а только малая ее часть. Ею владел мой предок, и с каждым поколением сюда добавляются новы тома. Я вижу, ты заинтересован.
Энди кивнул.
-Я очень люблю читать. Книги заменяют мне друзей.
-У тебя нет друзей?
-Мой лучший друг умер три года назад от рака. А все остальные просто не понимают меня. Ненавидят. Даже мои родители.
Мамору прищурился, смотря на пламя свечи.
-Я тебя понимаю, Энди. У меня тоже не было друзей в детстве. Да и сейчас не так уж много людей, которым я могу доверять, - он помолчал. – Так ты не скажешь мне, почему ты плакал?
Энди колибался. Он понял, что не может однозначно относиться к этому человеку. Он так много для него сделал, но что главное – он очень красивый. Самый красивый человек из тех, кого он когда–либо встречал. Каждый раз, поднимая глаза на Мамору, он осознавал это все сильнее. И теперь он боялся, если скажет, кто он такой, Мамору отвернется от него. Так же, как и все люди. И опять будет больно. А он этого не хотел. А с другой стороны, он просто не мог обмануть этого Ангела.
-Понимаете, Мамору - сан…
Его остановила поднятая ладонь.
-Давай договоримся. Мы с тобой на ты, Химэ. Я не настолько стар.
Энди кивнул. Для него было непривычно называть старшего человека на ты, да еще почти незнакомого. Но раз Мамору сам попросил…
-Hai†! Так вот, я плакал, потому что я отличаюсь от людей. Они меня не понимают, не принимают. Они считают, что я сумасшедший, потому что я пишу рассказы и стихи, и они не могут понять, о чем они. Но еще и потому, что мне нравятся…
Энди закрыл лицо руками и опустил голову. Он не мог это сказать. Просто не мог. Он чувствовал себя с эти человеком совсем по-другому, чем с остальными людьми. Любому другому он мог бы сказать что угодно, не меняя при этом своего скучающего вида, но ему не мог. Ему на плечи легли руки, Мамору повернул его к себе, и поднял его подбородок.
-Посмотри на меня. Ты расстроился из-за того, что ты не такой, как все? Ты переживал, потому что не знал, что с тобой. Ты смирился со своей необычностью, стал принимать ее как должное. Но неужели ты не понимаешь, что именно это делает тебя еще прекраснее? Это твое главное отличие, и именно это привлекает в тебе. Ты не похож на других людей. На одинаковых клонов. Ты переживал из-за своей внешности – над тобой смеялись одноклассники, дразнили. Но делали они это знаешь почему? Из зависти. Каждому человеку хочется чем-то выделиться. Одним приходиться этого добиваться годами, а другим это дано от природы. И именно эти, вторые и есть настоящие люди. И им все завидуют. Некоторые восхищаются, но другие не способны на хорошие теплые чувства, поэтому они как злобные гоблины стараются истребить непохожих, что бы все были одинаковыми, - Мамору приблизил лицо к лицу Энди. – Но как я вижу, Химэ, с этим ты примирился. Но совсем недавно ты открыл в себе новую сторону. Ты понял, что ты не тот, кто чувствует так же, как все. Ты открыл в чувствах, к которым в последнее время люди относятся с таким пренебрежением, новую сторону. Ты понял, что любовь между мужчиной и женщиной, это всего лишь часть всех чувств. Ты обнаружил в себе желание узнать нечто новое. И ты испугался. Глупенький мальчик! - Мамору обнял Энди, прижав его к себе. – Ты понял, что тебя влечет к мужчинам. К людям, твоего пола. Но ответь мне, что в этом ты видишь постыдного? Что есть страшного в чувствах? В светлых чувствах двух людей? Любовь не делит нас на девочек и мальчиков. Она захватывает нас целиком и полностью, и в ней нет места границам, - Мамору замолчал и отпустил Энди.
Энди сидел с закрытыми глазами. И не верил. Не верил, что его поняли. Что его приняли таким, какой он есть. И не просто приняли: в его сумасшествие нашли красоту. Но что более всего поразило его, так это слова Мамору о его чувствах. Этот мужчина знал о Настоящих Чувствах. И он сказал, что в этом нет ничего страшного!
Энди показалось, что его сердце сейчас выпрыгнет из груди от счастья.
-Вы… Ты действительно так считаешь?
Мамору улыбнулся, и снял очки. Без них его глаза засияли еще ярче.
-Да, Химэ, я так считаю. Поверь мне, в своей жизни я сталкивался со многими вещами. Мне многое пришлось пережить. Я многое видел. И очень часто сталкивался с неприязнью. С жестоким миром. Иногда случаются такие моменты, когда жить не хочется вообще. Когда что-то понимаешь, что твой разум не может принять, но тебе приходится, очень тяжело. Мне было так же больно, как и тебе сейчас. Но мне никто не мог рассказать, объяснить, что со мной происходит. Я много дней провел в больнице. Меня лечили от несуществующих недугов. Отец так и не принял это, и все еще пытался меня излечить. Для него было шоком, услышать, что его сын влюблен в своего молодого учителя истории… - Мамору усмехнулся, но в этой улыбке была горечь. – Знаешь, тогда я еще не понял всего. Я, как глупый подросток - из вредности. Мне было приятно насолить отцу, который был со мной так строг. Если честно, я до сих пор не понимаю всей его жесткости по отношению ко мне. Я воспитывался в строгих рамках классических правил. Я даже был помолвлен, представляешь? Для отца это было ударом, когда я пришел и сказал к нему, что я люблю господина Сато! А ведь все считали, что я встречаюсь с очаровательной и милой девушкой. Но я не воспринимал ее иначе как хорошего друга. Мы дружим и сейчас. Я первой рассказал ей о своей «болезни». С ней я советовался, с ней делился секретами. Она была первая, кто действительно принял меня таким, какой я есть. Я всегда помогла ей выбирать одежду и косметику, я был для нее как лучшая подружка. И даже, наверное, больше – как сестренка. Именно она сказала мне, что не надо бояться себя. Поэтому я решился сказать отцу, как что есть.
