*Он не вспомнит, как добрался до дома. Наверное, как часто бывает, пьяный в стельку, в хламище, но неизменно за рулем – никаких такси, никаких личных водителей. Только он и его машина. Желтый «ферарри» без верха. Свой знаменитый «додж» угробил в аварии практически два года назад – сознательно ли, бессознательно, черт его разберешь. Но так иногда бывает. Любишь сильно – а избавиться хочешь. Вот он и избавился.
«Додж» разбит, его самого собрали по кусочкам – но будто забыли о чем-то, будто самое важное разбилось вместе с машиной, выселилось вслед за возвращенным Стиву ключом от дома, разлетелось на мелкие клочки вместе с небольшим листком бумаги и развеялось по ветру.
Однако от привычек отказываться было трудно. А может, это тоже было бессознательное, подспудное, в чем и себе признаться не смог бы. Желание, чтобы хоть что-то было как раньше. Желтым цветом, например. Или Крошей, которая росла не по дням, а по часам. Или стариком-отцом, который все еще был бодр и полон сил – это у них фамильное: и годы нипочем, и от физических травм словно сильнее.
Семья была единственной ценностью в жизни. Но он все равно жил на два дома. Не мог и не хотел, чтобы они видели его таким – практически истлевшим, погрузившимся в какую-то беспросветную пучину, из которой не было желания всплывать на поверхность. Работа, работа, работа… Днями и ночами. Изматывал себя, не жалея сил. Не за деньгами гнался – обеспечил уже и себя, и родных на целую жизнь, можно было не беспокоиться. Завещание тихо покоилось на дне сейфа – знал, что с такой отчаянной тягой к самосожжению все может кончиться в любой момент, так что подумал обо всем заранее.
Отец часто упрекал его, пытался вразумить, вправить на место мозги: не мальчик, мол, уже, к чему эта тяга к опасностям, эта гонка за адреналином, этот риск на съемочной площадке? Не слушал. Смотрел в сторону, холодно, отстраненно. И брался за любой трюк, с легкостью хватал травмы, разбивался на мотоциклах, чуть не свернул себе шею, впервые снявшись в боевике. Но боль физическая словно вытесняла на время неизживаемую внутреннюю боль. И когда врачи подштопывали его тело, вновь возвращался к своим попыткам.
Конечно, ненадолго помогал еще алкоголь в немереных количествах. После которого неизменно чесались кулаки и тянуло на подвиги. Знал за собой эту мерзостную особенность. Полагался на Стива – тот сумеет его тормознуть в случае чего. Без риска для жизни. Странно, неожиданно, но Стив стал ему очень близким другом. Если бы три года назад кто-то сказал ему, что так сблизится с тем заносчивым, нахальным, дерзким с виду пацаном, который не мог пропустить мимо практически ни одной симливудской юбки, поржал бы, наверное, от души. Но вот же, факт. Сблизило то, о чем оба молчали друг с другом, – общее горе. У каждого свое, но общее.
М-м-м, как же чертовски болит голова. Просто разлетается на кусочки диким звоном. Какого %№$?? С трудом разлепил один глаз – резануло даже несмотря на то, что за окном темно. Сколько ж они вчера выжрали?
Не помнил, что вытворял после премьеры
Читать дальше..., когда с официальными речами, фотосессиями на ковровой дорожке, одними и теми же вопросами тупых журналистов было покончено. Кажется, на банкете еще удавалось мало-мальски сохранить человеческое лицо – ни к чему эти «желтые» сплетни, от которых – он знал это точно – устыдится отец, в очередной раз подумав о том, в какую пропасть скатывается его сын. Но вот потом…
Что это было? Какой-нибудь ресторан? Бар? Бордель? Где им всегда рады и готовы чуть ли не ж… лизать – за их пропиаренные морды и морды на денежных знаках. Да какая разница? Днем больше, днем меньше. Прошел – и хер с ним. Но что ж за, мать твою, звук??
Еле поднялся с разворошенной кровати – как был, в грязной обуви, одежде, в галстуке, сбитом куда-то набок, с растрепанными волосами. Огляделся по сторонам, сжимая виски, углядел источник звука. Так, что сначала сделать? Ответить или выпить? Единственным верным выходом было выпить. И он, прихватив с пола Хеннесси и сделав два внушительных глотка, пробасил в трубку, глянув на определитель номера*
Стив, какого хрена?? Ты на часы смотрел? Утро же еще.
*насчет утра уверен не был, но боль в висках огрызнулась на звонок само собой разумеющимся способом*