Энди вздохнул.
-Но все же, я выдержал, не сломался. Я такой, какой я есть. Запомни, Химэ: главное в тебе – это твоя душа, то есть ты сам. Что бы тебе ни говорили.
Мамору провел кончиками пальцев по его щеке, и легко коснулся губ. В душе мальчика было смятение. Он не знал, как ему поступить дальше. Он никогда не попадал в такие ситуации, он не привык после смерти друга ни с кем ничем делиться. Все время держал все в себе. Его замкнутость теперь играла с нм злую шутку. Он понимал, что нужно что-то сказать, но ему казалось, что все слова из его скудного запаса не имеют смысла. Энди машинально стал накручивать прядь волос на палец. Ему никто и никто и никогда не рассказывал, как нужно вести себя со взрослым мужчиной, к которому питаешь неоднозначные чувства, и у которого находишься в доме, попадая под его власть. В задумчивости, он слишком сильно дернул волосы, и тихонько вскрикнул от боли.
-Химэ! – Мамору убрал прядь его волос за ухо, и погладил Энди по голове.
-Почему ты называешь меня Химэ?
-Потому, что ты очень красив. Твои глаза похожи на не ограненные изумруды, а длинные ресницы прикрывают их, делая взгляд таинственным и томны. У тебя очень тонкий овал лица, и все черты его мягкие, женственные. Твои длинные волосы – они похожи на шелковую ткань, а фигура очень гибкая и пластичная, - Мамору каждым своим словом заставлял Энди краснеть. – Тебе никто не делал комплиментов?
Мальчик покачал головой.
-Поэтому я называю тебя маленькой принцессой. Потому что я никогда не видел людей, так похожих на хрупкий драгоценный камень. Тебе не нравится это имя?
-Нет, что ты. – Энди испугался. – Мне нравится абсолютно все, что ты делаешь…
Мамору взял его руки, и провел по тонким длинным пальцам.
-У тебя артистичные кисти рук. Из твой карточки я понял, что ты занимаешься в музыкальной школе. Ты на чем-то играешь?
-Нет, я пою. Я очень люблю петь. Когда-то я пытался играть на скрипке, но струны больно резали мои пальцы, и поэтому, я стал просто петь.
-Тебе нравится?
- Аа, dai suki da!†
Мамору встал, и, подойдя к одному из стеллажей, начал что-то искать. Он доставал книги, открывал и просматривал и. В нетерпении скидывал тома на стол, и продолжал поиски. Наконец, когда на столе выросла целая горка книг, раздался его торжествующий голос;
-Нашел!
Он держал в руках небольшую записную книгу в черной обложке с витиеватыми узорами. Открыв ее, он начал бережно перелистывать страницы, одну за другой. Ничего не пропуская, он как будто бы гладил нежно старые листы. Наконец, найдя нужную страничку, он загнул у нее край, и захлопнул книжку.
-Я хочу, что бы ты спел мне эту песню. Я наиграю тебе мелодию. Она несложная. Только думаю здесь не самое подходящее место.
Он направился к выходу из кабинета, жестом пригласив Энди следовать за ним. Мальчик удивлялся, как в этих длинных и запутанных коридорах можно не заблудиться.
Новая комната оказалась просторной гостиной. Все тот же сумрак. Единственным ярким пятном было фортепиано, со множеством свечей, стоявших на его крышке. Они освещали его, лишая возможности осмотреть обстановку помещения. В окна все так же свирепо бился ветер, но теперь Энди это не пугало. В этой гостиной шум дождя слышался как нигде сильно, но казалось он где-то там, в другом мире. Не в их реальности. Не в их с Мамору реальности.
-Мамору, вы играете?
-Ты. Да, я немножко играю. Вот, возьми текст. Я думаю, он тебе знаком.
Мамору протянул мальчику книгу. Да, текст был ему знаком. Это были стихи одного очень известного поэта, положенные на музыку, которую Энди отлично знал. Однажды услышав ее, он не смог забыть. Она ему всегда нравилась, точно так же, как и загадочные стихи. Именно эту песню он всегда исполнял на концертах. Именно она получалась у него лучше всего.
-Я знаю эту песню! Это мое любимее произведение.
-Я рад, что угадал, - Мамору сел за инструмент. – Тогда, я думаю, тебе будет несложно начать.
Первые аккорды. Сердце мальчика задрожало. Пение всегда вводило его в трансовое состояние. Он оставался наедине с музыкой и своим голосом. Вступление, и вот, наконец, он запел. В этой песне было все. Все чувства. Самозабвенно, с закрытыми глазами и распахнутой душой, юноша растворился в магии музыки.
Двое.
Мужчина, играющий, легко прикасаясь к клавишам, с отрешенной улыбкой. И мальчик, превратившийся в песню, слившийся с ней воедино. Пламя дрожавших от восторга свечей блестело на их лицах, дождь эхом, в такт с пронзительной музыкой, сквозняк, шевеливший их волосы…
Время затаилось в песочных часах, боясь прервать волшебство.
Энди пел. И он совсем не заметил, как прервалась музыка.
Мамору тихо закрыл крышу, и, подперев голову рукой, смотрел на мальчика. Его голос проникал в душу – молодой, звонкий, с нотками навсегда вплетшейся горечи. Невесомый.
-Химэ, - тихо шептал он, - Ты прекрасен, Химэ…. Ты прекрасен…
Когда Энди закончил петь, и нехотя открыл глаза, в душе еще не расставшись с последними звуками, Мамору отвернулся к окну. Мальчик испугался. Он подошел поближе к мужчине, и осторожно дотронулся до него. Плечи Мамору вздрогнули, и он повернулся к Энди. Тонкая полоска протянулась от уголка глаза, не закрытого челкой, к подбородку.
-Боже, как неудобно, - прошептал он, пытаясь с трудом улыбнуться.
Энди прикоснулся к его лицу и вытер слезы. Кожа Мамору была гладкой и приятной, и мальчик задержал пальцы на его щеке.
-Почему ты плачешь? Я тебя чем-то обидел?
-Стихи…
И тут только Энди понял. Ведь песня, которую он пел, была о любви. Именно поэтому все его слушатели столько раз просили его повторить. Эта песня рассказывала о Чувствах. О настоящих чувствах. Она не была печальной, она не была радостной. Она была зеркалом. Скрытым желанием. И оставляла души в смятении. Не все сразу понимали дрожь в теле. Не сразу распознавали вожделение испытать то же. Энди знал, что у него хороший голос. Но никто еще не реагировал на него так, подобным образом. Он, наконец, осознал, что Мамору не просто понял его. Нет. В душе у этого мужчины творились такие же чувства. И он ощущал мир точно так же, как и он, Энди, подросток 16 лет.
Он бессильно опустился на пушистый ковер и свернулся калачиком. Мамору вновь заиграл. Энди показалось, что музыка проникает в его голову, окутывает туманом мысли, успокаивает, убаюкивает. Он сильно устал. Очень сильно устал…
Душа музыки.
Больше всего Энди хотел сейчас заплакать. Однажды ему сказали, что люди не плачут, когда им больно. Они плачут, когда им обидно, или когда они уязвлены. Энди помнил эти слова, но не понимал, почему ему хочется заплакать. По его подбородку уже бежали струйки, но он все еще не знал, что это за чувство.
Юноша сел на скамейку под большим деревом.
Он ни в чем не раскаивался. И не собирался ни перед кем извиняться. Его называли бессердечным, но он не чувствовал своей вины.
Всю жизнь Энди стремился достичь чего-то невозможного, недоступного. Он очень любил творчество. Независимо от жанра. Он любил рисовать. Любил писать рассказы. Любил, очень любил музыку. И всегда ему казалось, что в его сознании сокрыто нечто такое, чего никто не понимает из его окружения. Ни родители, ни одноклассники, ни педагоги. И он изо всех сил старался извлечь это из своей головы. Н о каждый раз, достигая новых высот, он видел, что еще столького нужно добиться, прежде чем он сможет понять. И опять Высшее Знание откладывалось на потом.
Его не принимали нигде. В школе он очень холодно общался со своими сверстниками, радуясь, что через пару лет его в ней уже не будет. Учителя его постоянно ругали за невнимательность, и нежелание учиться. Они просто не понимали, что ему это не интересно. Разговоры об образовании порядком надоели ему. Но самое противное было в том, что и дома его упрекали. Постоянно и по любому поводу. Казалось, что бы он ни делал, его родители недовольны им. По началу, Энди пытался что-то доказать им. Но потом догадался, что это бесполезно. Они не понимают его, а он в свою очередь никогда не поймет их. В их поступках было то, что называется «любовью». Но было уже слишком поздно, ему стало все равно. Ему было все равно, что с ними будет. Что будет с ним. Что будет со всеми остальными.
Несколько лет назад, когда Энди осознал всю тщетность борьбы, с чем бы то ни было, он рассказал об этом своему лучшему другу Клаусу. Это случилось после того, как он, возвращаясь с занятий по вокалу домой, зашел не в тот переулок и увидел двух юношей, чуть старше его, сидящих неподвижно. Когда Энди подошел к ним, он увидел, что, несмотря на мороз на улице, они были одеты очень легко. Руки их были туго перевязаны чуть выше локтей. Рядом валялся шприц. Пахло чем-то приторно сладким. Энди присел и, подобрав зажигалку, осветил лица парней. Один из них со стоном зашевелился. Второй же, так и остался недвижен. Его запястья были перерезаны тонкой проволокой, «Браслетом Смерти», впившимся в плоть, и рассекшим жизненно-важные трубочки.
Именно тогда Энди понял, что на свете есть Смерть. И она совсем не такая, какой ее любят изображать мрачно-романтические художники слов и красок. Смерть – это стальная проволока, вгрызающаяся в запястье. Смерть, это сладкий дым и шприц, с поломанной иглой, кончик которой торчит из руки.
Именно тогда Энди впервые увидел любовь в человеке. Тогда он не понял, почему на его глаза навернулись слезы, когда живой еще юноша распахнул большие голубые глаза и с такой мольбой посмотрел на него. Этот молодой человек еще совсем не жил. Он был очень красив, как и тот, второй. И их будущее, которое они столько раз рисовали в своем воображении, виделось им совсем не таким…. Энди тогда еще не думал о том, что ветер мог бы осыпать их лица лепестками отцветшей сакуры. Что они могли бы вместе наблюдать закаты, и просыпаясь по утрам, слушать ровное дыхание друг-друга…. Этих двух молодых людей, любивших друг друга, и так страшно сгубивших друг друга постигла кара.
Энди запомнилось счастье в глазах умирающего, когда он, мальчик, поцеловал его в лоб, рукой закрыл ему глаза. Он помнил «Domo Arigato!†», вылетевшее вместе с последним вздохом. Но он знал уже тогда, что он помог двум душам, отчаянно любившим друг друга, соединиться вместе. Навсегда.
Он никому не рассказывал об этом случае. Только его лучшему другу. Он просто пришел к нему, 13 летний мальчишка, и на кухне, сложив руки на колени и, закрыв глаза, просто рассказал Клаусу, все как есть. Он не ожидал тогда понимания. Ему просто захотелось с кем-то поделиться.
В тот вечер он узнал, что Клаус болен. Болен раком.
Клауса не стало в тот же год. Странно, но когда он умер, Энди не плакал. В его сердце зияла дыра чудовищной величины, и сил не осталось вовсе. А может, это случилось потому, что он видел, как умер его лучший друг. Умер во сне. С легкой улыбкой на губах. Последняя запись в дневнике Клауса была просьбой. Просьбой к Энди не хмуриться. Это ему не идет, делает его лицо не таким красивым. И Энди не плакал.
У Клауса была старшая сестра. Ее звали Тот. Она, высказывая протест, жила в университетском общежитии, хотя дом у нее имелся, и даже очень неплохой. Тот носила черный плащ и тонкий серебряный крест, нюхала порошок, и все время о чем-то думала. На похоронах Клауса, она подошла к Энди и присела рядом с ним на корточки. Именно она сказал фразу, которую он помнил всегда.
-Детство кончается, малыш, тогда, когда ты понимаешь, что все умрут.
Она сняла с шеи крест, и отдала его Энди. Больше после этого он ее никогда не видел, Кто-то говорил, что она умерла, покончила с собой. Кто-то говорил, что она уехала работать в другой город. Ему было все равно. Крест он носил на прочной цепочке и никогда не снимал. За это длинное украшение его ругали в школе, но он не смотря ни на что, упорно не расставался с ним.
С тех пор прошло три года. Энди оставалось доучиться в школе совсем чуть-чуть. Многое изменилось, но его тяга к творчеству только росла. Все свои чувства он воплощал на бумаге. Он никогда не показывал никому свои работы. Однажды, кто-то залез в его папку для рисунков и стащил несколько его работ. Он узнал, кто это сделал. Выследил этого человека после школы и, в подъезде, достав из кармана нож, вырезал на его груди и руках слово «Sinner†».
Родителям позвонили из школы. Энди повели к психиатру. Затем начали пичкать таблетками. Вначале, перед едой. Затем - после. А потом – вместо. Ему стали делать уколы. Его таскали по врачам. А ему было все равно. В его голове были только голубые глаза и вздох облегчения.
Он сидел на лавочке и плакал. Он вспоминал, и горько-горько плакал, обхватив себя руками. Утром, прежде чем выйти из дома, он посмотрелся в одно из многочисленных зеркал, расставленных по его комнате. На него смотрел юноша с длинными, крашенными в синий цвет волосами. Высокий, с какой-то женственной утонченностью, стройной хрупкой фигурой, легким изгибом плеч, узкими бедрами и длинной шеей. Широкие брюки под юбкой, ботинки на большой платформе. Изящно обведенные глаза, и алые губы. Он так любил свою внешность, и черный цвет только подчеркивал его необычайную красоту. Сегодня в волосы он заплел шелковую ленту. И только сегодня, посмотрев своему отражению в глаза ярко-зеленого цвета, он понял. Он все понял. И от этого ему было больно. Познание самого себя не доставило наслаждения или облегчения. Он понял, что никогда ни одна женская рука не прикоснется к его коже. Никогда ни одни женские губы не ощутят вкус его поцелуя. Никогда ни одна женщина не расстегнет пуговицы на его рубашке и не снимет кожаный ошейник с его шеи…
И поэтому он плакал. Он знал, что и так слишком сильно отличается от всех. А теперь он вообще будто бы пришелец из небытия. Он хотел вернуться в пустоту. Но рыдания сотрясали его хрупкое тельце. Ветер больно бил по щекам, оставляя красноватые следы. Разводы от косметики сделали его лицо похожим на маску. Длинные ногти с облупившимся черным лаком впились в кожу.
-Почему ты плачешь? Что с тобой случилось?
Энди повернул голову и увидел перед собой чье-то лицо.
-Да ты весь дрожишь! Ты ведь замерз!
Чьи-то руки крепко обняли его. Энди слабо попытался протестовать, хотел вырваться, но вдруг ощутил, что на самом деле очень сильно замерз. Человек повернул его к себе, и вдруг, Энди прижался нему и, уткнувшись в него, заплакал еще сильней. Казалось, будто бы все слезы, накопившиеся в нем за столько лет, вся жестокость по отношению к нему, все зло, что причинил он, и причинили ему, все это нашло выход в слезах мальчика. И он плакал, чувствуя облегчение. На него сверху набросили теплый плащ. Сразу затих ветер, поняв, что потерял этого пленника, и понесся в другую сторону, обволакивать холодом других редких прохожих в эти дни поздней осени.
От плаща пахло ванилью и клубникой. Пахло так приятно, по-домашнему. Энди нерешительно, одной рукой поправил воротник, что бы он закрывал его лицо от холода, и вновь сильно прижался к неизвестному человеку.
Время шло, а он все не мог успокоиться. Человек гладил его по голове ласково, осторожно. Его родители никогда не баловали его лаской. И почему-то, ему вдруг стало хорошо. Он все еще плакал, но теперь это были спокойные слезы облегчения. Он закрыл глаза, но не отпустил человека, словно боясь, что тот исчезнет, растает, покинет его, как и все остальные. Энди Микото в первый раз уснул в покое, без сновидений.
Мужчина осторожно снял с себя руки мальчика, положил их ему на грудь и, закутав его в плащ, поднял спящего Энди на руки и двинулся в сторону выхода из парка.
Мальчик проснулся от стука веток в окно. Сильно болели глаза. Потрогав лицо, он понял, что прежде чем лечь спать, он не смыл косметику, и теперь она, размазавшись по лицу и подушке, щипала кожу. Энди закрыл глаза. Ему так не хотелось вставать. Хотелось еще полежать на этих мягких простынях, под легким, но таким теплым одеялом. Он снова провалился в сон, под треск каминных углей.
В следующий раз, открыв глаза, он увидел темную фигуру в кресле перед кроватью. В комнате царил полумрак, тени от огня в камине прыгали по стенам. С одной стороны тяжелый балдахин кровати был задернут. В окно с ревом бился ветер, и даже капли дождя стучали с какой-то угрозой. Энди поежился, и, не удержавшись, громко зевнул. Фигура в кресле легко засмеялась.
-Наконец ты проснулся. Ты засоня, Химэ†!
Энди удивленно сел. Он был одет в черную шелковую пижаму, какой у него никогда не было. Волосы были расплетены и свободными волнами ложились на постель.
-Извини, Химэ, я совсем забыл смыть макияж с твоего лица. У тебя наверное, жутко болят глаза. В ванной есть все, что тебе нужно.
Человек в кресле закинул ногу на ногу и указал в сторону стены теряющейся в сумраке.
Энди, опустив ноги, нащупал мягкие шерстяные тапочки. Почему-то он не сомневался в их цвете, и прошлепал в указанную сторону. На самом деле, там была дверь. Зайдя в ванную комнату, мальчик остановился в изумлении на пороге. Дверь за ним тихо затворилась, но он этого даже не заметил.
Он оказался в огромном помещении, выложенном сиреневым кафелем. У одной стены располагалось зеркало во весь рост. С двух сторон от него стояли два одинаковых темных дубовых шкафа. Посредине находилась широченная ванна, чуть поодаль душевая кабина, и стойки, в которые была вделана сиреневая раковина. Окно, по-видимому, тоже очень большое, было занавешено тяжелыми бардовыми шторами. В первое мгновение Энди не понял, откуда идет свет, потолок терялся во мгле. Но потом он увидел множество свечей. Больших, маленьких, самых разных цветов по углам комнаты, на многочисленных столиках и полочках и даже на бортики самой ванны.
-В шкафах чистая одежда и белье, а так же полотенца. На полочках шампуни, гели, и прочая, что может тебе пригодиться.
Голос раздался совсем рядом, и Энди в испуге обернулся. Но в ванной никого не было, и он понял, что голос доносился из комнаты.
Как приятно было погрузиться в освежающую ванну. Вода размягчала его тело, успокаивала мысли. Пена будто бы снег покрывала его целиком. От нее шел приятный, немного тяжеловатый запах, чем-то похожий на восточные ароматы. Энди это понравилось.
Мальчик удивился, откуда у мужчины столько косметических средств, и зачем они ему. И лишь через какое-то время, до него дошло, что этот человек, наверное, живет в доме не в одиночку. Ведь огроменная туалетная комната не может быть сделана для одного человека. Почему-то осознание этого не обрадовало его, а даже наоборот, огорчило. Но он тряхнул головой с только что вымытыми волосами и решил, что ни о чем не будет пока думать.
В шкафу оказалось огромное количество вещей. Он долго рылся, подбирая себе что-нибудь подходящее, и остановил выбор на черных кожаных брюках - клеш, и обтягивающей майке. Не удержавшись, сверху он надел легкую, почти прозрачную черную кофточку с длинными рукавами, и подошел к зеркалу, что бы посмотреть на себя.
Он не узнал свое отражение.
Румянец на бледных щеках, длинные ресницы, над изумрудными глазами, вишневые губки, чуть приоткрытый рот. Одежда, обтягивающая его тело, делало его очень тонким, стройным. Почему-то Энди смутился блеска в глазах. Но волосы, влажные, приятно пахнущие, так красиво ложились на его плечи, что не залюбоваться было сложно. Юноша наклонил голову и улыбнулся. Что ни говори, а он все-таки отличается от людей. И его красота, один из даров, его козырная карта, его огромное преимущество над простой и серой толпой.
Когда он вышел из ванны, он был полон сил. Но в животе урчало и бурлило, и он еще раз вспомнил о голоде. Рука закрыла ему глаза, и голос над ухом прошептал «Сюрприз!». Энди улыбнулся. Его провели куда-то, усадили, и отняли ладонь от глаз.
Они находились в комнате. Стол на изящных витых ножках, две свечи. Блюда, от которых шел умопомрачительный аромат, вызвавший слюнки у мальчика. А вокруг – миллионы летящих звезд. У Энди захватило дух. Они как будто бы попали на небо
-Нравится?
Кивок.
-Я думаю, ты очень голоден. Тебе следует поесть.
У Энди не возникло возражений, и он принялся за трапезу, с жадностью насыщая свой организм.
Закончив ужин, он откинулся на спинку стула и блаженно улыбнулся. Он получил все, о чем только следовало мечтать. Но все же, несмотря на то, что ему было все равно, что с ним будет, он решил поинтересоваться, кто этот человек, столько сделавший для него. И что он от него потребует.
Мужчина был красив. На вид ему было лет двадцать четыре - двадцать пять. Его волосы были настолько белыми, что казалось, они белее скатерти, с легким стальным оттенком. В фиолетовых глазах плескалась усмешка. У человека не может быть таких пронзительных глаз, но что-то говорило, что это не обычный человек. Длинная челка закрывала ему один глаз. Стекла очков поблескивали в свете свечей. Тонкие губы чуть-чуть улыбались. Сережки в ушах тихонько позванивали, когда он поворачивал голову.
Он сидел, переплетя длинные пальцы в белых перчатках, и с улыбкой смотрел на мальчика.
-Теперь, когда ты закончил, я думаю, у тебя ко мне много вопросов, Энди Микото.
Энди кивнул.
-Возьми эту розу.
Он протянул Энди цветок из вазы. Алый бутон, лист, и голый стебель, с обрезанными шипами.
-Она такая же красивая, как ты.
Энди покраснел.
-Меня зовут Мамору Кадзутака. Сейчас ты находишься в моем доме. Я встретил тебя в парке пять дней назад. Я не знаю, что за горе у тебя, мальчик, но надеюсь, ты со мной поделишься, - он подмигнул Энди. – Ты был в плачевном виде. В прямом, и в переносном смысле. Ты залил мне слезами всю рубашку. Мне так хотелось тебя утешить, но твое горе искало выхода. Ты очень долго и сильно плакал, а потом просто уснул. Я не мог тебя оставить там, на скамейке. Ты был похож на маленького слепого щенка, брошенного посреди шумной улицы. И я решил привести тебя в этот дом. Точнее принести. Дальше ты, думаю, догадался. Я уложил тебя спать. Извини, но мне пришлось тебя переодеть. В твоей сумке было удостоверение ученика студии Дзюон. Я звонил твоим родителям, но их телефон не отвечал. Ты проспал четыре дня, и я уже начал беспокоиться, но доктор сказал, что с тобой все нормально. Просто ты пережил серьезное эмоциональное потрясение, следствием которого и оказалась такая смертельная усталость. Я приказал приготовить тебе одежду, ведь когда ты оказался здесь, на тебе были старые вещи. Я хотел придерживаться твоего основного стиля. Тебе он очень идет, - он опять улыбнулся.
Энди показалось, что Мамору вообще всегда улыбается. Тон его был спокоен, а приятный голос действовал умиротворяющее. Такой голос, четкий, глубокий, мог быть только у певца.
-Д - да, спасибо большое. Я принес вам столько неудобств. Наверное, ваша жена очень недовольна, - Энди опустил голову.
-Я живу один.
Мамору наклонил голову, а его глаза смеялись. Энди, взглянув на него, смутился. Он не мог отвести глаз от этого прекрасного мужчины. Его лицо, казалось нарисованным умелым художником. Нереальное.
-Наверно, мне пора идти. Я… Я отдам вам деньги. Мои родители уехали по делам в Германию, но как только они вернутся, я сразу же возмещу все убытки. Мне как-то не по себе, я заставил вас перенести столько неудобств… - Энди что то лепетал, теребя цветок в руках.
Казалось, взгляд Мамору проникает в его душу, оценивает его, осматривает. Для него нет тайн, и от него не скрыться. Мальчику стало жарко.
-Я думаю, мы продолжим беседу в более удобном месте. Пойдем.
Он встал, подошел к Энди и протянул ему руку. Его белый костюм сиял ярче света. Казалось, это ангел, настолько он был красив. Энди, открыв рот, смотрел на него, забыв про все. Мамору рассмеялся, взял его за руку мягко повел за собой. Даже сквозь перчатку Энди ощущал тепло его руки.
На этот раз они пришли в комнату, с мягкими большими диванами, письменным столом, и стеллажами, настолько высокими, что они терялись где-то под потолком. Уставленные бессчетным количеством книг на самых разных языках, они внушали уважение к их владельцу.
Мамору усадил юношу на диван, сел рядом вполоборота к Энди.
-Вы все эти книги читали?
Улыбка.
-Я очень много читаю, мальчик мой. Только книги способны спасти человека от одиночества, утолить его голод, увести в мир грез. Но книги так же способны свести с ума. В последнее время, хорошей литературы становится все меньше и меньше. А этим фолиантам многие века. Это не вся моя библиотека, а только малая ее часть. Ею владел мой предок, и с каждым поколением сюда добавляются новы тома. Я вижу, ты заинтересован.
Энди кивнул.
-Я очень люблю читать. Книги заменяют мне друзей.
-У тебя нет друзей?
-Мой лучший друг умер три года назад от рака. А все остальные просто не понимают меня. Ненавидят. Даже мои родители.
Мамору прищурился, смотря на пламя свечи.
-Я тебя понимаю, Энди. У меня тоже не было друзей в детстве. Да и сейчас не так уж много людей, которым я могу доверять, - он помолчал. – Так ты не скажешь мне, почему ты плакал?
Энди колибался. Он понял, что не может однозначно относиться к этому человеку. Он так много для него сделал, но что главное – он очень красивый. Самый красивый человек из тех, кого он когда–либо встречал. Каждый раз, поднимая глаза на Мамору, он осознавал это все сильнее. И теперь он боялся, если скажет, кто он такой, Мамору отвернется от него. Так же, как и все люди. И опять будет больно. А он этого не хотел. А с другой стороны, он просто не мог обмануть этого Ангела.
-Понимаете, Мамору - сан…
Его остановила поднятая ладонь.
-Давай договоримся. Мы с тобой на ты, Химэ. Я не настолько стар.
Энди кивнул. Для него было непривычно называть старшего человека на ты, да еще почти незнакомого. Но раз Мамору сам попросил…
-Hai†! Так вот, я плакал, потому что я отличаюсь от людей. Они меня не понимают, не принимают. Они считают, что я сумасшедший, потому что я пишу рассказы и стихи, и они не могут понять, о чем они. Но еще и потому, что мне нравятся…
Энди закрыл лицо руками и опустил голову. Он не мог это сказать. Просто не мог. Он чувствовал себя с эти человеком совсем по-другому, чем с остальными людьми. Любому другому он мог бы сказать что угодно, не меняя при этом своего скучающего вида, но ему не мог. Ему на плечи легли руки, Мамору повернул его к себе, и поднял его подбородок.
-Посмотри на меня. Ты расстроился из-за того, что ты не такой, как все? Ты переживал, потому что не знал, что с тобой. Ты смирился со своей необычностью, стал принимать ее как должное. Но неужели ты не понимаешь, что именно это делает тебя еще прекраснее? Это твое главное отличие, и именно это привлекает в тебе. Ты не похож на других людей. На одинаковых клонов. Ты переживал из-за своей внешности – над тобой смеялись одноклассники, дразнили. Но делали они это знаешь почему? Из зависти. Каждому человеку хочется чем-то выделиться. Одним приходиться этого добиваться годами, а другим это дано от природы. И именно эти, вторые и есть настоящие люди. И им все завидуют. Некоторые восхищаются, но другие не способны на хорошие теплые чувства, поэтому они как злобные гоблины стараются истребить непохожих, что бы все были одинаковыми, - Мамору приблизил лицо к лицу Энди. – Но как я вижу, Химэ, с этим ты примирился. Но совсем недавно ты открыл в себе новую сторону. Ты понял, что ты не тот, кто чувствует так же, как все. Ты открыл в чувствах, к которым в последнее время люди относятся с таким пренебрежением, новую сторону. Ты понял, что любовь между мужчиной и женщиной, это всего лишь часть всех чувств. Ты обнаружил в себе желание узнать нечто новое. И ты испугался. Глупенький мальчик! - Мамору обнял Энди, прижав его к себе. – Ты понял, что тебя влечет к мужчинам. К людям, твоего пола. Но ответь мне, что в этом ты видишь постыдного? Что есть страшного в чувствах? В светлых чувствах двух людей? Любовь не делит нас на девочек и мальчиков. Она захватывает нас целиком и полностью, и в ней нет места границам, - Мамору замолчал и отпустил Энди.
Энди сидел с закрытыми глазами. И не верил. Не верил, что его поняли. Что его приняли таким, какой он есть. И не просто приняли: в его сумасшествие нашли красоту. Но что более всего поразило его, так это слова Мамору о его чувствах. Этот мужчина знал о Настоящих Чувствах. И он сказал, что в этом нет ничего страшного!
Энди показалось, что его сердце сейчас выпрыгнет из груди от счастья.
-Вы… Ты действительно так считаешь?
Мамору улыбнулся, и снял очки. Без них его глаза засияли еще ярче.
-Да, Химэ, я так считаю. Поверь мне, в своей жизни я сталкивался со многими вещами. Мне многое пришлось пережить. Я многое видел. И очень часто сталкивался с неприязнью. С жестоким миром. Иногда случаются такие моменты, когда жить не хочется вообще. Когда что-то понимаешь, что твой разум не может принять, но тебе приходится, очень тяжело. Мне было так же больно, как и тебе сейчас. Но мне никто не мог рассказать, объяснить, что со мной происходит. Я много дней провел в больнице. Меня лечили от несуществующих недугов. Отец так и не принял это, и все еще пытался меня излечить. Для него было шоком, услышать, что его сын влюблен в своего молодого учителя истории… - Мамору усмехнулся, но в этой улыбке была горечь. – Знаешь, тогда я еще не понял всего. Я, как глупый подросток - из вредности. Мне было приятно насолить отцу, который был со мной так строг. Если честно, я до сих пор не понимаю всей его жесткости по отношению ко мне. Я воспитывался в строгих рамках классических правил. Я даже был помолвлен, представляешь? Для отца это было ударом, когда я пришел и сказал к нему, что я люблю господина Сато! А ведь все считали, что я встречаюсь с очаровательной и милой девушкой. Но я не воспринимал ее иначе как хорошего друга. Мы дружим и сейчас. Я первой рассказал ей о своей «болезни». С ней я советовался, с ней делился секретами. Она была первая, кто действительно принял меня таким, какой я есть. Я всегда помогла ей выбирать одежду и косметику, я был для нее как лучшая подружка. И даже, наверное, больше – как сестренка. Именно она сказала мне, что не надо бояться себя. Поэтому я решился сказать отцу, как что есть.
Энди вздохнул.
-Но все же, я выдержал, не сломался. Я такой, какой я есть. Запомни, Химэ: главное в тебе – это твоя душа, то есть ты сам. Что бы тебе ни говорили.
Мамору провел кончиками пальцев по его щеке, и легко коснулся губ. В душе мальчика было смятение. Он не знал, как ему поступить дальше. Он никогда не попадал в такие ситуации, он не привык после смерти друга ни с кем ничем делиться. Все время держал все в себе. Его замкнутость теперь играла с нм злую шутку. Он понимал, что нужно что-то сказать, но ему казалось, что все слова из его скудного запаса не имеют смысла. Энди машинально стал накручивать прядь волос на палец. Ему никто и никто и никогда не рассказывал, как нужно вести себя со взрослым мужчиной, к которому питаешь неоднозначные чувства, и у которого находишься в доме, попадая под его власть. В задумчивости, он слишком сильно дернул волосы, и тихонько вскрикнул от боли.
-Химэ! – Мамору убрал прядь его волос за ухо, и погладил Энди по голове.
-Почему ты называешь меня Химэ?
-Потому, что ты очень красив. Твои глаза похожи на не ограненные изумруды, а длинные ресницы прикрывают их, делая взгляд таинственным и томны. У тебя очень тонкий овал лица, и все черты его мягкие, женственные. Твои длинные волосы – они похожи на шелковую ткань, а фигура очень гибкая и пластичная, - Мамору каждым своим словом заставлял Энди краснеть. – Тебе никто не делал комплиментов?
Мальчик покачал головой.
-Поэтому я называю тебя маленькой принцессой. Потому что я никогда не видел людей, так похожих на хрупкий драгоценный камень. Тебе не нравится это имя?
-Нет, что ты. – Энди испугался. – Мне нравится абсолютно все, что ты делаешь…
Мамору взял его руки, и провел по тонким длинным пальцам.
-У тебя артистичные кисти рук. Из твой карточки я понял, что ты занимаешься в музыкальной школе. Ты на чем-то играешь?
-Нет, я пою. Я очень люблю петь. Когда-то я пытался играть на скрипке, но струны больно резали мои пальцы, и поэтому, я стал просто петь.
-Тебе нравится?
- Аа, dai suki da!†
Мамору встал, и, подойдя к одному из стеллажей, начал что-то искать. Он доставал книги, открывал и просматривал и. В нетерпении скидывал тома на стол, и продолжал поиски. Наконец, когда на столе выросла целая горка книг, раздался его торжествующий голос;
-Нашел!
Он держал в руках небольшую записную книгу в черной обложке с витиеватыми узорами. Открыв ее, он начал бережно перелистывать страницы, одну за другой. Ничего не пропуская, он как будто бы гладил нежно старые листы. Наконец, найдя нужную страничку, он загнул у нее край, и захлопнул книжку.
-Я хочу, что бы ты спел мне эту песню. Я наиграю тебе мелодию. Она несложная. Только думаю здесь не самое подходящее место.
Он направился к выходу из кабинета, жестом пригласив Энди следовать за ним. Мальчик удивлялся, как в этих длинных и запутанных коридорах можно не заблудиться.
Новая комната оказалась просторной гостиной. Все тот же сумрак. Единственным ярким пятном было фортепиано, со множеством свечей, стоявших на его крышке. Они освещали его, лишая возможности осмотреть обстановку помещения. В окна все так же свирепо бился ветер, но теперь Энди это не пугало. В этой гостиной шум дождя слышался как нигде сильно, но казалось он где-то там, в другом мире. Не в их реальности. Не в их с Мамору реальности.
-Мамору, вы играете?
-Ты. Да, я немножко играю. Вот, возьми текст. Я думаю, он тебе знаком.
Мамору протянул мальчику книгу. Да, текст был ему знаком. Это были стихи одного очень известного поэта, положенные на музыку, которую Энди отлично знал. Однажды услышав ее, он не смог забыть. Она ему всегда нравилась, точно так же, как и загадочные стихи. Именно эту песню он всегда исполнял на концертах. Именно она получалась у него лучше всего.
-Я знаю эту песню! Это мое любимее произведение.
-Я рад, что угадал, - Мамору сел за инструмент. – Тогда, я думаю, тебе будет несложно начать.
Первые аккорды. Сердце мальчика задрожало. Пение всегда вводило его в трансовое состояние. Он оставался наедине с музыкой и своим голосом. Вступление, и вот, наконец, он запел. В этой песне было все. Все чувства. Самозабвенно, с закрытыми глазами и распахнутой душой, юноша растворился в магии музыки.
Двое.
Мужчина, играющий, легко прикасаясь к клавишам, с отрешенной улыбкой. И мальчик, превратившийся в песню, слившийся с ней воедино. Пламя дрожавших от восторга свечей блестело на их лицах, дождь эхом, в такт с пронзительной музыкой, сквозняк, шевеливший их волосы…
Время затаилось в песочных часах, боясь прервать волшебство.
Энди пел. И он совсем не заметил, как прервалась музыка.
Мамору тихо закрыл крышу, и, подперев голову рукой, смотрел на мальчика. Его голос проникал в душу – молодой, звонкий, с нотками навсегда вплетшейся горечи. Невесомый.
-Химэ, - тихо шептал он, - Ты прекрасен, Химэ…. Ты прекрасен…
Когда Энди закончил петь, и нехотя открыл глаза, в душе еще не расставшись с последними звуками, Мамору отвернулся к окну. Мальчик испугался. Он подошел поближе к мужчине, и осторожно дотронулся до него. Плечи Мамору вздрогнули, и он повернулся к Энди. Тонкая полоска протянулась от уголка глаза, не закрытого челкой, к подбородку.
-Боже, как неудобно, - прошептал он, пытаясь с трудом улыбнуться.
Энди прикоснулся к его лицу и вытер слезы. Кожа Мамору была гладкой и приятной, и мальчик задержал пальцы на его щеке.
-Почему ты плачешь? Я тебя чем-то обидел?
-Стихи…
И тут только Энди понял. Ведь песня, которую он пел, была о любви. Именно поэтому все его слушатели столько раз просили его повторить. Эта песня рассказывала о Чувствах. О настоящих чувствах. Она не была печальной, она не была радостной. Она была зеркалом. Скрытым желанием. И оставляла души в смятении. Не все сразу понимали дрожь в теле. Не сразу распознавали вожделение испытать то же. Энди знал, что у него хороший голос. Но никто еще не реагировал на него так, подобным образом. Он, наконец, осознал, что Мамору не просто понял его. Нет. В душе у этого мужчины творились такие же чувства. И он ощущал мир точно так же, как и он, Энди, подросток 16 лет.
Он бессильно опустился на пушистый ковер и свернулся калачиком. Мамору вновь заиграл. Энди показалось, что музыка проникает в его голову, окутывает туманом мысли, успокаивает, убаюкивает. Он сильно устал. Очень сильно устал…
). 
